Герцог Никколо проснулся, разбуженный доносившимся снаружи барабанным боем. Как и все жители Реморы, герцог за последние несколько недель свыкся с этим звуком, но на этот раз он был. каким-то несколько иным. Он звучал прямо под окнами лечебницы, и это вызвало ответную реакцию в затуманенном мозгу Никколо. Фалько всегда любил наблюдать sbandierata— шествия, во время которых искусные знаменосцы различных округов, размахивая разноцветными флагами, ухитрялись создавать удивительной красоты картины. Каждый год до несчастного случая он не упускал возможности посмотреть на это великолепное зрелище.
Герцог сообразил, что сейчас, должно быть, как раз день Звездных Скачек, когда все округа устраивают sbandierata в честь Папы. День, которому Фалько снова порадовался бы в первый раз за последние два года. Никколо медленно подошел к окну и посмотрел на площадь. Сплошной хаос звуков и красок. Число горожан и приезжих, собравшихся посмотреть на шествие, намного превышало число собравшихся у лечебницы, чтобы помолиться за выздоровление Фалько.
— Что ж, жизнь продолжается, — с горечью прошептал герцог. Он лучше любого другого знал, как относятся горожане к Звездным Скачкам. В конце концов, он сам собирался в этом году воспользоваться их доверчивостью и склонностью к суевериям. Сейчас ему казалось, что это был план, составленный кем-то другим в незапамятные времена.
Подойдя к постели, он поднял сына, ставшего теперь таким легким, что для этого не потребовалось почти никаких усилий, и поднес его к открытому окну.
— Смотри, Фалько, — проговорил он. — Видишь эти чудесные флаги?
Чезаре казалось, что он идет уже много часов. Он узнал дворец в Санта Фине, где его держали пленником, и примерно представлял расстояние, отделявшее его от Реморы, но в лесах этих он никогда прежде не бывал и начисто потерял ориентировку. В лесу царила тишина, землю, хотя был еще только август, покрывал толстый слой опавших листьев. Кусты были покрыты начавшими вянуть сережками, а деревья возвышались, образуя над тропой сплошной зеленый свод.
Только та ли это тропа? Листва мешала определить положение солнца, но, похоже, оно было почти прямо над головой. Чезаре надеялся, что по-прежнему сохраняет направление на юг. Он страшно устал, был голоден и измучен жаждой. Всплеск энергии, позволивший ему бежать, давно исчерпал себя.
Сейчас Чезаре владела одна-единственная мысль: сегодня день Скачек, а у Овна нет другого наездника. Поэтому он продолжал упрямо плестись вперед, хотя и понимал, что, успеет он вовремя добраться до Реморы или нет, участвовать в Скачках он всё равно окажется не в состоянии.
Джорджия была глубоко тронута церемонией благословения лошади. Забавный народ эти реморанцы, думала она. Суеверные, во многом почти язычники — и всё же атмосфера в той христианской часовне была словно насыщена электричеством, настолько каждый хотел, чтобы заключительные слова священника оказались правдой.
Паоло уговорил ее немного отдохнуть после благословения, хотя сначала Джорджия ощущала слишком большое напряжение, чтобы спокойно лежать. Сегодня была ее единственная возможность увидеть этот великий день во всем его великолепии, и ей не хотелось упустить из него пусть даже секунду. Затем она подумала о том, что следовало бы ненадолго вернуться в Лондон и проверить, как обстоят дела там. В конце концов она все-таки ухитрилась задремать, сжимая в руке крылатую лошадку — свой пропуск домой.
Фалько вздрогнул, когда Джорджия внезапно села и протянула к нему руку. Нет, он не спал. Было так замечательно лежать, бодрствуя и спокойно смотреть на освещенную падавшим в окно лунным светом Джорджию. Теперь этот свет отражался в ее обращенных к нему глазах.
— Что-то не так? — прошептал Фалько. — В Реморе что-то случилось?
Джорджия покачала головой.
— Всё в порядке. Предполагается, что я отдыхаю перед скачкой. Всё это прямо какая-то фантастика — флаги, костюмы, лошади. Сегодня в утреннем заезде я пришла третьей, а потом Архангела благословили… — Ей не хватило слов. — Но я должна была вернуться и проверить, как тут идут дела. А заодно убедиться, что я по-прежнему способна перемещаться между мирами, — добавила она совсем уже тихо.
— Здесь всё нормально, — сказал Фалько. — Только мне так хотелось бы побывать вместе с тобою на Скачках.
Джорджия сжала его руку.
— Я знаю, как это трудно для тебя. Держись, а я, когда вернусь, расскажу тебе обо всем. А сейчас мне уже пора.
Она легла, сосредоточив все мысли на своей комнатке в доме Паоло.
Вскоре размеренное дыхание Джорджии показало Фалько, что она уснула. Сам он продолжал бодрствовать и сомкнул глаза лишь через несколько часов, переживая мысленно каждый Момент великих Скачек, которые ему больше никогда не доведется увидеть.
Джорджия стояла на ступенях храма, глядя, как знаменосцу изображают различные фигуры своими красными и желтыми флагами. Как и все Овны, она вскрикивала, когда знаменосцы подбрасывали высоко над толпой свои укрепленные на тяжелых древках флаги, а затем, после того, как те скрещивались в воздухе, ловили уже не свои, а брошенные напарником.
— Это называется аlzatа, — произнес голос за ее спиной, и, обернувшись, Джорджия увидела Паоло, великолепно выглядевшего в своем парадном наряде. В качестве Капитана он пойдет на параде вместе со знаменосцами и барабанщиком Овна так же, как это сделают Капитаны всех других округов. Сейчас он беседовал с высоким седым мужчиной, который, как поняла Джорджия из разговора, был старшиной гильдии серебряных дел мастеров.
Сейчас все они выстроились в ряд, все в красно-желтых бархатных костюмах, парчовых плащах и роскошных шляпах с загнутыми кверху полями и великолепными перьями. У Паоло этот наряд дополнялся серебряными шпорами и шпагой. Позже они присоединятся к потоку людей, в гуще которого будут рядом с изображением Овна вести Архангела. Сама Джорджия тоже должна будет присоединиться к процессии, надев свой металлический шлем и сидя верхом на лошади, которая на время парада заменит ей Архангела. Было бы непростительной ошибкой заставлять скакуна бесполезно растрачивать хоть каплю сил еще до начала скачки. А пока что все шли пешком, чтобы вместе с другими округами принять участие в sbandierata на площади у папского дворца.
Лючиано нигде не было видно, хотя Джорджия заметила среди толпы Детриджа, сопровождавшего женщину в красном бархатном платье и накинутом на плечи желтом шелковом плаще, женщину, которая не могла быть никем иным, кроме как Сильвией.
Энрико стоял на площади Близнецов, любуясь sbandierata. На мгновение ему показалось, что в одном из окон лечебницы он увидел лицо герцога Никколо, державшего в руках что-то, похожее на куклу или статую. И тут же он ощутил нечто вроде шока, поняв, что это бесчувственное тело юного принца ди Кимичи.
Окончательно обезумел, подумал Энрико. Будет ли сейчас для герцога иметь хоть какое-то значение, кто выиграет Скачки? Может быть, имеет смысл потратить еще малую толику из полученных от герцога и Папы денег и в последний момент заключить дополнительную сделку с Шелковым, наездником Близнецов? Острый взгляд Энрико шарил теперь по площади, выискивая бело-розовые пятна в непрерывно меняющейся палитре разноцветных платков и шарфов.
Папа сам провел герцогиню к ее месту— между Родольфо и Гаэтано — на трибуне Близнецов перед папским дворцом. Фабрицио ди Кимичи был уже там — Карло представлял семейство в округе Девы, — но несколько свободных мест всё еще оставалось, включая и предназначенные для других гостей из Беллеции, Больше всего бросалась в глаза пустота на том месте, где должен был находиться герцог Никколо. Судя по замечаниям, которыми шепотом обменивались его сыновья, никто не знал, прибудет ли тот к началу Скачек.
День был солнечным и жарким: позади герцогини Барбара стояла с белым кружевным зонтиком. На Арианне было белое шелковое платье, а ее маску украшали белые павлиньи перья. При выборе цвета было проявлено неплохое чувство такта — чисто белый цвет не выглядел контрастом белому с розовым Цветом Близнецов и не напоминал цвета какого-либо другого округа. Только Арианна и ее горничная знали, что под широкой шелковой юбкой герцогини скрываются ярко-красные с желтым подвязки.
Братья ди Кимичи были одеты в пурпурный и зеленый цвета Девы и, разумеется, предпочли бы стоять на своей трибуне по другую сторону Поля. Однако так же, как во время праздничного пиршества, им приходилось, заменяя отца и поддерживая семейную честь, держаться рядом с беллецианскими гостями, Болезнь Фалько уже имела далеко идущие дипломатические последствия, и никто из братьев не знал, к чему всё это приведет. Сейчас они плыли в совершенно неизведанных водах, и лишь превосходное воспитание помогало им не пойти ко дну.
Атмосфера была напряженной, и даже Родольфо в своем черном бархатном костюме, не украшенном никакими цветными значками или лентами, судя по всему, немного нервничал,
— Что случилось? — прошептала ему Арианна. — Где герцог?
— Что-то неладно, — тихо ответил Родольфо. — Лучше бы Джорджия не участвовала в этих скачках. Ей надо вернуть сюда мальчика. И я по-прежнему беспокоюсь о Чезаре.
— А что с Лючиано? Где он?
Родольфо вздохнули, покачав головой, ответил:
— Не знаю. И тут всё идет не так, как следует. Сейчас он несчастнее, чем когда-либо после того, как оказался здесь — и в этом есть доля моей вины.
— А вот и доктор Детридж, — сказала Арианна, увидев, как пожилой ученый, отвешивая поклоны и целуя руки дамам, занимает свое место на трибуне Близнецов. Прибыл, однако, он один.
Лючиано не находил себе места. Джорджия ушла, чтобы получить благословение, а он продолжал бесцельно бродить вокруг конюшен Овна. Его не покидало тягостное ощущение, что, куда бы он ни направился, это всё равно окажется не тем местом, где ему сегодня следует быть. Так рано идти на Поле не было никакого желания, хотя ему и хотелось бы увидеть предшествующий Скачкам парад. Однако стоять на трибуне Близнецов вместе с собравшимися там ди Кимичи у Лючиано и подавно не было никакого желания, хотя бы потому, что бегство с заполненной аристократами трибуны было бы просто невозможно.
Слово «бегство» заставило его подумать о Чезаре, почти наверняка посаженным где-то под замок до самого окончания Скачек. При этой мысли Лючиано начал расхаживать по мощеному двору конюшен, вспоминая, как год назад сам был схвачен и оказался в плену. Конечно, Чезаре грозит гораздо меньшая опасность, чем грозила тогда Лючиано. Чезаре отпустят, и у него, самое большее, останется горькое разочарование из-за упущенной возможности принять участие в Скачках этого года. Жизнь же Лючиано тот плен изменил раз и навсегда.
И всё же каждый час, проведенный Чезаре в заточении, заставлял Лючиано заново переживать те муки, которые он испытывал, попав в руки ди Кимичи и его шпиона в синем плаще. Казалось более чем вероятным, что сейчас Чезаре находится в руках того же мерзавца. И тут в памяти Лючиано всплыли слова, услышанные им от Фалько незадолго до того, как тот покинул Талию. «Мне всё кажется, что во дворце есть кто-то еще, — сказал тогда мальчик. — Что кто-то следит за мной».
Внезапно Лючиано стало ясно, что надо делать. Он побежал узнать, можно ли запрячь лошадей в карету, но никого из конюхов не было на месте, а он сам с этим никак не сумел бы управиться. Зато Дондола спокойно жевала сено в своем стойле, а седлать ее Лючиано уже научился. Он неуклюже вскарабкался на спину кобылы, воспользовавшись специально поставленным для этого во дворе большим камнем, и они направились на север по словно вымершим в этот день улицам Овна. Видела, как они уезжают, одна лишь серая кошка.
Парад открывала колонна Овна, поскольку именно с этого знака начинается зодиакальный год. Барабанщик начал отбивать маршевую дробь, которая будет подхвачена затем всеми остальными округами, а знаменосцы, склонив свои флаги, прошли сквозь арку под судейской трибуной на Звездное Поле.
Медленно обойдя круг, они приблизились к трибуне Девы, готовые начать показ первого церемониального sbandierata. Джорджия, сидевшая верхом на своей парадной лошади, находилась слишком далеко, чтобы разглядеть что-либо, не считая alzata, когда флаги, взлетев высоко вверх, под громкие крики толпы вновь опускались затем крутыми спиралями в руки знаменосцев.
«Голова кругом идет от всего этого», подумала Джорджия глядя на толпу. Весь центр Поля был заполнен реморанцами одетыми в цвета своих округов. Некоторые горожане, пришедшие, наверное, с самого утра, чтобы занять лучшие места, стояли на каменном парапете, окружавшем центральный фонтан. Вымпел Близнецов по-прежнему развевался на верхушке колонны — необъяснимое, но явно благоприятствующее ди Кимичи предзнаменование.
Джорджия перевела взгляд с толпы, заполнявшей внутренность дорожки, на трибуну Львицы, у которой остановилась ее часть колонны Овна. К своему удивлению, она увидела среди множества красно-черных шарфов пестрые одеяния манушей. Аурелио и Рафаэлла сидели рядом с пожилой женщиной своего племени. Джорджия улыбнулась, подумав о том, что наблюдать за скачками, сидя на удобной трибуне, не слишком-то согласуется с суровым образом жизни манушей.
Перехватив взгляд Рафаэллы, Джорджия почувствовала прошедшую между ними волну взаимопонимания. Если бы ей не пришлось в эту самую минуту тронуть с места свою лошадь, Джорджия поняла бы, что источником этого ощущения слепой музыкант был в не меньшей мере, чем его спутница.
Арианна, словно зачарованная, наблюдала за праздничным шествием со своего почетного места. Ничего подобного в ее изрезанном каналами городе не бывало — за исключением разве что карнавала. Сегодня раскинувшаяся на суше Ремора с ее лошадьми казалась герцогине великолепной. Родольфо, однако, по-прежнему выглядел обеспокоенным. Не обращая внимания на праздничное шествие, он то смотрел в небо, то бросал через плечо взгляд в сторону скрытого за папским дворцом здания лечебницы. Арианна заметила, что в руке он держит полуприкрытое плащом зеркальце. Она знала, что причиной тому вовсе не суетное тщеславие.
Чезаре был уже на пределе своих сил, когда вышел к берегу какой-то быстрой речки. Охваченный радостью, он набрал воды в сложенные ладони и пил, пока не утолил жажду. Взять воду было не во что, но он сполоснул лицо и волосы, а затем намочил шейный платок, чтобы как можно меньше страдать от жары в оставшуюся часть пути. Следующей задачей было перебраться на другой берег, где, извиваясь между деревьями, зовуще уходило вдаль продолжение тропы.
Из воды выступали лежавшие поперек реки несколько больших неровных камней. Они могли бы послужить для перехода, но, как убедился с помощью ветки Чезаре, река была глубокой, и он уже понял, что течение в ней быстрое, а вода очень холодная. Отойдя от берега, Чезаре, чтобы немного отдохнуть, присел, прислонившись спиной к дереву. Плавать он не умел.
Лючиано скакал в Санта Фину, наслаждаясь возраставшим с каждым шагом ощущением способности совладать с лошадью. По Звездной Дороге он ехал быстрой рысью, но, когда Ворота Солнца остались позади и с обеих сторон дороги потянулись поля, перешел на галоп. Дондола была удивлена и обрадована возможности размяться в такой день, когда ее оставили в почти совсем пустой конюшне, а потому охотно мчалась вперед, неся своего всадника в Санта Фину.
Прошло не так уж много времени, и перед Лючиано вырисовались очертания большого дворца. Сейчас он впервые мог как следует рассмотреть его издали — до сих пор он прибывал сюда в карете, ввозившей его через массивные ворота прямо во двор. В этот раз ворота были открыты, а прислуга была, похоже, в таком же замешательстве, как в тот день, когда Фалько нашли с зажатой в руке бутылочкой из-под яда.
Когда Лючиано соскочил с Дондолы, один из слуг узнал его.
— Прошу прощения, синьор, — воскликнул слуга. — Видите ли, меня поставили охранять вот эту дверь. Не могли бы вы сами отвести лошадь в конюшню?
— Конечно, — ответил Лючиано. — Но что, собственно, происходит?
Слуга пробормотал нечто невразумительное, явно не желая Вдаваться в объяснения. Лючиано пожал плечами и повел Дондолу в конюшню. Там не было ни души. Поставив лошадь в стойло, Лючиано принес ей воды и сена.
— Я скоро вернусь, — сказал он, обращаясь к Дондоле. Хочу только осмотреть дворец. Я уверен, что Чезаре где-то здесь.
И тут из самого дальнего стойла донеслось жалобное ржание Мерлы, узнавшей голос Лючиано или, может быть, услышавшей имя мальчика, бывшего с нею в ту ночь, когда она появилась на свет.
Арианна почувствовала, как внезапно напрягся стоявший рядом с нею Родольфо.
— В чем дело? — прошептала она.
Процессия к этому времени уже двойным кольцом охватила окружность Поля. Джорджия находилась сейчас напротив трибуны Близнецов, а колонна этого округа достигла трибуны Овна. Двое маленьких мальчиков-близнецов игрались на платформе рядом с изготовленной из папье-маше фигурой львицы, стоящей на ковре из розовых и белых бумажных роз. Тереза окинула их оценивающим взглядом, подумав о своих собственных, оставшихся дома близнецах-сыновьях.
Родольфо обменялся взглядами с Детриджем, и оба они послали безмолвный сигнал Паоло, с гордым видом шагавшему в этот момент мимо трибуны. Казалось, еще немного — и треугольник, образованный передающимися между ними мыслями, станет виден простым глазом.
Колонна Рыб вступила как раз на Поле, и за нею следовала последняя платформа с усыпанным звездами знаменем. Что же касается фигуры женщины в синем одеянии, то изображала она христианскую Царицу Небесную или языческую богиню, вряд ли кто-то мог бы сказать с полной определенностью.
Толпа при виде знамени разразилась криками, приветственно размахивая своими разноцветными шарфами и шейными платками. Под прикрытием всеобщего возбуждения и шума Родольфо показал Арианне то, что он увидел в своем зеркальце. Подросток с длинными курчавыми темными волосами, одетый в цвета Овна, кое-как держался на спине угольно-черной лошади. Наездником он, судя по всему, был неважным. Изображение становилось всё меньше, но Арианна разглядела, что на лошади нет седла — всадник сидел между парой огромных черных Крыльев — и что лошадь эта парит над вершинами деревьев.
Проснулся Чезаре в одно мгновенье. Судя по солнцу, дело уже шло к вечеру. Пробившиеся сквозь листву зеленоватые лучи совсем косо падали на землю. Желудок сводило от голода, но усилием воли Чезаре заставил себя войти в воду и начать двигаться по уложенным поперек речки ненадежным камням.
Примерно на трети пути мужество окончательно оставило его. Камни были скользкими, и даже самые большие из них покачивались, когда Чезаре всем весом ступал на их поверхность. При каждом шаге он рисковал сорваться и быть сбитым с ног быстрым течением. К тому же зачастую камней, на которые можно было ступить, продолжая свой путь, оказывалось несколько, и Чезаре не знал, какой из них надежен, а какой предательски неустойчив.
Чезаре остановился, не решаясь двигаться вперед. Впрочем, попытка вернуться назад была бы не менее опасной, потому что он не помнил, по каким именно камням ему удалось дойти до этого места. У него начала кружиться голова. Неожиданно к Чезаре подлетела черная стрекоза, зависнув в воздухе прямо перед его лицом. Две пары ее крылышек поблескивали, отражая солнечный свет. Это напомнило Чезаре о Мерле. Отвлекшись мыслями, он почувствовал, что головокружение стало заметно меньше, Тем временем стрекоза, пролетев чуть вперед, Уселась на одном из медово-желтых камней.
Не отрывая взгляд от стрекозы, Чезаре поднял ногу и поставил ее на этот камень. Он оказался устойчивым и прочным. Стрекоза взлетела и опустилась на камень, расположенный чуть дальше. Какое-то мгновение посидев на нем, она подлетела к Чезаре, а потом снова вернулась к тому камню.
— Стало быть, это и есть то, что мне надо, красавица? — сказал Чезаре и шагнул вперед. Камень за камнем, шаг за еще одним мучительно медленным шагом, стрекоза вела его через реку. Когда он оказался наконец на другом берегу и почувствовал, что обеими ногами стоит на земле, стрекоза трижды взмахнула черными, как смоль, крылышками и исчезла между деревьями.
— Спасибо! — подняв глаза, крикнул вдогонку ей Чезаре И тут же увидел Мерлу, медленно летящую над лесом со всадником на спине.
Лючиано смотрел вниз, где верхушки деревьев проносились под ним с вызывавшей ощущение тошноты скоростью. Он понимал, что Мерла может лететь еще намного быстрее, но она, казалось, искала что-то, и Лючиано мог быть только благодарен за это. Решив научиться ездить верхом, он, конечно же, не имел в виду ничего подобного. Даже взобраться на крылатую лошадь оказалось достаточно трудной задачей — Лючиано еще ни разу не приходилось ездить без седла и к тому же кто-нибудь всегда помогал ему сесть на лошадь. Неуверенно устроившись между крыльями Мерлы и вцепившись в ее гриву, он сдавил коленями ее бока и щелкнул языком.
Мерла понеслась сначала легким галопом, затем карьером, а затем начала плавно подниматься по диагонали вверх, медленно взмахивая своими сильными крыльями. Пока Лючиано сидел, зажмурившись и надеясь, что всё как-нибудь обойдется, Мерла уже оказалась над лесом.
Лес к югу от Санта Фины тянулся до самой Реморы, куда, судя по всему, и решила направиться Мерла.
Крик где-то внизу под ними они услышали одновременно. Мерла перестала взмахивать крыльями и почти неподвижно парила в воздухе. Не без страха повернув голову, Лючиано через плечо бросил взгляд поверх ее густой черной гривы. Верхушки деревьев были разделены здесь прогалиной, напоминавшей пробор в густой шевелюре. Лючиано различил бегущую посреди нее голубую ленту реки, а рядом с ее берегом — фигурку, прыгающую и размахивающую чем-то красным и желтым.
Фигурка становилась всё больше, и Лючиано понял, что Мерла спускается, выискивая подходящее для приземления место. Закрыв глаза, Лючиано зашептал слова молитвы. Ветви деревьев мелькали рядом с его головой, а затем Лючиано услышал, как крылья Мерлы с шорохом сложились на ее спине, окутав его темным облаком мягких перьев. Мерла опустила голову так, чтобы Лючиано удобнее было соскочить на землю.
Лючиано едва мог стоять на подкашивавшихся под ним ногах. Тут же он услышал треск веток, и на поляну, обнаруженную Мерлой, выбежал Чезаре.
Мальчики сжали друг друга в объятиях.
— Чезаре! Как я рад, что ты нашелся!
— Ты нашел Мерлу!
— Только потому, что искал тебя!
Чезаре подбежал к крылатой лошади, которая сейчас жевала траву в точности так же, как это делала бы на ее месте и самая обыкновенная лошадка. Обхватив руками шею Мерлы, он прижался лицом к ее щеке. Какое-то время лошадь и мальчик стояли молча, словно бы слив воедино свои дыхания.
Азатем Чезаре обернулся к Лючиано.
— Мы должны Попасть на Звездное Поле. Скачки вот-вот уже должны начаться.
— Всё будет в порядке, — ответил Лючиано. — На Архангеле поскачет Джорджия.
Чезаре боролся с противоречивыми чувствами. Он знал, что Овен должен был где-то найти или нанять другого наездника. Знал он и то, что этот наездник уже внесен в список участников и не может быть заменен. Джорджия умела, по крайней мере, ездить на неоседланной лошади, а после его похищения прошло достаточно времени, чтобы она и Архангел успели привыкнуть друг к другу. И всё же им владело чувство горького разочарования. Звездные Скачки бывают только раз в году, и он так долго готовился к ним. А вдруг на следующий год он будет слишком рослым или слишком тяжелым, чтобы принять в них участие?
Чезаре вздохнул.
— Сможет она нести нас обоих? — спросил он, продолжая Держаться за гриву Мерлы.
— Может быть, короткое расстояние, — покачал головой Лючиано, — но не всю дорогу до города. Ничего, у меня во дворце осталась лошадь, а он всего в паре миль к северу от нас.
— Туда я возвращаться не собираюсь, — проговорил Чезаре. — Именно там меня держали в плену. Мне не один день пришлось потратить, чтобы бежать оттуда.
— А как насчет конюшен Родериго? — спросил Лючиано.
— Отличная мысль! Это прямо к западу от нас и, к тому же, там всё еще должна быть Звездочка. Мерла с радостью полетит к ней, а потом Звездочка отвезет кого-нибудь из нас в Ремору.
— Меня, — твердо проговорил Лючиано, уже начавший слегка нервничать из-за предстоящего им короткого полетав Санта Фину и вполне готовый ограничиваться в будущем поездками по твердой земле.
Мерла позволила им обоим взобраться на ее спину. Чезаре помог Лючиано, а затем сам легко вспрыгнул на лошадь, заняв место перед своим товарищем. Наклонившись вперед, он шепнул что-то в ухо Мерле. Лошадь расправила крылья и помчалась вдоль прогалины, набирая необходимую для взлета скорость. Было не слишком-то ясно, сумеет ли она подняться в воздух, прежде чем достигнет деревьев на другом краю прогалины, но могучие мускулы и огромные крылья сделали свое дело. Через несколько мгновений Мерла оторвалась от земли и, набирая высоту, полетела к своей матери.
Джорджия чувствовала какой-то ком внутри. Торжественная процессия уже трижды обогнула Поле, и знамя Скачек было установлено перед судейской трибуной. Знаменосцы всех округов совместно провели эффектное выступление перед трибуной Близнецов, с гордостью отметив, что прекрасная герцогиня Беллеции, поднявшись на ноги, аплодировала им.
Наездники уже сменили лошадей во дворе папского дворца и сидели теперь на скакунах, выбранных для участия в Скачках. Тополино, наездник Стрельца, коснулся рукой шлема, приветствуя Джорджию, и она ответила ему тем же. А вот взгляд наездника Рыб, известного под прозвищем Il Re, то есть Король, Джорджии совсем не понравился. Слишком уж мало королевского было в этом взгляде, и Джорджия хорошо помнила, как он вел себя во время заездов.
Большой колокол дворца внезапно умолк, и Джорджия только теперь осознала, что он звонил всю вторую половину дня, начиная с церемонии благословения. Во дворе воцарилась тишина.
А затем перед рядом лошадей появился высокий, со взъерошенными волосами, мужчина. Он едва взглянул на Херувима, своего собственного наездника, наклонившегося, чтобы получить своего рода напутствие.
— Ваша светлость, — прошептал Херувим, и герцог, остановившись, посмотрел на него.
Затем герцог поднял исхудалую руку.
— Победы и радости, — произнес он деревянным голосом, вспомнив традиционную формулу напутствия, и продолжил свой путь к выходу на Поле.
Арианна ощущала, как сильно колотится ее сердце. Она знала, что результат Скачек предопределен заранее, гарантируя победу округу ди Кимичи. Знала она и то, что приглашена сюда для того, чтобы продемонстрировать ей могущество ди Кимичи и, если удастся, подстроить унизительное поражение Овна, округа, породненного с Беллецией.
Через несколько минут ее проведут на судейскую трибуну, чтобы определить порядок, в котором лошади выстроятся на старте. Тут никакого мошенничества быть не может — она сама опустит руку в бархатный мешочек и будет вынимать раскрашенные в цвета округов шары. Порядок, в котором она будет извлекать их, будет тем порядком, в котором, начиная от внутренней бровки, выстроятся на старте лошади.
Арианна молила теперь судьбу дать Джорджии хорошее место где-нибудь в самом начале. Предполагалось, что к судейской трибуне ее проводит герцог Никколо, но он всё не показывался, И сыновья его шепотом обменивались какими-то замечаниями, На которые Арианна старалась не обращать внимания. Затем трибуна на мгновенье словно покрылась взволнованной рябью когда на ней появился похожий на привидение Никколо ди Кимичи. С довольно жутко выглядевшей улыбкой он подошел Арианне и, беря ее под руку сказал:
— Пора проводить жеребьевку, ваша светлость.
Как только Джорджия въехала на Поле сквозь арку под трибуной Близнецов, ей, как и всем другим наездникам, вручили хлыст. Стартовая черта находилась в нейтральной зоне к северу от Звездной Дороги, к югу в такой же зона была расположена трибуна, предназначенная для участников торжественной процессии.
К стартовой черте напротив судейской трибуны Джорджия подъехала, словно во сне. Она видела, что судья стоит с напоминающим очень большую трубу предметом в руках, и понимала, что это скорее всего какая-то разновидность мегафона. Рядом с судьей стояла герцогиня Беллеции, казавшаяся в жаре и духоте Поля неким подобием бокала с ледяною водой. Рядом с нею Джорджия разглядела герцога Никколо, выглядевшего так, будто он сильно нуждался как раз в глотке такой воды. Много дней уже не видевшая герцога, Джорджия была поражена тем, насколько он изменился.
Арианна опустила затянутую в изящную перчатку руку в черный бархатный мешочек и извлекла оттуда окрашенный в красный и пурпурный цвета шар.
— Стрелец, — произнесла она ясно и отчетливо.
Судья повторил это слово в свою трубу, и по всему Полю разнеслось: «Стр-р-релец!» Тополино двинул свою Альбу к внутренней бровке.
Шар Стрельца был помещен в первую ячейку сооружения, напоминавшего некую помесь рассчитанного на дюжину свечей подсвечника и набора стеклянных чашечек для яиц. Герцогиня извлекла следующий шар, и над Полем прокатилось: «Ов-в-вен!» Джорджия тем временем старалась убедить себя в том, что вторым и впрямь оказался красно-желтый шар. Она будет второй от внутренней бровки — великолепная позиция! И вдобавок рядом с нею будет ее союзник.
Следующим, однако, появился сине-розовый шар Рыб, так что Джорджия оказалась между своим надежнейшим союзником и злейшим врагом. Еще хуже было то, что четвертым был розово-белый шар. На четвертой позиции будут, следовательно, Близнецы, которые вместе с Рыбами сделают всё возможное, чтобы придержать Джорджию на старте.
Когда стало ясно, что лучшие позиции уже распределены и сальным округам придется занимать места ближе к внешней бровке, в толпе послышались тяжелые вздохи. Деве достался последний, двенадцатый номер — Rincorsa. Это означало, что ее наездник первым на полном скаку пересечет стартовую черту и тогда все остальные последуют за ним, если, конечно, судья сочтет, что фальстарта не было и никто не двинулся с места раньше времени. Те же самые правила были обязательны и в предварительных заездах, но тогда никто особо строго не следил за их выполнением. В настоящей скачке всё было намного серьезнее.
Теперь все стеклянные чашечки были уже заполнены, и напоминавший призрак герцог Никколо повел герцогиню Беллеции обратно к трибуне перед папским дворцом. Стартовых боксов здесь не было, и лошади кружились на месте так, что временами некоторые из них, в том числе и Архангел, поворачивались вообще не в ту сторону. Джорджия видела, как герцог и герцогиня прошли несколько шагов и заняли свои места на трибуне для самых важных особ. Лючиано там видно не было.
Переживать по этому поводу у Джорджии не было, однако, времени. После двух фальстартов скачка наконец началась, и Джорджии некогда было беспокоиться о чем бы то ни было, кроме града ударов, которые обрушил на ее шлем Король. Тополино рванулся вперед, чтобы освободить Джорджии место и дать возможность следовать за ним вдоль внутренней бровки, но Шелковый на своем Бенвенуто загородил ей дорогу.
Старт у Джорджии получился хуже некуда, но, по крайней Мере, Рыбы и Близнецы оставили теперь ее в покое. Решив, что сделано уже вполне достаточно, чтобы лишить ее всяких шансов на успех, они сосредоточились на стремлении самим выйти вперед. Джорджия была в ярости, но из скачки она все-таки не выбыла, а у Архангела был хороший запас скорости.
Джорджия подтянулась к другим участникам и к концу первого круга шла шестой в плотной группе наездников. Краешком сознания она отметила, что промчалась мимо Паоло и его товарищей на крайней с юга трибуне. Полный круг по периметру Поля был завершен, так что она миновала уже все знаки зодиака. Герцоги и принцы, мясники и пекари — все слились для нее в одно расплывчатое пятно. Сейчас Джорджия не обращала внимания ни на что, кроме своей лошади и скакавших рядом наездников.
Они неслись галопом по второму кругу, когда чей-то одинокий голос прорвался сквозь гул толпы. «Zhou volou! — кричал он. — Счастье Овна вернулось!»
Джорджия поняла, что это голос Аурелио, в то же мгновение, когда услышала шум крыльев. Охваченные замешательством наездники на какой-то миг пусть чуть-чуть, но сбавили скорость, и когда они вновь миновали стартовую черту, выходя на последний круг, Архангел шел уже третьим — позади Водолея и Близнецов.
— Не смотри вверх, — пробормотала самой себе Джорджия, сцепив зубы и слыша, как в единый голос слились крики толпы.
Что-то розовое и белое мелькнуло перед глазами Джорджии, но ни для расслабленности, ни для колебаний сейчас не было места. Джорджия шла грудь в грудь со скакавшим на Учелло Сосиской, неожиданно словно бы растерявшимся. На мгновение Джорджия увидела его широко раскрытые испуганные глаза, поднятые к небу.
«Не… смотри… вверх», — тяжело дыша, прошептала Джорджия, почти поравнявшись с Шелковым на Бенвенуто. Наездник Близнецов поднял хлыст, но тут же выронил его. Джорджия успела увидеть, как Шелковый, побледнев, творит Знак фортуны.
Джорджия обошла его, не отрывая взгляда от цепочки черных и белых флажков, отмечающей финишную черту.
Она миновала ее и, замедляя бег Архангела, все еще сама не могла поверить в то, что ей удалось совершить. Она победила. Принесла победу Овну. Однако вокруг царила странная тишина. Так, словно это было застывшее изображение на экране видеомагнитофона. Все смотрели вверх на колонну, возвышавшуюся в центре Поля. На ней больше не было вымпела Близнецов, а Чезаре приветственно махал Джорджии рукой со спины Мерлы, зависшей в воздухе и терпеливо дожидавшейся, пока он снимет с шеи порядком испачканный красно-желтый шарф и прикрепит его к вершине колонны.
Рискуя свалиться, он склонился со спины крылатой лошади и, обращаясь к Джорджии, во весь голос крикнул: — Победа! Победа и радость!
И в тот же миг всё Поле, словно ожив, разразилось приветственным криком.