Чего-чего, а такого развития событий Иван Иваныч не ожидал и готов к нему не был. При всем своем стаже в бывшем КГБ занимался он исключительно «врагом внутренним», был большим мастером разведки среди своих, конспирации и провокации, но опыта в силовых акциях не имел. Да и откуда ему было знать, принимая заказ, с какой серьезной фирмой он столкнется? И какой противник окажется перед ним… Можно сколько угодно слышать о беспощадных наркодельцах, о похищениях, убийствах и поджогах, но пока сам не столкнешься — не прочувствуешь, что такое люди, для которых нет недозволенных приемов.
Сейчас перед ним стояла задача немедленно и успешно вытащить из ловушки Лягушонка. Тем более в сообщении тот намекнул, что все выведал и имеет при себе все необходимые материалы. Для окончания дела оставалось немногое — только их получить.
Но как его спасать, если своих боевиков у него просто нет? Да раньше они и не нужны были — прежде никогда не впутывались ни в одно такое дело, из которого только мальчики с оружием могут найти выход. И не планировалось таких дел, и не ожидалось…
Приходилось идти на неприятное и коммерчески рискованное решение — просить о помощи заказчика нынешнего расследования. У того, конечно же, бойцы найдутся, и он не откажет — в конце концов, для них же работа делается, ради них люди жизнью рискуют! Вот только при расчете этот пират цену подрежет, как пить дать. А куда деваться? Не выручишь Маугли с его источником — вообще ни копейки не получишь…
И Иван Иваныч скрепя сердце набрал домашний номер телефона человека, известного под кличкой Слон. Мало кто знал этот номер, о здоровье поболтать по нему не звонили, и Слон ответил немедленно. Выслушал, поохал — серьезное, дескать, дело, но конечно, конечно. Выспросил в подробностях точное место, еще ряд деталей и попросил сорок минут на сборы и на дорогу.
Потом Иван Иваныч доложил Петру Петровичу — хоть постфактум, а доложить надо. Тот вздохнул, с вынужденным решением согласился, подумал еще и добавил:
— Так, друже. Двигай и сам туда. Особо не торопись, но и не затягивай. Постарайся подгадать сразу после разборки, чтобы наш человек без тебя перед клиентом не оказался. Деловое партнерство, взаимопомощь — это все хорошо, но береженого Бог бережет. Результат к заказчику должен попасть только через нас с тобой!
Иван Иваныч посмотрел на часы, дозвонился до Маугли и приказал въехать на территорию Садов ровно через тридцать три минуты, а там гнать прямо к его домику и постараться найти укрытие.
И еще раз Иван Иваныч поднял телефонную трубку — через десять минут верный Андрюша на «девятке» подберет его у подъезда. Отсюда до места — минут пятнадцать, можно будет чуть подождать и появиться в нужный момент…
Две машины — это уже серьезно. Понятно, как он заметил: темно, поэтому свет фар отлично виден.
Я решила проверить, насколько он уверен в этом.
— Первая — это «пятерка», ты говорил. Не мне, правда. А вторая какая?
— «БМВ» вашей фирмы, темно-синяя.
— Ты и цвет разглядел?
— Да. Я ее уже видел раньше.
Во глаз!
— Куда мы теперь?
— Пока неясно, надо ждать указаний…
Мы приближались к перекрестку. Он щелкнул каким-то рычажком на руле и сдвинул машину к правому краю дороги, как будто собирался свернуть в переулок. Мне стало не по себе, там было совсем темно. Светофор впереди переключился с зеленого на желтый — и тут Дима резко газанул и рванул прямо через перекресток вперед.
Я оглянулась: те две машины пролетели следом за нами уже на красный.
— Обнаглели, заразы, — буркнул Колесников себе под нос, обогнал какую-то небольшую машинку и чуть сбавил скорость, пристроившись у нее перед носом. Ехал он в сторону центра.
— Слушай, по-моему, ты что-то делаешь не так, — осторожно заметила я.
— Как раз так, держусь освещенных улиц и стараюсь все время быть возле какой-нибудь машины. Надеюсь, они поостерегутся на глазах у свидетелей на нас кидаться…
Он еще сбавил скорость. Та маленькая машинка сердито бибикнула и обогнала нас. А преследователи тоже поехали медленнее — не приближались, но и далеко не отпускали.
Впереди показалось ярко освещенное место — возле отеля «Европа». У края тротуара горели фонари, стилизованные под старину, — многогранные такие, под крышечкой. К бордюрному камню были приткнуты носом иномарки одна другой шикарнее. Вот какой-то до невозможности лаковый, обтекаемый и весь темный автомобиль сдал задом и медленно пополз к дверям ресторана. И тут Дима резко свернул и ткнулся на его место.
Преследователи медленно-медленно проехали мимо и остановились впереди, довольно далеко — ближе места не было.
А к нам тем временем кинулся раскормленный жлоб в фуражке и ливрее — морда чуть не лопается и на-а-глая…
Наклонился к открытому водительскому окну:
— Освободите стоянку, здесь места зарезервированы!
Димка покосился на него, ткнул зеленую бумажку чуть не прямо в зубы и бросил каким-то совершенно барским тоном — я от него такого никогда не слышала:
— Пшел вон…
Жлоб закланялся по-холуйски и отошел, на ходу преображаясь снова в наглую высокомерную скотину.
— Что ты ему дал?
— Десятку.
— Ничего себе!
— Нам эти несколько минут дороже. А деньги шеф дал на расходы.
Мне за такую десятку два дня по двенадцать часов вкалывать — а у него это на карманные расходы, холуям на чаевые! Хотелось мне ему сказать пару теплых, но посмотрела на него — и осеклась. Вдруг поняла, что он не уверен, успеет ли израсходовать то, что дал шеф…
Мы сидели молча — и мне постепенно становилось все страшнее.
Наконец тишину прервал очередной квак мобильника — я и не заметила, что Колесников уже несколько минут держит его в руке.
— Слушаю… Понял, через тридцать три минуты или чуть позже, но не раньше… Да, на моих столько же… Мы? У нас «Москвич-2141» бежевого цвета… Бе-же-вого! Ну светлый, желтоватый!.. Да, правильно… Понял. До встречи.
Он аккуратно уложил мобильник в правый внутренний карман куртки и застегнул пуговку. Потом оглянулся по сторонам и вытащил из-под мышки пистолет.
У меня вдруг пересохло в горле. Я таких штук никогда живьем не видела. Он был какой-то короткий и толстый, весь черный, только на ручке накладки другого цвета — коричневые, кажется, Димка его держал внизу, куда не доходил свет снаружи. Он что-то там нажал, из ручки высунулась какая-то черная железка — плоская, с прорезями по бокам, и в прорезях были видны желтоватые штучки, вроде патрончиков для дешевой помады, только поменьше.
Потом до меня дошло — это и были патрончики. Только не для помады…
Он их осмотрел, потом всунул железку обратно в ручку, и там щелкнуло. Повернул пистолет дулом вниз, взялся левой рукой сверху, потянул на себя, отпустил — снова щелкнуло, теперь громче.
Наконец он эту штуку спрятал на место — и я выдохнула.
Колесников снова посмотрел на часы.
— Так, Ася. Через десять минут мы отсюда трогаемся. Я хочу, чтобы ты меня послушала. Только не перебивай. Это очень серьезно. Первое: вот тебе триста долларов, спрячь понадежнее, да не в сумку, а на себе где-нибудь — за корсаж, короче.
— Не хочу я этих поганых долларов!..
— Молчи!
Он так рявкнул, что я заткнулась.
— Дальше: сумочку свою надень под куртку, ремнем через плечо и придерживай левым локтем. Куртку застегни, рукава заверни надежно, чтоб нигде не болталось и не могло зацепиться, понятно? Ну что сидишь — делай!
— Успею, жарко.
— Нет уж, делай сейчас — можешь и не успеть. А жарко — ничего, пар костей не ломит.
Я начала послушно выполнять эти нелепые приказы, в машине было тесновато и страшно неудобно. Он внимательно проследил, потом продолжал:
— Если со мной что случится — не задерживайся ни секунды, немедленно удирай, бегом, не оглядываясь. Жалко, кроссовок тебе не нашли… Денег этих тебе на несколько дней хватит. Домой не возвращайся ни под каким видом, к родителям тоже, за помощью обращайся только к Батищеву или к надежным подругам, но не к сотрудницам. Таких выбери, которых твои коллеги не знают, никогда не видели и имен их не слышали. Постарайся уехать в другой город, лучше через границу — паспорт у тебя союзный, так ведь? А там иди в милицию и все расскажи.
— Слушай, что это ты несешь?!
— Я сказал: если со мной что-то случится. Я думаю, все обойдется, но действия на крайний случай надо хотя бы продумать, неужели непонятно? Так. Как дверца открывается — знаешь?
— Ну, вот тут покрутить…
— Нет! Это стеклоподъемник. Вот эту ручку потянешь на себя, попробуй. Ну-ну, чуть резче… Хорошо.
Он потянулся через меня и прихлопнул дверцу обратно.
— Так. Скоро мы поедем в Сады. Как только прибудем на место, остановимся и я скомандую, ты сразу же открываешь дверцу, выкатываешься наружу — в прямом смысле выкатываешься, сгруппируйся, голову подогни и кубарем. Не вздумай вставать во весь рост. Потом — на четвереньках или ползком за ближайшие кусты, если получится — за дом… Я там не был, не знаю обстановки, сориентируешься на месте, короче — заляг и не высовывайся. Боюсь, там может быть стрельба. Ты запомнила?
Я хмуро кивнула. Все думала, дура, что это он напускает на себя важности, а на меня нагоняет страху — лишь бы не возвращаться к серьезному разговору.
— Дальше. Если все же тебя поймают, держись уверенно, спокойно отвечай на любые вопросы относительно Иры и нагло напирай, мол, есть у надежных людей кассеты, несколько копий, там все сказано открытым текстом, и если ты, мол, два дня не позвонишь, на третий эти копии пойдут в милицию, в газету и на телевидение. Только ни словечком не заикнись о наркотиках, тогда уж никакая кассета не спасет.
— А ты что в это время будешь делать?
— Например, лежать… оглушенный. Я же говорю — все это на случай, если меня рядом не будет. Хорошо, последний вариант: если все обошлось, нас отбили, мы у наших заклятых друзей и начинаются расспросы, ты скромненько держишься у меня за спиной, предоставляешь мне вести разговоры и не дергаешься, если я скажу что-то странное.
— Например?
— Например, совру что-нибудь. У меня просчитаны разные варианты… Ладно, давай доживем.
Он снова глянул на часы.
— И последнее. Помни: я тебя люблю, и если мы выкрутимся, то обязательно поженимся.
— Ну, знаешь!
— Асенька… Если через час мы будем вместе и… не заняты ничем, ты мне все-все выскажешь, а я буду слушать, и головой кивать, и пятки тебе лизать. А пока…
Он наклонился и поцеловал меня крепко-крепко.
— Все, Рыжая. Пора ехать.