- Скорый поезд к дому мчится, прилечу домой как птица… - стоя в коридоре несущего меня в Варшаву поезда, напевал я под нос песню, которую частенько пел под гитару мой не в пример мне отслуживший в армии отец.
За окном проносились заснеженные поля, леса, полустаночки и деревни. Людей в этот раз на меня посмотреть собралось намного меньше, и я, как ни странно, осуждал не оставшихся дома, а тех, кто приперся в минус три мерзнуть на ледяном ветру. Уважение и любовь к монарху – важная для Российской Империи скрепа, но лучше бы вы у печки сидели, дамы и господа.
Очень хочется действительно «прилететь домой как птица» или хотя бы приплыть кораблем – от Дании до Питера рукой подать – но я же на пути в Германию обещал задержаться на западных рубежах Родины подольше. Сейчас – Варшава, потом – Минск. Последний, несмотря на многовековую историю, в эти времена является совсем не тем исполинским промышленно-логистическим центром, которым он был в моей реальности. Не глухомань и не деревня – нормальный город-«середняк», и там найдутся люди с капиталами и амбициями превратить Минск во что-то более мощное, чем сейчас.
После Минска придется «докушать» Север, порадовав своим присутствием Ригу, Ревель (так сейчас называется Таллин) и Гельсингфорс - так нынче называют актуальную финскую столицу, Хельсинки. После Финляндии – домой, пару недель поконтролировать прогресс, ввести в работу новый пакет проектов и после этого снова в «гастроли»: проверю как дела в Москве, а потом двинусь на Юг – через донбасский промышленный кластер (полезно будет чего-нибудь улучшить и там), в Кишинев, а потом в Киев. Турне по собравшим тревожно-скудный урожай Центральным губерниям придется отложить до весны, потому что всю зиму буду наслаждаться первыми месяцами счастливой семейной жизни и работать И.О. Императора в Зимнем Дворце.
Весна – это хорошо, потому что одним из шагов на пути к победе над голодом является почти-бесплатная раздача семенного материала. Получил мешок семян – отдал мешок готовой продукции. Этот момент я и собираюсь контролировать лично, вместе с раздачей материальной помощи - покушать до весны с учётом уже принятых мер поддержки и населения у крестьян есть, от податей на этот год освобождены - потом продлю, если неурожай продлится - а вот с семенами будут проблемы. Банковские и «кулачные» кредиты – это для, прости-Господи, сытых времен. Борьбы с кулачеством я затевать не стану, но зарегулировать торгово-экономические отношения на селе будет нужно. Например, ограничить проценты всех видов займов общим пакетом. Второй шаг – ввести в юридические акты понятие «организованная преступная группировка», под которое кошмарящий всю общину «кулак» с «подкулачниками» очень даже подходит. Механизмы не идеальны, но на долгой дистанции начнут работать хоть как-то, потому что спецслужбы начнут конкурировать между собой и стучать на условного, любящего заходить к кулаку на чай с плюшками, исправника.
Путешествую, если не брать в расчет свиту, один – дамы меня покинули, отправившись сразу в Петербург. Мама оттуда свалит в Москву – готовить наше с Марго свадебное торжество. Бюджет там в районе трех миллионов рублей, так что должно получиться неплохо. Немного страшно – будет мороз, и кто-то из собравшихся на праздник подданных неизбежно что-то себе отморозит. С летальным исходом. С другой стороны – ты разве не чувствуешь, что надо в тепло уходить? Какие ко мне-то могут быть претензии?
Из приоткрытой двери в тамбур (в моем личном вагоне коридора нет, а я хочу стоять в коридоре, вот и пришел сюда) в коридор вошел Арнольд и уставился на меня тем самым взглядом.
- Ага, - отозвался я. – Я тоже проголодался, и этот голод не утолить изысканными деликатесами. Идем, научим Андрея Павловича кое-чему новому.
И мы направились в «вагон-ресторан», который конкретно в Императорском поезде правильнее назвать «вагоном-кухней», а питаться надлежит в «вагоне-столовой».
Седой и вопреки профессии худой шеф-повар Андрей Павлович со своими подчиненными встретили нас легкой, старательно скрываемой паникой и нескрываемым любопытством. Некоторые новинки Андрей Павлович сотоварищи от меня уже получили, а просто так я бы сюда не пришел. Кухня – огромна, лишь малая часть вагона отведена под склад продуктов. Много их и не нужно – по цивилизации ездим, с возможностью регулярного пополнения. Обед уже совсем скоро, и сияющий чистотой в проникающем из окон свете инвентарь не простаивает: кастрюли исторгают из себя ароматный пар, в сковородках шкворчат котлеты, на разделочных досках ждут возможности попасть в салаты нашинкованные овощи. Тепличных хозяйств в Империи мало, поэтому овощи из тех, что пригодны к долгому хранению в погребе. В Петербурге свои любимые помидорки поем, а пока…
- Добрый день, братцы, - поприветствовал я кулинаров.
- Добрый день, Ваше Императорское Высочество, - выпрямившись (поклон всегда должен быть!), проскандировали они почти так же четко, как гвардейцы.
Большая кулинария, как и армия, держится на дисциплине, и порядок на всех солидных кухнях царит без преувеличения армейский.
- Арнольд проголодался? – улыбнулся Андрей Павлович.
- Так, - с улыбкой кивнул я в ответ.
- Илья, - подрядил «шеф» младшего повара.
- Есть творог? – спросил я.
- Как же не быть! – не подкачал шеф. – Добавить в меню?
- В каком-то смысле, - понагнетал я. – В трансформированной, небывалой доселе форме. Нужны творог, сода, лимонная кислота и немного соли. Ну и ваши опытные руки, разумеется.
- Димка, - скомандовал другому подручному Андрей Павлович и достал из шкафчика блокнот и карандашик, записывать рецепт.
Илья тем временем подготовил миску и теперь насыпал в нее «царский», авторства Александра, собачий корм. Нельзя собакам «со стола» есть, им вредно, и наработки Императора пришлись очень кстати. Щенок подтвердил свой статус «хорошего мальчика», терпеливо облизываясь на пищу в ожидании сигнала.
- Кушай, - велел я ему.
Повар выставил на стол запрошенные ингредиенты, я помыл руки в умывальнике и попробовал творог на консистенцию и «пэ-аш».
- Мягкий и в меру кислый, - вынес вердикт. – Стало быть подходит нашим целям. Андрей Павлович, прошу вас, - указав на ингредиенты, я уселся на стул и продиктовал инструкцию, наблюдая краем глаза за вернувшимися к своим обязанностям поварами – цесаревичев обед подгореть и перевариться не должен любой ценой!
Кулинарный эксперимент прошел штатно, по завершении подарив нам миску с плавленным сыром. Такой простой, легендарный продукт в этом времени, к огромному моему изумлению, мне ни разу не встретился, а значит его и не существует. Спасибо маме, ей нравилось варить домашний, а я запомнил.
- Изумительно! – оценил Андрей Павлович, попробовав кусочек. – Это без сомнения сыр, но консистенция… - не договорив, он ножом и ложкой отделил треть полученного продукта в отдельную посуду и отдал на растерзание младшим поварам.
- Консистенция такая, словно он плавится, - дополнил я. – Предлагаю назвать это «плавленный сыр». Дальнейшие опыты доверяю вам, Андрей Павлович. Если творог кислый, нужно добавить больше соды, а консистенция конечного продукта зависит от твердости творога. Полученный нами сыр отлично подойдет для бутербродов или улучшения бульонов, а твердые сорта надлежит использовать как и любой другой сыр. Предлагаю освоить его копчение. Когда у вас получится, запишитесь на прием, поговорим о дальнейшей судьбе продукта. Привилегию оформить на вас распоряжусь в обычном порядке.
- Благодарю за доверие, Ваше Высочество, - отвесил поклон шеф-повар.
Я на него кулинарию не первый раз оформляю, и разговоры на тему «это ж не мое» остались в прошлом – цесаревич считает, что твое, а у тебя, получается, другое мнение? Ай-ай-ай, Андрей Павлович, так и на должность командира телеги-полевой кухни угодить можно, чувство ранга тренировать!
***
Варшавский вокзал отапливался, а от столпотворения в нем стало жарко и душно. Толкнув подданным короткую речь на тему «вот, приехал, как и обещал, останусь на три дня вникнуть в дела губернии, а то из столицы не всё видно», я в компании генерал-губернатора Варшавского генерал-губернаторства Иосифа Владимировича Гурко покинул вокзал по организованному местными «силовиками» человеческому коридору. Солнышко щедро дарило свет, но не тепло: усыпанные снежком дома и улицы радовали глаз, печные и промышленные трубы жизнеутверждающе посылали в небеса дымы, не влезшие в вокзал, мерзнущие подданные согревались при помощи продающих чай и горячий сбитень коробейников. Праздничной атмосферы придавали играющий оркестр и развивающиеся по всему городу имперские стяги.
Даря благожелательные улыбки и легонько кивая в обмен на поклоны, мы добрались до кареты. Замерзнуть в метель аки зашитый в генетический код ямщик мне в этой жизни не грозит: во-первых, вдали от инфраструктуры я почти не бываю; во-вторых: одного меня даже вопреки моему желанию в заснеженном поле ни за что не оставят; в-третьих, предназначенный мне транспорт отапливается хорошо вписанными в интерьер и огороженными от случайного прикосновения кубами, в которые загружают раскаленные угли – чтобы монаршая персона путешествовала без совершенно уморительного попыхивания трубой интегрированной в карету «буржуйки»: такого на улицах я уже насмотрелся, народ натурально ржет, хотя по идее должны были бы привыкнуть.
Четверка белоснежных тяжеловозов породы «шайр» (длинная шерсть у копыт аккуратно расчесана) под профессионально-зычное «Пошла, залетная!» усатого, одетого в шубу и шапку на меху кучера понесла нас по улицам Варшавы.
- Народ губернии счастлив видеть Ваше Императорское Высочество, - поделился впечатлениями Гурко.
- Мне это очень приятно, - честно признался я.
Кто-то без сомнения счастлив, кто-то воспринимает происходящее чисто как развлекательное мероприятие, а кто-то притворяется, держа фигу (лишь бы не револьвер!) в кармане. Как и везде, как и всегда.
- Мы с уважаемыми господами усердно готовились к вашему прибытию, Ваше Императорское Высочество, - похвастался губернатор.
Заодно намекнув, что ответа на высланную мне на согласование «программу» он не получал – я оставил себе пространство для маневров и внезапных проверок чего-нибудь.
- Программа по большей части хороша, и я с удовольствием последую ей от первого до седьмого пунктов, - проверил я память генерала на прочность.
Пожилой все-таки, вдруг утратил квалификацию?
- О точных изменениях пунктов с восьмого по двенадцатый я сообщу вам в подходящий момент, - добавил я. – С тринадцатого и до конца визита ваша программа снова становится хорошей.
Озадаченно пошевелив бакенбардами, Гурко напрягся и завершил короткую пантомиму улыбкой – запомнил несложную «математику» и оценил, что никто из «уважаемых господ» обижен изменениями не будет. Карьера Иосифа Владимировича, как и у подавляющего большинства генерал-губернаторов, строилась в армии, поэтому на «узнаете в свое время» он не обиделся и спрашивать ничего не стал, переведя тему на классическую:
- А день-то до чего погожий! Экая красота за окном!
- И не говорите, Иосиф Владимирович! – подхватил я. – Свежий снежок так и тянет похрустеть по нему сапогами. Глядите, вон то облачко над фабрикой похоже на лошадь.
Генерал-губернатор китайской пословицы про луну и палец не знал, но на облако посмотрел безошибочно. Когда на поле боя тебе показывают на что-то, глядящий на палец как правило умирает.
- В самом деле лошадь, - согласился он со мной и начал поворачиваться. – Был у нас один случай… - взгляд генерала зацепился за что-то, лицо окаменело.
Я, пусть и гражданский до мозга костей, тоже отличаюсь немалой смекалкой, поэтому посмотрел туда же, на тонкую из-за ширины улочки цепочку людей. На крыльце двухэтажного дома стоял тощий рыжий молодой человек в круглых очках. Рука его находилась над головой, и в ней был зажат портфель, который он очевидно собирался бросить в нас.
- Туда! – взревел среагировавший быстрее меня генерал, схватил меня за воротник и неожиданно-сильно для старика оттолкнул в противоположный угол кареты и навалившись сверху.
Реальность издала громкий хлопок, от которого заложило уши, а в голове и ушах поселился противный, мешающий соображать, звон. Взрывная волна отбросила карету вверх и влево – сначала нас с Гурко вжало в пол, а потом мы полетели в противоположную стену.
Карета влетела в стену, и я впечатался в тело губернатора. Будь вокруг нас обычное дерево, кабина бы разлетелась в щепки, а так - резко встала на колёса, закономерно отправив нас в обратный полет. В этот раз честь смягчить удар выпала мне, и я был не против – голова к этому моменту уже начала думать нормально, звон в ушах усилился, и я со внутренней дрожью заметил короткий, торчащий из левой стороны спины, осколок оконного стекла полусантиметровой толщины и доброго десятка сантиметров ширины. Это он снаружи короткий – при столкновении обломало – и неизвестно, сколько в губернаторском теле.
За себя я спокоен – если сразу не помер, значит кризис миновал. Для меня – снаружи все только начиналось: кричала и плакала людская многоголосица, в нее вплетались команды уполномоченных людей. Пора и мне внести свою лепту.
- Вы ранены! – поведал я оглушенно трясущему головой Гурко, отстранив от себя и усадив на пол.
- А? – посмотрел он на меня мутными глазами.
- Сиди! – решил я не терять время.
В этот момент дверь кареты открыл испуганный казак Иван. Оценив экспозицию, он просветлел и перекрестился:
- Слава Богу!
- По делу! – велел я, вытолкнув его и выбравшись на свет.
- Бомбиста скрутили, много раненых и убитых, - доложил Иван.
Погожий денек за какие-то пару секунд превратился в заставивший меня исторгнуть содержимое желудка на забрызганный красным снег ужас. Улицы, стены и крыши домов обагрились кровью и покрыты остатками людей, лошадей, деревянной обшивкой нашей и обломками полностью деревянных карет сопровождавших нас уважаемых людей – последние служивые и проявляющие такое благое качество как «взаимовыручка» гражданские уже проверяют на предмет выживших.
Вытерев рот, я выпрямился, оценил сбившихся вокруг меня в лишенную организации кучку казаков и гвардейцев Конвоя и сглотнул противный ком в горле – шесть человек из двадцати осталось. Считав момент, поручик Столяров сгладил удар:
- Восемь в том сарае, - указал. – Бомбиста охраняют, чтобы народ в клочки не порвал.
Правильно.
- Матвей? – спросил я, уже зная ответ.
- Там есаул, - понуро указал головой на противоположную сторону улицы. – Земля пухом мужикам.
Перекрестились, и я повернулся направо, на звук торопливых шагов, увидев помятого, но целого и невредимого генерала Василия Андреевича Каменева, второе лицо города после генерал-губернатора. За ним нестройной колонной бежали другие уважаемые люди, включая медиков со своими саквояжами.
- Иосиф Владимирович спас мне жизнь и ранен, - начал я брать ситуацию под контроль. – Как можно быстрее нужно ввести чрезвычайное положение, оцепить вокзалы и перекрыть дороги. Не выпускать никого, кроме дипломатов-иностранцев. Впускать в город можно всех, особенно – припасы. Передать приказы и сразу назад.
Резко затормозив, Василий Андреевич козырнул и проорал:
- Так точно, Ваше Императорское Высочество!
- Журналистов сюда с фотографами! – добавил я важного в спину улепетывающему вглубь улицы генералу. – Люди должны видеть истинное лицо терроризма! – пояснил для свидетелей, которые журналистов и фотографов первым делом звать не привыкли.
Пусть учатся.
Уважаемые бедолаги растерянно поводили глазами туда-сюда, решая, стоит ли им бежать за Василием Андреевичем. Пока они определялись, я уточнил:
- Бомбист целый?
- Цел, собака подлая, - сплюнул от отвращения казак Петр.
- Подождет, - решил я, дал дорогу поклонившимся на ходу медикам, которые полезли в карету, и скомандовал «уважаемым». – Все на помощь раненым, господа!
Очень хорошо, что рыжий выжил – если он не кретин-одиночка, я обязательно вытяну из него все, что он знает.