Гнев

Глава двадцать седьмая

Зейн

Я смотрю на свое отражение в зеркале в ванной с зубной щеткой в руке, пока Жасмин расчесывает волосы рядом со мной. Звук ее прикосновения к ее локонам наполняет маленькую комнату, каким-то образом успокаивая и умиротворяя. Но мои мысли где-то в другом месте.

Я не могу не думать обо всех потерях, которые мы понесли, обо всех близких, с которыми нам пришлось попрощаться. Моя мать, моя жена, мать Алекса. Это тяжелое бремя, и мне интересно, достаточно ли я силен, чтобы защитить Жасмин от той же участи.

— Ты в порядке? — голос Жасмин прерывает мои мысли.

Я вынуждаю себя слегка улыбнуться, надеясь успокоить ее. — Да, просто думаю.

— О чем? — она хмурится, расчёска для волос остановилась на середине движения.

— О будущем, — отвечаю честно. — О том, в какой мир я тебя веду.

Жасмин наклоняет голову, изучая меня своими большими карими глазами. — Знаешь, не все так плохо. В этом мире еще есть хорошее.

Я киваю, благодарный за ее оптимизм. Она всегда умеет увидеть свет во тьме. Хотя глубоко внутри я не могу избавиться от чувства надвигающейся гибели. Преступный мир, в котором я замешан, таит в себе свои опасности, я опасаюсь за ее безопасность в случае повторения действий Эндрю. Общение со всеми Эндрюми в мире — моя ежедневная работа. Меня беспокоит осознание того, что эти мужчины могут причинить вред тем, кого я люблю, но является ли это причиной отказывать себе в счастье?

— Давай, — говорит Жасмин, дергая меня за руку. — Снова в постель.

Я следую ее примеру и забираюсь на кровать рядом с ней. Когда она прижимается ко мне, я чувствую тяжесть ее доверия и любви. Это драгоценный дар, который я клянусь защищать любой ценой.

А пока я отбросю свои тревоги и сосредоточусь на настоящем моменте. Когда Жасмин рядом со мной, все в этом мире кажется правильным.

— Эй, — говорит она тихо. — Ты выглядишь напряженным.

Я вынуждаю себя улыбнуться, пытаясь облегчить ее беспокойство. — Просто думаю о твоем отце, — говорю я, убирая прядь волос с ее лица. — Я обещаю помочь ему, чем смогу. Если ты скажешь мне, где его держат, я постараюсь ему помочь.

Лицо Жасмин смягчается, и она берет меня за руку. — Спасибо. Это очень много значит для меня.

— Конечно, — говорю я, сжимая ее руку. — Что ему сейчас нужно больше всего? Может быть, я смогу использовать свои связи, чтобы ему было удобнее.

— На самом деле, помощь нужна не моему отцу, — говорит Жасмин, слегка нахмурившись. — Это моя мать и сестры. Они изо всех сил пытаются свести концы с концами, особенно после того, как ушел мой отец.

— Хорошо, — говорю я, кивая. — Я посмотрю, что можно сделать. Я могу послать им немного дополнительных денег или ресурсов.

— Спасибо, — снова говорит Жасмин, ее благодарность ощутима.

Когда мы ложимся спать, я не могу избавиться от чувства ответственности, лежащего на моих плечах. А сейчас я отбрасываю эти мысли и сосредотачиваюсь на тепле тела Жасмин. Ее вздох не столь убедителен, и я боюсь, что пробудил некоторые воспоминания, которые она предпочла бы забыть.

— Все в порядке? — спрашиваю я, нарушая молчание.

Жасмин поворачивается ко мне с легкой улыбкой на губах. — Да, я в порядке. Просто думаю.

— О чем? — я нажимаю, любопытно.

— О моей семье, — говорит она, и ее улыбка слегка тускнеет. — И о том, как я благодарна за твою помощь.

— Конечно, — говорю я, чувствуя прилив решимости. — Я сделаю все возможное, чтобы о них позаботились.

Когда она прижимается ко мне, я достаю телефон и начинаю печатать. Я ищу человека по фамилии Морган. Полицейского, арестованного за помощь преступникам, найти не составит труда.

Руперт Морган.

Его известный соратник — Ричард Диксон. Чертов Диксон. Он не похож на Эдварда, которому плевать на людей, которые на него работают. Ричард с радостью продал бы своих детей по разумной цене. Он не имеет никакого отношения к нашему картелю, и у нас нет с ним никаких деловых интересов. Даже у таких парней, как я, есть стандарты.

— Он сомнительный персонаж, — бормочу я себе под нос.

— Кто? — застенчиво спрашивает Жасмин, но это не рабочее дело, которое можно от нее скрывать. Я хочу открыто рассказать о своем любопытстве.

— Ричард Диксон, — говорю я, показывая ей результаты поиска на своем телефоне. — Твой отец работал на него.

Глаза Жасмин расширяются, и я вижу беспокойство на ее лице.

— Что это значит? — она спрашивает.

— Это значит, что нам нужно быть осторожными, — говорю я, стиснув челюсти. — Мне не нравится мысль, что ты или твоя семья связаны с кем-то вроде него.

— Мне тоже, — говорит Жасмин, заправляя прядь волос за ухо. — Но папа внутри, и мы не имеем никакого отношения к людям, на которых он работал.

— Может быть и нет, — допускаю я. — Но я не позволю ему причинить вред тебе или твоей семье. Я обещаю.

Жасмин кивает, выражение ее лица снова смягчается. — Спасибо, — говорит она, и я чувствую тяжесть ее благодарности в этих двух простых словах. Она лежит у меня на плече, а ее пальцы невинно играют с волосами на моей груди.

Даже несмотря на то, что Жасмин уютно устроилась рядом со мной, ее теплота успокаивала меня рядом со мной, мой разум все еще хаотичен, и я мчусь с мыслями дня. Лунный свет проникает в окно, бросая мягкий свет на наши лица.

— Ты в порядке? — спрашивает она мягким и нежным голосом.

Я поворачиваюсь к ней, рассматривая ее черты лица: изгиб ее челюсти, веснушки на носу, то, как сверкают ее глаза в солнечном свете.

— Сейчас лучше, — говорю я, мой голос едва громче шепота. — Сегодня, когда ты и моя семья под одной крышей, я очень счастлив.

Жасмин улыбается, но в ее глазах есть нотка печали. Я знаю, что дело не только в том, чтобы быть счастливой, но и в том, чтобы чувствовать себя в безопасности. И это то, что нам обоим сейчас нужно.

Я протягиваю руку и беру ее за руку, переплетая наши пальцы. Это простой жест, но он похож на обещание. Обещание защищать ее, поддерживать ее, бороться за нее.

Пока мы лежим молча, я чувствую, как растет моя решимость. Я не позволю Ричарду Диксону, Десмонду Грейвсу или кому-либо еще угрожать тому, что у нас есть. Не сейчас. Никогда.

— Спи спокойно, — шепчу я, целуя Жасмин в лоб.

— Спокойной ночи, — шепчет она в ответ.

И когда она засыпает, я не могу не испытывать чувства надежды. Надежда на лучшее завтра, на светлое будущее. Для нас.