Гнев

Глава тридцать вторая

Жасмин

Руки Зейна двигаются с привычной легкостью, когда он убирает остатки нашего завтрака с маленькой барной стойки. Керамический звон подчеркивает тишину между нами — комфортную тишину, остаточный спутник вчерашнего дня. Мне приятно наблюдать, как мышцы его предплечий напрягаются и расслабляются при каждом целенаправленном движении. Это простая семейная жизнь, которая противоречит силе нашей неплатонической связи.

Когда последнее блюдо помещается в посудомоечную машину, он поворачивается ко мне, и утренний свет ловит кончики его непослушных волос, зажигая их серебряным отливом. Но мое внимание привлекает не эффект орла; это безошибочный блеск злобы, который сверкает в его шоколадно-карих глазах. Этот взгляд — молчаливый язык, который мы оба свободно понимаем, — прелюдия к обещаниям, которые он дал перед едой.

— Похоже, что это место у нас есть только для себя, — говорит Зейн тихим и дразнящим голосом. Он прислоняется к стойке, скрестив руки, словно пытаясь забаррикадировать любой выход из наэлектризованной атмосферы, которая сейчас заряжает комнату. — И мне не нужно работать еще час.

Его слова пронизывают пространство, словно приглашение, прошептанное самим дьяволом, и я уже поднимаюсь навстречу ему.

Достаточно кивка, и слова растворяются в жаре наших общих взглядов. Моё согласие молчаливо, но это неоспоримая капитуляция перед магнетическим притяжением желания Зейна.

Он протягивает мне руку с ухмылкой, обещающей невыразимые удовольствия, и мы как одно целое движемся к лестнице. Наше восхождение по лестнице происходит в спешке. Едва мы доходим до двери спальни, как первый предмет одежды отбрасывается в сторону. Оказавшись там, пальцы танцуют над пуговицами и молниями в неистовом балете, разрушая барьеры между нами. Рубашка Зейна слетает первой, обнажая твердую поверхность его груди, которая просит моего прикосновения. Его руки, столь же нетерпеливые, работают над краем моей блузки, вытаскивая ее из-под джинсов.

Когда последний кусок одежды соскальзывает с наших тел и падает в растущий холм на полу, я стою перед Зейном, такой же голой и открытой, как и он сам.

С видом обладателя Зейн ведет меня к кровати, наши ноги бесшумно ступают по плюшевому ковру. Руки Зейна обхватывают мою спину и опускают меня на край матраса. Кровать приглашает меня в мягкую ткань, и я откидываюсь назад. С нарочитой медлительностью он парит надо мной.

Он начинает с моей ключицы, оставляя нежные поцелуи, которые танцуют, словно бабочки, по поверхности моей плоти. Его рот прочерчивал путь намерения, прокладывая курс по подъемам и спадам моих изгибов, задерживаясь на вершинах и долинах, как будто наслаждаясь прекрасным вином.

— Твоя кожа, — пробормотал он в впадине моего горла. — Подобна атласу под грозовыми облаками — мягкая, но электрическая, — его голос, огрубевший от желания, вызывает у меня еще одну дрожь.

Кому нужно больше, чем слова, когда он говорит такие вещи?

Я меняю свое мнение, когда его руки касаются моей груди. Схватив их обеими руками, он нежно массирует, удерживая меня в своих объятиях. Нежно касаясь моей груди, словно это стейк, который нужно сожрать, его рот погружается в обжигающие поцелуи. Его руки отпускают меня, обнажая зрелые соски вниманию его рта, а одна рука скользит вниз по моему телу. Его прикосновение проходит по всей длине моего бедра, а его рот заставляет меня корчиться на простынях. Кончики пальцев слегка коснулись моей ноги, шепот движения, оставляющий за собой теплый след. У меня перехватило дыхание, когда его другая ладонь обхватила одну грудь, большой палец дразнил чувствительный сосок, в то время как его другая рука продолжала подниматься вверх по внутренней стороне моего бедра.

— Мне нравятся твои длинные ноги, — он останавливает руку в опасной близости от того места, где мое тело болит за него. — Но именно туда, куда они ведут, я желаю больше всего… — его голос переходит в нечто более плотское, чем слова, когда его взгляд встречается с моим, тяжелый от невысказанных обещаний.

Пальцы Зейна целенаправленно танцуют, находя шелковистые складки моего тела. У меня вырывается вздох, когда он проскальзывает внутрь, то один палец, то другой, его движения обдуманны и осознанны. Ощущение его прикосновения ко мне самым интимным образом вызывает волны удовольствия по моему телу, каждая волна сильнее предыдущей. Я выгнулась под ним, бессловесно моля о большем, мои руки вцепились в простыни.

— Скажи мне, что тебе нужно, — шепчет он, его дыхание горячо касается моего уха, продолжая поглаживать мои самые сокровенные места с сводящим с ума ритмом.

— Пожалуйста, — стону я.

Его теплое дыхание щекочет мою кожу, когда он посмеивается, погружая пальцы глубже в меня. — Ты так долго ждала меня. Теперь ты заслуживаешь всего.

Его пальцы сгибаются внутри, нанося мне удары именно так, как надо, чтобы довести мое тело до предела разума. Звезды танцуют перед моими глазами, а мое тело поддается волнам удовольствия.

Зейн проверяет, как я восстанавливаю способность дышать; я могу только отчаянно кивнуть ему, когда он просит заверить меня в моем счастье. Я никогда в жизни не была так счастлива. Когда дрожь моего удовольствия медленно утихает, Зейн передвигает свои ноги поверх моих, раздвигая мои все еще дрожащие колени, чтобы приспособиться к нему.

Головка его члена прижимается к моему входу, и без колебаний и препятствий он скользит домой. Ощущение того, что он наполняет меня, одновременно знакомо и потрясающе ново, как будто каждый раз, когда мы собирались вместе, мы открывали что-то новое в нашем единстве.

— Посмотри на меня, — мягко приказывает он, и я открываю глаза и вижу, что его взгляд жжёт мой. — Я тебя люблю.

Он не ждет ответа; в тоне его движений нет такого ожидания. И когда он начинает двигаться внутри меня, каждый толчок становится глубже предыдущего, я знаю, что нахожусь именно там, где мне место.

Пока мой первый оргазм все еще угасает, Зейн задает неустанный ритм, который обещает снова распутать меня. Тепло его тела надо мной, рука под моими плечами — признаки нежной заботы и того, что наша страсть — это нечто большее, чем просто кардинальное удовольствие. Речь идет о том, чтобы объединить наши тела и души в одно целое.

Его бедра замирают, его член глубоко внутри меня. Я слепа к его движениям, потерянная в буре удовольствия, которая обрушивается на меня во второй раз за это утро. Ничто другое не имеет значения, поскольку мы разделяем этот момент вместе.

Мир сжимается до точки соединения между нами, до места, где его тело претендует на мое с интенсивностью, граничащей с одержимостью. Мои ноги обхватывают его, пятки впиваются в поясницу, притягивая его еще глубже. Я теряюсь в буре, которую он вызвал во мне, мои руки бродят по мышцам спины, чувствуя, как они напрягаются и расслабляются с каждым толчком.

— Да, да, да, — я стону, наконец обретая способность говорить. — Я тоже тебя люблю.