Большую часть понедельника Джорджия провела в полудреме. Она достигла той точки, когда обычная, будничная жизнь начала казаться нереальной, а мысли постоянно возвращались к Реморе с ее округами и интригами. Мало помогало даже то, что она привыкла подолгу бодрствовать — даже в те времена, когда не проводила все воскресные ночи в Реморе.
После того, как Фалько рассказал им в карете о своих намерениях и ясно стало, что Гаэтано будет продолжать противиться им, Лючиано сумел выиграть какое-то время, заявив, что всё это необходимо тщательно продумать. Джорджия восприняла его слова с немалым облегчением — она была совершенно растеряна, а атмосфера становилась всё напряженнее. Карета остановилась, и все они вышли из нее в месте, носившем название Белле Винье. Это был поросший травой холм с маленькой деревушкой у его подножия. На вершине, по словам Гаэтано, были развалины древнего рассенанского поселения. Джорджия пришла к выводу, что это должно означать «этрусского» и с удовольствием взглянула бы на развалины, но даже относительно пологий склон для Фалько был слишком крут.
Растянувшись на траве, молодые люди заговорили о менее серьезных вещах.
— На что похожа Беллеция? — обратился Гаэтано к Лючиано. — Вскоре я должен буду поехать туда, чтобы привезти юную герцогиню.
— Самый прекрасный город в мире, — просто ответил Лючиано.
— Но ты ведь не был в Джилье. Правда, брат? — спросил Гаэтано.
Фалько кивнул, а Чезаре добавил:
— А как насчет моего города? Уж, верно, подобного ему не найти на всем свете.
— Каждый из нас, как и положено, больше всего любит свой город, — дипломатично заметил Лючиано, а Джорджия попыталась вообразить, что испытывает такие же, как они, чувства к Лондону.
— Беллеция вся из серебра и словно бы плывет по воде, — продолжал Лючиано. — Маленькие каналы пронизывают весь город — на самом деле он состоит больше чем из сотни небольших островов. Людям нравится жить там — они устраивают праздники по каждому поводу. И они любят свою герцогиню. Весь город был в горе, когда умерла ее предшественница.
Он умолк. Тема была слишком щекотливой, чтобы обсуждать ее в присутствии двух ди Кимичи.
— А что представляет из себя новая герцогиня? — спросил Фалько, и Джорджия заметила, как Гаэтано тут же приложил палец к своим губам.
— Она очень молода, — сказал Лючиано, не обративший внимания на этот жест. — Девочка еще — того же возраста, что и я. Но с каждым днем она становится всё более похожей на мать. И она очень гордится своим городом.
— Она так же красива, как, говорят, была ее мать? — небрежно спросил Гаэтано, и Джорджия насторожилась.
Лючиано ответил просто:
— Да, — и не стал продолжать разговор на эту тему.
Вскоре после этого Гаэтано, обратив внимание на усталый вид брата, предложил вернуться в Ремору. На обратном пути почти не разговаривали, но, когда братья высадили своих новых друзей возле конюшен Овна, Фалько напомнил:
— Не забывайте о том, что я сказал вам. Вы придете завтра навестить меня?
Можно ли было отказать ему?
Паоло ушел на встречу конюших, и работы у Чезаре было более чем достаточно. Для Джорджии это была отличная возможность побыть наедине с Лючиано. Ей хотелось поговорить с ним о его истории и выяснить, в частности, какую роль в случившемся сыграл его талисман, но Лючиано, внимательно поглядев на Джорджию, сказал, что ей следует поскорее вернуться в свой мир и не задерживаться в Реморе на оставшуюся часть дня.
— Я помню, как это бывает, — сказал он с улыбкой, от которой у Джорджии сжалось сердце. — Знаю, ты начнешь уверять, что у тебя всё в полном порядке, но и самый здоровый человек все-таки нуждается в сне.
Так что Джорджия вернулась, проснувшись посреди ночи уже в родном доме, несколько минут прислушивалась к его шорохам, а затем погрузилась в глубокий сон без сновидений.
Проснулась она чересчур быстро, разбуженная голосом матери, поторапливавшим ее собираться в школу. Остаток дня проходил не слишком блестяще. Джорджии трудно было сосредоточиться на занятиях. Даже на уроке английского языка, своего любимого предмета, она не смогла ответить на простейший вопрос.
К счастью, ее выручила Алиса, девочка, которая давно нравилась Джорджии. Обе они позавтракали вместе во время большой перемены, и Джорджия была немало обрадована, узнав, что Алиса тоже увлекается конным спортом. Более того, в Девоне, где живет ее отец, у нее даже есть своя собственная лошадка. К концу дня они стали уже близкими подругами. Хотелось бы, конечно, иметь возможность рассказать Алисе о Реморе, но и просто поболтать с нею о лошадях было тоже приятно.
Хотя по понедельникам Рассел задерживался, чтобы поиграть в футбол, Джорджия не пошла прямо домой, а решила заглянуть к мистеру Голдсмиту. Он был рад ее видеть, и чай, приготовленный им, оказался намного вкуснее, чем в прошлый раз. Четыре политых шоколадом печенья Джорджия проглотила, сама того не успев заметить.
— Прошу прощения, — сказала она. — Мне сегодня не удалось как следует выспаться, а я, когда сильно устаю, всегда чувствую себя страшно голодной.
— Ты и впрямь будто как-то осунулась, — заметил мистер Голдсмит. — Не хочу выглядеть излишне любопытным, но всё ли у тебя в порядке?
Джорджия вспомнила, как она пришла к выводу, что мистера Голдсмита можно причислить к своим союзникам, и решила поговорить с ним о Расселе. Сделала это она, однако, несколько окольным путем.
— У вас есть враги? — спросила она.
— Странный вопрос, — ответил Голдсмит. — Я бы сказал, пожалуй, что настоящих врагов у меня нет, хотя соперники водятся. Те, знаешь ли, люди, с которыми мы торгуемся на аукционах… дельцы, короче говоря. Но это дружеское соперничество — при встречах мы отлично ладим между собой.
В этом-то, решила Джорджия, и состоит различие между Талией и здешним миром. Округа Реморы, хоть и говорили о взаимной вражде, больше походили на соперников. С другой стороны, Никколо ди Кимичи выглядел настоящим врагом тех людей, которых Джорджия считала своими друзьями. И врагом Странников. А как насчет Гаэтано и его младшего брата? Они, скорее, похожи на друзей. Уж, во всяком случае, больше, чем ее так называемый сводный брат. Джорджия тяжело вздохнула.
— Господи! — сказал мистер Голдсмит. — Возьми-ка лучше еще печенья.
Джорджия невольно улыбнулась.
— У меня мало друзей, — призналась она. — Здесь, по крайней мере,
— У меня тоже, — кивнул мистер Голдсмит. — Но, знаешь ли, если друзья настоящие, совсем необязательно, чтобы их было много.
Джорджия решила довериться ему еще чуточку больше.
— Вы знаете какой-нибудь итальянский город, в котором ежегодно проводятся не совсем обычные, особенные скачки?
Да, мистер Голдсмит, к некоторому удивлению Джорджии, знал такой город.
— Ты имеешь в виду Сиену? — спросил он. — Там скачки, которые у них называют Палио, проводятся каждое лето — по-моему, даже дважды. Вот где можно увидеть настоящее соперничество.
— Продолжайте, — жадно попросила Джорджия. — Расскажите мне о Палио.
— Ну, Сиена находится в Тоскане, неподалеку от тех мест, где был изготовлен оригинал твоей маленькой лошадки. Город делится на кучу — семнадцать, по-моему, округов, и каждый из них выставляет свою лошадь. Проводят скачки по периметру площади, расположенной в самом центре города. Традиция эта насчитывает многие сотни лет, да и сам город всё еще выглядит средневековым. Узкие улочки, на которых лишь изредка, да и то в центре, можно увидеть автомобиль, почти полное отсутствие современных зданий.
Вот оно, подумала Джорджия. Если Беллеция Люсьена — это наша Венеция, Ремора должна быть Сиеной.
— Вы видели эти скачки? — спросила она.
— Палио? Нет, — ответил мистер Голдсмит. — Но в Сиене я бывал — и не один раз. Чудесный город. Тебе он тоже понравился бы, если ты любишь лошадей.
Вскоре они уже вовсю обсуждали проблемы конного спорта, и Джорджия рассказала мистеру Голдсмиту о своих занятиях верховой ездой. Настроение у нее заметно улучшилось, так что, когда мистер Голдсмит, провожая ее, сказал: «До свидания и желаю удачно справиться со всеми врагами.» — Джорджии понадобилось какое-то мгновение, чтобы вспомнить, с чего, собственно, начался их разговор. А потом, уже подходя к своему дому, она сообразила, что вообще-то даже и не говорила о том, что у нее самой есть какой-то враг. Джорджия улыбнулась. Мистер Голдсмит определенно был другом.
Диего рад был увидеть своего нового друга, Энрико. То, чем он сейчас занимался, нагоняло на него тоску. Он привык проводить весь день на ногах, предпочтительно на свежем воздухе, ухаживая за лошадьми, объезжая их, иногда перегоняя в другие городские конюшни или на дальние пастбища. А теперь он чуть ли не все дни проводил, охраняя маленькую чудо-кобылку. Не ее вина, конечно. Как и все, он был в восторге от черного жеребенка. Настоящее чудо, тут уж ничего не скажешь. Диего не мог только понять, почему его надо хранить в таком секрете.
Диего не был реморанцем, он родился и вырос в Санта Фине. Еще мальчишкой он пару раз видел Звездные Скачки, но не интересовался всеми этими городскими политическими интригами. Ему нравились скачки по прямой и на большие дистанции, где можно сделать ставку на ожидаемого тобой победителя и иметь при этом шанс выиграть. А на такие штучки, которыми занимаются в Реморе, у него просто не было времени. Все эти сделки и сговоры лишают обычного игрока на скачках всяких шансов на выигрыш.
Энрико был полностью с ним согласен.
— Все они там с ума посходили, — поудобнее усаживаясь на тюке с сеном, дружеским тоном проговорил он, обращаясь к сидевшему рядом Диего. — И секретничают всё время, — добавил он, бросив быстрый взгляд на конюха.
— Да уж так у них в Реморе повелось, — кивнул Диего. — Могли бы, так они и то, что у них мать родная имеется, в секрете бы держали. А то вдруг еще кто-то пользу из этого заимеет.
— Как ты думаешь, они все там одинаковые? — спросил Энрико. — Или есть такие, что похуже других? Что ты, например, об Овне скажешь?
— А, об Овне! — с таинственным видом произнес Диего, потирая пальцем ноздрю. — Мог бы я тебе кое-что рассказать о них.
— Расскажи, если можешь, — сказал Энрико. — Может, мой хозяин отстанет тогда от меня. Он уверен, что у них какой-то козырь в рукаве припрятан для этих Скачек.
Несколько мгновений Диего колебался, а затем пожал плечами. К Скачкам секрет маленькой кобылки не мог иметь никакого отношения. Хотя растет она намного быстрее обычного жеребенка и ко времени Скачек на ней можно уже будет ездить, наезднику Овна никогда не разрешат выступать на крылатой лошади. Что же в таком случае дурного, если он расскажет о ней своему новому другу?
— Кое-что у них и впрямь припрятано, — согласился он.
Когда Джорджия снова оказалась в конюшнях Овна, там не было никаких следов ни Чезаре, ни Лючиано. Только Паоло дожидался ее.
— Нам надо поговорить о том, что же, собственно, привело тебя в наш мир, — сказал он, проводив Джорджию в дом. — И о нашем братстве. Успела ты уже ознакомиться с Реморой?
— Да, благодарю вас, — ответила Джорджия. — То есть, разумеется, я многого еще не понимаю, но Чезаре очень хорошо объясняет всё, а дома я, чтобы лучше запомнить все округа, сделала себе что-то вроде карты. Это ведь очень сложный город, не правда ли?
— Сложный, — согласился Паоло, — и не только своей планировкой. Не сомневаюсь, что Чезаре рассказал уже тебе о соперничестве между округами?
— Да, — ответила Джорджия. — Это я тоже постаралась получше запомнить.
— Видишь ли, Кимичи стараются использовать это соперничество в своих интересах, — сказал Паоло.
Они сидели вдвоем в уютной кухне его дома. Джорджия удивилась было, куда подевалось всё семейство, но Паоло объяснил, что Тереза повела детей в гости к их бабушке, живущей в округе Львицы. Без них в доме стояла какая-то неестественная тишина, а для того, чтобы спросить о гостях из Беллеции, Джорджия была слишком стеснительна.
— Вчера вы сказали, что пора бы уже покончить со старыми раздорами, — проговорила она наконец. — Как вы полагаете, в том, что мы подружились с молодыми ди Кимичи, нет ведь ничего плохого?
— Я тоже так считаю, — ответил Паоло. — Не думаю, что они пытаются воспользоваться вами в каких-то своих целях.
Он пристально посмотрел на Джорджию, и она поняла вдруг, что этот широкоплечий мужчина с его золотыми руками и намертво въевшимся запахом конюшен, по всей вероятности, не менее умен и хитер, чем сам герцог Никколо.
— Я должна кое-что сказать вам, — проговорила Джорджия. — Эти двое — Гаэтано и Фалько — знают, кто я такая. И о Лючиано тоже знают. Он сам сказал им… Но только потому, что я сваляла дурака и преждевременно выдала всё, — честно добавила она.
Паоло задумался.
— И как, по-твоему, они воспользуются тем, что узнали? — спросил он.
— Отцу они ничего не расскажут, в этом я уверена, — не задумываясь, ответила Джорджия. — Они дали торжественную клятву — клятву на своем оружии и на крови. — Девочка чуть вздрогнула при одном воспоминании об этом.
— В таком случае, ты, несомненно, права, — сказал Паоло. — Хотя остается вопрос, как еще они могут воспользоваться приобретенными сведениями.
Что-то удержало Джорджию и не дало ей рассказать о том, что Фалько собирается использовать их для того, чтобы перенестись в ее мир. В будущем ей не раз пришлось задумываться над тем, правильно ли она поступила. Сейчас же ей казалось, что еще слишком рано. Они ведь ничего еще окончательно не решили.
Паоло, однако, намерен был поговорить о совсем другом.
— Отношения с ди Кимичи дошли до критической точки, — сказал он. — Они пришли к власти во всей, за исключением нескольких городов, северной Талии. Беллеция, как ты знаешь, противится им, и это одна из причин, по которым Никколо пригласил молодую герцогиню на Скачки. Мы не знаем в точности его намерений, и, конечно же, она будет под надежной охраной своих друзей, но, тем не менее, всем нам тоже надо быть начеку. Должно быть, он попытается внушить той, кого он считает впечатлительной юной девицей, мудрость объединения с его семейством.
— А она вовсе не впечатлительная юная девица? — спросила Джорджия. Сейчас, когда Лючиано не было поблизости, ей представился случай узнать побольше об оказавшейся ее соперницей девушке.
— Это вряд ли, — улыбнулся конюший. — Не думаю, что дочь Сильвии, в течение четверти века правившей Беллецией, и Родольфо, одного из самых выдающихся умов в нашем братстве, может не быть воплощением упорства и хитрости.
— Вы когда-нибудь встречались с ней?
— Нет, но я знаком с ее родителями, — ответил Паоло, — а плод не падает далеко от дерева, как говорят у нас в Талии.
— У нас тоже есть похожая пословица, — сказала Джорджия, впервые задумавшись над тем, что же, собственно, означает это выражение. То, вероятно, подумала она, что с яблони вы не получите абрикосов, а дети должны быть похожими на своих родителей. Но она ведь не так уж и похожа на Мору. Прежде всего, Мора не слишком-то любит лошадей. Ну, может быть, у Джорджии эта любовь от отца, которого она почти не знала. А как насчет Рассела? Его отец — человек вполне симпатичный, но, может быть, мать была настоящим чудовищем. А может, на его характере сказалось то, как с ним обращались в раннем детстве.
Джорджия почувствовала, что совсем запуталась. В определенном смысле Ремору, при всех ее жестких разграничениях и правилах, понять было проще.
— Так почему же, по-вашему, я все-таки оказалась здесь? — спросила она..
— Этого я не знаю, — сказал Паоло. — Мы никогда не знаем, кем будет найден принесенный нами в другой мир талисман, и не знаем, что нашедшему предстоит совершить в нашем мире. Родольфо предполагал, что Лючиано, быть может, был перенесен сюда, чтобы спасти герцогиню, но только заплатить ему за это, как ты, наверное, знаешь, пришлось очень дорогой ценой.
Джорджия кивнула.
— Но мне казалось, что он все-таки не спас ее. Ди Кимичи ведь все-таки убили ее, разве не так?
Наступило молчание, а потом Джорджия услышала доносившийся с улицы глухой, словно бы пульсирующий звук.
— Что это? — спросила она.
— На некоторые из твоих вопросов ответить много проще, чем на другие, — сказал Паоло. — Это репетируют, готовясь к Скачкам, барабанщики Овна. Ты еще не раз услышишь этот звук. Давай немного прогуляемся, и ты сама увидишь их.
Чем более они удалялись от дома, звук барабанов становился всё громче. Джорджия почти сразу узнала мощеную улицу, которая вела к площади с серебряным фонтаном. Когда они вышли на нее, у Джорджии перехватило дыхание. Вся площадь была заполнена красно-желтыми знаменами с изображением увенчанного серебряной короной Овна. Два крепких парня размахивали знаменами, выписывая ими какие-то сложные фигуры в такт настойчивому бою барабана.
В следующие несколько недель этот барабанный бой — музыканты и знаменосцы всех округов практиковались денно и нощно — до такой степени угнездился в мозгу Джорджии, что она слышала его повсюду: в Реморе и в Лондоне, в постели и в школе, во сне и наяву. Это был звук Скачек. В каждом округе была группа молодых людей, отвечавшая за то, чтобы предваряющее начало Скачек шествие по окружности Поля представляло поистине великолепное зрелище. Каждую из колонн возглавляли, объяснил Джорджии Паоло, барабанщики и знаменосцы, попасть в число которых считалось немалой честью.
— Чезаре один из них? — спросила Джорджия, решив, что именно этим объясняется его отсутствие.
— Нет, — сказал Паоло. — В этом году Чезаре впервые будет нашим наездником. А в прошлом году он участвовал в параде.
Знамена и барабаны покинули площадь и двинулись по узким улочкам округа. По мере того, как они перемещались по этому лабиринту, звук становился то тише, то вновь набирал силу. Ребятишки, очарованные яркими красками и шумом, бросились вслед за колонной, но Паоло и Джорджия остались сидеть на каменном парапете фонтана.
Повсюду, казалось, царит полная идиллия. Жаркое солнце, голубое небо, тихий плеск воды и красочный вид улиц напоминали Джорджии телевизионную программу из серии кинопутешествий. Однако она знала, что внешность бывает обманчивой и что в Реморе многое скрыто глубоко под поверхностью. Джорджии всё еще трудно было представить, что она может оказаться одной из важных фигур в сложной игре тальянских политических сил. Так, как если бы ей пришлось играть с компьютером, не познакомившись с правилами игры. Чезаре, правда, был неплохой заменой инструкции, но ни он, ни сама Джорджия не знали, какое же оружие имеется в ее распоряжении.
— Вы пользуетесь словом «Братство», и все, исключая меня, Странники, о которых мне приходилось слышать, мужчины, — заговорила Джорджия. — Вы, сенатор Родольфо, доктор Детридж даже Лючиано. Я единственная среди Странников женщина?
— Нет, — ответил Паоло. — В Джилье живет очень, кстати, красивая Странница по имени Джудита Мьеле. Она скульптор. И еще, по крайней мере, одна обитает в Беллоне, но имени ее я не знаю. Но ты первая Странница, пришедшая из вашего мира в наш. Должен признать, что поначалу я был немало удивлен, тем более, что — прошу прощения — выглядишь ты похожей скорее на мальчишку. Однако талисманы, никогда не делают легковесного выбора. Они всегда переносят того человека, который больше всего необходим здесь.
Знать бы только, для чего, подумала Джорджия.
Мануши пребывали теперь в округе Львицы. Только обосновались они не возле конюшен, а рядом с домом, в котором жила старуха по имени Грация. Когда-то она, изменив обычаям своего племени, вышла замуж за реморанца и отказалась от наследия своих предков. Правда, она и теперь, подымаясь на рассвете, обращалась лицом к солнцу и посылала ему прощальный привет на закате. Она пошла на компромисс со своими верованиями до такой степени, что спала под крышей своего дома и отказалась от бродячей жизни.
Став теперь седовласой, хотя всё еще высокой и статной, вдовой, Грация в молодости спала со своим мужем только в гамаке на лоджии их дома. Так она могла быть уверена, что их дети будут зачаты под звездами. Эти дети — четыре сына и три дочери — уже выросли, у них были уже свои дети, и все, кроме одной дочери, вернулись к образу жизни манушей. Под такими уж звездами они родились.
Приносившие Грации вести от ее рассеянных по всей Талии детей, Аурелио и Рафаэлла могли не сомневаться в том, что будут гостеприимно встречены в ее доме каждый раз, когда им доведется попасть в Ремору. Округ Львицы был породнен с Ромулой, городом, расположенным на юге Талии, куда еще не успели дотянуться щупальца клана ди Кимичи. Именно там Грация встретила своего будущего мужа, заехавшего в Ромулу по своим делам. И как раз в Городе Дракона юная красавица из племени манушей и приезжий из логова Львицы полюбили друг друга. Полюбили такой любовью, которая удерживала Грацию в доме мужа даже после его смерти. И в спальню под крышей этого дома она перебралась уже много лет назад.
Грация по-прежнему отмечала праздники своего народа, а грядущий праздник богини был важнейшим из них. Звездные Скачки мало что значили для нее, хотя она будет приветствовать колонну округа Львицы и будет надеяться на победу их лошади. Только к тому времени для нее и ее гостей манушей вершина праздника будет уже позади. Всю ночь они будут бодрствовать, вознося хвалу богине, владычице звездного неба. А потом, собравшись на Поле, будут ждать восхода солнца, чтобы приветствовать супруга богини в тот самый миг, когда первые лучи рассвета зальют небо светом наступающего дня.
— Потрясающе! — воскликнул Энрико. Он и впрямь был потрясен. Лошадей он любил больше всего на свете, так что, когда Диего показал ему удивительного жеребенка, в первый момент восторг перед удивительной красотой и сказочными крыльями этого создания вытеснил все остальные мысли. Тут же, однако, верх взяли более низменные инстинкты, и Энрико задумался о награде, которую он получит, когда герцог Никколо услышит об этом чуде.
И о еще большей награде, которая может ему достаться, если он сумеет заполучить этого жеребенка для округа Девы. Или Близнецов. Для того, кто больше заплатит.