Годзюон

УКУСЫ ХИМЕР

В Токио бывают относительно длинные, в семь-десять дней, периоды, когда жизнь японского муравейника замирает. Останавливается работа. Японцы устремляются путешествовать. Авиабилеты любых направлений и железнодорожные билеты внутренних линий, сильно поднимаются в цене и бронируются загодя. Это случается три раза в год. В августовский обон, в Новый год и в майскую «золотую неделю».

Японские майские праздники не имеют под собой идеи солидарности трудящихся. Это цепочка исторических, внутрияпонских событий. Золотая неделя начинается с 29 апреля. Это «день зелени». Такие необычные названия выходных дней, как правило, соответствуют дням рождения бывших японских императоров, которые умершие императоры оставили своему народу в качестве подарка. На мой взгляд, один только этот факт, уже способствует формированию теплых чувств к императорской власти у японских трудящихся.

В мае мы тоже покидаем отдыхающую Японию. На этот раз собираемся в Париж. С последней поездки в Париж прошло почти три года. И мне все три года не хотелось туда вернуться. Потому что в последнем путешествии слово Париж прочно соединилось во мне с горьким вкусом слёз.

Мы тогда опоздали на самолет Air France, увлекшись вкуснейшими коктейлями в голландском аэропорту. Французский бортпроводник только укоризненно покачал головой, наблюдая наши попытки изобразить удручённость происшедшим. Они нас ждали...

Они нас ждали. Мы прилетели. И, один за другим, слегли в жесточайшей лихорадке. Внезапно. Беспричинно. Необъяснимо. Мы еле-еле двигались. Вставали лишь за тем, чтобы поменять мокрые от жара простыни. Через неделю жар выпил и тела и мозги. И исчез. Так же внезапно, как появился.

К моменту свидания в Париже, отношения между нами достигли ступени, когда нам друг от друга уже хотелось большего. Мы ощущали грядущий поворот судьбы. Предчувствовали, что неизбежно будем вместе. Но за каждым из нас стояли семьи, обязательства, работа. И мы, в человеческой манере, пытались все контролировать. Быть может, это болезнь так обессилила нас. Так что существующие между нами преграды, показались в тот момент непреодолимыми. И мы, проговорив, обнажив ситуацию, предприняли безнадёжную попытку расстаться.

Когда за ним закрылась узкая дверь гостиничного номера, я, глотая слёзы, подумала о том, что этот город питается живыми сердцами любовников. Их стонами, их слезами, их бесконечно настоящими эмоциями. Весь день и всю ночь, я лежала в умершей постели, и мне снились парижские химеры. Их рты, их ядовитые зубы. Зубы вонзались мне в горло. Мокрые рты хохотали надо мной, брызгая в лицо чёрной пузырящейся слюной. И следующий день, и следующую ночь и потом.

Через несколько дней, очнувшись, вынув из горла застрявшие ядовитые зубы, мы развернули наши лодки друг к другу. И не устояли цепи якорей. Как давно это было! В прошлом тысячелетии.

Итак, в мае, мы планируем съездить в Париж. Перед визитом во французское посольство за визами, он со смехом сказал мне:

- Пожалуйста, ничему не удивляйся. Французское посольство это уже не Япония. Это Франция и французские обычаи ведения дел.

Не удивляться пришлось сразу. По дороге, в машине, мы набрали номер телефона французского посольства в Токио, чтобы уточнить его месторасположение. Вместо объяснения адреса японский голос спросил:

- А вы где?

- Мы едем в машине в районе Дайкан'ямы. Вы находитесь рядом с Дайкан'ямой? — Последовал восхитительный в своей определённости ответ:

- В некотором смысле.

Пауза. Длинная пауза.

Затем «голос», оберегая себя от вторжения, сообщил:

- Вы на машине, а у нас парковки нееееееееет.

На повторный вопрос о местонахождении, «голос» слегка уточнил свою дислокацию:

- Мы рядом с Хироо.

Разумеется, на карте Хироо французского посольства не оказалось. Отыскав неуловимое посольство совсем в другом месте, мы отдали представительному французу свеженькие, только что полученные в российском консульстве паспорта.

На следующий день, у окошка выдачи паспортов с визами, глядя на протянутую ко мне руку с нашими паспортами, я машинально потрогала горло. Взяла паспорта. Открыла. Так и есть, мне не показалось. На каждом из наших паспортов, рядом с данными о владельце паспорта, через прозрачную обложку, через новенькую корочку, зияли две круглых дырочки, небольших, но заметных. Как от острых зубов. От зубов парижских химер.

Внутренне смеясь над «милыми» французскими проделками, я вернулась к окну выдачи. Показала на дырки в паспортах и спросила, зачем они испортили новые документы. На что японка в окошке, распалясь докрасна и перебивая меня, сказала, что это для нашего же блага, чтобы не перепутать паспорта и не вручить, кому попало. Я уточнила: