Город Звёзд

Глава 8 Мануши

— Джорджия! — вскрикнул Лючиано, который испытал такой ужас из-за её неосторожного заявления, что даже забыл о том, что она должна изображать собой мальчика.

— Этим словом не следует бросаться легковесно, — проговорил Аурелио. — И если уж произносить его, то только в кругу надежных друзей. Вы не знаете меня. Если то, что вы сказали, правда, я могу оказаться для вас серьезной опасностью. Так же, как и эти молодые люди.

Это было чистой правдой. Джорджия поняла уже, что поступила крайне легкомысленно. Кто знает, какую опасность навлекла она на Лючиано и его друзей? Чувствовала себя она отвратительно. Помощь пришла с совершенно неожиданной стороны.

— Не браните его, — сказал Гаэтано, не обративший, очевидно, внимания на обмолвку Лючиано. — Я знаю, что мое семейство враждует с… с теми, о ком вы упомянули. Меня это никак не трогает. Отец со мной на эту тему не разговаривал — для большой политики я слишком незначительная фигура. Единственная причина, по которой я хочу встретиться с… ну вы знаете, с кем… это желание выяснить, не могут ли они чем-то помочь моему брату.

У Лючиано мелькнула мысль, что Гаэтано, возможно, вполне порядочный парень, хоть и ди Кимичи. Он верил словам юного аристократа — очевидно было, что тот очень любит своего младшего брата. Фалько и впрямь был привлекательным мальчиком — умным, судя по внешности, и очень несчастным. Лючиано хорошо видел оборотную сторону жизни в шестнадцатом столетии. Даже столь богатое семейство, как ди Кимичи, ничем не могло помочь своему любимцу, если он был искалечен так, как это случилось с Фалько. А каково чувствовать себя неизлечимым, Лючиано было хорошо известно.

В этот момент появились слуги с обильно уставленными подносами. Все были голодны, так что разговоры свелись к просьбам передать какое-нибудь блюдо. И, как ни странно, к тому времени, когда голод был наконец удовлетворен, испарилась, похоже, и всякая враждебность. Лишь Джорджия всё еще ощущала неловкость из-за допущенного ею промаха.

— Расскажите мне о манушах, — обратилась она к Аурелио. — Вы ведь совершенно правы — я ничего не знаю о вас. Я вообще многого не знаю о Талии.

— Прежде всего, мы не тальянцы, — сказал Аурелио.

Рафаэлла кивнула. Она была очень похожа на арфиста. Высокая, с такими же длинными темными волосами — с той разницей, что у нее они были старательно заплетены в косу и перевязаны цветными лентами. Одежда на обоих свободными складками ниспадала до самой земли и, хотя на ней виднелись заплаты, была расшита яркими шелковыми нитями. Кромка платья и его рукава у Рафаэллы были даже изукрашены нашитыми на них крохотными зеркальцами. Кожа у обоих была чуть более смуглой, чем у Чезаре и ди Кимичи, а шарфы и покрытые вышивкой накидки придавали им несколько экзотический вид. Сначала Джорджия не обратила на это внимания, поскольку экзотичными ей представлялись все тальянцы, но все-таки в Аурелио и Рафаэлле было и нечто иное.

— Мы пришли с востока, — сказала Рафаэлла. — У нас нет своей страны. Мы странствуем с места на место. В этом мы похожи на тех, кого мы договорились не называть.

— Много вас? — спросил Фалько.

— Много, — ответил ему Аурелио. — Как песчинок на морском берегу.

— В Талии, однако, нас совсем мало, — добавила Рафаэлла. — Сейчас мы на пути в Город Звезд. В ближайшие недели туда прибудут еще многие наши соплеменники.

— Для нас это место паломничества, — сказал Аурелио. — Там, пусть даже сами об этом не зная, отмечают праздник, посвященный нашей богине.

— Теперь я знаю, кто вы! — воскликнул Чезаре. — Дзинти, как мы вас называем, кочевой народ. Вы собираетесь на Звездные Скачки — я уже видал вас там.

— Нас скачки не интересуют, — сказал Аурелио, постаравшись, чтобы слова его не прозвучали грубо. — Они лишь случайно совпадают по времени с нашим более древним праздником. Праздник этот отмечают не только в вашем городе, но многие из нас предпочитают делать это именно там. Это кажется нам наиболее правильным.

Он повернулся лицом в сторону Джорджии.

— Вам не о чем беспокоиться. Нас не заботит политика Талии или какой-либо другой страны. У нас нет своей страны, и мы не интересуемся спорами о том, кто должен править какими-то клочками земли — пусть даже такими, на которых построены большие города. Блуждая по свету, мы интересуемся другими странниками, откуда бы и куда они ни направлялись. В наших странствиях мы встречаемся со множеством людей и стремимся чему-то от них научиться. В последнем из посещенных нами мест мы с Рафаэллой завязали дружбу с одним из членов того братства, о котором упомянул синьор Гаэтано. Тот город именовался Беллоной, а наш новый знакомый оказался человеком ученым и очень мудрым.

— Совершенно верно, — кивнул Гаэтано. — То же самое слышало нем и я. Меня воспитывали в убеждении, что эти люди могущественны и опасны, что они владеют ключом к какой-то тайне, которая могла бы принести пользу всей Талии, но которую они отказываются использовать для общего блага.

Лючиано хотел было что-то возразить, но Гаэтано жестом попросил его немного обождать.

— Знаю, знаю. Я больше не верю в то, что это правда. — Он повернулся к Фалько. — Мне больно говорить об этом, но похоже, что отец убеждал в этом всех для того, чтобы самому овладеть этой тайной, в чем бы там она ни состояла. И я не думаю, что он собирался использовать ее на благо народа Талии.

За столом воцарилось молчание. Юный ди Кимичи резко вырос в глазах Лючиано, хорошо представлявшего, как нелегко было Гаэтано высказать обуревавшие его сомнения. В душе Фалько боролись противоречивые чувства: он любил отца, но одновременно знал, каким может быть властолюбивый Никколо. Разве не слышал он только что о том, что его собственная судьба была определена герцогом без всякого учета желаний самого Фалько?

Чезаре тоже владели достаточно сложные чувства. Не так-то легко жить с раздвоенным чувством верности — верности Реморе и верности округу Овна. Традиционно связанные с Беллецией, Овны не доверяли ди Кимичи. Лично, однако, встретиться с кем-либо из них Чезаре довелось впервые. Сыновья конюших, пусть даже самых уважаемых, как правило, не общаются с детьми герцогов.

Джорджия чувствовала, что происходящее выходит за пределы ее понимания. Она почти ничего не знала о том, кто такие ди Кимичи и почему они на ножах со Странниками. Да и что думать о загадочных манушах, она тоже пока еще не могла решить. Аурелио сказал, что они не становятся ни на чью сторону, но возможно ли это? Насколько она могла судить, в Реморе каждый хорошо знал, к кому он принадлежит и кому обязан сохранять верность.

— Поверьте, — продолжал Гаэтано, — я не пытаюсь выведать что-то, способное помочь каким-то планам моего семейства. Я хочу знать только одно — поможет ли хранимая сенатором Росси тайна моему брату?

Лючиано вернулся мысленно к своей первой встрече с Родольфо в крохотном садике на плоской крыше его дома. «Ди Кимичи стремятся помогать только самим ди Кимичи», сказал тогда Странник. Они разговаривали о семействе, властвовавшем над северной Талией и желавшем использовать искусство странствования между мирами, чтобы как можно больше узнать о медицине и военном искусстве будущего. В то время их намерения казались гораздо более мрачными, чем теперь, когда Лючиано слушал, как этот искренний юноша мечтает об излечении своего брата.

— Вести разговор о секретах Родольфо я не могу, — сказал Лючиано. — Нельзя ожидать от меня чего-то подобного. Скажу лишь, что это один из самых мудрых и могущественных людей, каких я только знаю, и что он будет здесь через несколько недель. Я уверен, вам известно, что герцогиня приглашена на Звездные Скачки, так что и она, и регент скоро прибудут сюда. Мой приемный отец приехал вместе со мной из Беллеции, чтобы посетить округ Овна и убедиться, что в Реморе им не будет угрожать никакая опасность. Вы простите мне напоминание о том, что мать герцогини была убита в ее родном городе, так что нам придется соблюдать особую осторожность, когда она окажется в городе, которым правят ее… ее противники.

Зная, что ему необходима помощь этого дерзкого юного беллецианца, Гаэтано постарался сдержаться.

— Я уверен, что ее светлость будет здесь в не меньшей безопасности, чем в любом другом уголке Талии, — произнес он с чопорным видом. — И мы отнюдь не являемся ее противниками. Нам ничего не известно об убийстве ее матери, которым мы были потрясены так же, как и вся страна. Более того, мой отец поручил мне сопровождать ее сюда, и могу вас уверить, что я приложу все усилия, чтобы обеспечить ей и безопасность, и полный комфорт.

Для Лючиано это было новостью, и он вовсе не был уверен в том, что эта новость ему нравится. Он поверил Гаэтано, когда тот сказал, что ничего не знал об убийстве, но оставалось неясно, как этот некрасивый, но симпатичный молодой человек поведет себя, узнав, что герцогиня вовсе не убита, что в действительности она спокойно живет в Падавии, присматривая с безопасного расстояния за своей дочерью и своим городом.

Вслух он, тем не менее, произнес только:

— В таком случае вы сами встретитесь с моим учителем и сможете поговорить с ним о своем брате.

Однако Гаэтано этим не удовлетворился. Он взглянул на Джорджию.

— А как насчет вас? Если вы не просто хвастали, а и впрямь принадлежите к тем, о ком шла речь, быть может, и у вас есть что сказать нам?

В дворике уютного дома на окраине Падавии сидела нарядно одетая и очень красивая женщина средних лет. Ее зеленое атласное платье было сшито на беллецианский манер, а волосы искусно уложены. Дожидаясь прихода гостя, она задумчиво перебирала пальцами рубиновое ожерелье, украшавшее ее шею.

Высокий рыжеволосый слуга провел в дворик еще одну женщину. Она была немного старше и гораздо полнее первой, но тоже прекрасно выглядела. Женщины обнялись, словно старые подруги, хотя были знакомы немногим более года.

— Сильвия! — воскликнула гостья. — Ты выглядишь так же молодо и великолепно, как всегда.

Хозяйка дома рассмеялась.

— Если ты помнишь, это и прежде было моей особенностью. Только теперь мне это стоит усилий… Гвидо, будь добр, попроси Сюзанну принести нам что-нибудь освежающее.

Они сидели за каменным столиком под вьющимися виноградными лозами. Дворик, с его тишиной и растущими повсюду цветами, чем-то напоминал святилище. Обе женщины осознавали это. В Беллеции им пришлось пережить полные волнений и опасностей времена, но теперь Сильвия была в безопасности. Было ли это продолжением прежней жизни или изгнанием? Гостья высказала свою мысль вслух.

— Ты не скучаешь здесь?

— Что ты этим хочешь сказать, Леонора? — чуть насмешливо ответила Сильвия. — Я вышиваю, занимаюсь благотворительностью, присматриваю за своим садиком. Подумываю даже о том, чтобы купить ферму и выращивать там оливки. Разве Родольфо не говорил тебе? Я непрерывно занята.

От необходимости что-то ответить ее подругу спасло появление горничной Сюзанны с подносом, на котором стояли графин с ледяным лимонадом и блюдо с печеньем. Гвидо появился вслед за нею и неподвижно замер у ведущих в дворик ворот. Очевидно было, что он никогда не оставляет надолго свою хозяйку.

Присутствие слуг нисколько не мешало обеим женщинам, Сюзанна уже долгие годы служила своей хозяйке, что же касается Гвидо, то, хотя при первой встрече с Сильвией он намеревался убить ее, теперь относился к ней с рабской преданностью. Несмотря на то, что Гвидо был нанят, чтобы убить ее, Сильвия не пожалела денег на лечение его тяжело больного отца. Старик ушел из жизни месяц назад, мирно скончавшись во сне, но последний свой год он провел, окруженный врачами и заботливыми сиделками.

— Что нового в нашем городе? — спросила Сильвия. — Как идут дела у новой герцогини?

— Она делает честь вам обоим, — ответила Леонора. — И мне тоже, хотя я ей всего лишь почетная, если можно так выразиться, тетушка.

Сильвия удовлетворенно кивнула.

— А как поживает уважаемый доктор, твой супруг?

— У него, насколько я знаю, всё в порядке. Но сейчас он уехал на время. Вместе с Лючиано. Что за чудесный мальчик!

— И что за утешение для тебя иметь, хотя бы к старости, любимого ребенка, — сказала Сильвия. Слова ее шли от сердца, ведь ее собственный ребенок более пятнадцати лет был утрачен и только совсем недавно вернулся к ней.

— Я знаю, что мы не можем заменить ему настоящих родителей, — тихо проговорила Леонора. — Он так тоскует по ним. Но мы любим его. Надеюсь, что в Реморе ничто не будет угрожать ему, — добавила она озабоченно.

— Уверена, что не будет, — сказала Сильвия. — Как уверена и в том, что он сделает всё для того, чтобы и Арианна могла чувствовать себя там в безопасности. Ты не собираешься присоединиться к ним на время Скачек?

— Нет, я… — Леонора умолкла, заметив искорки, пляшущие в глазах подруги. — Сильвия! Ты же не думаешь… Это чересчур опасно.

— Почему? — спросила Сильвия. — Там будут четыре готовых защитить меня Странника. Не говоря уже о Гвидо.

— Но город будет кишеть ди Кимичи, — запротестовала Леонора. — Кто-нибудь непременно узнает тебя!

— С какой стати? — Сильвия поднялась на ноги и начала беспокойно прохаживаться по террасе. — Без привычной всем маски узнать меня практически невозможно. Ты же знаешь, сколько раз за последние несколько месяцев я бывала в Беллеции. Если там никто меня не узнал, насколько больше вероятность этого в Реморе?

— Я уверена, что посол узнал бы тебя, — сказала Леонора. — Так же, как и герцог.

— Стало быть, мне надо будет держаться подальше от герцога и посла, не так ли? — только и ответила Сильвия.

В комнате, расположенной на самом верху высокого дворца и выходившей окнами в сторону канала, одетый во всё черное мужчина смотрел в зеркало. Отнюдь не для того, чтобы полюбоваться собой. Лицо, глядевшее на него из зеркала, не было его лицом с резкими чертами и тронутыми сединой волосами. Тот человек был намного старше и совсем сед. Это был Уильям Детридж, старый друг и учитель одетого в черное мужчины.

— Привет тебе, мастер Рудольф! — сказал Детридж. — Воистину радостно ведать, что зерцало твое безотказно и здесь, в Реморе.

— Последние два дня меня не было здесь, — сказал Родольфо. — Для меня большое облегчение знать, что вы в безопасности. А мальчик?

— Такожде, — ответил ученый елизаветинской эпохи. — Но у меня есть и иное, о чем следует поведать.

Родольфо опустился на стул, приготовившись слушать.

— Прибыл к нам новый Странник, — сказал Детридж. — И на сей раз это юная девица.

— Девочка? И она прибыла к синьору Паоло?

— Воистину так. Троекратно уже. Сей день она с Чезаре, сыном его, отправилась в малый град Сейнт Фина. Мастер Лючиано удалился вместе с ними.

— Она в безопасности? Понимает она, что ей может грозить? Как ее зовут?

— В такой же безопасности, как ежели бы она оказалась в гнезде гадючьем, — понизив голос, ответил Детридж. — Юные Чезаре и Лючиано поучают ее во всем касательно возможных угроз. Зовут же ее Джорджи или как-то в сем роде, Лючиано знал ее в прежнем житии своем.

— А что Паоло говорит относительно обстановки в городе? — спросил Родольфо. — Считает ли он, что Арианне следует принять предложение и посетить Скачки?

— Он говорит, что не прибыть на них было бы ошибкой, что ди Кимичи предлогом это сделали бы для пущей вражды разжигания.

— А как полагаете вы?

— Зело мало времени было у нас, чтобы разобраться во всем, — ответил Детридж. — Надеюсь, смогу через малое время послужить вам советом.

— Хорошо, — сказал Родольфо. — Герцогу, однако, я должен ответить уже в самое ближайшее время. Желал бы я быть вместе с вами в Реморе. Да и девочку эту хотелось бы увидеть.

— Выглядит она, должен сказать, скорее отроку подобной, — заметил Детридж. — Отроку, в конях души не чающему.

Компания в Санта Фине всё никак не могла расстаться. Гаэтано хотел, чтобы мануши направились вместе с ним в замок его дяди, Лючиано хотел забрать их к Паоло, а Фалько хотелось покинуть пустой летний дворец и последовать за братом и этими незнакомцами.

— Благодарю вас, но в домах мы не спим, — сказал Аурелио. — Мануши спят под открытым небом. Однако, если вы проводите нас с тем, чтобы мы могли забрать наши одеяла, мы отправимся с вами в Ремору. Это и наша конечная цель. Если мы получим возможность расположиться в одном из ваших дворов — будь то в папском или в округе Овна — с нас этого будет вполне достаточно.

Так ли Рафаэлла привержена к этому «мануши не делают того-то и того-то», как ее спутник, подумала Джорджия. Вспомнив, как эта высокая девушка молча спрятала деньги, полученные от слушателей Аурелио, Джорджия пришла к выводу, что из них двоих она, вероятно, все-таки более практична. Лючиано и Гаэтано вступили тем временем в отчаянный спор относительно того, кто, куда и каким образом должен направиться.

Джорджия зевнула. Трудно было поверить, что ее второе я спит в своей постели в том мире, откуда она сюда пришла. Слава Богу, что она всегда запирает свою дверь на ночь. Море это было страшно не по душе, но Ральф сказал: «Она уже не ребенок. Ты что, не помнишь, какой была в этом возрасте?» и распорядился, чтобы в дверь поставили замок.

В конечном счете все согласились встретиться через час в конюшнях Родериго. Гаэтано отвезет Фалько во дворец, чтобы взять необходимые вещи и сообщить слугам о том, что едут в папский дворец навестить своего дядю. Затем он доставит брата в конюшни, где Фалько пересядет в коляску Лючиано, что позволит ему с большими удобствами добраться до Реморы. Гаэтано же, опережая их, поедет верхом и договорится обо всем с дядей.

Мануши, к великому изумлению Джорджии, тоже решили ехать с Лючиано. Она-то думала, что всё, связанное с каким-либо комфортом, относится к тем вещам, которые «мануши не делают», но, тем не менее, Аурелио принял предложение без возражений. Похоже, что всё, способное оказать помощь в их странствиях, было разрешено, хотя, как правило, им приходилось путешествовать пешком.

Чем дольше Арианна пребывала герцогиней, тем глубже становилось ее уважение к матери, Да, это была нелегкая работа. Прежде всего, страшно утомительно и скучно, когда тебя одевают служанки — особенно, если это приходится делать по несколько раз в день. Когда Арианна была обычной девчонкой, которая жила на одном из маленьких островков лагуны, она за месяц не меняла платье столько раз, сколько теперь за один день.

Теперь она вынуждена была носить какое-то чрезвычайно сложное белье, сплошь, казалось, состоявшее из кружев и завязок, и еще более сложные прически с массой шпилек, а зачастую вдобавок цветов или драгоценностей. По мере приближения к вечеру платья, прически и маски становились всё роскошнее и сложнее. Маски особенно раздражали Арианну, хотя, поскольку ей теперь уже исполнилось шестнадцать лет, она должна была бы носить их, даже не будучи герцогиней.

Свобода движений, которой она так наслаждалась, когда была обычной девчонкой, ушла в безвозвратное прошлое. Пришлось войти в роль. Шаг стал короче из-за жестких нижних юбок и тяжелых платьев, а о том, чтобы сутулиться в плотно зашнурованном корсете, вообще не могло быть и речи. Юная герцогиня начала становиться воплощением не только красоты, но также изящества и достоинства, что немало удивило бы тех, кто знал ее девчонкой-сорванцом.

Постепенно привыкая ко всему этому, Арианна должна была одновременно учиться искусству дипломатии и узнать много больше, чем ей хотелось бы, о политике — как внутренней, так и внешней; Родольфо был требовательным наставником. То, что он был любящим отцом, вся жизнь которого переменилась после того, как он узнал о том, что у него есть дочь, не имело значения. Он был также регентом Беллеции, и его священный долг состоял в том, чтобы сделать Арианну достойной того места, которое она теперь занимала.

Это было также и частью их договора. Арианна согласилась участвовать в выборах герцогини после долгого обдумывания, не раз обсудив всё со своей первой семьей. Тогда ей казалось, что она знает, на что идет. За последние несколько месяцев Арианна, однако, не единожды задумывалась над тем, дала бы она согласие, полностью сознавая, что означает быть герцогиней.

Теперь многое в матери стало для Арианны гораздо понятнее. Нетрудно было представить, как она уставала, председательствуя на нескончаемых заседаниях сената или выслушивая петиции на ежемесячных приемах просителей. И как у нее могло возникнуть желание избежать хотя бы части появлений перед народом, выставляя вместо себя замену-дублершу. Но как раз этого Арианна твердо решила никогда не делать.

Два месяца назад она совершила свое первое Венчание с Морем, позволив погружать себя в грязноватую воду канала до тех пор, пока та не покрыла ее бедра, а народ не разразился криком: «Sposati!», означавшим, что бракосочетание свершилось. Празднества длились всю ночь. Беллеция закончила оплакивать свою прежнюю герцогиню и была полностью очарована герцогиней новой, только что обеспечившей городу процветание еще на один год. Арианна же всё это время вспоминала прошлогоднее Венчание, за которым она наблюдала из лодки своего брата.

Тогда она строила хитроумные планы, стремясь стать одним из городских мандольеров, и провела всю ночь, скрючившись от холода на лоджии, украшенной серебром базилики святой Маддалены. В этом году она появилась на той же лоджии, стоя между двумя парами бронзовых овнов и взмахом руки приветствуя собравшийся на площади народ, прежде чем вернуться в свой дворец, где всё уже было готово к великолепному свадебному пиру.

В прошлом году Арианна увидела Лючиано, стоявшего на этой площади, сбитого с толку и совершенно растерянного. В этом году он сидел рядом с нею, весь в бархате и серебре. В прошлом году она считала своими родителями простого смотрителя музея и обычную домохозяйку. Теперь же Арианна знала, что она дочь предшествующей герцогини и теперешнего регента, сидевшего по другую сторону от нее и помогавшего ей соблюдать все положенные в данном случае формальности.

Сегодня она успела уже посетить школу для девочек-сирот, принять прошения, касавшиеся самых разнообразных вопросов, начиная от спора из-за поставок муки и кончая чьим-то там брачным контрактом, пообедать с посетившим город принцем из Восточной Европы и принять посольство, прибывшее из Англии с тем, чтобы заключить торговое соглашение. Помимо того, она встретилась с командующим беллецианским флотом, подозревавшим расположенные к востоку от лагуны страны в подготовке агрессии.

Сейчас было самое время, чтобы, позволив служанкам раздеть ее, улечься в мягкую постель. Барбара, доверенная горничная Арианны, уже расчесывала ей волосы, когда послышался стук в дверь. Это был Родольфо.

— Прости за беспокойство, дорогая, но за весь день у нас не было никакой возможности, чтобы спокойно поговорить друг с другом. Ты не слишком устала?

— Нет, конечно же, — ответила Арианна, отпуская горничную. Она всегда испытывала облегчение, оставаясь наедине с отцом и отвлекаясь от государственных забот.

Родольфо присел на одну из покрытых ковровой тканью табуреточек, принадлежавших еще Сильвии — матери Арианны и прежней герцогине. Он нередко навещал Сильвию в этой самой комнате, пользуясь потайным ходом, который вел сюда из расположенного по соседству дворца Родольфо. Теперь существование этого хода держалось в еще большей тайне, но заделан он не был. Могли возникнуть обстоятельства, при которых в нем снова возникла бы надобность. Как Родольфо, так и Арианна не забывали о том, что, по всеобщему убеждению, Сильвия была убита, и тот факт, что в действительности она, целая и невредимая, обитала сейчас в Падавии, абсолютно ничего не менял. При том взрыве погибла ни в чем не повинная женщина, и опасность грозила любой герцогине.

— У меня две новости, — сказал Родольфо, глядя, как Арианна, сама уже теперь, расчесывает свои волосы.

— Хорошо, — ответила Арианна. — Одна из них о Лючиано?

— Совершенно верно, — с улыбкой кивнул ее отец. — Доктор Детридж связался сегодня со мной при помощи зеркал. Оба они благополучно прибыли в Ремору и успели уже пережить пару приключений.

— Приключений? — мечтательно проговорила Арианна, но тут же ее лицо затуманилось. — Им не угрожает опасность?

— Не больше, чем любому из нас, оказавшемуся в твердыне ди Кимичи, — сказал Родольфо. — А это приводит меня к другой новости, которая, думаю, доставит тебе меньшее удовольствие. Сегодня мне было вручено послание от герцога Никколо.

— Насчет Звездных Скачек, по всей вероятности, — заметила Арианна. Они тянули с ответом на полученное от Папы приглашение посетить Скачки, дожидаясь, пока Лючиано и Детридж выяснят, насколько безопасно принять его.

— Нет, на этот раз речь совсем о другом, дорогая моя, — сказал Родольфо. — Цель этого посольства просить твоей руки от имени сына герцога. Судя по всему, Гаэтано ди Кимичи не прочь был бы жениться на тебе.