Живой Журнал. Публикации 2014, январь-июнь

Ламакинские бани (2014-04-15)

Одно из самых путанных выражений — «Ламакинские бани».

И не только от того, что его писали со слуха — иногда как «Ламакинские», а иногда как «Ломакинские». Просто оно требует уточнений.

Была купчиха Авдотья Ламакина. Купчиха сноровистая, хитрая, умная и много лет держала банное дело. И было у неё много бань, которые естественным образом звались «Ламакинскими». К примеру, Гиляровский пишет: «По другую сторону Неглинки, в Крапивинском переулке, на глухом пустыре между двумя прудами, были еще Ламакинские бани. Их содержала Авдотья Ламакина. Место было трущобное, бани грязные, но, за неимением лучших, они были всегда полны народа.

Во владении Сандуновой и ее мужа, тоже знаменитого актера Силы Сандунова, дом которого выходил в соседний Звонарный переулок, также был большой пруд.

Здесь Сандунова выстроила хорошие бани и сдала их в аренду Ламакиной, а та, сохранив обогащавшие её старые бани, не пожалела денег на обстановку для новых.

Они стали лучшими в Москве. Имя Сандуновой помогло успеху: бани в Крапивинском переулке так и остались Ламакинскими, а новые навеки стали Сандуновскими.

В них так и хлынула Москва, особенно в мужское и женское «дворянское» отделение, устроенное с неслыханными до этого в Москве удобствами: с раздевальной зеркальной залой, с чистыми простынями на мягких диванах, вышколенной прислугой, опытными банщиками и банщицами. Раздевальная зала сделалась клубом, где встречалось самое разнообразное общество, — каждый находил здесь свой кружок знакомых, и притом буфет со всевозможными напитками, от кваса до шампанского «Моэт» и «Аи». В этих банях перебывала и грибоедовская, и пушкинская Москва, та, которая собиралась в салоне Зинаиды Волконской и в Английском клубе.

Когда появилось в печати «Путешествие в Эрзерум», где Пушкин так увлекательно описал тифлисские бани, Ламакина выписала из Тифлиса на пробу банщиков — татар, но они у коренных москвичей, любивших горячий полок и душистый березовый веник, особого успеха не имели, и их больше уже не выписывали. Зато наши банщики приняли совет Пушкина и завели для любителей полотняный пузырь для мыла и шерстяную рукавицу".

Вот тут, видимо, и есть начало непонимания и путаницы — выхватит журналист цитату поисковой машиной, и уже получается, что светская Москва ходила именно в Ламакинские бани. Или вот даже пишут: "В 1806 году были выстроены Ломакинские бани. Они отличались удобствами, которые раньше были неизвестны в Москве, так что скоро там можно было встретить общество самого высокого уровня, а сами бани практически превратились в клуб. Центральные бани были возведены, чтобы превзойти Ломакинские по удобству и роскоши, но в ответ владельцы Ломакинских бань перестроили их, сделав еще роскошнее, и приурочили открытие к дню, когда был коронован царь Николай II. В новых Ломакинских банях был оборудован отдельный водопровод, позволявший брать воду из наиболее чистых мест Москвы-реки, что публично подтвердил знаменитый ученый-гигиенист Эрисман, известный в том числе своей объективностью и неподкупностью. Так же в банях была установлена вторая в Москве электростанция, позволяющая освещать помещения бань.

Каждые два часа вода из бассейна, где она была проточной, бралась на пробы прямо на глазах у посетителей".

Так вот, с одной стороны тут вроде написанаа правда, но речь-то всё же идёт о банях, известных, как Сандуновские.

Они "ламакинские", действительно — да, но так сказать в плане бизнеса веников и пара.

А ведь именно про Сандуновские бани Гиляровский довольно живописно рассказывает, как "в банях появились семейные отделения, куда дамы высшего общества приезжали с болонками и моськами. Горничные мыли собачонок вместе с барынями… Это началось с Сандуновских бань и потом перешло понемногу и в некоторые другие бани с дорогими «дворянскими» и «купеческими» отделениями…"

Бани бани Авдотьи Ламакиной у Охотного ряда были как бы зеркалом, отражением Сандунов для простого народа. Говорили, что даже и банщиков там не было — сами приходили, сами носили воду, сами поддавали и парились. Отсюда и пар неровный, и грязь, и простота — но отсюда и дешевизна.

Но количество разных бань у Ламакиной было огромным — то и дело наталкиваешься на её имя в списке московских бань. «До Тишинской площади по Большой Грузинской улице нет особенно интересных построек. Имя площади дало урочище "Тишина", названное так, вероятно, по удаленности его от шумных проезжих улиц. В XVIII–XIX вв. здесь продавали сено и она называлась Тишинской сенной. На углу площади, примерно на территории рынка, в XIX веке находились известные в этом районе "вольноторговые народные" Ламакинские бани у прудов на Кабанихином ручье» — пишет в своей книге о землях московских слобод Сергей Романюк.

Вот тут-то самое интересное.

Самая, как сказал бы кто — мякотка.

Тишинская площадь, место глуховатое.

Одно прежнее название улицы Красина что стоит — "Живодёрка".

Тут стоял знаменитый Тишинский рынок, который я ещё застал. На этом рынке в восьмидесятые можно было без всяких изменений снимать 1941 год. Да что там, и с Гражданской бы там всё аккуратно вышло. Там стояли два каменных павильона — один с овощами, а другой с мясом и несчётное количество деревянных павильонов. Там продавали почти новые брюки и пальто, рыболовные принадлежности и садовый инвентарь.

Но главная торговля шла по субботам "с земли", где на расстеленных газетах лежали кипятильники и подошвы, педали от детских велосипедов, подсвечники и носки. Ах, детство моё, зрелый социализм качался на ветке. Это были мои места — улица Горького и Брестские, отец жил в военном доме на Тишинке, бабку задавил автомобиль на Грузинской, меня принесли из роддома на Горького.

Тишинка сейчас придавлена гигантской пирамидой торгового центра.

Меж тем, раньше по ней текла река.

С подземными реками Москвы всегда происходят чрезвычайно занимательные истории.

Вот река Пресня — она начинается где-то близ нынешней платформы "Гражданская", шла через Петровский парк, протекала близ Белорусского вокзала, а затем направлялась под Малой Грузинской улицей, вдоль Конюшковской улицы к Конюшковской, и, наконец, впадала в Москву-реку около Белого дома.

У неё было несколько притоков, и один шёл от Малой Бронной к нынешнему зоопарку, где и впадал в Пресню.

Имя ему было — Бубна.

Второй приток звался Кабаниха, Кабанка или Кабанский ручей — до сих пор спорят, не названия ли это разных рек.

Кабанка начиналась от Трёхпрудного переулка, шла через Патриаршьи пруды к Тишинке.

Они и сейчас там, внутри московской земли.

Журчат, переливаются, не показываются людям.

Но путь их уставлен банями — выжившими и нет под напором другой реки — реки Леты.

Где были Ламакинские бани на Тишинке теперь уж не понять.

Ясно одно — сметливая купчиха, сохраняя за собой аренду Сандунов, не гнушалась создавать сеть дешёвых бань, что брали числом, а не умением. Грязноватые, плоховатые, но — прибыльные.

Настоящие Ламакинские.

И, чтобы два раза не вставать:

Тишинская площадь.

Извините, если кого обидел.

15 апреля 2014