Погода, испортившая все воскресенье, не стала лучше. Но вчера меня это не волновало: и на машине возили, и мысли другим были заняты…
Полночи я просидела перед телевизором — каким-то боевиком пыталась отвлечься. Не очень, впрочем, успешно…
Мысли о Колесникове отгоняла старательно, но… «Не думай о белой обезьяне…» Все равно ни о чем другом думать не могла.
Правда, под утро, часа в три, меня сморило. Так что до своих шести я все-таки немного поспала. И со звонком будильника пошла по стандартному кругу: кофе, костюм, бутерброд… К сумке и пакету прибавился зонтик. И одеться потеплее: ночью перепсиховала, а после этого мне всегда холодно. Не пить же коньяк с утра!
Села перед зеркалом лицо на себя наносить — и с большим удивлением обнаружила, что для женщины, которая вчера уличила в обмане своего возлюбленного и прогнала его взашей, выгляжу очень даже прилично. Пообещала себе, что и дальше буду так держаться. Подкрасилась, вытащила любимые духи — их уже мало осталось, обычно берегу на особый случай. Но сегодня надо было себя как-то подбодрить.
Метро, ступеньки в родной офис, любимый стул… Успела вовремя, вот только туфли промочила. Пришлось надеть сухие департаментские, а эти поставить сушиться.
Кроме меня и Анечки в офисе пока никого. Странно только, что ящики стола открыты, картотека тоже отперта. Непонятно. Вроде перед отъездом в «Татьяну» вчера все запирала.
Надо же, за всеми делами забыла деньги из сумки выложить. А ведь с этого дня буду гулять без сопровождения — надо бы поосторожнее.
Посмотрелась в зеркало — нет, все нормально. Никаких, слава Богу, припухших глаз, красных пятен на щеках… Вот только выражение… Но его, выражение, и изменить можно. Я улыбнулась и посмотрела на себя в зеркало. Да, пока лучше не улыбаться — глаза сохранили змеиную сосредоточенность. Ничего, господа хорошие, капля-другая яда вам не повредит…
Рабочий день шел своим чередом. Сережа распечатывал ночную информацию, Валентина принесла показать свежие тесты. Мы теперь их на невестах прокатывать будем — характер узнавать.
Юлька, как обычно, опоздала. Не успела я у нее спросить, что она в моем столе искала, как она сама на меня наехала:
— Аська, какого черта! Что ты опять в моих бумагах кавардак устроила? Дождаться не могла! А теперь я ничего не найду!
Ну, это не фокус. У партнерши моей иногда на столе такой хаос случается — сам черт ногу сломит. Правда, она во всем этом безобразии ориентируется нормально.
Стоп! Выходит, и у Юльки в бумагах рылись! А позавчера в компьютере покопались… Оч-чень интересно! Кто-то из наших решил порядок в бумагах навести? Или следы заметают? То-то денежек подбросили, чтоб мы на радостях все на свете забыли…
Ой, Анна Георгиевна! Как бы на тебя действительно охота не началась, как предупреждал незабвенный В. Колесников.
Все, беспокойся только о себе, заботься о себе и себя люби больше всех. Потому что никто, кроме тебя самой, заниматься этим не будет.
— Ась! Ты опять нырнула?
— А что? Случилось что-то? Народ идет?
— Нет пока. В десять у тебя клиент… Я спрашиваю, ты статью в «Зебре» читала? Про Ирочку мою?
— Какую еще статью? Что ты мне голову морочишь с утра пораньше?!
Опомнись, не ори, веди себя нормально! Не надо привлекать лишнего внимания.
— Ась, я серьезно. Газета «Зебра» напечатала гнусную такую статейку. Вроде как про Ирочку Гончарову. Ну ту, чья мамочка сюда скандалить приходила… Ну вспомни!
— Не помню я ничего… И что в этой статье?
— Мерзость всякая. Журналист, сволочь, постарался… Грязью так облил — ей теперь отмываться и отмываться. Жалко девчонку!
— Юлька, ну что ты несешь! Не ее — себя пожалей. Там что, фамилия написана?
— Нет.
— А даже если да… Замуж вышла — и все. Новая фамилия, новая жизнь. Милое дело — замуж, мечта поэта! Главное — счастье в личной жизни!
— Аська, да что с тобой? Ты чего такая взвинченная? Со своим поругалась?
— Ни с кем я не поругалась! И ни черта я не взвинченная! И про Ирочку твою, кобылу белобрысую, слова больше слышать не хочу! Не хочу, поняла?
Тут уж я и сама услышала, что говорю слишком громко и слишком эмоционально. Надо срочно притормозить — и, по возможности, извиниться перед Юлей. А то она сидит, уставилась на меня — ну как же, не каждый день самая спокойная и сдержанная сотрудница с катушек съезжает.
— Ты прости меня, Юленька… Я вчера вечером приятелей в Германию проводила. Лучших друзей своих. Расстроилась — сил нет.
— Да ты что?! Ну, не переживай. Теперь из Германии приехать — раз плюнуть. Встретитесь еще…
— Ага, вместе на дачу съездим, по телефону болтать будем каждый вечер, вместе отпуск проведем…
Да! Если бы у меня на самом деле так было — лучшие друзья, отъезд, — я бы, наверное, психанула сильно. Но все-таки не до такой степени.
— И, честно говоря, с мужикам тоже поцапалась… Трудно в моем возрасте перестраиваться под чужое мировоззрение.
Юлька промолчала. Во-первых, действительно трудно — она прекрасно знает это по своему особо удачному браку. А мое поведение ей теперь вполне понятно — можно и чуткость проявить. Правда, ни слова я им о мужике своем не говорила, но имею же и я право хоть на кусочек личной жизни!
— Нет, Юлечка, — наконец-то ответила я на ее вопрос. — Я не копалась на твоем столе. Подошла папку взять. Но увидела твой порядочек и решила тебя дождаться.
— Правильно решила. А какую папку тебе надо?
— Да понимаешь, у меня подружка хочет своих дочек пристроить. Просила мужичков подобрать, молодых и приличных. Из наших. Она заплатит, конечно. Ее только качество товара беспокоит.
— На, держи, — Юля передала мне толстую синюю папку. — Выбирай любого, на свой вкус. Или на подружкин. Только не на дочек вкус — много они понимают!
Валентина сортировала распечатки. Сережа принес, ужасно довольный, что машину успел починить, информацию почти не потеряли.
— А что случилось с машиной, Сереженька?
— Да Бог ее знает! Похоже на скачки напряжения в сети. Надо будет шефу сказать, чтобы стабилизированный источник питания купил. Дорого, конечно, но информация еще дороже…
— Да, конечно.
Валя забрала распечатки и погрузилась в мир брачных объявлений со всего света.
В офисе было тихо: краем уха она услышала, как Сережа закрыл дверь в «бункер», потом до нее донесся разговор Юли и Аси. Валентина удивилась — обычно, если клиентов нет, этих двух и не слышно вовсе. А тут Аська чуть ли не кричит. Что случилось?
Прислушалась. Юля говорила о газете «Зебра», о публикации этой отвратительной. Да и прислушиваться не надо было — и так Асина реакция была хорошо слышна. Наверное, поругалась с тем мужиком, с которым ее несколько раз видели. А когда попадет шлея под мантию, еще и не так орать можно… Но…
Валентина Дмитриевна ничуть не отреагировала бы на эту вспышку, если бы не слова «кобыла белобрысая». Ну, предположим, что блондинка, знали все, кто фотографию видел. А вот «кобыла»… Похоже, Ася видела эту девчонку, и недавно — за год о росте и габаритах можно было и подзабыть. Так в досье же все написано — и рост, и вес! Написано. И ты читала — а пришел ли тебе в голову зрительный образ? Нет, для этого надо глазками взглянуть. Точно Аська ее видела, без вопросов…
Видела!.. О Господи! Неспроста Артур так ею интересовался, не подвело чутье профессионала…
Валя встала и неторопливо вышла из офиса. Зашла к соседям. Слава Богу, телефон был свободен.
— Светочка, — обратилась она к секретарше, — можно я от вас позвоню, а то у нас телефон занят, а мне срочно связаться надо…
Светочка кивнула. Она вообще была нестандартной секретаршей: молчаливой и умной. Валя уже неоднократно имела возможность в этом убедиться.
Набрала номер, услышала знакомый бесстрастный голос.
— Алло, это Валентина Дмитриевна.
— Я узнал.
— Мы ждем вас в нашем офисе около двенадцати.
— Вы не можете говорить?
— Да.
— Хорошо. Буду.
Мюллеровскому слову можно верить — будет, как часы. Валя вернулась к себе в кабинет. Теперь, когда вот-вот прибудет подкрепление, она почувствовала себя уверенней.
Десятичасовой клиент оказался интересным господином. В определенном смысле. Солидный женатый мужчина, лет около шестидесяти: и брюшко, и одышка. Хочет найти себе женщину «для души», как он выразился. А если по всем статьям подойдет, то он и жениться не против. Мое робкое замечание, что он вроде женат уже, вызвало только покровительственную улыбку. В том смысле, что я жизни не знаю.
Я беседовала с ним — и вдруг поймала себя на мысли, что успокоилась. Его оптимизм и жизнелюбие в какой-то степени передались и мне. Я даже улыбнулась, когда он уходил.
Позвонила Надежда.
— Ты как там?
Я ее обрадовала, что еще жива. А заодно сообщила, что к ней хорошо отношусь.
— Слушай, Лисушка, зайди ко мне в перерыв.
— Ладно, зайду.
Не иначе еще что-то откопала…
Два шага от телефона сделала — снова Анечка позвала.
— Привет!
Оксанка…
— Ты вчера спрашивала про своего ухажора, так это не тот — имя-отчество такое же, но тот в милиции работает и вроде бы не вдовец, поняла? Хотя вообще-то все они на словах холостяки, вдовцы или разведенные…
Значит, все-таки не однофамилец. Тот самый Кучумов. Еще вчера меня этот вопрос живо интересовал, но сегодня как-то утратил остроту…
Потом был еще один клиент и еще, совсем молодые… А, поняла, люди вступительные экзамены приехали сдавать, им на глаза наше объявление и попалось. Первое время в IFC я удивлялась, когда такие молодые являлись, нам в их возрасте такое бы и в голову не пришло — верили, что сами встретим своего человека. А потом привыкла. Может, для них сфера услуг — более естественное явление, чем было для нас, может, чуть рассудочнее смотрят на это дело. А может, у них просто комплексов меньше…
День шел как обычно где-то до половины первого.
В очередной раз открылась дверь, но вместо клиента на пороге появился сам Мюллер. Верно я его все-таки описала: актер Тихонов с глазами змеи и резким неприятным голосом.
Сейчас он вкрадчиво поздоровался и подошел к окнам:
— Как работает сигнализация? Не беспокоит?
Юля ответила:
— Нет, Артур Митрофанович, с сигнализацией, по-моему, все в порядке.
— Отлично.
Он бесшумно вышел, и мы услышали, как открывается следующая дверь — к Валентине.
Я не возражала бы послушать, о чем они говорят, но Юлия задала вопрос, и, кстати, совсем не праздный:
— Слушай, Ась, а на фига нам вообще сигнализация? Какой может быть взлом? Если мы на втором этаже сидим, а на окнах у нас решетки, хоть и фигурные?
— А дверь?
— Ты представляешь, чем нашу дверь открыть можно?
— Пластиковой взрывчаткой «семтекс». Теоретически.
— Вот именно.
— Не знаю, Юля, не знаю. И какое мне до этого дело? Понятно, почему они суетятся, — «Татьяна» за охрану платит… А зачем нам она? Например, чтобы тебя через форточку не стащили…
— Ага, красавец-грузин похитит мою замечательную персону в низменных целях.
— Приблизительно…
Действительно, зачем нам охрана? Что тут у нас за секреты такие?
Додумать не дала Анечка. Она впорхнула и сообщила, что шеф приглашает всех в приемную — посовещаться. В приемную потому, что это наше самое свободное пространство, мы тут всегда внутренние беседы устраиваем.
Сегодня с нами общаться собирался сам начальник охраны. Мюллер дождался, пока мы все собрались, и заговорил.
Он поздравил нас всех с отличной работой, а потом с болью в голосе начал рассказывать, в который раз уже, историю Ирочки Гончаровой. Коллектив IFC недоуменно слушал, но из уважения не перебивал. Хотя непонятно было, зачем нам-то эту историю в очередной раз выслушивать. Наконец Мюллер добрался до конца саги и прозвучала убедительная просьба (от генерального директора и юридического отдела): попытаться выявить всех девушек, которые недавно уехали или вот-вот уедут.
Коллектив кивнул, а Мюллер даже снизошел до объяснений: те, кто уехали, конечно, недоступны, но можно хотя бы узнать, где они и что с ними. А вот тех, кто только собирается уехать, еще не поздно предупредить.
Умный Мюллер выдал этот приказ за просьбу своего отдела коллегам: мол, предупредим мы сами, вы только скажите, кого…
Лаврук заверил начальство, что, конечно, мы поможем, какие тут могут быть сомнения. Остальные сотрудники молча согласились.
С тем Мюллер и отбыл. А мы отправились выполнять ценные указания начальства.
Так продолжалось до самого обеда. Ровно в два мы приступили к отдыху согласно трудовому законодательству. Коллектив по случаю пасмурной погоды пил чаек. А я надела влажные туфли и отправилась к подруге.
Надежда тоже заварила что-то горячее, но на травах. Поэтому в кабинете стоял оглушительный аптечный аромат. Сама я пить такую бурду не люблю, но сейчас пришлось.
И под это своеобразное пойло услышала я окончание истории о фирме своего бывшего любимого.
Еще одна подруга Нади работала в банке операционисткой. Через ее руки проходили все платежи СИАМИ, начиная с первой, когда в «Полис» лег уставной капитал новой фирмы. А внес его известный во всем городе Арсланов, представляющий интересы понятно какого землячества и управляющий известно чьими делами. Причем внес не какой-то процент от уставного, а попросту перегнал всю сумму со счета на счет.
Я не хуже Надежды знала, что Арсланов у нас в городе фигура совсем не мелкая. Своя фирма, с шумом купившая здание проектного института и тем прикончившая его деятельность, свой торговый дом, свой банк.
А фирма СНАМИ, значит, кушает из его рук. Ну, теперь уже совсем все ясно.
За эту ценную информацию я обязана была сообщить Наде все подробности вчерашнего выяснения отношений. Но я ограничилась самыми скупыми сведениями: мужика прогнала и оправданий его слушать не стала.
Надежда знала меня давно и ничуть этому не удивилась. Только вздохнула. Потом сделала вид, что эта мысль ей сию секунду в голову пришла:
— Асенька, приезжай к нам в пятницу. Игорь плов сделает, а я тебе погадаю…
— Кого ты на этот раз мне сватаешь?
Надя улыбнулась — значит, я опять угадала.
— Вовчик из Польши вернулся.
— Ну и что?
— Он с Аллой своей развелся. И теперь совсем один.
Вовчик — это серьезно. Большой человек, владелец фирмы, строительными материалами занимается, из Германии через Польшу возит. За три года поднялся. А раньше полковником был. Везет мне что-то в последнее время на бывших военных…
— Хорошо, Надюша, приду.
— В восемь…
— Я на работе.
— Не перебивай. В восемь Вовчик за тобой заедет.
— Надежда Пална, как-то мне ваши маневры сомнительны.
— С чего бы это? Он сам меня просил тебе свидание назначить. Обещал кассеты свеженькие взять — вместе кино посмотрим.
— А когда он приехал?
— В воскресенье. А вчера нам позвонил, пока мы с тобой шатались. Мне Игорь сказал, так я с ним сегодня с утра связалась…
— Ясненько… Договорились. Черт с ним, пусть заезжает. До вас пока доберешься…
— Ладно тебе…
Время моего перерыва истекало. Я, как кенгуру, поскакала через лужи в свою контору. Уже по дороге почувствовала, что сырые туфли начали ногу натирать и опять намокли. Значит, судьба мне сегодня возвращаться домой в департаментской обуви на вот такенных каблуках. Зато в сухой.
В конторе все было в порядке. Я пила очередной чаек и слушала Юлькины ахи. Хорошо, что на работу пошла — дома бы всю себя изгрызла, как термит деревянную конструкцию. О, не забыла еще позорного инженерского прошлого… среди позорного менеджерского настоящего.
Острая боль в душе почти унялась, только тупо саднило сердце. И больше всего угнетало не то, что он мне врал все время, а то, что даже не попытался оправдаться. Наверное, даже доволен, что я его выставила, что не нужно больше кривить душой и придумывать, как от меня отделаться.
За окном потемнело — начался дождь. Противный, мелкий, почти осенний. Мы включили свет, вытащили свои записи и каталоги и начали неспешно и аккуратно выполнять довольно тяжелое и трудоемкое поручение Мюллера.