История про то, что два раза не вставать (2014-06-10)

Съездил на водяное хранилище непарным шелкопрядом.

Совершил там массу наблюдений за живой и неживой природой.

Видел дворец олигарха Миллера и сходку любителей горных и водных лыж, а так же прочих видов активного отдыха.

Жизнь там была под каждым кустом.

А так же обнаружились барды.

Правда, это унизительно для мужского самолюбия — наблюдать множество спортсменок и спортсменов. Такое не наверстать. Можно только представить, как выглядят серфингисты и любители экстремального спорта после двадцати лет такой жизни. Сорокалетние красавцы с фигурами юношей, клинты иствуды нашего городка. Были там и знойные женщины с телами, измождёнными горными лыжами и плаванием.

— Как скучно мы живём! — сказал мой товарищ, что привёз меня сюда. — В нас пропал дух авантюризма, мы перестали петь идиотские песни, вместо брезента одеваемся в капрон, не читаем ксерокопированных книг… Мы перестали делать пьяные бессмысленные глупости.

Но я смотрел в сторону.

При этом в поле моего зрения попадало разное — видел я двух голых баб на мотоцикле, но они, правда, были резиновые.

На них собирались делать какой-то заплыв. Бабы были недорогие, и с открытыми в ужасе ртами.

Потом начался Майданек. Отовсюду пахло горелым мясом.

Размышляя о том, что тут нет пьяниц, я как-то переборщил.

Пьяницы были. Они явились как воинство Ада — в напоминание о реальности.

Сглазил, одним словом.

Но я не об этом — о бардах.

Я наблюдал концерт человека, подражающего Митяеву до такой степени, что я думал, что это Митяев и есть. Я сидел на краю котловины, на дне которой было футбольное поле и концерт.

Нет, это неописуемо, как сказала собака, увидев баобаб.

С ужасом должен признаться, что с восьмого класса по второй курс я очень любил бардовские песни.

Сам пел.

Пиздец какой.

В этот момент человек на сцене произнёс прочувственно:

«Когда у сердца есть мозги, то не видать тогда не зги»).

Нет, и ведь и вправду я делал стойку, когда слышал гитарный перебор. Я слушал передачу радио «Юность» «Песни на просеках», пусть вздрогнут те, кто помнит, что это такое.

Я Окуджаву знал наизусть.

Да что там, я знал тех, чьи имена теперь и не произнести.

Мы пели: «Стало-о-о ве-е-е-етрено…. И во-о-олны с-с-с перехлёстом-м-м…» И, разумеется «Ну вот и поминки — бздымц-бздымц за нашим столом… Ты знаешь, приятель, бздымц-бздымц, давай о другом… (Тут страдательный проигрыш)… «А скока он падал — Да метров шестьсот…» И снова бздым-бзымц и кружки чок-чок, и ещё раз ми-минор бям-блям.

Зачем мы разлюбили это? И, главное, зачем возненавидели тот мир, как предатели, что, сорвав с себя погоны, топчут их в ярости?

Причём я вырос в семье приличных людей, где не было даже гитары. И я думал, что с помощью этих песен мне легче будет понравиться девушкам.


Тут человек внизу произнёс:

«Иди ко мне, мой умный друг,

Со мною не пройдёт твой трюк.

Я не сорву тебе ромашку,

Я подарю тебе весь луг».


В общем, современные барды похожи на фисташки без трещинки.

Потом, в этом освящённом Коците внизу появился пьяноватый человек, который начал читать стихи, посвящённые всем женщинам.

В середине он запнулся и забыл слово.

Тогда пьяноватый человек обратился к публике и спросил: «Когда женщина уходит, что происходит с миром? А?»

«Мама, — подумал я, — я в аду. Когда я вернусь, и примусь бродить по улицам Флоренции, то прохожие будут шарахаться от меня: ещё бы, он был в аду!»

С другой стороны — кто я? Какой-то хер с горы, спортивного во мне мало, вкусы мои причудливы, вид мой ужасен. Вот, катайся я под парусом на всех этих штуковинах, я, может, и не то бы сочинил.

Я бы рассказал людям, как лыжи у печки стоят, и проведал бы о том, что людям не много надо — была бы прочна палатка и был бы нескучен путь. Я бы воспел восходы и закаты, и, пьяненький, вышел бы на сцену. Дипломант Грушинского фестиваля, автор двух сборников.

Мои злопыхатели находили бы утешение в книге Гарри Тобмака «Уринотерапия», которая начиналась с фразы: «Не всем нравится пить мочу».

Но нет, я тут, Господи, у холма над водой.

Зачем вообще это всё?

Ибо человек… Ибо человек… — тут я запнулся.

И я пошёл обратно к палаткам — на синий цвет и призывный свист газовой горелки, где уже пели про милую и солнышко лесное и что идёт по свету человек-чудак.


Извините, если кого обидел.


10 июня 2014

Загрузка...