Гнев

Глава сорок девятая

Зейн

Тишину разорвал тихий скрип деревянной лестницы, прелюдия к моменту, которого я боялся. Мои пальцы крепче сжимают холодные перила, костяшки пальцев белеют, когда я стою у их основания, тревога течет по моим венам, словно коварный яд.

Моя прекрасная леди стоит наверху.

— Жасмин, я собирался…

Она внезапно делает шаг ко мне, и мое сердце ударяется о рот, поскольку я предчувствую падение, которого никогда не произойдет. Она медленно спускается по лестнице, шаг за шагом.

— Жасмин, — начинаю я снова, мой голос дрожит, выдавая внутренние нервы. Я не хотел ее обманывать, но и не сделал ничего, чтобы убедить ее в невиновности. — Эндрю, — мои слова спотыкаются, когда я спешу заполнить тишину. — Он был… он бы убил тебя, Жасмин. Если бы я позволил ему жить после того, что ты сделала, после того, что он пытался…

Ее лицо непроницаемо, когда она достигает подножия лестницы.

Я резко вдыхаю, правда вгрызается в мое горло. — Но я был не прав, ужасно ошибался. Я подверг тебя еще большей опасности, пытаясь защитить тебя, — признание висит между нами хрупким мостом над пропастью, которую я сам сотворил. — Мне очень жаль, — шепчу я, и эти слова — жалкая попытка залечить причиненную мною боль. — Жасмин, мне правда жаль.

— Извини, это не совсем подходит, — говорит она тихо, в каждом слоге чувствуется нотка раздражения. — Ты позволил мне поверить в то… что я убила его, — её голос ломается под тяжестью этой веры, бремени, которое она несет с той ночи, когда все развалилось.

Тупая боль пульсирует в моей груди, зная, что я был архитектором ее страданий. — Я знаю, и никогда себе этого не прощу, — выдыхаю я, воздух выходит из легких, как будто он тоже ищет прощения. — Мне очень жаль, Жасмин.

Она складывает руки на груди, создавая между нами физический и эмоциональный барьер. — Ты хоть представляешь, каково это, — она делает паузу, собирая осколки своего самообладания. — Думать, что ты отнял жизнь? — слова висят тяжело, пеленой, угрожающей задушить нас обоих.

— Его жизнь была потеряна из-за твоей руки, а не моей. Если бы я знал, что это так глубоко затронуло тебя, я бы взял на себя всю вину. Мне следовало быть осторожнее.

— Каждую секунду каждого дня я тонула в чувстве вины, — её голос нарушает ее контроль, обнажая смятение, скрывающееся под ее спокойствием. — Теперь, — продолжает она уже спокойнее. — Я просто чувствую облегчение. Я чувствую облегчение от того, что мне не нужно нести бремя убийцы поверх всего остального.

— Жасмин, — я беру ее руку в свою. — Если бы я мог вернуть все это обратно…

— Ты не можешь, — прерывает она твердым голосом, хотя ее взгляд слегка смягчается. — Никто не может изменить прошлое. Мы живем с ним и учимся на нем.

Тяжелая тишина воцаряется в пространстве вокруг нас, ее присутствие так же ощутимо, как напряжение, пронизывающее воздух между нами. Взгляд Жасмин смотрит на меня, ища, взвешивая, принимая решения. Время, кажется, застопорилось на ее следующем вздохе, и когда она наконец выдыхает, мир поворачивается обратно на свою ось. Я наклоняюсь и прижимаюсь губами к ее губам, ощущая соль слез, все еще оставшуюся на ее коже. На мгновение она колеблется, но затем растворяется в поцелуе, ее руки достигают моей шеи.

— Я прощаю тебя, — шепчет она между поцелуями. — Но ты должен пообещать мне, что никогда больше не будешь мне лгать.

— Обещаю, — выдыхаю я, притягивая ее ближе к себе.