Живой товар

Глава 29 ВЫХОДНЫЕ ДНИ ВАЛЕНТИНЫ ДМИТРИЕВНЫ

В субботу около часа дня Евгений Борисович позвонил домой из офиса.

— Валентина, тут Мюллер поговорить с тобой хочет…

— Сам штандартенфюрер?

— Штандартенфюрер — это Штирлиц.

— А Мюллер кто?

— Будто не знаешь.

— Ах, наше доморощенное гестапо… Он что, меня допросить хочет?

— Слушай, ты чего злишься?

— А чего это ты на работе в выходной?

— Дела.

— Ладно, пусть приезжает твой Кальтенбруннер. Часиков в семь. А ты, будь любезен, появись дома пораньше. Дела делами, а твое здоровье мне важнее.

— Валентина, ты не понимаешь. Дела, много дел. Полугодовой отчет, все надо в ажур привести.

— Это ты не понимаешь! Ажур пускай твой главпук наводит. А ты, если не будешь нормально отдыхать два дня в неделю, через год заимеешь язву, а через два — инфаркт, это я как врач говорю!

— Типун тебе на язык! Так. Валентина, кончай пререкания, — в голосе Манохина зазвучали стальные нотки. — Приеду, когда смогу.

Валентина вертела мужем, как хотела, но когда он начинал говорить трубным гласом, делала вид, что ужасно перепугана, и в пререкания не вступала. Манохин — мужик, добытчик, твердый и решительный, сам решает. Сам и перерешит через пару часов, когда успокоится и прислушается к гласу разума. Правильно сформулированный глас разума звучит громче, чем трубный глас.

Пока что для правильности формулировок надо испечь пирог — тем более что вечером гость придет.

Валентина, конечно, прекрасно знала, кто такой Мюллер, и давно к нему присматривалась, как и ко всем, кто окружал мужа. Она чуяла, что Кононенко, при всем его немногословном послушании, личность куда более сильная, чем Евгений, и потому опасная — таким не повертишь. И Зоя его свое место твердо знает, несчастная баба. Валентина Дмитриевна была убеждена, что если в семье командует муж, то жена — существо обездоленное, лишенное прав, одним словом — несчастная баба. И не потому, что не имеет власти, а потому, что мужики — существа бестолковые и постоянно забывают о главном: что работа — не самоцель, а лишь средство обеспечить благосостояние семьи, ее защищенность от жизненных невзгод. Да, работать надо, да, честно и добросовестно, да, вкладывать душу — но помнить: не я для работы, а работа для меня.

Сама Валентина хоть и была женой преуспевающего бизнесмена и прекрасно могла валяться на диване и поплевывать в потолок, даже мысли такой не допускала. Не та натура, не было в ней лени, тупой тяги к удовольствиям, да и радости у нее были другие — активная жизнь, общение с людьми, возможность их направлять и уберегать от ошибок… Может быть, и в IFC ей работалось так легко и приятно потому, что практически все там были женщины — не просто сотрудницы, но соратницы по общей борьбе за женские ценности…

Все эти идеи она отшлифовала и сформулировала к зрелому своему возрасту, и никак они не расходились с воспитанием, полученным от родителей, — трудолюбие, доброжелательность, внимание к людям. А гонор, заносчивость и высокомерие — это радость для тупых, коварная и вредная, как наркотик…

Короче, в дом идет человек — значит, надо и встретить по-человечески, чтоб видел, что его ждали и готовились, а не отделались купленными на бегу конфетками к чаю. А заодно — чтоб почувствовал, что он гость, пришедший к хозяйке дома, а не начальник охраны фирмы, пришедший к сотруднице фирмы.

Евгений Борисович появился дома около шести. Тут же ему был объявлен приговор — домашний арест с содержанием на даче без права телефонных переговоров и вообще произнесения хоть слова о работе. Манохин поежился и промолчал. Знал, что своего тюремщика не подкупить. Впрочем, особой нужды пока и не предвиделось.

Мюллеру, пришедшему ровно в семь, открыл сам Евгений Борисович, одетый по-домашнему, в свободный спортивный костюм — старенький, адидасовский.

— Заходи, Валентина ждет, — сказал шеф, обменявшись с гостем коротким рукопожатием — они сегодня уже виделись.

Тут в прихожей появилась и хозяйка в ладном легком платье.

— Здравствуйте, Артур!

— Добрый вечер, Валентина Дмитриевна!

— Так, дорогие мужчины, по вашим лицам я вижу, что предстоит долгий разговор о работе. Поэтому для начала мы все вместе спокойно и не спеша попьем чайку. А потом уж и о делах разговаривать будем. Или, может, вас обедом накормить?

— Спасибо, я из дому, — отозвался Мюллер. — А чайку — с удовольствием.

— Женя, веди Артура Митрофановича в гостиную. Я сейчас подам.

И удалилась в сторону кухни.

— Евгений Борисович, а может, все-таки сами как-нибудь, удобно ли Валентину Дмитриевну… беспокоить?

Конечно, Кононенко собирался разговаривать именно с Хозяйкой, но решил изобразить политес.

— Брось! Валентина в деле человек не чужой, плюс специалист. Если тебе, к примеру, у плановички что надо выяснить, ты же не станешь ее мужа спрашивать.

— Не стану, — согласился Кононенко. И развивать тему тоже не стал — политес соблюден, руководство свою волю изъявило.

Увидев пирог, он чуть шевельнул бровью, но промолчал. Хотя у себя такого бы не допустил — не тот тон задается, да и разговор предстоит отнюдь не кондитерский. Но гость хозяину не указчик.

За чаем разговор шел на темы исключительно нейтральные. Мюллера, изрядно вымотавшегося за последние четверо суток и до сих пор взведенного, как пружина, после вчерашней ночи, эта неспешная беседа крепко раздражала, он поигрывал желваками и вставлял короткие реплики, когда молчать было совсем невозможно.

Валя железной рукой пресекала малейшие поползновения мужчин свести разговор к служебным проблемам. И еще обижалась: «Неужели вам нельзя просто увлечься пирогом и хоть чуть-чуть похвалить хозяйку?»

Когда тема пирога перестала быть актуальной, Валентина улыбнулась мужу:

— Женечка, у меня что-то барахлит комбайн. Будь любезен, посмотри. А мы пока с Артуром поболтаем…

— Я тоже хочу с вами поболтать.

— Милый мой, пожалуйста. Ты же все-таки электронщик, по крайней мере в душе. Закончишь — приходи. Я так понимаю, что нам долгая беседа предстоит.

Кононенко кивнул: долгая.

— Ну что ж, Артур Митрофанович, я вас слушаю, — сказала Валя, когда Манохин ушел в кухню разбираться с расшалившимся комбайном.

— Валентина Дмитриевна, у меня к вам очень тяжелый и неприятный разговор. Вы уже, наверное, читали эту гнусную статейку в «Зебре» — «Побег из борделя»?

Валя кивнула.

— Я должен проверить, нет ли у нас утечки информации.

— Артур, какая утечка? Эта мамулька, идиотка, могла еще и не такой шум в городе поднять!.. Видели бы вы ее! А наши девочки как раз молодцы — очень правильно на все отреагировали.

— Мои данные тоже указывают только на старшую Гончарову. Пока… Расскажите мне о том дне подробнее. И о ваших сотрудниках тоже. Я не имел повода изучить их досконально. Мне надо четко представлять, как люди поведут себя… в случае чего. Если всплывет название фирмы, мы должны быть готовы, иметь полный порядок в документации и отчетности…

Артур Митрофанович поднял на миг тяжелый взгляд от стола. Валентина Дмитриевна коротко кивнула.

— …и полную уверенность в людях, — закончил он.

Конечно, с Хозяйкой можно бы говорить и напрямую, но жизнь научила его железному правилу: лучше перебдеть, чем недобдеть. В безопасности — как в кошельке, лишнего не бывает. Кто знает, не торчит ли сейчас жучок в каком-нибудь шарике под люстрой. А понять она и так все понимает.

— Ну хорошо. Тогда начнем с появления мамаши.

Мюллер кивнул.

— Она появилась во второй половине дня во вторник, кажется… Да, был тихий день, значит, точно — вторник. Наша секретарша, Анечка, проводила ее к менеджерам… Нет, не так. Тетка эта пролетела мимо Анечки внутрь, в комнату Аси и Юли. Начала скандалить, а Ася — Анна Георгиевна — пыталась ее успокоить… Наши перегородки позволяют услышать все, что делается в офисе, — вот поэтому я так уверенно обо всем говорю.

— А когда эта женщина орала на вашего менеджера, Асю, да?.. Что делал второй человек?

— Второй… А! В этой комнате, где происходил разговор, у нас сидят двое менеджеров: Анна Георгиевна Иващенко и Юлия Михайловна Кириченко. Но Юли в тот день почти с самого утра на работе не было — у нее с ребенком несчастье случилось и Лаврук ее отпустил…

— Подозрительное совпадение. Может, Кириченко информировала журналистов?

— Артур, вы извините, но разрешите уж мне договорить. А потом можете задавать вопросы.

— Хорошо.

— Значит, Анна Георгиевна, мы ее Асей называем, осталась в комнате одна. И именно на нее и вылила эта дама ведро с помоями — можете мне поверить, ругалась она как извозчик. Хуже мужика, честное слово!

— А ваша сотрудница?

— Она пыталась ее как-то успокоить, поговорить с ней нормально, объясняла, что мы здесь никак не можем проверить тех мужчин, к которым наши клиентки уезжают… И вообще старалась держать себя корректно. А эта тетка поорала еще немного и удалилась. Правда, на прощание хлопнула дверью и пообещала устроить всем райскую жизнь.

— Вы все точно запомнили?

— Ну, не каждый день такое случается. Да и вообще у нас редко кто скандалит — клиент обычно старается показать себя с лучшей стороны. А кроме того, память — мой профессиональный инструмент, я все-таки психолог.

— Действительно. Значит, Иващенко вела себя нормально.

— Не просто нормально — превосходно! Не сорвалась, даже голоса ни разу не повысила. Только когда мы одни остались, позволила себе чуть-чуть ослабить поводья. Понимаете, Артур, она же обязана сохранять присутствие духа и доброжелательность к клиенту, что бы ей в лицо ни говорили. А это очень непросто…

— Значит, умеет скрывать чувства? А что она вообще за человек?

— Хороший человек. Довольно красивая женщина, но, к несчастью, одинокая. Работает прекрасно, отношения со всеми чудесные, очень спокойная, доброжелательная. Хорошая голова и, поверьте специалисту, просто ангельское терпение.

— Одинокая… Живет с родителями?

— Живет одна — у нее однокомнатная квартира на Черной горе.

— Одна? Как у нее с мужчинами? Кто-то постоянный есть?

— Не знаю. Она об этом помалкивает. Вроде такого… близкого никого нет. Правда, кажется, какой-то появился, девчонки говорили. Но совсем недавно, и, по-моему, она его пока всерьез не принимает. В общем, хорошая баба Аська и не очень везучая.

— Но скрытная, сдержанная и неглупая. Любопытно. А вторая, Кириченко?

— А что Кириченко?

— Как она реагировала?

— Да она обо всех этих событиях последняя узнала! Пришла на работу только на следующий день, а у нас самая запарка как раз со среды по пятницу. По-моему, всех подробностей скандала она так и не знает. Еле вспомнила девочку эту, которая уехала. Ведь больше года прошло. А Юля наша так своим чадом занята, что все остальное — уже потом.

— Значит, плохо работает?

— Ни в коем случае! Работает она очень хорошо, но не как Аська. И голову вкладывает, и душу, может с незадачливой клиенткой и поплакать за компанию, но — от звонка до звонка. А потом — домашние проблемы. Вот в этом ее отличие от Аськи — та, если на работе что-то не так, будет дни и ночи мозги сушить. Кстати, у них — четкое разделение труда, работают слаженно, совсем по-разному — но обе очень хорошо.

— Ясно. Работник добросовестный, но дом для нее важнее.

— А так и должно быть!

— Естественно, — не стал вдаваться в отвлеченную дискуссию Артур Митрофанович. — Так. А другие ваши сотрудники?

— Что, прикажете с директора начать? — съязвила Валя. Она ощутила в Мюллере несогласие с ее жизненным принципом, высокомерную снисходительность — и мгновенно ощетинилась.

Но тот остался невозмутим.

— Лаврука я знаю лучше других, но все же обрисуйте мне его — с психологической точки зрения.

Валентина директора ставила невысоко, как мужчин вообще, но открыто демонстрировать свое отношение не считала нужным, тем более — в этом конкретном разговоре.

— Не светильник разума, но деловит и энергичен. Хватает ума не лезть в наши дела, но то, что от него требуется, выполняет успешно: снабжение, обеспечение, юридическая сторона. Не любит огорчаться, а потому без надобности подчиненных не угнетает: любить не будут, а такое ему не нравится.

— Не слишком умен и самовлюблен… А не может ли он разболтать что-нибудь, допустим, из хвастовства или по недомыслию?

— Не думаю. Во-первых, не такой уж он простак. Да, не гений, но достаточно хитер и осторожен, поболтать может, но моментально съезжает на себя. Во-вторых, в тонкости нашей кухни он не влезает, знает только то, что на поверхности. А чтобы сознательно раскрыть что-то из секретов фирмы — это абсолютно исключено. Его фирма — это его благополучие. Да он десять раз у генерального спросит, прежде чем что-то кому-то сказать.

— Разумно, — со свойственной ему лаконичностью подытожил Кононенко. — А секретарша у директора есть?

— Есть, конечно. Хотя в нашей фирме принято называть ее диспетчером офиса. Она звонки принимает, первая клиента встречает, и в делах у нее полный порядок.

— А какой она человек?

— Артур, поймите, нашей Анечке и двадцати нет — зеленая она еще… И, скажем так, недалекая.

— Тогда тем более разболтать может, по глупости.

— Мочь-то она может, но что? Информацией она не обладает, в каталоги наши не лезет, да и не пустит ее никто. Существа дела толком не знает…

— Но вы же говорили, что у вас все слышно?

— Слышно. Да и потом мы между собой обсуждали, так что она могла бы кое-что рассказать. Но она проявила парадоксальную реакцию — слово «бордель» у нее не вызвало ни возмущения, ни негодования, она в толк не могла взять, почему Гончарова удрала, если имела постоянную работу за границей с приличной оплатой.

— Так она что, совсем… аморальна?

— Нет-нет! — перебила на полуслове Валентина. — Это просто иное поколение. Надежные контрацептивы лишили секс серьезных последствий, для них это просто легкодоступное удовольствие, а мораль, не подкрепленная страхом наказания, не функционирует. У них другая мораль. И проституция для нынешних — не позор, а обыкновенная профессия, и даже довольно доходная. Короче, в ее пересказе эта история приобрела бы иную эмоциональную окраску, это проникло бы и в статью… Нет, я не думаю, что она причастна к этой публикации.

— А в будущем?

— О, она уже поняла, что разговоры на эту тему могут повредить делам фирмы, а значит, ее собственным доходам. Девочка она дисциплинированная и исполнительная, так что будет держать язык за зубами.

— У вас в фирме все так надежны…

— Да, у нас хороший коллектив. А кроме того, сейчас очень трудно найти работу — приличную, солидную, спокойную. Никто не захочет рисковать своим местом и болтать лишнее. Тем более с нашей системой охраны.

Мюллер вежливо улыбнулся: губы раздвинулись, блеснули ослепительно белые зубы, но глаза остались холодными и озабоченными.

Валентина внутренне передернулась, потом ощутила нарастающую злость — ей не удавалось придать разговору нужную тональность. Она попыталась сказать себе, что это — его профессиональный разговор, ему и задавать тон, но душа соглашаться на такое не желала.

— Ну что, Артур, я ответила на все ваши вопросы?

— Больше у вас нет сотрудников?

— Действительно. Ну, продолжим. Наш бухгалтер Галочка, Галина Артемовна Белова. Занимается исключительно финансовой частью, сидит в «бункере» практически безвылазно. «Бункер» — это единственное в офисе помещение с капитальными стенами и нормальной звукоизоляцией. При скандале не присутствовала, о приходе рассвирепевшей мамаши услышала только в перерыв, со слов остальных. Поболтать любит, но только на отвлеченные темы. А о деле с посторонними — представить себе невозможно. Бухгалтер есть бухгалтер. На этой должности человек всегда помнит, с кого первый спрос.

— Понятно. А… сознательно?

— У нас с финансами абсолютно чисто. Аудиторы — каждый квартал, причем из налоговой. Каждая платная услуга подтверждена документально. А о работе с клиентами она ничего не знает, даже когда у нас запарка, не может помочь. Что-то слышит, конечно, из наших общих разговоров, но это больше какие-то смешные эпизоды… а скандалы у нас редкость.

— Умная?

— Нормальная.

— Скрытная?

— Совсем наоборот — вся на ладони.

— Гм… Есть кто-то еще?

— Вместе с Беловой в «бункере» сидит наш компьютерщик Сережа Шварц. Сергей Леонидович.

— Шварц? А что ж это он не уехал?

— Думаю, из-за нерешительности. Во всем, кроме своего дела, — страшный рохля. Но сам объясняет, что тут он — первый парень на деревне, а там программистов — хоть пруд пруди. И еврей он, мол, только по отцу, а в Израиле это не настоящий еврей. И корни все у него здесь, и родни куча, и жена русская, и зарабатывает вполне прилично плюс халтурит понемножку. А если всерьез, то к нему полгорода на консультации бегает.

— Хороший специалист?

— Бог.

— Такой толковый?

— В деле — очень. В жизни — наивный: страшно порядочный. Никакому журналисту и слова не сказал бы — из брезгливости. Другое дело — если бы началось официальное следствие.

— Гм. Насколько в курсе дел фирмы?

— Всю технологию — алгоритм, как он выражается, — знает назубок. Сам отлаживал и доводил до формы, удобной для машины. Естественно, нужные данные в памяти машины быстрее всех может найти. И у самого память, как у компьютера. Но, опять-таки, что касается работы. Знает все «как», но совершенно не интересуется «что». Обращает внимание только на смешные или пикантные детали.

— Как реагировал на скандал?

— Вначале страшно возмущался, потом начал хохмить — ну, сами понимаете, ситуация располагает к юмору… тех, кого не касается лично.

— Итак, правильно ли я понял? Умный, наивный, порядочный, страшно возмущался и может что угодно найти в памяти.

Валентина молча кивнула. Да, если кто может раскопать, то Шварц. И Аська — ей палец в рот не клади.

Кононенко словно подслушал ее мысли:

— А из женщин мне самой интересной фигурой показалась Иващенко — умная, сдержанная и одинокая, а потому дела фирмы полностью заполняют ее жизнь.

Валентина снова кивнула.

— А она пользуется компьютером?

— Да. Как и все мы, кроме Анечки.

— Молодцы.

Глаза Мюллера смотрели на нее твердо, не мигая.

— Итак, вся информация у вас хранится в ЭВМ, постоянно работает на ней Шварц, а периодически пользуются все, кроме секретаря Анечки… А фамилия у нее есть?

— Баранцева, — чуть улыбнулась Валентина. — Анна Юрьевна.

Кононенко слегка шевельнул бровью и продолжил:

— Далее, насколько я понял, коллектив у вас замечательный и вы не видите никого, кто мог бы оказаться причастным к этой публикации или каким-либо дальнейшим.

— Да, Артур, боюсь, вам придется искать источник информации в другом месте.

— Ну что ж, большое спасибо, Валентина Дмитриевна. Но вы меня неправильно поняли — я никого из ваших сотрудников не подозреваю. Более того, после нашей беседы я твердо уверен, что если к вам в фирму придут, то найдут там полный порядок и абсолютную законность.

— А вы ожидали, что будет иначе?

— Нет, я надеялся, что именно так все и обстоит.

В этот момент в комнате возник Манохин.

— Валентина, твой комбайн готов к бою…

— А что там было?

— Так, ерунда, контакт плохой…

— Ну что бы я без тебя делала! Мужчины, еще чайку?

— Нет, благодарю, мне уже пора.

Манохин запер за гостем дверь и повернулся к супруге.

— Ну что?

— Ничего. Ноль. Твой Мюллер, может, и специалист, зато я знаю людей.

— Но поговорить надо было.

— Ладно. Надо было — поговорили. Но завтра — никакой работы! Завтра ты вместе с сыном — на дачу. Сидите на речке весь день и пяльтесь на свои поплавки! Я подъеду позже. Мюллер немножко напугал меня — проверю еще раз, все ли в фирме чисто.

— А как на дачу доберешься?

— Знаешь, в мире еще существуют электрички. И не вздумай меня встречать — пройдусь полчасика. Это полезно.

Манохин спорить не стал.

Легко и приятно соглашаться с женой, когда она от тебя требует ничего не делать. Чтобы это понять, не нужно даже быть ни таким умным, ни генеральным директором.

Охранник впустил Валю — люди нередко являлись на работу в выходные, он таких уже знал в лицо. По тихому зданию она прошла к лестнице, поднялась на второй этаж и открыла дверь запасным ключом. Он остался у Манохина со времен ремонта.

В офисе было тихо и пусто. Валя сразу пошла в бункер и включила монитор. В первую очередь надо было проверить, не осталось ли что-нибудь лишнее в компьютере. Она села и начала пролистывать разные файлы. После общих досье перешла к папке «Письма».

Раскрыла и принялась просматривать одно за другим, начиная с первых, по датам. Прошел час, прежде чем Валя добралась до последних дней июня. И окаменела, увидев недописанное письмо. «Дорогая мама, здесь очень интересно…» Да, тогда Анечка пришла раньше обычного, пришлось бросить на полуслове, а потом аккурат появилась мамаша со скандалом — и все вылетело из головы…

Привычным движением Валентина Дмитриевна вытащила дискету из сумки, переписала, а в машине стерла этот странный файл. Еще раз внимательно проверила все документы, к которым имела отношение. Все чисто…

Вот и славно.

Она выключила монитор, ушла в свою комнату — надо было пару минут подумать, прежде чем принимать какие-либо решения. Потом сняла телефонную трубку, но так и не стала никому звонить.

Встала, заперла офис и поспешила на вокзал — к электричке.

Все дела могут подождать до завтра. А в воскресенье положено отдыхать.