Город Звёзд

Глава 21 Иди и вернись победителем

— Из-за этого переживать у нас нет времени, — сказал Паоло лишь мимолетно взглянув на колонну с развевающимся на ней вымпелом. — Понимаешь, что хлыстом сегодня тебе пользоваться ни к чему? Твоя задача — продержаться три круга вокруг Поля. На каком месте ты придешь к финишу, пусть тебя не беспокоит.

Совет был хорош, потому что к финишу Джорджия и впрямь пришла последней. Тем не менее, выдержала она до конца и весь заезд держалась в плотной группе лошадей, следовавших вслед за лидером. Опередив преследователей на корпус, победила лошадь Водолея по кличке Уччело, то есть Птичка. Ее юный наездник был любителем плотно поесть, и, на его беду, зрители заметили, что он что-то жевал, уже готовясь вскочить на лошадь. С этого дня ему на веки вечные предстояло носить прозвище «Сосиска».

Джорджия тоже получила прозвище, причем не слишком лестное. Она никогда еще не только не участвовала, но даже не видела подобных заездов, так что пришлось объяснять ей буквально всё: где дожидаться старта, когда садиться на лошадь и многое другое. В результате ей дали прозвище «Дзондзо», что означает «не успевший еще толком проснуться». Впрочем, звучало оно беззлобно, и все, даже соперники, относились к Джорджии вполне дружелюбно.

Весть об исчезновении Чезаре быстро разошлась по Реморе, и никто не сомневался, что он был убран со сцены как возможная угроза победе ди Кимичи в Звездных Скачках. Подобные вещи случались и прежде.

— Дурная примета для Овна, — сказал Риккардо наблюдавшему вместе с ним за четвертым заездом Энрико.

— Ужасная, — согласился Энрико. — Но это ведь только предварительный заезд. Быть может, их замена еще сумеет показать себя.

Риккардо покачал головой.

— Пропустить заезд — невероятно плохая примета. Они не смогут оправиться после этого.

Тем не менее, у Овна был теперь, по крайней мере, свой наездник. Имена участников сообщаются судьям только утром в день Скачек. После этого никакие замены уже не допускаются. Если бы Чезаре был похищен уже после этого, Овен вынужден был бы отказаться от участия в Скачках. Энрико, однако, не имел ничего против участия Овна, он лишь не хотел, чтобы Овен победил.

Хотя во время скачки Джорджия была охвачена ужасом, после окончания заезда настроение у нее заметно поправилось. В конце концов, всё оказалось совсем не так плохо, как она боялась. Жестокости, которую она наблюдала, глядя на телефильм о Палио, здесь было гораздо меньше. Правда, это только предварительный заезд. В настоящей скачке всё может быть совсем по-иному.

Арианна наблюдала за заездом, стоя на своем балконе рядом с Родольфо.

— Что происходит? — спросила она. — На лошади Овна страваганте, а не настоящий наездник.

— Чезаре исчез, — ответил Родольфо. — Мы полагаем, что его похитили. Паоло решил, что Джорджия должна занять его место.

— Ну, похоже, что это у нее не слишком-то получается, — заметила Арианна. — Как раз тот результат, который осчастливит герцога Никколо — округ Беллеции приходит последним.

— Его и это не осчастливит, если победит кто угодно, кроме Девы или Близнецов. Не забывай, что эти скачки должны продемонстрировать, что первое место в Талии во всем принадлежит ди Кимичи.

Арианна вздохнула.

— Почему ты не сказал мне, что новый страваганте — девочка?

— По-моему, кроме того, что у нас появился новый страваганте, я на эту тему вообще ничего не говорил. А это имеет какое-то значение?

— Ты знал, что она подруга Лючиано?

— Доктор Детридж говорил мне, что она училась в той школе, что и Лючиано. Детридж считает, кстати, что эта школа построена на том самом месте, где когда-то была его лаборатория.

— Какого ты мнения об этой девочке? — спросила Арианна.

— В данный момент я страшно зол и на нее, и на Лючиано, Из-за того, что они сделали с Фалько, — ответил Родольфо, — Но, вообще говоря, это смелая, преданная своим друзьям и всегда готовая прийти им на помощь девочка.

— Как ты считаешь, она красива?

Родольфо ответил не сразу. Несколько мгновений он пристально вглядывался в лицо Арианны, но трудно было разгадать, какие мысли таятся под закрывающей ее лицо маской.

— Всё это закончится через несколько дней, — сказал он наконец. — Все мы — ты, я и Лючиано — вернемся в Беллецию. Этот месяц скоро изгладится из нашей памяти.

— Стало быть, ты находишь ее красивой, — печально проговорила Арианна.

— Не той красотой, которой обладаешь ты, — ответил Родольфо. — Такая красота, судя по всему, у девушек того, другого мира отсутствует. Если, конечно, считать, что Джорджия — их типичный образец. Тем не менее, смотреть на нее довольно приятно.

— А мне не нравится смотреть на нее, — чуть слышно проговорила Арианна.

Если Родольфо и расслышал ее, то предпочел промолчать.

Чезаре обдумывал план побега. На успех он особо не надеялся, но оставалось только одно из двух — либо искать способ убраться из плена, либо сойти с ума. Последние несколько в пищу ему приносил только один человек, но зато вооруженный. При всей своей отчаянной решимости Чезаре понимал что попытка наброситься на мужчину, который был явно сильнее его и к тому же вооружен кинжалом, приведет только к бесполезной растрате запаса сил.

Выполнить тот план, который он в конце концов придумал, было не так-то легко. Чезаре решил не есть и не пить то, что ему приносят. Желудок сводило от голода, горло пересохло, вынужденное безделье не позволяло хоть на миг перестать думать о еде, но желание попасть всё же на Звездное Поле было сильнее всего этого, и Чезаре, скрипя зубами, вываливал содержимое мисок на грязный пол, лишь бы только не поддаться искушению.

Джорджия жила на нервах. Отведя ее к себе, Паоло обсудил с нею всё, что должно было происходить в ближайшие полтора дня. Вечером состоится еще один предварительный заезд, за которым на улицах всех округов последуют праздничные пиршества, так что большинство реморанцев всю ночь будет пить и обсуждать предстоящие Скачки. Вскоре после рассвета все наездники посетят мессу в городском соборе, а потом, после окончания последнего тренировочного заезда, имена участников Скачек будут официально названы судьям.

После того, как имя Джорджии будет внесено в списки участников, даже если Чезаре каким-то чудом сумеет вернуться, скакать на Архангеле придется именно ей. Менять уже названных судьям наездников правилами не разрешается. И конечно же, Джорджия должна будет принять участие в последнем утреннем заезде. Потом она сможет немного отдохнуть, но около двух часов дня начнется подготовка к открытию соревнований, Все, принимающие участие в параде, включая и наездников, переоденутся в цвета своих округов, а знаменосцы и барабанщики направятся к собору.

— Похоже, что мне придется непрерывно быть здесь, — с тревогой в голосе проговорила Джорджия.

— Ну, всё не так уж плохо, как тебе представляется, — сказал Паоло. — Однако тебе придется провести здесь много времени уже после наступления темноты. Сможешь ты это сделать?

— А это безопасно? — спросила Джорджия, внезапно ветре, воженная мыслью о том, что может, как Лючиано, оказаться навсегда заброшенной в Талию.

— Думаю, что да, — ответил Паоло. — Я еще поговорю об этом с доктором Детриджем и Родольфо. Я считаю, что это тот риск, на который мы должны пойти. Может быть, именно ради этого ты и оказалась среди нас.

«Риск, на который я должна пойти», подумала Джорджия, Вслух она сказала:

— Есть у меня время, чтобы перенестись сейчас домой? Мне надо будет кое-что приготовить там.

Джорджия поднялась на свой, как она его теперь уже мысленно называла, сеновал и взяла в руку талисман. Сон, однако, и не думал приходить. Слишком уж много мыслей обуревало ее. Если Паоло прав и она оказалась в Реморе для того, чтобы принять участие в Скачках и спасти Овен от публичного унижения, тогда получается, что предназначенной ей задачей вовсе была не помощь искалеченному мальчику. Может быть, Родольфо прав, и надо вернуть Фалько обратно? Но существует ли всё еще выбор? Гаэтано рассказал ей, каким изможденным и слабым стал его брат, жизнь в котором сохранялась только благодаря скармливаемым ему с ложечки теплому молоку и меду. Капельниц и приспособлений для искусственного питания в Талии шестнадцатого века не существовало.

Родольфо пришел в округ Овна, чтобы повидаться с Лючиано. Никогда прежде между ними не возникало разногласий, и обоим сейчас было немного не по себе.

— Лючиано, — сказал Родольфо. — Мы должны еще раз поговорить о Фалько. Я знаю, что Джорджия отвлечена сейчас от всего этого Скачками — видит Бог, это очень важно — но, тем не менее, она должна вернуть Фалько в его тело, пока это еще возможно. Не думаю, что здесь он еще долго останется в живых.

— Вы не понимаете. Всё это гораздо сложнее, — ответил Лючиано. — Фалько живет сейчас с моими родителями.

Родольфо ошеломленно посмотрел на него.

— Сложнее — это еще очень мягко сказано. Чья это была идея?

— Джорджии, — ответил Лючиано. — В том мире всё устраивала она. Строго говоря, она была уверена, что именно ради этого и была перенесена к нам.

Родольфо задумался.

— Она страваганте, — проговорил он наконец. — Странно было бы, если бы она ошибалась в таких вопросах. Не забывай, что у нее нет такой, как у тебя, подготовки. А ведь подобные вещи могут дестабилизировать врата. Помнишь, что после твоего перемещения время того мира прыгнуло на три недели вперед по сравнению с нашим? Нам пришлось немало поработать, чтобы сохранить устойчивость. Нам удалось даже устранить последствия того скачка, так что сейчас наши даты вновь совпадают с датами того мира, хоть он и отстоит от нас на четыре столетия. Кто знает, что случится, если Фалько умрет в этом мире? Если он умрет уже сегодня? Тот мир может еще больше оторваться во времени от нашего, так что Джорджия, прежде чем вернуться сюда, успеет стать старухой. А мы нуждаемся в ней, способной принять участие в завтрашних Скачках.

— Всё так запуталось, — проведя рукой по волосам, сказал Лючиано. — Не знаю, как это получилось. Началось всё, когда мы подружились с молодыми ди Кимичи.

— Как это произошло? — спросил Родольфо.

Лючиано ненадолго задумался.

— Пожалуй, началом всему была встреча с манушами. Мы все вместе слушали их музыку. Тогда мы и познакомились.

— Дзинти? — проговорил Родольфо. — В таком случае тут не может быть ничего плохого.

Он глубоко вздохнул.

— Мне надо еще раз поговорить с Джорджией, но время для этого сейчас далеко не самое подходящее. Вполне возможно, что за всем этим кроется нечто гораздо большее, чем я могу предполагать.

Родольфо положил руку на плечо Лючиано.

Джорджия оказалась в своей комнате посреди ночи, И вновь мысли ее были заняты планами на ближайшее будущее — как освободить время для пребывания в Реморе, как выбраться из дому и как убедить Фалько согласиться с задуманным ею. Следующий день был пятницей, и, поскольку все уходили на работу, Джорджия могла до самого вечера провести его вне дома, не вызывая никаких подозрений. Однако надо было позаботиться о вечере и о следующем дне, когда ее отсутствие никак не сможет остаться незамеченным.

Джорджия тихонько встала и включила настольную лампу. Взяв листок бумаги, она написала записку матери, крадучись спустилась по лестнице и оставила записку на кухонном столе, где Мора найдет ее перед завтраком. Следующий шаг обещал оказаться намного труднее. Ей надо будет пойти к Мулхолландам и уговорить Фалько впустить ее в дом посреди ночи. У Джорджии же всё сжималось от страха при мысли о ночной прогулке по темным лондонским улицам.

Ремора готовилась к одной из самых главных праздничных ночей года. На следующую ночь торжествовать и пить за победу будет только один округ, но накануне Звездных Скачек надежду питать мог каждый из них. На улицах каждого из округов были расставлены скамейки и деревянные, на козлах, столы, в каждой из кухонь кипели котлы с подливой, а женщины месили тесто и лепили из него затейливые коржики. Овощи и салаты, телегами привозимые на рынки, исчезали, едва успев попасть на прилавки. Бочки с пивом и бочоночки с вином катили по улицам к главным площадям округов, где уже готовились к ночным пирушкам.

Самое большое пиршество должно было состояться на площади перед собором. Там собирались жители округа Близнецов, а на почетном месте восседал сам Папа. Впрочем, жителям других округов их праздничные обеды доставляли ничуть не меньшее удовольствие.

Собравшиеся в папском дворце ди Кимичи обсуждали, как они проведут этот вечер. Первоначально предполагалось, что герцог Никколо вместе с большинством своих детей отобедает за столом Девы, а затем нанесет визит вежливости Близнецам, оставив, быть может, Карло и Беатриче, чтобы они представляли семейство в округе-побратиме Джилье. Сейчас никто не знал, удастся ли убедить герцога покинуть лечебницу, чтобы побыть хотя бы на одном из празднеств.

Гостящая в городе герцогиня и ее отец будут, разумеется, обедать вместе с Папой, и кому-то из семьи придется составить им компанию. Самой вероятной кандидатурой был, конечно же, Гаэтано.

Ринальдо будет отмечать праздник в округе Козерога вместе со своим старшим братом Альфонсо, герцогом Воланы. Другие члены семейства ди Кимичи также съехались, чтобы увидеть знаменитые Скачки. Филиппо, брат Франчески, приехал из Беллоны, чтобы вместе с сестрой побывать на праздничном обеде в Весах, а две юные принцессы, Лючия и Бьянка, прибыли из Фортеццы, чтобы посетить округ Тельца. Даже престарелый принц Мореско своевременно прибыл в Ремору, чтобы вместе с Феррандо, своим всё еще холостым сыном и наследником, принять участие в праздничном обеде округа Скорпиона.

— Город прямо-таки кишит ди Кимичи, — входя в комнату, отведенную для Арианны в папском дворце, сказал Ринальдо.

— Ну, мы ведь предвидели это, — ответила Арианна. — Предполагается, что все они станут свидетелями триумфа главы их семейства и позорного проигрыша Беллеции. Ради этого мы и приглашены сюда.

— Не только ради этого, — напомнил ей Родольфо. — Подходит время, когда ты должна будешь дать свой ответ Гаэтано.

— Пока что он ни о чем не спрашивал, — ответила Арианна.

Джорджия остановилась у дома Мулхолландов с чувством огромного облегчения. Идти в темноте было так страшно. Слишком уж много уличных фонарей не горело, а дома были погружены во тьму, не считая случайных прямоугольничков света в окнах комнат верхних этажей, где люди читали, ссорились или просто не могли уснуть.

К счастью, одним из таких окон было и окно Фалько. Джорджия выгребла немного гравия из ящика для цветов, стоявшего рядом с входной дверью, и, улыбнувшись, бросила несколько камешков в окно Фалько. В приключенческих романах, которыми она зачитывалась в детстве, это было обычным делом, но в реальной жизни ничего подобного делать ей еще ни разу не приходилось. После нескольких промахов — это оказалось несколько труднее, чем описывалось в романах — она была вознаграждена зрелищем появившейся в окне головы.

— Фалько! — прошипела Джорджия настолько громко, насколько позволял ей страх разбудить кого-нибудь еще. — Ты можешь впустить меня?

Последовали минуты ожидания. Долгие минуты, хотя Фалько постарался спуститься так быстро и так бесшумно, как только позволяла ему искалеченная нога… Никогда еще Джорджии не доставляло такой радости увидеть, как отворяется дверь, позволяя ей проскользнуть в дом из пугающей темноты. Приложив палец к губам, она жестом велела Фалько снова запереть дверь.

Они молча поднялись по лестнице и, даже оказавшись в комнате Фалько, где им уже ничто не угрожало, говорили только шепотом, чтобы их не смогли услышать Викки и Дэвид.

Джорджия обвела взглядом комнату, освещенную ночником у постели Фалько. Никогда еще она с такой остротой не ощущала, что это прежняя спальня Лючиано, покинутая им теперь уже навеки. Сегодня, однако, следовало быть особенно осторожной, и Джорджия быстро глянула на дверь.

— Отлично, — прошептала она. — Засов есть. Нам придется запереться.

Округ Овна был украшен красно-желтыми знаменами, столы покрыты красно-желтыми скатертями, а на стенах домов укреплены искусно раскрашенные светильники, дожидавшиеся, когда их зажгут после наступления темноты. Повсюду можно было увидеть знаки Овна, а детишки надели на головы маленькие шлемы, украшенные символическими рожками.

В доме Паоло крошки-близнецы уже уснули в своей колыбели, девочки же улеглись в постели только после того, как им разрешили взять с собой их драгоценные флажки. Джорджия спустилась с сеновала в костюме наездника и тут же попала в объятия Паоло и Терезы.

— Время заезда, — сказал Паоло.

— Желаю удачи, — тоже обняв девочку, добавил Лючиано. В этот момент Джорджия решила, что пора добиться чего-то большего, чем просто удержаться на лошади. Сейчас на ней сосредоточились надежды всего Овна и, что еще важнее, на нее надеялся Лючиано.

Все говорили, что результаты предварительных заездов не имеют никакого значения, но обстановка вокруг этого последнего заезда заставляла относиться к нему по-иному. Это был первый случай, когда вечером Джорджия намеренно осталась в Реморе, и ей пришлось только надеяться, что предпринятые ею в Лондоне меры окажутся достаточно действенными. Постаравшись отогнать от себя эти мысли, она полностью сосредоточилась на предстоящей ей скачке.

На этот раз Джорджия не была последней. Она пришла десятой — впереди Козерога и Рака. Весь Овен аплодировал ей, и она сама была бы вполне удовлетворена, если бы не то, что в заезде победил скакавший на Ное наездник Рыб. Некоторые болельщики Рыб свистели, когда Джорджия покидала дорожку, и выкрикивали в ее адрес какие-то нехорошие, судя по всему, слова.

Зато назад в округ Овна Джорджию провожала целая толпа, скандировавшая «Дзондзо! Дзондзо!» и «Монтоне! Монтоне!» — «Овен! ОвенI»

Архангела, чтобы дать ему немного остыть, провели в небольшой, поросший травой загон, а Джорджия обнаружила, что ее обнимают совершенно незнакомые ей люди, похлопывая по спине и называя молодцом. Она спасла честь Овна, и ей были за это благодарны.

Для Джорджии, никогда не пользовавшейся особой популярностью, ощущение это было необычным и опьяняло ее сильнее, чем щедро налитое красное вино. Ее провели к главному праздничному столу, накрытому перед церковью Святой Троицы, главным храмом Овна. Джорджия с радостью увидела сидевших за тем же столом Лючиано и Детриджа, которых, как она опасалась, вполне могли увести к Близнецам, где должна была присутствовать их молодая герцогиня. Еще одной гостьей за главным столом была Сильвия Беллини — где же еще могла она праздновать, как не в самом близком ее Беллеции округе?

Жители Овна потоком двигались по главной улице округа, Виа ди Монтоне. Постепенно все места за длинными столами заполнились, факелы зажглись и праздник начался.

Первым со своего места поднялся Паоло и, громко хлопнув в ладоши, призвал всех к молчанию.

— Граждане Овна! — сказал он. — Представляю вам нашего наездника на завтрашних Скачках — Джорджио Греди!

Буря аплодисментов.

— Ему пришлось неожиданно заменить моего сына Чезаре, и за это мы всегда будем в долгу перед ним. — Новые аплодисменты. Затем священник поднялся на ступени храма, и Джорджия должна была подойти и получить из его рук специальный шлем. Он был выкрашен в цвета Овна, но, в отличие от мягкой шапочки, которую Джорджия надевала во время заездов, изготовлен из металла. Джорджия с трудом сглотнула, сообразив, по какой причине она получила такой шлем. Завтра вечером, в уже настоящей скачке, у всех наездников будут кожаные бичи, которыми они частенько пользуются друг против друга.

Паоло вновь встал с места и в своей роли Капитана произнес речь о чести округа и о том, как для каждого из собравшихся важны Звездные Скачки. К своему ужасу, Джорджия обнаружила, что от нее ждут ответной речи. Раньше ей никогда не приходилось выступать перед публикой. Однако произошло нечто неожиданное. Паоло сидел по левую руку Джорджии, Лючиано — по правую, а Уильям Детридж занимал место рядом с Лючиано. Когда Джорджия встала на ноги, чувствуя легкое головокружение от выпитого вина, она увидела, что Детридж и Лючиано взялись за руки. Свободной рукой Лючиано взялся за край шелкового камзола Джорджии, а с другой стороны то же самое сделал Паоло.

Открыв рот, чтобы заговорить, Джорджия почувствовала словно бы втекающий в нее поток энергии. Собственный голос показался ей странно глубоким, слова находились как бы сами собой. Джорджия чувствовала, что говорит весьма красноречиво, хотя потом так и не смогла вспомнить ни слова из своей речи. Что-то там было насчет ее любви к Реморе вообще и к Овну в частности и о том, что завтра она сделает всё, чтобы оправдать возложенное на нее доверие, но подробности были словно бы скрыты в густом тумане.

Как бы то ни было, слушателям ее речь, судя по всему, понравилась, и на место Джорджия села под громовые аплодисменты. Чтобы присоединиться к ним, Странники отпустили ее камзол, и Джорджия сразу же почувствовала, что поддерживавшая ее сила пошла на убыль. Сильвия, сидевшая рядом с Детриджем, наклонилась к ней и негромко проговорила:

— Знаете, они могли бы, наверное, и бородку вам к завтрашнему дню отрастить. — В ответ Джорджия весело рассмеялась. Она была среди друзей.

Джорджия навсегда запомнила эту ночь. Волнующим переживанием была уже сама возможность остаться в Реморе после наступления темноты и видеть ее залитые светом факелов улицы. Но быть частицей шумной, распевающей песни толпы, празднующей самую главную ночь года, мало того, быть почетным гостем на этом празднике и видеть, как ей улыбается сидящий рядом Лючиано — это уже настоящее блаженство. Джорджии пришло в голову, что, если так отмечается сам факт участия в Скачках, то на что же это будет похоже в случае победы? Она тут же, впрочем, отогнала эту мысль. Архангел — великолепный конь, и они начали уже привыкать друг к другу, но всё же она не Чезаре. Надо довольствоваться тем, что имеешь.

Вечер продолжался. Пение становилось всё более громким, а голоса всё более хриплыми, Поднимались тосты за Джорджию, Паоло, Архангела, Овен — вообще, за всё, что только приходило в голову Мопtonaioli. Был и торжественный момент, когда Паоло произнес тост за здоровье Чезаре, «где бы он сейчас ни был», а Лючиано шепотом добавил: «И за Мерлу».

Столы ломились от всяческой снеди. Тушеные овощи с острой чесночной приправой, рыба, уложенная на листки кресс-салата, коржики самых замысловатых форм (хотя преобладали испеченные в виде изогнутых рогов Овна), кабанье мясо под соусом из орехов и шпината, котлеты и жареные цыплята, миски с бобами, целые круги сыра мягкого и нежного или твердого, с синеватыми прослойками и острого — новые блюда всё прибывали и прибывали.

Во время короткой паузы, когда меняли стоявшие перед гостями тарелки, какая-то закутанная в плащ фигурка проскользнула на место между Лючиано и Джорджией. А затем бархатный капюшон был отброшен, и Джорджия увидела перед собой фиалковые глаза Арианны. Маски на ее лице не было. Паоло с трудом перевел дыхание, немедленно встал и произнес новый тост. Прямо признать присутствие герцогини Паоло не мог — тот факт, что на Арианне не было маски, говорил о том, что она прибыла неофициально и не хочет быть узнанной. К тому же, Паоло не имел ни малейшего понятия о том, как ей удалось ускользнуть с банкета Близнецов. Поэтому он провозгласил тост за город-побратим, и слова «За Беллецию!» прозвучали по всей Виа ди Монтоне.

— За Беллецию! — эхом отозвалась Джорджия и не совсем уверенно отпила из своего серебряного кубка.

— Спасибо, — улыбнулась Арианна. — И еще спасибо зато, что сегодня ты пришла не последней. Похоже, что завтра мой округ все-таки не опозорится.

Джорджия была очарована герцогиней. И дело было даже не в ее красоте, хотя она была очень красива той драматичной, словно у кинозвезды, красотой, которая не имела ничего общего ни с ее нарядом, ни с драгоценностями. Нет, дело было в ее дружбе с Лючиано, в том отрезке их жизни, о котором Джорджия ничего не знала, в той значительной, но и опасной роли, которую Арианна играла как абсолютная властительница города, выступившего против ди Кимичи.

— Родольфо тоже здесь? — спросил Лючиано.

— Нет, — ответила Арианна, по-прежнему не сводя глаз с Джорджии. — И так уже плохо, что мне пришлось извиниться — ужасная, понимаете ли, головная боль. Родольфо должен был остаться, чтобы представлять наш город. Но не могла же я не пожелать сегодня счастья нашему наезднику, разве не так?

«А вот и не покраснею», подумала Джорджия и почувствовала, что рука Паоло вновь легла на край ее камзола. Зато у Лючиано был, определенно, взволнованный вид. Быть рядом с герцогиней было примерно то же, что впустить в свою столовую дикое животное — никто не знает, что оно сделает в следующее мгновение. Хотя, с другой стороны, трудно вообразить нечто менее похожее на дикое животное, чем стройная, элегантная герцогиня.

Теперь Арианна дала понять, что знает о присутствии матери, но сделала это почти незаметно ведь обе они играли в опасную игру. Джорджия подумала, что в Овне им, по всей вероятности, ничто не угрожает, но здесь могли быть шпионы — ведь на площади пировали сотни людей. Джорджия впервые забыла о ревности к Арианне или о благоговении перед нею — она просто восхищалась ее смелостью.

В этот момент Джорджия обнаружила, что молодая герцогиня смотрит ей прямо в лицо.

— Мы похожи больше, чем ты, вероятно, думаешь, — тихо проговорила Арианна. — Обе маскируемся и, быть может, делим одну и ту же тайну.

Эта пятница была для Фалько невыносимо долгой. Он всё время беспокоился, опасаясь, что Мора позвонит и захочет говорить с Джорджией. Вдобавок, ему ни разу еще не приходилось столько времени не получать никаких вестей из Реморы.

— Пойдем куда-нибудь? — спросила Викки. — Что-то ты сегодня как в воду опущенный.

Повинуясь первому побуждению, Фалько чуть было не отказался, но тут же сообразил, что уйти из дому будет, возможно, самым разумным решением. Не возникнет необходимости обманывать мать Джорджии и не надо будет бояться, что Викки захочет войти к нему в комнату. С другой стороны, мысль о том, чтобы уйти, зная, что тело мирно, на первый взгляд, спящей Джорджии лежит на полу рядом с его кроватью, тоже внушала некоторую тревогу, ведь снаружи дверь его комнаты не запиралась.

Был чудесный солнечный день, и Викки повезла мальчика в парк. Расположен он был совсем недалеко, но пешая прогулка всё же оказалась бы слишком утомительной для Фалько. Там сейчас гостил приезжий луна-парк, и, хотя тринадцатилетнему мальчику из двадцать первого столетия он показался бы скучноватым, Фалько нашел его просто чудесным.

Они побывали и на чертовом колесе, и на поезде призраков, и на карусели. Фалько запил голубоватой шипучкой кусок розовой сахарной ваты, но после карусели почувствовал, что снова проголодался.

— А можно мне попробовать этих… как их?.. жгучих собачек? — спросил он у Викки.

Какое-то мгновенье Викки не могла понять, о чем идет речь, но потом купила мальчику хотдог, слегка удивленная тем, что он знает жаргонное название вложенных в разрезанную булочку сосисок. Викки всегда чувствовала какую-то неуверенность, думая о Николасе. Иногда ей казалось, что он лишь притворяется потерявшим память, а иногда видела, что в лондонской жизни немало вещей, которые его искренне озадачивают. Тогда ей приходило в голову, что теория Моры О'Греди, согласно которой родителями мальчика были беженцы из какой-то далекой страны, может быть не так уж далека от истины.

Фалько провел языком по губам, облизал пальцы и удовлетворенно вздохнул. В его новом мире было столько вкусных вещей, причем получить их можно было в любой момент и почти не затратив на это времени.

Мануши всегда встречали рассвет уже на ногах, но в День Богини они вообще не ложились. Они провели ночь на Звездном Поле вместе с Грацией, их давней подругой из округа Львицы. Когда на небе появилась полная луна, они стояли молча, обратив лица к востоку. Неподалеку стояли и другие группки одетые в пестрые одежды людей.

При появлении луны все мануши запели. Аурелио не был единственным среди них музыкантом — звуки арф, флейт и маленьких барабанов слились в хвалебный гимн богине, не умолкавший в течение всей ночи.

Пара проснувшихся на рассвете реморанцев видела, как мануши протягивают руки навстречу восходящему солнцу, и слышала, как они высокими, стенающими голосами поют песнь о Богине и ее супруге. Каждый год день Звездных Скачек начинался с этого более древнего, чем они, покрытого тайной ритуала, известного лишь немногим из горожан, но лежавшего в основе всего происходившего в этот день.

Джорджия спала немногим больше манушей и с облегчением увидела, что небо начало наконец-то светлеть. Для этой проведенной в Реморе ночи ей в доме Паоло была предоставлена отдельная комната.

— Спать на сеновале слишком опасно, — сказал Паоло. — Мы не хотим, чтобы был похищен и второй наш наездник.

После затянувшегося до поздней ночи пира и пары часов дремоты Джорджия проснулась от обычных звуков дома, в котором куча маленьких детей и несколько гостей в придачу. В этот день она, однако, не включилась в предшествовавший завтраку веселый хаос. Ей положено было поститься и вместе с другими одиннадцатью наездниками посетить мессу в городском соборе.

Джорджия не привыкла ни рано вставать, ни обходиться без завтрака. Не привыкла она и бывать в церкви. Внушительный собор с его стенами из перемежающихся полос черного и белого мрамора, заполнявшие его облака благовоний — всё это подавляло ее. Слишком уж велик был контраст с громкими похвалами, звучавшими в ее адрес накануне вечером. В довершение всего, хотя перед собором собралась целая толпа горожан, болеющих за своих любимцев, на саму службу были допущены только двенадцать наездников.

Джорджия внимательно следила за тем, как ведут себя другие участники Скачек, и старалась в точности подражать им. Услышав громкое урчание в животе Сосиски, она улыбнулась, подумав, что кое-кому голод досаждает еще больше, чем ей. Но в основном короткая служба выглядела весьма торжественно, Джорджия постаралась получше разглядеть служившего эту мессу Папу. Хотя она несколько раз бывала в его дворце, видеть дядю Фалько и Гаэтано ей еще ни разу не приходилось. Он был ничуть не похож на герцога Никколо — изнеженный, грузный, но на вид вполне добродушный мужчина. Так вот какова судьба, избегая которую, Фалько готов был взглянуть в лицо смерти.

Джорджия, спотыкаясь, вышла из прохладной полутьмы собора на яркое утреннее солнце. Ей показалось, что она слышит доносящийся откуда-то издали звук арфы, но тут же его заглушили звон колоколов собора и аплодисменты толпы. День Звездных Скачек начался.

Охранники дворца в Санта Фине были обеспокоены. Мальчишка, находившийся у них под стражей, лежал, свернувшись клубочком, в углу комнаты, уже почти двое суток не притрагиваясь к приносимой ему пище. Ясно было, что он болен, а посоветоваться, что же в этом случае делать, было не с кем. Энрико уехал в город и вернуться должен был только к вечеру.

Чезаре напрягся всем телом и, когда охранник вошел, чтобы попробовать разбудить его, вскочил, проскользнул у него между ног и, прежде чем тот сумел среагировать, бросился вниз по лестнице. Минуя пролет за пролетом, он слепо мчался вниз, словно дикое животное, вырвавшееся из капкана, само не знающее, куда оно бежит, но вкладывающее все силы, лишь бы только уйти как можно дальше.

После нескольких дней, проведенных взаперти, а последние два к тому же и без пищи, у Чезаре кружилась голова от слабости, но зато на его стороне было преимущество неожиданности. Кроме того, весил он, как и положено хорошему наезднику, совсем мало, а это позволяло ему бежать быстрее, чем грузному преследователю.

Похоже было, что его заточили в каком-то огромном дворце, хотя лестница, по которой он бежал, явно не была парадной. Чезаре догадался, что он находится в предназначенной для прислуги части дома. А достигнув наконец выхода, он понял, что это задом. Он был у черного хода дворца ди Кимичи в Санта Фине.

Чезаре, выкладываясь до конца, пробежал через сад и не останавливался до тех пор, пока не оказался под укрытием леса. В горле у него пересохло, он был весь исцарапан и тяжело дышал. Но зато свободен!

Для большинства наездников утренний заезд был чистой формальностью. Но не для Джорджии. Ей он давал возможность еще раз проскакать на Архангеле по этой вероломной дорожке, и Джорджия намерена была как можно лучше использовать ее. В результате она пришла третьей. Победил наездник Львицы на Примавере, в последний момент сумев завоевать и себе право на прозвище. «Tesoro», то есть «Сокровище», назвали его болельщики, обнимая и целуя победителя — пусть даже этот заезд значил еще меньше, чем все предыдущие.

— Молодец! — сказал Лючиано Джорджии, просиявшей, услышав эту похвалу.

А потом наездники должны были назвать судье свои имена, чтобы быть занесенными в список участников Скачек. Имя «Джорджио Греди» было вписано вместе с одиннадцатью другими именами. Теперь все пути к отступлению были отрезаны.

Джорджия слишком нервничала, чтобы как следует поесть за вторым завтраком. Приближалось время вечернего испытания, и всё, чего она хотела, это пройти его, не опозорив Овен. Тяжело чувствовать на себе груз такой ответственности.

Вскоре после этого ее повели повидаться с Архангелом в «Доме скакунов». Отдохнувший после утреннего заезда, Архангел сразу же узнал вошедшую к нему в стойло Джорджию.

— Всё в порядке, старина? — прошептала она в его рыжеватую гриву. — Давай уж постараемся как следует.

После полудня они первым делом направились в церковь Святой Троицы, чтобы получить благословение. Все жители округа, повязав красно-желтые шарфы, собрались у маленькой боковой часовни, но толпа расступилась, давая дорогу скакуну и шагавшей рядом с ним Джорджии. Так рядом они и прошли по красной ковровой дорожке к самому алтарю. Ковер приглушал стук копыт, но всё равно странно было слышать этот звук в предназначенном для молитв месте. Толпа Овнов напряженно молчала, чтобы не вспугнуть лошадь.

Священник прочел короткую молитву с просьбой благословить лошадь и ее наездника. Джорджия почувствовала, как рука священника на мгновенье коснулась ее волос, а затем он обратился к лошади:

— Архангел, иди и возвращайся с победой!

Все терпеливо ждали, пока лошадь не выведут вновь на солнечный свет. А потом часовня наполнилась голосами молящихся.