Для меня оказалось шоком то, что у меня есть мать. Причем не только мать, а еще и двое младших братьев и три сестры.
В общем, когда мы появились на площади перед резиденцией доминуса, там уже стояли солдаты из городского гарнизона, окружив площадь по полукругу, кучка придворных, а также моя взволнованная мать и несколько ребятишек поменьше.
Несколько мгновений я стоял неподвижно, не сразу сообразив, что произошло и кто эта женщина, бросившаяся мне на шею, а затем обнял ее и сказал:
— Здравствуй, мама.
Чуточку отстранившись, женщина посмотрела на меня со слезами на лице и сказала:
— Дай на тебя посмотреть. Мне сказали какие-то ужасные вещи. Тебя похитили, чуть не убили, потом говорили, что тебя убили эти мерзкие варвары. Что с тобой случилось, сынок? Кто эти люди, что пришли с тобой? Это похитители?
Я чувствовал себя неловко, словно школьник, который прогулял уроки и поздно вернулся домой. Все присутствующие на площади глазели на нас, а императору, который управляет страной, наверное, нельзя стоять перед плачущей матерью и выказывать свою слабость, верно?
Хотя, с другой стороны, я просто физически не мог заставить оттолкнуть эту женщину и строить из себя твердокаменного правителя, которому плевать на слезы слабой матери. Ведь я уже около двадцати лет, с тех пор, как потерял свою собственную мать, не слышал таких заботливых слов и не видел таких искренних переживаний за сына. Поэтому я стоял, как слабый мальчишка, коим, в сущности, и являлся и не мог вымолвить и слова.
Положение спас верный Родерик, впрочем, он не делал этого намеренно.
— Доминус, Евсений совсем плох, — пророкотал он. — Нужно срочно отвезти его к медикусу.
Наконец-то, это дало мне повод отвлечься от страданий матери. Ребятня стояла за нею и серьезно глядела на меня. Хорошо хоть, что эти отпрыски императорского дома не донимают меня и не бросаются с объятиями, крича на всю Равенну, как боялись меня потерять.
— А что случилось, сын? — встревоженно спросила мать, прижав руки к сердцу. — Ты не пострадал?
— Пока мы гуляли по городу, он споткнулся и упал, — ответил я, как можно беззаботнее. — Надо срочно помочь ему. Парни, заносите Евсения во дворец. Где наш архиатр?
Слово, обозначающее имперского лейб-медика, само всплыло в памяти. Я еще раз поглядел на обеспокоенную мать и вспомнил, что уже видел это красивое лицо с тонкими бровями и узкими поджатыми губами. Мои воспоминания перемешивались с сознанием Ромула и мне подчас было трудно отличить одни от других. Мы пошли внутрь дворца, о котором, пожалуй, надо сказать пару слов.
Дворцовый комплекс представлял из себя небольшую крепость, возведенную на возвышенности над городом и обнесенную высокой каменной стеной с башнями по периметру. Мы сейчас находились уже внутри, войдя внутрь через ворота, соединенные городскими улицами с диковинными названиями кардо и декуманус, обрамленные портиками.
В северо-западном квадрате этой твердыни размещались казармы императорской гвардии и сад, а в северо-восточном — склады с провизией, конюшни и дворцовые службы, так сказать, техперсонал. Дворец с площадью занимал южную половину крепости.
На площади слева от входа во дворец стояли некие величественные сооружения, как я узнал позже, это были мавзолеи, где покоились останки предыдущих императоров Рима. Справа от входа стоял небольшой храм Зевса, недавно переделанный под христианскую церковь.
Сам вход во дворец был обрамлен колоннами, поддерживающими две маленькие арки по краям стены и главную арку входа, побольше. Дворец был выстроен из кирпича и на мой взгляд, его не мешало бы сделать более светлым, сейчас он представлял из себя мрачное серое сооружение, напоминающее поздние средневековые европейские замки. Живя в таком, конечно же, трудно оставаться жизнерадостным и оптимистично настроенным человеком, твердо уверенным в том, что удастся возродить империю.
Внутри тоже царил полумрак. Всюду горели светильники, но из-за высоких потолков, окутанных мраком, тусклое их мерцание озаряло совсем малые зоны. Евсения забрали слуги и утащили куда-то в смежный проход. Разбойников и Родерика я отправил перекусить в трапезную комнату, слуги увели их.
Наша свита чуточку отстала, рядом со мной шла только мать и чуть поодаль — мои новоприобретенные братья и сестры.
Я с нежностью поглядел на женщину рядом с собой и поблагодарил богов, которые снова сделали меня любящим сыном. Клянусь, что я больше никогда не заставлю ее плакать. Клянусь, что…
— Где ты шлялся, мерзкий бездельник, гуляка и вертопрах? — визгливым голосом спросила мать. Ее звали, кстати, Флавия Серена, это я помнил точно. — Хорошо, что не надо больше притворяться перед людьми, как же я устала от этого… Что за непонятные слухи о тебе гуляют по городу? И зачем ты притащил сюда полудохлого раба? Почему не бросил подыхать там, где его ранили? Что за вонючие морды ты привел с собой?
Я остановился с открытым ртом и уставился на нее. Шедшие сзади малыши натолкнулись на меня и недовольно заворчали:
— Ну, чего встал на дороге, как пень? Шевелись, давай.
Строго говоря, это были уже подростки, возрастом младше меня от одного года до трех лет. Это я так, воспринимая их как младших родичей, назвал малышней. На самом деле вполне себе уже взрослые дылды, очень похожие, кстати, на меня внешностью. Черноволосые, белокожие, с яркими большими глазами и худощавым телосложением.
— Что ты уставился? — спросила мать, оглянувшись. — Язык проглотил? Где ты был, я спрашиваю? Зачем ты вообще отправился к этой скотине, к живодеру Северу?
Да уж, вам не кажется, что я чуток поторопился с выводами в отношении пламенной материнской любви? Однако ругаться с родительницей прилюдно я не стал, оставим на потом. Она в шоке или это всегдашняя ее манера разговаривать со мной? Если верно второе, то придется работать не только над укреплением своего положения в обществе, но и внутри семьи. Что же за тряпка был этот Ромул, раз позволял с собой так обходиться?
Моя любящая семья обошла меня, так и застывшего на месте. Мать не дождалась ответа и сердито прошипев ругательство, быстро отправилась дальше по коридору. Как я заметил, по натуре моя дражайшая матушка была энергичной и стремительной в поступках и в мыслях. Нелегко, ох нелегко будет укротить такую.
Оглянувшись, я заметил слуг, стоящих в отдалении. Приближаться без разрешения они не смели. Свита, окружавшая мать на площади и потом зашедшая вместе с нами во дворец, быстро куда-то рассосалась, а жаль, среди них я заметил несколько весьма привлекательных девушек, с которыми пожелал бы свести знакомство поближе.
Я подозвал одного из слуг и спросил:
— Где мои покои? Отведите, а то я плохо себя чувствую. Но сначала давайте посмотрим, как там люди, что пришли со мной.
Слуга был молодой парень, загорелый и с кудрявыми волосами. Он проводил меня в пиршественное место, где вокруг обеденного стола стояли скамейки. Разбойники уже с удовольствием расположились на них.
Я ожидал увидеть триклиний, гостиную, где гости располагались вокруг стола, полулежа на кушетках, но нет, видимо, эта привилегия была для пришельцев рангом повыше. Стол, во всяком случае, им накрыли сытный: жареное мясо барашков и уток, сыр, оливки, хлеб и вино, много вина.
Заметив, что я смотрю на них, я сказал бандитам:
— Друзья! Сегодня отдыхайте, а завтра начнем тренировки. Из вас будут делать воинов. А сейчас я хочу поговорить с Лакомой.
Предводитель разбойников, то есть, уже новоявленный командир моих гвардейцев, поднялся из-за стола и направился ко мне. Интересно, насколько искренне его послушание? Будет ли этот человек верно служить мне или просто-напросто переметнется к врагам, как только те предложат большую плату?
Чужая душа потемки, пока что, подходя ко мне, рыжебородый главарь прятал улыбку в густой бороде.
— У тебя должна быть веская причина, для того, чтобы ты поднял меня с такого вкусного пиршества, — сказал он.
— Ты забыл добавить «мой император», — напомнил я, пристально глядя ему в лицо.
Теперь, при щедром сиянии светильников, я видел, что у Лакомы лукавые зеленые глаза и масса веснушек на носу, щеках и лбу. Телосложением он был худощав, скорее, даже жилист. Наверняка, очень вынослив и опасен в бою.
— Ах да, верно, мой император, — с легкой насмешкой добавил он и глубоко поклонился. Разбойники за столом засмеялись.
— Пойдем, ты перекусишь вместе со мной, — сказал я и тоже добавил погромче: — Родерик и Марикк, а вы что сидите? Разве ваша обязанность не находиться рядом со мной?
Огромные воины тут же встали из-за стола и направились к нам. Когда они приблизились, у меня создалось ощущение, будто я нахожусь рядом с двумя гранитными глыбами. Марикк держал в руке недоеденную баранью ногу.
Мы отправились в мои покои, куда по дороге я приказал слуге привести магистр оффиций, начальника имперской канцелярии, отвечающего в том числе и за охрану императора.
Я хотел спать, глаза слипались, но я знал, что когда усну, все равно окунусь в ночные кошмары, поэтому не торопился почивать. Тем более, что у меня была масса неотложных дел.
— Как тебя зовут? — спросил я на ходу у слуги, молодого парнишки, вечно старающегося смотреть в пол. — Я частью потерял память после стычки, поэтому мне нужно напоминать о многом в этом дворце.
— Я понял, доминус, — едва слышно ответил парнишка. — Мое имя Герений. Будут еще какие-нибудь распоряжения, доминус?
По дороге нам встретилась девушка, которую я видел до этого среди придворных на площади перед дворцом. Среднего роста, но изумительно сложенная, шатенка с выразительными глазами и пухлыми губами. Волосы у нее были уложены в замысловатую прическу, туника расписана затейливыми рисунками из золотых нитей. Лакома одобрительно заворчал при виде ее.
— Принеси нам еды и вина, — приказал я Герению. — И как только придет магистр оффиций, проведи его ко мне. А также скажи, как зовут эту красавицу, что только что прошла мимо нас?
— Ее зовут Новия Вала, доминус — ответил слуга смущенно. — Она прислуживает вашей матери, но при этом она не служанка, из древней знатной семьи из Равенны.
— Хорошо, хорошо, — сказал я. — Скажи ей, что я хочу увидеться с ней сегодня вечером.
Парень кивнул, но было видно, что он хочет сказать что-то еще, но не решается.
— Что такое? — спросил я. — Говори, не стесняйся.
— Мой господин, — сказал слуга, приблизившись. — Магистр оффиций сейчас очень занят, будет ли удобно отвлекать его?
Ух ты, как здесь все запущено. Ну конечно, если у начальника имперской канцелярии нет времени на собственного повелителя, то конечно же, его будут обижать все, кто ни попадя, даже наемники на улицах.
— Ах, ты все еще беспокоишься насчет магистра оффиций? Позови его, даже если он будет лежать на собственной жене или любовнице, — приказал я Герению, а сам вошел в свои комнаты. — Пусть явится под страхом смертной казни.
Императорские покои пришлись мне по душе. Это были несколько обширных помещений, в каждом из которых свободно поместился бы слон. Все они были расположены по периметру квадрата, в центре которого находился перистиль.
Это такой открытый внутренний дворик, окруженный колоннами, поддерживающими крышу, вроде атриума, что я видел в доме Кана Севера, только у меня был гораздо больше. Посредине перистиля журчал фонтан, всюду у колонн стояли низкие деревья и цветы в кадках, по веткам которых прыгали птички, а еще полно статуй обнаженных мужчин и женщин. В общем, идиллия, президентский люкс высшего уровня.
Стены и плиты на полу были расписаны мозаикой и фресками с изображениями сражений и любовных сцен, а также надписями на латинском. В одной из комнат располагался рабочий кабинет императора, здесь были стол и письменные принадлежности, но. судя по всему, им давно не пользовались.
Мы расположились, как и положено, в триклинии, в одной из огромных комнат рядом с перистилем. Слуги уже притащили сюда разные экзотические блюда, вроде фаршированного павлина и карфагенской макрели. Во все эти вкусности следовало добавлять приправу гарум, приготовленную из кишок рыбы, другой всякой всячины и смешанную с медом и уксусом. Вино было легким и бархатистым на вкус, так и лилось рекой в желудок.
Впрочем, я не позволил себе обжираться. Мы здесь собрались совсем для другого.
— Лакома, насколько хорошо тебе известно военное дело? — спросил я у бывшего предводителя разбойников. — Мне кажется, ты раньше был солдатом?
— Я ведь из вестготов, мой доминус, — ответил Нимерий. — А у нас каждый мужчина считается воином.
— А приходилось ли тебе драться в строю? — продолжал я расспрос. — Ты знаешь, что если вы будете дворцовой стражей, то должны будете уметь все: конную езду, сражение на мечах и копьях, стрельбу из лука и многое другое.
— При желании можно всему научиться, — беззаботно сказал Нимерий, прихлебывая вино.
Он полулежал на клинии, свесив ноги с подлокотника. Родерик и Марикк поглощали жареное мясо в огромных количествах, а жир капал с их рук прямо на стол и пол.
— Что здесь происходит? — закричал кто-то за моей спиной, едва войдя в триклиний.
Обернувшись, я увидел крупного мужчину с большой седой головой и вечно нахмуренными глазами. Под алым плащом у него была белая туника с серебряными позументами, а в руках он держал кипу свитков.
— Кто эти люди? — продолжал вопрошать вошедший. Я отметил, что у него звучный и сильный голос, как у человека, привыкшего командовать. — Кто позволил вам войти в покои императора?
Он, казалось, не замечал меня, хотя я сидел на самом видном месте, на нижней кушетке, слева от входа в комнату, там, где по обычаю, должен сидеть хозяин. За такое намеренное пренебрежение его следовало наказать.
Лакома вопросительно взглянул на меня, а я чуточку качнул головой. Нет, пока еще не настало время согнать дурь с этого крикливого старика. Я хочу узнать, встанет ли он на мою сторону и только потом решать, что с ним делать.
— Вы, кажется, Сервий Коцеус Цинна? — спросил я, глядя на старика поверх бокала с вином. — Я немного повредился головой и не помню всех людей, а также их имена.
— С тобой мы еще поговорим, Ромул, — ответил Цинна, едва удостоив меня взглядом. — Пусть сначала эти люди уберутся отсюда. Вы слышите, убирайтесь отсюда немедленно, вонючие свиньи! Вон!
Что же, он оказался неисправим. Видимо, еще не понял, что сейчас со мной надо по-другому. Впрочем, откуда ему было это понять, если он даже не удосужился встретить меня. Да, бедный Ромул и в самом деле являлся императором только по названию. Судя по всему, власть находилась в каких угодно чужих руках, только не в его.
— Что вы сидите? — продолжал допрашивать магистр оффиций. У него был такой звучный, разносившийся по всему дворцу, голос, что ему не приходилось кричать, перепонки и так разрывались от его громкости. — Я сказал, убирайтесь отсюда! Ну подождите, сейчас я позову палатинов.
Он собирался уйти, но если бы я позволил ему это, мои разбойники тут же взбунтовались бы против меня. Я сказал Марикку:
— Приведи его за стол, пожалуйста. Только смотри, не сломай чего-нибудь.
Великан с сожалением отложил мясо, встал из-за стола и двумя шагами настиг Цинну возле входа. Схватил за плечо и подтолкнул обратно.
— Убери свои вонючие руки, отброс! — закричал чиновник и схватился за меч на поясе.
Тогда Марикк просто хлопнул его по спине и строптивый старик полетел вперед через всю комнату. Наткнувшись на клинию, он перекувыркнулся через нее и упал прямо передо мной, больно стукнувшись о стол из твердого массивного куска дерева. Лакома тут же поднялся, на ходу достав короткий меч, уселся сверху на старика, придавив его руки и приставил острие к шее.
— А вот теперь, когда ты успокоился, — сказал я, чуть наклонившись и заглянув в расширившиеся глаза Цинны. — Мы можем спокойно побеседовать.