Живи в свое удовольствие!

Глава 3 Хваленное гостеприимство

Что это за Рим такой, где император путешествует по улицам без охраны, а его могут окликнуть, как какого-то случайного забулдыгу?

В моем представлении заурядного обывателя император Рима — это сила, это величайшее могущество, это блеск золота, тяжелая поступь легионов, боевые слоны и серпоносные колесницы, Колизей, амфитеатры, в общем все, как положено в исторических фильмах. А это что за терпила, извините за выражение?

Всего двое слуг, охраны нет, вынужден бежать пешком, да еще вдобавок его окликают на улице, как знакомого проходимца, который задолжал сотню динариев и сейчас скрывается от кредитора.

Все эти мысли возмущенным вихрем промелькнули в моей голове, пока я смотрел на приближающегося к нам высокого костлявого незнакомца в длинной алой тунике с золотыми нашивками и с шелковым плащом на плечах. Как он еще не гремит на ходу, ведь его кости наверняка стучат друг о дружку.

— Кто этот тип? — спросил я у Евсения и увидел, как тот посмотрел на меня округлившимися от изумления глазами. — Ты что, совсем забыл, что я тебе говорил? Я после удара этих проклятых герулов ничего не помню.

— Это Хостус Бландий Силений, мой господин, — торопливо сказал мой слуга или раб, до сих пор еще не разобрался. — Он микропанит партии русиев, правая рука факционария. Видите, он полностью одет в красное? Это цвет русиев.

— А чего ты тогда так перепугался при виде его? — спросил я одними губами, потому что ходячий скелет был уже совсем близко. — Он, что, твой ночной кошмар? И кстати, ты кто мне по положению, слуга или раб? Я все позабыл, все!

— Извините, доминус, я не совсем понимаю вас, — прошелестел Евсений, сгибаясь в низком поклоне. — Я ваш слуга, вот уже два года. А Хостус Силений очень жестокий человек. Он может убить раба или даже вольноотпущенника просто так, потому что он ему не понравился. Как-то он собственноручно убил свыше ста рабов за ночь и при этом…

— Ты куда торопишься, Ромул? — спросил Силений, подойдя вплотную ко мне. — К Северу собрался? А чего меня не подождал, не видишь, что ли, что я иду? Почему ты, кстати, пешком? Твои слуги забыли запрячь колесницу?

Сколько много вопросов, а между тем, задавая их, этот Хостус Бландий Силений старался обшарить меня узенькими самодовольными глазками и пытался напряженно понять, чего я тут делаю. На конце его плаща я заметил свежее красное пятно и почему-то мне показалось, что это вовсе не вино, а кровь.

Кажется, это действительно опасный человек, недаром мои слуги сначала склонились, а потом и вовсе пали ниц перед ним. И еще, он ни разу не назвал меня императором, а разговаривал так, будто я ровня ему.

Или в эту эпоху имперское звание вообще ничего не значит, черт побери? Как бы мне разобраться, что тут происходит и кто кому кем приходится?

— Уважаемый Хостус, — ответил я ему. — Мы что же, так и будем разговаривать здесь на жаре, перед воротами дома прасинов, как обычные плебеи? Давайте зайдем и там уже побеседуем, как истые римляне.

Силений еще раз осмотрел меня подозрительным взглядом.

— С каких это пор ты стал избегать общества плебеев, Ромул? — чуточку презрительно спросил он. — Или ты забыл, что твой отец родом из пастухов, был обычным секретарем при Аттиле и придерживал его член, пока тот ходил в уборную по малой нужде? А может, и не только придерживал, а? Ха-ха. Ладно, пошли к Северу, здесь и впрямь жарко.

Он повернулся ко мне тощим задом и вошел первым в раскрытые ворота, не заботясь о том, чтобы пропустить императора. Я повернулся к слугам, лежащим ничком и сердито сказал:

— Вставайте уже, чего вы здесь разлеглись? — и спросил у второго слуги, смуглого и белозубого, с большими озорными глазами: — Тебя как зовут?

— Я Парсаний, мой господин, — ответил он. — А вы точно ничего не помните? Даже то, что обещали мне подарить кольцо с изумрудом на праздник Конкордии?

Ишь ты, какой шустрый малый. Обманщика обдурить хочет. Я заметил, что Евсений с удивлением смотрит на своего коллегу и понял, что он придумал это на ходу.

Однако, надо признать, что попытка была неплохой, в другое время и с другим человеком, пожалуй, могла пройти. Я состряпал озабоченную физиономию и спросил:

— Действительно так? Конечно, конечно, раз я так обещал, конечно, выполню. А за что это я хотел наградить тебя?

Загорелое лицо моего слуги на мгновение напряглось. Он лихорадочно придумывал ответ. Наконец, он выдал следующую версию:

— Я спас тебя от гнева отца, мой господин.

Я медленно кивнул. Какой хороший мальчик. Врет и не краснеет. Ладно, мы тебе еще это припомним.

— Встань, Парсаний, ты самый верный слуга из всех, что у меня есть, — сказал я. — А теперь пойдем в дом, покажите, к кому мы пришли.

В двадцать первом веке такие особняки принадлежали олигархам, здесь, судя по всему, владелец тоже не из плебса. Дом был монументальный, трехэтажный, с колоннами и мраморными ступенями, балкончиками и террасами. Его окружал высокий забор, а внутри шастало множество слуг и рабов. Такой трудно захватить даже регулярным войскам, наверное.

Пока мы шли к главному входу, хитроумный Парсаний, оттеснив Евсения, тихо рассказал мне про владельца.

— Его зовут Кан Оппий Север, доминус, — говорил он, глядя на других слуг и важных господ, прохаживающихся на площадке перед домом в дружных беседах. Многие из них были одеты в одежды зеленого цвета. — И он очень важный человек в империи. Он занимает должность городского пропретора. Сейчас для страны тяжелые времена, так что от него зависит очень многое. А еще он факционарий партии прасинов, «зеленых», которую вы поддерживаете, как император.

И тому подобное, и такое-сякое. Великий и ужасный государственный деятель. Тот, наверное, еще мерзавец. Ладно, посмотрим, что за птица этот Кан Север.

— Какой сейчас год? — раздраженно перебил я его, когда мы почти приблизились ко входу. — И какой это… город? Мы в Древнем Риме? И что значит доминус, разве я не император?

Парсаний посмотрел на меня с легким ужасом, словно не ожидал, что моя амнезия зашла так далеко.

— Мы в Равенне, доминус, — сказал он. — Рим сейчас не является резиденцией императоров. Я не знаю, почему ты назвал его древним. Ты носишь титул императора, господин, а доминус примерно это и означает. А год… Какой сейчас год, Евсений?

— Тысяча двести двадцать шестой год от основания города Рима, мой господин, — прошептал сзади незаслуженно позабытый Евсений. — Только недавно исполнился. Пятое число месяца фебриария.

Вот что значит грамотей, недаром он ответственен за составление списков употребления оливкового масла и подсчета зарезанных баранов. Всякий человек полезен на своем месте. Теперь понятно, к кому обращаться за пояснениями по фактологии, а к кому — кто есть кто в этой стране.

Вот только дата немного непонятная, когда там был Рим основан? Жаль, что я плохо учился в школе, впрочем, наши занятия в интернате для бездомных и так велись из рук вон плохо. Ладно, разберемся.

Кстати, фебриарий — это что же, февраль, получается? Однако, какая здесь теплая зима. Само собой, Италия, мягкий климат и женщины, одетые в легкие полупрозрачные одежды, под которыми все видно.

Я уже успел заметить несколько красоток, гуляющих в саду перед домом и оценить их прелести, которые туники скорее делали доступными нескромным взорам, чем скрывали. Ох, сколько же здесь работы для такого скромного фавна, как я.

Впрочем, долго разглядывать представительниц прекрасного пола мне было не дано. Я уже и так недоумевал, не положено ли мне, как верховному правителю государства, некоторые почести, однако все, чем меня удостаивали присутствующие, это только легкие поклоны, не больше.

Однако, все это пренебрежительное отношение начинает подбешивать, как считаете? Император я или нет, в конце концов? Надо срочно разобраться, почему ко мне так относятся, будто я залез на трон тайком или украл его в посудной лавке. Может, все дело в моем юном возрасте?

Я конечно, не требую, чтобы они падали на колени, как перед восточным сатрапом, но хоть в трубы, что ли, подули бы или хотя бы объявили о моем приходе во всеуслышание. Однако, долго горевать мне не пришлось, из виллы стремительно вышел низкий тучный человек в сопровождении нескольких человек, среди которых был и Силений. Он направился ко мне, а его зеленый плащ и туника развивались от быстрой ходьбы.

— А вот и он, наш император! — торжественно объявил он, подняв руку и привлекая к нам всеобщее внимание. Я самодовольно ухмыльнулся и тоже поднял руку, наконец-то получая заслуженное почтение, но последующие слова толстяка огорошили меня до глубины души. — Ромул Августул Мелкий Позор, вечный заслуженный объект всех мимов! Поприветствуйте своего доминуса, граждане Рима! Вот какого правителя вы получили!

Он крепко схватил мою руку, которую я начал опускать и поднял ее вверх, вынуждая меня стоять с поднятой рукой и приветствовать свистящую и улюлюкающую толпу. Я поглядел на него и отметил грубые, словно вырезанные на камне черты лица и красную морщинистую кожу лица, такая бывает у людей, чересчур злоупотребляющих спиртным.

Воспаленные глаза Кана Оппия Севера смотрели на меня с ожиданием, что я сделаю в ответ на его выходку. От него несло винными парами, кажется, в этом городе все напиваются, начиная с раннего утра.

Я вырвал руку из его здоровенной лапы и любезно улыбнулся в ответ, закричав во всеуслышание:

— А вот и наш знаменитый Кан Север, любитель выжрать кувшин вина на завтрака, два на обед и десять на ужин! А почему десять, да потому что он считает, что надо принять вино про запас, иначе оно испарится ночью. Получайте, прасилы, своего факционария!

В ответ на мои крики никто не засмеялся, наоборот, я закончил в гробовом молчании. Присутствующие умолкли и как-то съежились в размерах. Упс, кажется, я переборщил с насмешками.

— Ого, у нашего Момиллуса прорезался голос! — закричал кто-то сзади и я узнал голос Силения. — Вы смотрите, этот щенок умеет тявкать! Да здравствует наш император, уже показывающий острые зубки!

Этот крик разрядил обстановку и присутствующие господа с облегчением рассмеялись. Север же придвинул ко мне свою толстую физиономию, красную от перегара и остервенело прошептал:

— Ого, Момиллус, ты уже научился огрызаться? Пойдем, тогда обсудим предстоящие игры, может, ты скажешь своему отцу, чтобы он выделил побольше средств на их проведение. Или ты умеешь просить у него деньги только на игрушечных солдатиков и мраморные ночные горшки?

Он снова схватил меня за руку и стремительно потащил за собой в особняк. В моем нынешнем обличии тонкого худощавого юноши было бесполезно ему сопротивляться, все равно, что упираться перед носорогом. Вся его свита, тоже в большинстве своем состоящая из людей в зеленых туниках и плащах, последовала за нами.

По прохладному мраморному полу шлепали кожаные башмаки и сандалии. Мы прошли мимо нескольких комнат широкими мрачными коридорами, где горели масляные светильники, стояли огроменные вазы и высокие, до потолка, статуи.

В одной из комнат я мимоходом заметил девушку, сидящую на кровати и одетую в тонкую тунику, выгодно подчеркивающую все достоинства ее фигуры. Несмотря на юный возраст, она обладала тяжелой упругой грудью, тонкой талией и широкими притягательными бедрами. Черты чуточку смуглого лица были поразительно правильные. Большие миндалевидные глаза с любопытством взглянули на меня, а тонкая рука поправила копну кудрявых черных волос, ниспадающих на грудь. Я чуточку улыбнулся ей и прошел дальше, увлекаемый неистовым Севером.

Мы вышли и миновали небольшую площадку в центре дома, посреди которой был бассейн, в центре которого бил фонтан. В бассейне с хохотом купались четверо обнаженных молодых людей: два парня и две девушки. Хм, весьма интересно, может, остановимся и освежимся на минуту? Но нет, Кан Север продолжал тащить меня за собой, как нашкодившего мальчугана.

Вскоре, пройдя еще пару переходов, мы вошли в огромную комнату. Здесь тоже было полно статуй и ваз, на стенах висели картины, а возле одной из стен стояло диковинное журчащее устройство, инкрустированное драгоценными камнями. Если я не ошибаюсь, это были водяные часы.

В центре были столы со всякой всячиной, вроде жареного мяса кур и уток, головок сыра, горок яблок и винограда, лепешек и кувшинов с вином. В животе у меня заурчало, ведь я давно уже не кушал, буквально, целую вечность. Еще у стен стояли ложа, похожие на кушетки. Я вспомнил, что древние римляне трапезничали вот так, не вставая с дивана, полулежа.

Но хозяин дома не отличался гостеприимством, во всяком случае, ко мне. Он и не подумал угостить императора.

— Как вы считаете, мои верные соратники? — провозгласил он громоподобным голосом. — Можно ли терпеть далее притеснения со стороны имперской семейки? Мерзкий отец нашего доминуса, Флавий Орест, предатель и клятвопреступник, повернувший против своего благодетеля, Юлия Непота, не желает поддерживать древние традиции нашего государства. Получить от него средства для финансирования скачек на ипподроме сложнее, чем победить Аттилу! Он дает жалкие крохи со своего стола, бросает обглоданные кости, будто бродячим псам! Я вас спрашиваю, сколько нам еще довольствоваться таким жалким положением, нам, патрициям и потомкам древних римских родов? И вот теперь, мало того, что мы терпим притеснения от отца, теперь и его сын, жалкий щенок, пытается что-то вякать? Скоро о нас вообще начнут вытирать ноги, как вы считаете?

Какая, однако, пафосная речь. Я и не ожидал, что этот пузатый дядя может так печься о проведении скачек, будто о дитяти родном беспокоится. Или я чего-то не до конца понимаю в этом мире?

И вообще, это как, можно оскорблять отца императора в присутствии его самого, получается? Где мои войска, где преданные мне люди, которые способны укротить этого властного хозяина колесниц?

Собравшиеся, однако, были полностью согласны с оратором. Они одобрили его речь громкими возгласами, типа: «Верно говоришь, Север!», «Твоя правда!», «Орест просто жадная сволочь и сын шлюхи!» и даже «Отрубить голову Момиллусу, рожденному в лупанарии!».

Однако, господа, не слишком ли далеко вы готовы пойти? Куда это я попал, в самое средоточие заговора?

— Что скажешь, храбрый наш Августул, позор Равенны и всех честных римлян? — ухмыляясь, спросил Кан Север. — Может, ты снова хочешь сказать что-то о моих порциях вина на завтрак и ужин?

Он был пьян и чертовки опасен, пожалуй, даже опаснее тех солдат-варваров, готовых отрубить мне голову там, на улице. В отличие от них, сразу было видно, что это опытный в интригах человек, готовый на многое. Такого не проведешь на мякине.

Я, получается, угодил из огня да в полымя. Спасался от лисиц и угодил к волкам. Делать было нечего, можно хотя бы пока постараться оттянуть время. Главное, добраться до дворца, а вот потом поглядим, кто в доме хозяин. Я изобразил на лице бесподобную улыбку, будто глава прасинов только произнес в мою честь невиданную похвалу и сказал самым медоточивым голосом, на который был способен:

— Любезный владелец этого прекрасного особняка, великодушный и щедрый Кан Оппий Север! Я приятно удивлен вашим гостеприимством! Такие прекрасные яства, достойные самих богов, такая почтенная публика! Я очень тронут вашими искренними словами в адрес моего семейства и передам отцу все ваши пожелания насчет увеличения выплат для проведения скачек. А теперь мне надо идти, не выделите ли нескольких ваших слуг для сопровождения и не предоставите ли колесницу или коня, чтобы я мог вернуться во дворец, пока не стемнело?

Север и присутствующие здесь лица, в том числе и Силений, слушали меня очень внимательно. Я давно не видел такой сочувствующей аудитории.

Вот только потом, услышав про возвращение во дворец, глава дома раскатисто расхохотался. Он буквально согнулся от смеха, а из глаз его потекли слезы. Гости тоже рассмеялись, некоторые хлопали себя по коленям, будто я какой стендап комик и выступил с новым популярным шоу.

— Давно я так не смеялся, мой бедный наивный Момиллус, — сказал он, затем внезапно умолк и перестал хохотать, сверля меня тяжелым пронзительным взглядом. — Какой дворец, какой конь, ты мерзкое отродье путаны? Ты останешься здесь, пока твой папаша не выплатит все те суммы, которые задолжал партии, слышишь? Иначе мы разрежем тебя на кусочки и отправим ему по частям, понял?