Город Звёзд

Глава 17 Перемещение

Было очень тяжело сидеть и наблюдать за тем, как Фалько исчезает из комнаты. Всё в Джорджии толкало ее на то, чтобы схватить талисман и отправиться вслед за мальчиком. Но она знала, что Лючиано встретит Фалько в Реморе, а сама она не могла позволить себе исчезнуть среди бела дня. Собственно говоря, она уже слышала, как Мора зовет ее. Придется подождать до ночи и только тогда выяснить, как же всё прошло в Санта Фине.

— О Джорджи, — сказала Мора, заглядывая в дверь. — Мне таки не показалось, ты действительно уже вернулась. Как там Британский музей?

— Отлично, — ответила Джорджия. — Сделала кучу заметок. — Она неопределенно помахала перед матерью своим блокнотом.

— А зачем ты притащила сюда старые тросточки Наны? — чуть нахмурившись, спросила Мора. Джорджия виновато вздрогнула. Тросточки всё еще стояли, прислоненные к кровати.

— Воспользовалась ими, чтобы лучше прочувствовать то, что буду писать в сочинении, которое нам задали по английской литературе, — быстро ответила она, сама удивляясь, как легко эта ложь сошла у нее с языка. — От нас потребовали на каникулах написать что-нибудь от лица Ричарда Третьего — Хромого калеки. — Слава Богу, именно эту шекспировскую трагедию она выбрала для самостоятельного изучения.

— Инвалида, — машинально поправила Мора. — Всё это очень хорошо, но разрешение спросить все-таки следовало.

— Извини, — сказала Джорджия. — Я не думала, что ты будешь возражать.

— Я и не возражаю. Но ты не перехватываешь немного с занятиями? Сначала самостоятельная работа по древним цивилизациям, а теперь еще и сочинение. У тебя же, не забывай, первый день каникул.

— Но я ведь завтра на две недели уезжаю в Девон, — сказала Джорджия. — Не буду же я заниматься у Алисы школьными заданиями?

Мора внимательно посмотрела на нее.

— Тут ты, пожалуй, права. — Еще через мгновенье она добавила: — Ты вынула колечко из брови. Надоело?

— Нет, — ответила Джорджия. — Просто немного натерло, и я решила на время снять его и промыть медицинским спиртом.

— Без него ты намного лучше выглядишь, — заметила Мора. — И в Девоне я бы не стала его носить. Папа Алисы может принять тебя за панка. И волосы у тебя заметно отросли. Странно, что ты не захотела подстричься перед поездкой.

Джорджия вздохнула.

— Колечко я вставлю, как только то место перестанет беспокоить. Не думаю, что папа Алисы обратит на него хоть какое-то внимание. А какие эти две недели у меня будут волосы, не имеет значения. Всё равно, кроме Алисы и ее папы, там на них и смотреть будет некому. Подрежу, когда вернусь обратно.

Мерла стояла с поникшими крыльями. У нее не было возможности поупражнять их, и она всё еще тосковала по матери. Развивалась она необычайно быстро и уже не нуждалась в молоке Звездочки, но ела мало и заметно похудела.

— Надо будет начать выводить ее по ночам, — сказал Нелло, обращаясь к Энрико, всё еще остававшемуся в Санта Фине.

Энрико и сам пришел к тому же выводу. Риск, конечно, был, но какой смысл иметь крылатую лошадь, если она не сможет летать.

— Сегодня ночью я выведу ее, — сказал он.

Джорджия закончила собирать вещи и рано пошла спать. Попыталась пойти, во всяком случае. У Рассела на сей счет были свои соображения. Он торчал в дверях своей комнаты с тем самым видом, который всегда так пугал Джорджию. Вид этот означал, что Расселу нечего делать, и он ищет только повода, чтобы поиздеваться над Джорджией.

И оказалось, что Рассел заготовил для этого, новое оружие.

— Где это ты подобрала своего дружка? — спросил он небрежно.

Джорджии замерла на месте.

— Что ты этим хочешь сказать? — спросила она, насколько могла, спокойно.

— Мэз видел тебя на Каледониан Роуд с каким-то паралитиком. Что это с тобой? То психи, то увечные. Ты вроде как притягиваешь их. Наверное, потому, что сама такая же.

Джорджия ничего не ответила. Иногда эта тактика срабатывала. Рассел, заскучав, мог оставить ее в покое. Но мог и окончательно выйти из себя.

— Мэз сказал, что это был совсем пацаненок, — упорно продолжал Рассел. — И калека к тому же. Интересно, что Мора скажет по этому поводу? Мерзкие старички и увечные мальчишки. А что дальше?

Вернувшись в Санта Фину, Фалько долго еще не мог уснуть. Ему хотелось оставить при себе серебряное колечко Джорджии, но Лючиано забрал его у мальчика.

— Ты же не хочешь по ошибке вновь оказаться в Англии. Я побуду с тобой, пока ты не уснешь, а потом пойду к себе.

Джорджия втайне надеялась на то, что, оказавшись в Талии, проснется во дворце Фалько, потому что именно оттуда она перенеслась к себе домой. Однако крылатая лошадка, как и всегда, отправила ее на сеновал конюшен Овна.

Джорджии пришлось, позаимствовав у Паоло лошадь, скакать в Санта Фину. Слуги, принявшие у нее коня и впустившие ее во дворец, выглядели слегка озадаченными. Насколько они могли судить, этот юный реморанец вчера вечером лег спать во дворце, и было совершенно непонятно, каким образом утром он вновь очутился у ворот — да еще и верхом, хотя накануне он приехал со своим товарищем в карете.

Как бы то ни было, слуга пропустил Джорджию в отведенные ей покои. Она сразу же отворила дверь, отделявшую ее комнату от комнаты Фалько. Мальчик всё еще спал, опустив голову на груду подушек. Лицо у него было бледным и смертельно усталым. В эту же минуту через дверь в противоположной стене вошел и Лючиано. И у него видны были темные круги под глазами. Увидев Джорджию, Лючиано улыбнулся.

— Ты все-таки добилась своего! — сказал он, возвращая Джорджии колечко. — Фалько рассказал мне о ваших похождениях и считает, что всё там было просто чудесно.

— Даже уличное движение? — вдевая колечко в бровь, поинтересовалась Джорджия.

— Даже уличное движение.

Джорджия присела на низенький табурет, подавленная внезапно перспективой того, что ей, судя по всему, предстояло еще сделать.

— Я считаю, что у нас в запасе еще две недели, — сказала она. — Если, конечно, повезет, и я смогу каждую ночь переноситься сюда из Девона. В любом случае, после Скачек Фалько придется вернуться в Джилью. Да и не могу я после того, как Рассел уже раз повредил мой талисман, тянуть дольше, чем это действительно необходимо. Итак, нам отпущены две недели на то, чтобы научить Фалько всему, что он должен знать о жизни в двадцать первом веке.

— Мы можем это сделать, — ответил Лючиано. — И вдвоем мы это сделаем.

Еще никогда в жизни Джорджия не была так занята, как в следующие две недели. В Девон она вместе с Алисой поехала поездом. На станции их ожидал в своем джипе Пол, отец Алисы.

Он был красив, бородат, одет в твидовый костюм и ничуть не похож на Ральфа. В общем и целом, человеком он оказался добродушным и чуточку забавным. Если бы Джорджии не приходилось уже бывать в тальянских дворцах, она, вероятно, была бы ошеломлена размерами его дома, но и так она восприняла его с полным одобрением. Это был большой, выстроенный из красного кирпича фермерский дом с парой флигелей во дворе, конюшней и выгоном. В конюшне обитала лошадь Алисы, рослая гнедая кобыла по кличке Трюфелька.

Девочки сразу же, не успев даже распаковать вещи, отправились навестить ее.

— Она просто великолепна, — с легкой завистью проговорила Джорджия. Приятно, разумеется, знать, что, когда ты попадаешь в Талию, в твоем распоряжении оказываются все лошади из конюшен Овна, но в реальной жизни у Джорджии никогда не было собственной лошади. А вот Алису, девочку того же возраста, ученицу той же школы, в которой училась и Джорджия, собственная лошадь дожидалась каждый раз, когда Алиса приезжала домой. Джорджии же приходилось довольствоваться уроками верховой езды раз в две недели.

В конюшне оказался и еще один обитатель.

— Познакомьтесь с Конкером, — сказал Пол. Соседнее стойло было занято гнедым мерином, очень похожим на реморского Архангела.

— Откуда он взялся? — спросила Алиса, удивленная точно так же, как и Джорджия.

— От наших соседей, — объяснил Пол. — Это конь Джима Гардинера, того, что живет немного дальше нас на этой же дороге. Он уехал в отпуск и хотел было поставить Конкера в платную конюшню, но я сказал, что мы присмотрим за ним, если подруге моей дочери разрешено будет ездить на нем. Я ведь правильно сделал, разве не так? Ты ведь не прочь будешь поездить верхом, Джорджия? Алиса говорит, что ты знаешь толк в этом деле. Сумеешь с ним управиться, как ты считаешь?

Джорджия, онемевшая от радости, смогла только кивнуть в ответ. Ей казалось, что она очутилась чуть ли не в раю.

Началась будничная, но очень счастливая жизнь. Джорджия, комната которой была расположена рядом с комнатой Алисы, с облегчением выяснила, что ее подруга отнюдь не принадлежит к числу ранних пташек. Это означало, что Джорджии удавалось, как правило, поспать после возвращения из Талии, по крайней мере, пару часов.

К тому времени, когда девочки спускались к завтраку, Пол давным-давно успевал уже встать и отправиться на работу в одну из юридических контор соседнего городка. Устроив себе нечто среднее между завтраком и ленчем, состоявшее из солидного количества яиц, оладий и фруктов, девочки остаток дня проводили на конных прогулках.

Они часами скакали на Трюфельке и Конкере по поросшим вереском равнинам, а, утомившись, отпускали лошадей попастись, сами же, улегшись на пружинистый дерн, раскладывали на дощечке привезенные в седельных сумках сэндвичи и устраивали веселый пикник.

Это было волшебное время долгих солнечных дней, когда девочки без конца рассказывали друг другу о своих семьях. Алиса объяснила, как сложился брак у ее родителей. Они познакомились в университете. Джейн, мать Алисы, была тогда политической активисткой, одним из лидеров Союза Студентов. Никто не ожидал, что она выйдет замуж за Пола, единственного сына одного из местных представителей среднего класса.

— Они разошлись вскоре после моего рождения, — сказала Алиса. — А когда умерли дедушка и бабушка, папа вернулся в Девон, Вообще-то я в этом доме часто бывала, сколько себя помню.

— Твои папа и мама по-прежнему не в ладах? — спросила Джорджия.

— Теперь уже меньше, — ответила Алиса. — Последняя крупная ссора была из-за моего образования. Папа хотел, чтобы, закончив начальную школу, я поступила в женскую школу-интернат у нас по соседству, а мама возражала. Никаких частных школ для ее дочери — она ведь теперь, понимаешь ли, муниципальный советник от лейбористской партии. Она настаивала на том, что местная — мы с мамой как раз тогда переехали в Барнсбери — общеобразовательная школа будет достаточно хороша для меня. Скандал был грандиозный, и к тому времени, когда я отправилась-таки в интернат, они практически перестали разговаривать друг с другом. Только мне не понравилось в интернате, и в результате мама добилась своего и перевела меня в Барнсбери.

— Ты считаешь, она была права? — спросила Джорджия.

— Ну, школа-то совсем неплохая, разве не так? — ответила Алиса. — Вся трудность в том, что я живу вроде как двумя разными жизнями.

— Так, наверное, всегда бывает, когда родители разводятся.

— Да, но если взять наших одноклассников — Селину, Джулию, Таши или, к примеру, Каллэма — так у них у всех оба родителя живут в Лондоне. Когда они проводят выходные со своими папами, это не такое уж большое событие. А мне, чтобы добраться сюда, нужно несколько часов, и во время уик-эндов я могу провести здесь только один полный день. Но я так люблю это место. Оно помогает мне не сойти с ума, когда я надолго остаюсь в городе. Мне бы, честно говоря, хотелось всё время жить здесь, но мама на это никогда не согласится. И всё равно тут я чувствую себя совсем другой, чем все наши девчонки — ни у кого из них нет такой усадьбы, как у моего папы. Я бы просто умерла, если бы они узнали, какую я тут веду жизнь. Из всей нашей школы ты единственная, кому довелось побывать здесь.

Джорджия почувствовала, что ей оказана немалая честь. А заодно она подумала о том, что ей самой, наверное, все-таки легче из-за того, что она едва помнит своего родного отца. Она рассказала Алисе о своей семье — о Расселе, прежде всего. Алиса, естественно, знала его — во всяком случае, в лицо — и сильно удивила Джорджию, сообщив, что в их классе несколько девочек сходят по нему с ума.

— Но ведь он безобразен! — воскликнула Джорджия и тут же призадумалась. Она ведь видела лицо Рассела только с ухмылкой, с лицом, искаженным ненавистью. С нормальной улыбкой он, может быть, выглядит не так уж и плохо. Высокий, хорошо сложенный, с густыми русыми волосами и кари ми глазами. Джорджия вынуждена была признать, что внешне Рассел отнюдь не безобразен. Ей, Джорджии, он, конечно, всегда будет казаться безобразным из-за своего отвратительного характера. Полная противоположность Гаэтано, внешне уродливому, но такому обходительному и добросердечному, что это завоевывало ему любовь всех окружающих.

— Насчет Рассела верю тебе на слово, — сказала Алиса. — То, что ты рассказала, просто ужасно. Такой злой и жестокий человек не смог бы мне понравиться, будь он хоть писаным красавцем.

Под вечер девочки не спеша возвращались на ферму, а потом на выгоне практиковались в езде без седла. У Джорджии, благодаря некоторому опыту, приобретенному в Реморе, это получалось лучше, но быстро совершенствовалась и Алиса. Обе девочки были прекрасными наездницами, отлично чувствовавшими своих лошадей. Уже через пару дней Джорджия знала, что, уехав из Девона, будет скучать по Конкеру. Из всех коней, на которых приходилось ездить Джорджии, он был самым крупным и рослым, но с чудесным характером. Конкер всё больше и больше напоминал ей Архангела, ездить на котором Джорджии, правда, почти не приходилось, поскольку, как правило, на нем тренировался готовящийся к Скачкам Чезаре.

Скакать на неоседланной лошади было совсем не то, что ехать в седле. Менее удобно, но зато возникало ощущение полной с нею гармонии, вызванное более близким контактом колен и ягодиц с кожей лошади. (Для Рассела было бы праздником узнать об этом, подумала Джорджия). Ей уже приходилось видеть подобное единение у Чезаре, когда он становился, как выражался доктор Детридж, подобием кентавра. Джорджии всегда недоставало этого, когда она скакала во весь опор. Интересно, подумала Джорджия, что на этот счет скажет Джин, когда она вновь появится на уроках верховой езды.

Значительную часть своего времени Лючиано проводил теперь у Фалько. Распорядок каждого дня был у него таким же единообразным, как и у Джорджии в Девоне. Ранним утром он втайне получал уроки верховой езды, а затем встречал Джорджию. В Санта Фину они, как правило, отправлялись в карете, а потом проводили время с Фалько, подготавливая мальчика к предстоящей великой перемене в его жизни.

Любой случайно услышавший их уроки тальянец остался бы в полном недоумении.

— Ты должен будешь пойти в школу, — сказала Джорджия. — Если будешь жить неподалеку от нас, это будет моя школа, та самая, в которую ходил и Лючиано.

— Тебя примут в 9 класс, — добавил Лючиано, — так что выбирать предметы для изучения ты сможешь только через год. А пока тебе придется заниматься всем, что положено.

Джорджия начала считать на пальцах:

— Английские язык и литература — с этим у тебя не должно быть особых проблем, потому что после перемещения ты начинаешь говорить по-английски так же, как я, попав сюда, начинаю говорить по-тальянски. А читать ты и так любишь.

Фалько кивнул:

— Давай дальше.

— Математика и естествознание — химия, физика и биология.

— Математику и астрономию я учил, — сказал Фалько. — И немного анатомию, но, главным образом, для рисования.

— Пригодится, — заметил Лючиано. — Сможешь заниматься рисованием да и музыкой тоже.

— А как насчет языков? — спросила Джорджия. — Ты говоришь по-французски? Дайте-ка подумать. Есть в этом мире какой-то эквивалент Франции? — спросила она у Лючиано.

— Джорджия имеет в виду Галлию, — объяснил тот.

— Я говорю по-галльски, — сказал Фалько. — Это подойдет?

— Примерно то же самое, насколько я понимаю, — ответил Лючиано. — Так же, как тальянский очень похож на итальянский.

— Итальянский пригодится тебе в 11 классе, — сказала Джорджия. — Сможешь выбрать его как один из дополнительных предметов. Меня больше всего беспокоит информатика.

— А что это такое? — спросил Фалько

Остаток этого дня они провели, пытаясь дать Фалько представление о компьютерах. Освоить хотя бы основные понятия оказалось совсем не просто.

А потом дошел черед до телевидения, автомобилей, мобильных телефонов, футбола, электрического освещения, компакт-дисков, микроволновых печей и аэропланов. Глаза Фалько становились всё шире и шире. Выяснилось также, что у него громадные пробелы в истории и географии. В истории для Лючиано и Джорджии существовали четыре с лишним столетия, полностью отсутствовавшие у Фалько. Его познания в географии — той географии, где Талия располагалась в центре моря, которое Фалько именовал Средним — были почерпнуты из глобусов, во всем подобным, как понял Лючиано, глобусам, стоявшим в герцогском дворце Беллеции.

С другой стороны, Фалько был очень сообразителен и схватывал всё буквально на лету. Поскольку до тех пор, пока не будет вылечена его нога, о физкультуре и играх не могло быть и речи, у него будет возможность проводить отведенные на них часы в библиотеке, работая с книгами и компьютером. К тому же, где бы ему ни пришлось жить, там, почти наверняка, будет компьютер и доступ к интернету. Кстати, интернет оказался еще одной из вещей, объяснить которые оказалось чрезвычайно трудно. Так же, как и Родольфо, которому Лючиано в свое время рассказывал об интернете, Фалько представлял его в виде огромной паутины и не понимал, каким образом можно «войти» в нее и получить какую-то информацию.

— Разве всё это не предназначено только для избранных? — спросил однажды Фалько. И Джорджия, и Лючиано подумали, что, если бы в Талии существовал какой-то эквивалент мировой сети, Никколо ди Кимичи наверняка постарался бы держать его под своим контролем. Делиться этой мыслью с Фалько они, впрочем, не стали.

На следующий день они прочли Фалько лекцию о деньгах двадцать первого века.

— Помнишь бумажные деньги, которые я показывала тебе в Лондоне? — спросила Джорджия. — Это была двадцатифунтовая купюра. С такими в нашем возрасте дело иметь приходится редко. А вот научиться различать монеты в один фунт, пятьдесят, двадцать, десять и пять пенсов тебе надо обязательно.

Сделать это, не имея возможности показать сами монеты, было довольно затруднительно. Впрочем, представление о том, что в Англии существуют золотые и серебряные монеты, понравилось Фалько, хотя, поскольку в Талии серебро ценилось выше золота, он часто путал, какие из них выше достоинством.

Однажды на обратном пути в Ремору Лючиано поднял вопрос, беспокоивший его с тех самых пор, когда Фалько в первый раз попросил их о помощи.

— Ты всё время говоришь так, словно Фалько останется в Ислингтоне, поблизости от тебя. Но где он там будет жить? — спросил Лючиано у Джорджии. — Что произойдет с искалеченным тальянским мальчиком, когда он невесть откуда объявится там?

Джорджия на мгновенье задумалась о том, в какую часть придуманного ею плана стоит посвятить Лючиано.

— Ты ведь знаешь, что моя мама работает в социальном обеспечении? — сказала она наконец. — Вообще-то, она руководитель группы в том отделе, который занимается опекой и усыновлением. Я постараюсь устроить так, чтобы именно она подыскала ему пристанище. Думаю, что лучше всего будет, если Фалько притворится потерявшим память. Тогда будет не так уж страшно, если ему начнут задавать вопросы, на которые он не может ответить.

Фалько начали посещать странные сны. Он всё снова и снова оказывался в подземном туннеле, где навстречу ему мчался громыхающий дракон. Он оказывался внутри крохотной клетки, носившейся вверх и вниз с непостижимой уму скоростью. Он находился на самом верху сверкающей серебром лестницы, которая уходила у него из-под ног. Его костыли отлетали куда-то в сторону, и он падал ничком. В этом месте он просыпался, обливаясь потом от ужаса.

Затем он засыпал вновь, и начинался другой сон, полный совсем иных образов. Он слышал протяжный жалобный крики звук бьющих по воздуху огромных крыльев. Он знал, тем не менее, что это не птица, хотя перед самым концом сна ему удавалось уловить взглядом что-то вроде черных перьев.

Ночи были долгими и тревожными — особенно после каждого из частых приездов отца. В эти дни Фалько особенно недоставало Гаэтано. Братья и прежде не раз делились мыслями о своем отце. Нелегко было принадлежать к семье ди Кимичи и вдвойне нелегко быть сыновьями отца, чьи дела у всех на виду, так что закрывать на них глаза просто невозможно. Тем не менее, Фалько любил отца и знал, что отец его любит. Теперь же, когда герцог уезжал, Фалько думал о том, не в последний ли раз он видит отца, а с любимым братом он уже успел попрощаться.

В Беллеции Гаэтано продолжал вести двойную жизнь, проводя вечера с герцогиней, за которой он предположительно ухаживал, а дни — с кузиной, которую он по-прежнему любил точно так же, как в те времена, когда они были совсем детьми.

Понемногу, однако, чувства его к Арианне менялись. Также, как и ее чувства к нему. Он был приятным и остроумным компаньоном, много знающим и умеющим развлечь собеседника. Чем больше Арианна проводила с ним времени, тем меньше думала о его непривлекательной внешности. По правде говоря, она обнаружила, что ждет вечерних встреч с Гаэтано. И хотя она остро ощущала отсутствие Лючиано, было приятно отдохнуть в обществе знатного тальянца, которому не надо объяснять, в чем состоят роль и обязанности герцогини. Арианне приходилось теперь напоминать себе, что отец Гаэтано нес, судя по всему, ответственность за покушение на ее мать.

Гаэтано тоже помнил об этом. Ему были хорошо известны слухи о том, что герцог Никколо приказал кому-то устроить взрыв, разорвавший в клочья мать Арианны. Это делало намерение женить Гаэтано на дочери убитой еще более отвратительным и еще более характерным для герцога.

— Какого ты мнения об этом юном отпрыске наших врагов? — спросила однажды вечером сидевшая за обеденным столом гостья Родольфо. На ней была темных цветов одежда с закрывающей лицо легкой вуалью, одежда, которую обычно носят тальянские вдовы. Правда, ее кобальтово-синее платье было великолепно скроено, а браслет украшен сапфирами.

Регент заметно нервничал.

— Ты же знаешь, что тебе не следует бывать у меня, Сильвия, — проговорил он негромко. — Риск слишком велик.

— Я видела его на канале с той глупенькой девицей, которая соперничала с Арианной на выборах, — проигнорировав замечание регента, сказала Сильвия. — Но и к герцогине он стал, мне кажется, достаточно внимателен.

— Симпатичный молодой человек, — сказал Родольфо. — Ничуть не похож на отца или двоюродного брата, который был здесь послом. Однако мне кажется, что он по-прежнему повинуется полученному приказу, а не своим чувствам.

Гостья наклонила голову.

— Быть может, именно так и должны поступать люди его и Арианны ранга. Думать следует о вещах более важных, чем какая-то щенячья любовь.

— Ты всерьез предлагаешь принять его предложение? — спросил Родольфо.

— Я предлагаю, чтобы ты и Арианна хорошенько обдумали всё, прежде чем отвергнуть его, — ответила Сильвия. — Мне Ди Кимичи никогда не предлагали выйти за одного из них замуж. Тут есть над чем подумать.

В пятницу, почти через две недели после отъезда в Девон, Джорджия и Алиса сели в поезд, благополучно доставивший их на Паддингтонский вокзал. На следующий день у Джорджии был назначен урок в школе верховой езды и девочке не хотелось пропускать его. Ей и так уже пришлось договариваться, чтобы его перенесли с предыдущей пятницы на эту. Было уже первое августа, и до окончательного перемещения Фалько оставалось всего несколько дней.

Было как-то странно вновь возвращаться домой. Мора, Ральф и Рассел должны были всё еще быть на работе, и девочки, доехав до Ислингтона, распрощались на выходе из метро, договорившись снова встретиться в воскресенье.

Джорджия вошла в пустой дом, казавшийся словно бы незнакомым — и не Девон, и не Ремора. Джорджия ощущала себя здесь гостем. Только поднявшись в свою комнату и увидев знакомые плакаты и рисунки, она почувствовала, что и впрямь вернулась домой. «Надо будет сегодня же,» решила она, «установить вместе с Лючиано окончательную дату перемещения Фалько».

Никколо ди Кимичи, вознамерившись найти Энрико, направился в конюшни дворца в Санта Фине. Там Энрико, как правило, торчал целыми днями, болтая о чем-нибудь с Нелло.

— Как поживает новая лошадка? — спросил герцог у них обоих.

— Быстро подрастает и крепнет, — ответил Нелло.

— Гораздо быстрее с тех пор, как я начал давать ей летать по ночам, — добавил Энрико. — Теперь уже не на корде, а со мною на спине. Ну, должен вам сказать, это и ощущение!

— Не сомневаюсь, — сказал герцог. — Может быть, я останусь здесь на ночь и сам испытаю его.

— Э-э… — протянул Энрико, — Большой вес она пока что поднять не может — растет еще только. Худенький коротышка, вроде меня, это еще куда ни шло, но такого рослого и тяжелого мужчину, как ваша светлость, ей пока не поднять.

— Ладно, сейчас это не так уж важно, — сказал Никколо. — Я пришел поговорить совсем о другом. У моего сына сейчас почти каждый день бывают гости. Я хочу, чтобы ты выяснил, кто они такие и почему он так сблизился с ними.

Энрико кивнул.

— Я знаю, кто они, ваша светлость. Они приезжают из Овна, но, по крайней мере, один из них на самом деле из Беллеции. Это Лючиано, ученик регента.

— Да, — сказал Никколо. — Я видел его, когда мои сыновья водили меня в округ Овна, чтобы послушать игру Дзинти. Его отец — пожилой англичанин. Второй, как я понимаю, какой-то конюшенный мальчишка.

— Ну, — проговорил Энрико, — сейчас они выдают Лючиано за сына старого доктора. Но только он вовсе не был им, когда впервые появился в Беллеции. Тогда он считался каким- то дальним родственником регента. Однажды он был у меня в руках, и в нем, должен сказать, есть нечто странное, нечто очень заинтересовавшее племянника вашей светлости.

— Ты знаешь, у этой девочки настоящий талант, — сказала Джин, обращаясь к Анджеле, своей партнерше по руководству конноспортивной школой.

Оба они наблюдали за Джорджией, скакавшей на неоседланной лошади по одному из выгонов.

— Где она этому научилась? — спросила Анджела.

— Говорит, что пару недель практиковалась в Девоне.

— Выглядит так, словно она намного дольше упражнялась в этом, — заметила Анджела.

— Да, — согласилась Джин. — Кажется, будто она не скачет, а летит верхом на лошади.

Наступил решающий день — понедельник, 4 августа. Джорджия не сомневалась, что тот же самый день наступил и в Талии — врата между мирами уже почти три недели оставались устойчивыми, несмотря на частые предупреждения Лючиано о возможной их нестабильности. Отец только накануне навестил Фалько, и вряд ли можно было ожидать, что герцог станет выезжать в Санта Фину два дня подряд.

Джорджия заготовила тот же набор одежды, что и в прошлый раз — только теперь со срезанными ярлыками. Заодно она решила одолжить Фалько свою старую матерчатую сумку и купила ему в «Марксе и Спенсере» комплект спортивных трусов небольшого размера. Она знала, что Фалько хранит трусы Рассела, словно какую-то реликвию, но все-таки для Фалько они были слишком велики.

Всё это время Джорджия только и делала, что строила, уточняла и корректировала планы. Больше у нее просто не было на это сил — наступило время действовать. Помимо того, она уже устала от необходимости проводить в Талии время, почти не покидая летний дворец в Санта Фине. Ей будет нелегко, когда Фалько окажется в Англии — на этот счет у Джорджии не было никаких иллюзий — но, по крайней мере, она сможет наслаждаться жизнью в Реморе. Сейчас ей пришлось почти отказаться от тренировок в езде без седла, а всё время, которое она проводила с Лючиано, было посвящено разговорам о Фалько.

Джорджия уже почти забыла, как можно жить, не ощущая ежеминутной ответственности за кого-то другого, а потому решила пойти и навестить мистера Голдсмита в его антикварном магазине.

Он был рад видеть ее, но выглядел несколько более сдержанным, чем обычно.

— Пока ты отсутствовала, — сказал он, — у меня побывал довольно неожиданный гость. — Твоя мать заходила, чтобы немного поболтать со мной.

Джорджия закрыла лицо руками, чувствуя одновременно и злость, и смущение.

— Просто не верится! — пробормотала она.

— Да ты не переживай, — сказал мистер Голдсмит. — Думаю, она просто решила выяснить, что я из себя представляю. Должно быть, этот разговор успокоил ее — раз уж ты снова здесь.

Джорджия покачала головой.

— Мне она ничего об этом не сказала. Надеюсь, она не была груба с вами?

— Отнюдь. Наоборот, была очень вежлива и мила. Сказала, правда, что, когда ты собираешься навещать меня, она хотела бы об этом знать. Насколько я понимаю, о том, что ты сейчас здесь, она не знает?

— Не знает, — ответила Джорджия. — Она не может указывать мне, с кем я могу, а с кем не могу видеться, и когда я могу это делать. Это ведь означало бы, что я не могу, заранее не предупредив ее, зайти к вам просто так, потому что мне вдруг захотелось.

— Она просто заботится о тебе, — мягко проговорил мистер Голдсмит. — В наши дни следует быть осторожным.

Внезапно взгляд Джорджии остановился на предмете, стоявшем в самом углу помещения, позади столика с кассовым аппаратом.

— Костыли! — воскликнула она. — Я же знала, что где-то видела их! Это ваши?

— Были моими в прошлом году, — ответил старик. — Шесть недель не мог передвигаться без них после того, как мне сделали операцию. Всё собираюсь, отнести их в больницу. Спасибо, что напомнила.

— Не делайте этого, — поспешно проговорила Джорджия. — Не могли бы вы одолжить мне их ненадолго? Для школьного представления. Я как раз пыталась отыскать что-нибудь в этом роде. А потом я сама, чтобы вам не беспокоиться, отнесу их в больницу.

— Договорились, — сказал мистер Голдсмит. — Ортопедическое отделение больницы святого Варфоломея.

Он протянул костыли Джорджии, у которой теперь было наконец всё для осуществления назначенной на сегодняшнюю ночь операции.

— А теперь, — сказала она, — давайте я расскажу вам о том, и то я видела в Британском музее.

Фалько был готов уже за несколько часов до срока. Специально пораньше переодевшись на ночь, он надел под ночную рубашку всё еще остававшееся чуточку таинственным нижнее белье. Украденную пару дней назад у садовника бутылочку с ядом Фалько держал при себе. Содержимое он аккуратно вылил в сливную трубу, но несколько капель резко пахнувшей жидкости в бутылочке всё еще сохранились,

Мысленно он уже попрощался с дворцом, пройдясь по любимым своим комнатам и по аллеям обширного сада. Во дворе он остановился перед статуей умирающего быка. «Митра», — прошептал он, вспомнив имя, которое Джорджия прочла в музее ее мира. «Быстрая смерть», подумал Фалько. Ножом по горлу — совсем не то, что ожидающая его тягучая неопределенность. Больно ли будет умирать в этом мире, если он остается живым в другом? Спросить об этом у Лючиано Фалько так и не осмелился.

Казалось, что прошли целые века, прежде чем два Странника прибыли во дворец. Они еще раз подробно обсудили всё, что должен будет сделать Фалько. Джорджия выглядела усталой, напряжение, которое она ощущала, ясно отражалось на ее лице. Лючиано тоже был не в лучшем настроении. Он уже столько раз обдумывал их план, что теперь и сам уже не мог понять, разумен он или нет.

Слуги принесли новые свечи вместо уже полусгоревших, и трое друзей поняли, что время пришло. Фалько улегся в постель с пустой бутылочкой в одной руке и полученным от Джорджии колечком в другой. Джорджия, как всегда, свернулась калачиком по соседству, и они начали ждать, когда же придет сон.

Сон, однако, медлил. Лючиано сидел рядом с постелью, закрыв глаза и погрузившись в собственные думы. Только поздно ночью Фалько окончательно уснул. Что-то изменилось в атмосфере комнаты, и Лючиано поднял голову. Джорджия уже исчезла. Он подошел к постели и увидел, что Фалько спит, выронив бутылочку из руки. Так и должны найти его утром слуги. Лючиано вернулся в свою комнату. Он уже засыпал, когда ему почудилось, что он слышит хлопанье крыльев где-то за окном.

— Вот и всё, — сказал Фалько, проснувшись в комнате Джорджии. Сидя в кровати, девочка посмотрела на него.

— Возьми колечко, — добавил он, раскрывая ладонь. не возвращай его мне, даже если я стану просить об этом.