Город Звёзд

Глава 14 Крылья

Разгоревшийся спор готов был затянуться надолго, и Расселе довольной ухмылкой выскользнул из комнаты. Джорджия буквально слышала, как он думает про себя: «ну, свое дело я сделал». Ему удалось перевести огонь всех батарей с себя на Джорджию, которая, как все теперь подозревали, втайне завела дружбу с каким-то грязным старикашкой. Сломанная безделушка была ничто по сравнению с этим.

Только не для Джорджии. Она знала, что Рассел намеренно сломал лошадку. Знала она и то, что мистер Голдсмит вовсе не такой человек, каким его постарался изобразить Рассел, а потому рассеянно отвечала на вопросы Моры и Ральфа, гораздо больше озабоченная своим талисманом. Будет ли он действовать после того, как Мора его починит?

— Послушайте, — наконец проговорила она устало, — почему бы вам не пойти и не познакомиться с ним? Это очень симпатичный старик, и разговариваем мы с ним о всяких вещах вроде этрусков и скачек в Сиене. Что в этом страшного?

Мора вздохнула.

— Так это зачастую начинается, Джорджия. Педофилы обхаживают свои будущие жертвы, делая им всякие подарки и стараясь выглядеть совершенно безобидными людьми.

— Мистер Голдсмит никакой не педофил! — выкрикнула Джорджия. — И никаких подарков он мне не делал — только угощал печеньем. Почему вы никогда не хотите выслушать меня? Я собирала деньги и купила эту лошадку. Теперь Рассел сломал ее, и вы его даже не наказали. А мистер Голдсмит — мой друг. По сути, единственный друг, который у меня есть, — Во всяком случае, в этом мире, подумала она.

В летний дворец Никколо отвез Фалько в своей карете. Жаль было так быстро расставаться с самым младшим из сыновей, но, если мальчик будет чувствовать себя там счастливее, герцог готов был смириться с разлукой. А Фалько и впрямь казался повеселевшим и оживленно обсуждал с отцом поездку Гаэтано в Беллецию и грядущее посещение герцогиней Звездных Скачек.

— Как ты думаешь, папа, он ей понравится? — спросил Фалько. — Почему бы и нет? Он ведь такой славный…

— Понравится ли он, не имеет никакого значения, — ответил герцог. — Вопрос в том, понравятся ли ей другие пункты соглашения.

Фалько слишком хорошо знал отца, чтобы начать расспрашивать, что это за «другие пункты». Вместо этого он спросил:

— Ты полагаешь, она приедет на Скачки?

— Как бы она могла не приехать? — ответил Никколо. — Это ведь большой день для Реморы, день, которым живет весь город.

Фалько видел все Звездные Скачки, начиная с того времени, когда ему исполнилось пять лет, и до одиннадцати. После несчастного случая у него уже просто не хватало духу смотреть, как двенадцать здоровых юношей на великолепных конях скачут вокруг Поля.

— Ты позволишь мне привезти и тебя на Скачки? — спросил Никколо. — Ты ведь сказал, что в этом году хотел бы посмотреть их, и я уверен, что это пойдет тебе на пользу. Будешь сидеть на трибуне вместе со мной, братьями, дядей и нашими почетными гостями.

— Да, папа, я приеду, — ответил Фалько, но на сердце у него было тяжело от сознания, что ко времени Скачек его уже может и не быть в Талии.

Когда Чезаре, Лючиано и доктор Детридж вернулись в дом Паоло, они встретили там неожиданного гостя, Рафаэллу. Ничего хорошего поведать ей они не могли, но Рафаэлла, похоже, уже знала о свалившейся на них беде.

— Меня прислал Аурелио, — сказала она просто. — По его словам, вам может понадобиться помощь.

— Арфист обладает внутренним зрением? — спросил Паоло.

— Он видит то, чего не видят другие, — ответила Рафаэлла, — хотя не может увидеть то, что видят они.

— Расскажите ей, — сказал Лючиано. — Манушам мы можем довериться.

— Исчезло нечто бесценное для нас, — сказал Паоло. — Лошадь, но совершенно необычная лошадь. Ей всего неделя от роду, но она гораздо крупнее любого жеребенка подобного возраста. И она может летать.

Рафаэлла замерла.

— Zhou volou? — проговорила она с благоговением. — У вас есть такая лошадь?

— Была, — с горечью ответил Чезаре.

— Это был наш добрый знак, — сказал Паоло. — Знак, который родился в Овне и, как мы надеялись, должен был принести нам счастье. Теперь же всё изменилось. Кто-то украл, быть может, наше счастье.

— Для него это обернется несчастьем, — сказала Рафаэлла. — С вашего разрешения, я дам знать людям нашего племени. Наши семьи разбросаны по всей стране, кто-нибудь мог что- то видеть.

— Откуда вам известно о лошадях подобного рода? — спросил Лючиано.

— Мы знаем о лошадях любого рода, — ответила Рафаэлла. — Zhou volou считается добрым знаком и у манушей.

Чуть поколебавшись, Чезаре проговорил: — Простите зато, что я задаю такой вопрос, но, если ваши люди так ценят крылатую лошадь, вернут ли они ее Овну?

Рафаэлла окинула его суровым взглядом.

— Мы не конокрады. Даже если речь идет об обычных лошадях. Крылатая лошадь — священное для нас существо, и мы вернем ее законным хранителям.

— Простите, — сказал Чезаре. — Я доверяю вам, но так тревожусь из-за Мерлы. Я ведь помогал принимать ее, когда она родилась.

— Понимаю, — кивнула Рафаэлла. — Я и сама бы чувствовала то же самое.

Украсть крылатую лошадь было не так-то просто. Энрико уже прятался в кустах, когда около полуночи Диего позволил жеребенку размять крылья высоко над конюшенным двором. Корда была даже длиннее прежнего и, действительно, временами запутывалась в ветвях. В один из таких моментов Энрико выскользнул из своего убежища и перерезал ее, крепко ухватив ту половинку, которая удерживала крылатую лошадь.

Почувствовав, что укоротившаяся корда ограничивает его движения, жеребенок потянул сильнее, еще больше затрудняя задачу Энрико, старавшегося увести его как можно скорее и дальше. Приходилось управлять движениями парившего высоко над головой жеребенка, пока он не оказался над ровным полем, где Энрико смог, постепенно укорачивая корду, заставить его опуститься на землю. К тому же всё это время лошадка оставалась невидимой для Энрико на фоне затянутого тучами неба. Сейчас она стояла, сложив свои сильные черные крылья и нервно вздрагивая. Что-то ласково шепча ей, Энрико набросил на крылья попону.

В Санта Фине Энрико устроился прекрасно. Записка от герцога послужила ему пропуском в летний дворец ди Кимичи. Там он получил уютную комнатку, а уж о еде и питье и разговоров не было — сколько душа пожелает. Сейчас Энрико незаметно провел крылатую лошадку в конюшню, со старшим конюхом которой, Нелло, он успел уже подружиться. Нелло хорошо знал характер своего хозяина, так что и глазом не моргнул, когда его новый знакомый появился среди ночи с явно украденной лошадью. Не моргнул, даже увидев, что это за лошадь. Другие слуги тоже старались ни о чем не расспрашивать появившегося в замке странного гостя. Проявлять чрезмерное любопытство к делам, касающимся самого герцога, отнюдь не рекомендовалось.

За время своего пребывания во дворце Энрико успел как следует изучить его, подивившись числу комнат и ширине лестниц,

— Господи! — воскликнул он мысленно. — Понятия не имел, до чего же богаты эти ди Кимичи.

Сегодня во дворце бурлила жизнь. Пришло сообщение о том, что герцог привезет на несколько недель во дворец своего младшего сына. Прислуга боготворила Фалько за его добрый характер, за ангельскую улыбку и за пережитую мальчиком трагедию. Повар суетился, приготавливая любимые блюда Фалько, а горничные убирали его спальню и старательно вытирали пыль во всех господских комнатах, чтобы герцог не нашел нигде никакого изъяна.

Энрико наблюдал из расположенной над главным входом лоджии за появившейся на реморской дороге каретой. Решив не показываться на глаза, пока герцог не устроит своего сына, он направился в конюшню, чтобы еще раз взглянуть на свою драгоценную добычу. Помимо всего прочего, Энрико не хотелось встретиться с Фалько. Готовый — за хорошую, разумеется, плату — вонзить лезвие под лопатку любого мужчины, Энрико был гораздо более щепетилен по отношению к больным и калекам, особенно, если это были дети.

Джорджия лежала в постели, сжимая в руках сломанную лошадку. Жгучие слезы стекали по щекам девочки. Весь ее мир, казалось, рухнул за последние двадцать четыре часа. В миллионный раз она думала о том, насколько было бы лучше, если бы во вторник она перенеслась в Ремору вместо того, чтобы вылеживаться и капризничать. А теперь она даже не знала, сможет ли когда-нибудь еще попасть в Талию. И Расселу с его подлая штучка прошла даром, да к тому же он начал распространять грязные слухи о ее невинной дружбе с мистером Голдсмитом. Как он только может? Провинился он, тут не может быть никаких сомнений, но обсуждают-то сейчас Ральф и Мора ее, Джорджию. Как она его ненавидит!

Она подумала о Гаэтано, Чезаре и Лючиано, о том, с каким уважением и дружеским участием они относятся к ней. И Фалько тоже, Недавно она перехватила его взгляд, в котором можно было прочесть даже нечто большее, чем эти чувства. В школе у нее тоже появилась подруга, Алиса. Теперь они регулярно отправлялись вместе, чтобы перекусить во время большой перемены, и пару раз встречались после школы. Хорошо, что у нее есть теперь школьная подружка. Если бы не Рассел, можно было бы считать, что жизнь определенно меняется к лучшему. Сейчас же Джорджия чувствовала себя пойманной в западню, бессильной избежать пытки, которой стала для нее необходимость жить в одном доме с ненавистным ей человеком. И она даже не сможет навещать мистера Голдсмита, если Рассел сумеет достаточно напугать родителей своими выдумками.

Внезапно Джорджии захотелось стать одной из ди Кимичи, человеком, у которого достаточно денег и власти, чтобы устранять своих противников. В эту минуту она, не колеблясь, направила бы к Расселу наемного убийцу. И тут собственные мысли привели ее в ужас. Так вот что означает быть таким, как герцог Джильи! Единственная между ними разница в том, что у него действительно есть и власть, и деньги. Джорджии стало стыдно.

В дверь постучали.

— Джорджия, — послышался негромкий голос Моры, — можно зайти к тебе?

— Ваша светлость! — Шепот донесся откуда-то из-за спины герцога. Лишь усилием воли он заставил себя не отпрыгнуть в сторону, а медленно обернуться.

— Простите, что побеспокоил, ваша светлость, — сказал Энрико. — Но я подумал, что вы, может быть, собрались уже уезжать, а мне не хотелось, чтобы вы упустили то, что я намерен вам показать.

Он провел герцога к самому дальнему в конюшне стойлу, Стоявшая там с бессильно опущенными крыльями лошадка была темнее, чем даже падавшая на нее густая тень.

— Ты все-таки добился своего! — с заблестевшими глазами воскликнул герцог. — Какая чудесная малышка!

Шагнув вперед, он погладил лошадку, горестно фыркнувшую в ответ.

— Нелло! — позвал герцог. — Иди сюда!

Из темноты появилась фигура старшего конюха.

— Слушаю вашу светлость, — поклонился он.

— Что можно сделать для этой малютки? — спросил Никколо.

— Она немного хандрит, ваша светлость, — ответил Нелло.

— Вполне естественно, — кивнул Энрико. — Скучает по матери.

— Но скоро она оправится, — сказал Нелло. — Можете не опасаться, ваша светлость. Я за ней буду ухаживать, как за своим ребенком.

— Я тоже, ваша светлость, — добавил Энрико.

Герцог взглянул на эту парочку и вздрогнул от отвращения. Тем не менее, в их умении обращаться с лошадьми он был полностью уверен.

— Хотел бы я, чтобы тут была Джорджия, — с несчастным видом проговорил Чезаре.

— Что совершить она может такого, на что мы не способны? — спросил Детридж.

— Ничего, наверное. Просто хочется, чтобы и она знала о Мерле.

— Врата, однако, остаются стабильными, не так ли? — сказал Лючиано. — Я имею в виду, что со времени ее первого перехода время в наших мирах текло с одинаковой скоростью. Если ее нет здесь сегодня, то и в ее мире прошла, вероятно, только одна ночь.

— Не обязательно, — заметил Паоло. — Не исключено, что завернется завтра, а мы обнаружим, что она стала на четыре года старше. Хотя, скорее всего, ты прав.

Ни Лючиано, ни Чезаре мысль о том, что Джорджия, вернувшись, может оказаться старше любого из них, явно не пришлась по душе.

В конюшнях Овна царило уныние. Всю вторую половину дня все, собравшиеся здесь, рыскали по окрестностям Санта Фины и лишь поздним вечером вернулись в Ремору с тем, чтобы на следующее утро продолжить поиски. Никто из них в глубине души не верил, что Мерла исчезла случайно и найдется спокойно разгуливающей по полям. Даже если это и так, то много ли шансов, что нашедший чудесную лошадку не оставит ее у себя в надежде принести счастье своему дому?

Но, если крылатый жеребенок был украден, это означало, что секрет Овна стал кому-то известен.

— Вы уверены, что никто из вас не обмолвился о ней при ди Кимичи? — спросил Паоло.

— Вполне уверены, — ответил Чезаре. — Мы и вообще о лошадях с ними не разговаривали, верно ведь?

— Верно, — подтвердил Лючиано. — Более того, даже если бы мы и проговорились, я не думаю, что они рассказали бы об этом своему отцу. Или кому-либо еще.

— Вижу я, что эти Кимичи благорасположением твоим стали пользоваться, — сказал Детридж. — Не запамятовал ли ты, сколь зла причинили они тебе? И самой герцогине?

— Как я могу об этом забыть? — спросил в свою очередь Лючиано. — Я ведь каждый день живу, ощущая последствия их поступка. Но эти двое, младшие в семье, совсем не такие, как их отец. И их двоюродный брат, если уж на то пошло. Не думаю, что этих ребят так уж волнуют планы главы их семейства.

— А всё же тот из них, который не слишком собою красив, Намерен в брак вступить с юной Арианной, лишь бы только отцу своему угодить, — сказал Детридж.

— О, стало быть, вы знаете об этом? — более спокойным, чем сам он мог ожидать, голосом спросил Лючиано.

— Прости, Лючиано, — с несчастным видом ответил его приемный отец. — Мне об этом поведал мастер Рудольф. Я не собирался говорить тебе, но ты, видится мне, слишком уж уверен в том, что тот знатный юноша — друг тебе. Я лишь сказать хочу, что он сын отца своего и послушен ему будет.

— А как насчет Арианны? — сказал Лючиано. — Она тоже будет послушна? Продаст себя сыну, а свой город его отцу? Никогда она на это не согласится. Она дочь своей матери.

— Ну, вот и всё, — сказала Мора, — Теперь я поставлю ее в сушильный шкаф, и она станет как новенькая.

У лошадки снова были крылья, причем мест, где они были переломаны, нельзя было даже заметить. Работать с клеем Мора умела и отлично выполнила свою задачу.

— Не надо, — сказала Джорджия. — Пусть она останется в моей комнате.

Мать вздохнула.

— Как хочешь. Только клей будет затвердевать дольше, если ты не положишь ее в какое-нибудь теплое место.

— Я поставлю ее на подоконник, — сказала Джорджия. — Лучше я подожду, но не дам Расселу еще раз добраться до нее. Ты же сама должна была увидеть, что он нарочно сломал ее.

Это было верно. Крылья выглядели так, словно их аккуратно отломили от спины лошадки. Море же не хотелось верить в то, что Рассел способен на подобный вандализм. Ей хотелось, чтобы в семье всё было тихо и мирно, и она просто не была способна признать тот факт, что ее дочь и пасынок ненавидят друг друга.

— Я вижу, что тебе сейчас очень тяжело, Джорджия, — сказала она. — Ты не хотела бы на время съездить куда-нибудь?

Джорджия удивленно посмотрела на мать. Доктор Кеннеди заявила, что девочка достаточно здорова, чтобы уже на следующий день отправиться в школу. «Немного переутомилась, к концу семестра такое часто бывает. Слишком уж много задают им» — таков был ее диагноз.

— А как же школа? — спросила Джорджия.

— Ну, пару дней как-нибудь обойдется. Тем более, что на дом вам уже ничего задавать не будут. Мать Алисы спросила у меня, не хочешь ли ты поехать вместе с ее дочерью, когда та в воскресенье отправится к отцу в Девон. Алиса очень хочет, чтобы ты согласилась, и, знаешь ли, у нее там есть собственная лошадь.

— Я знаю, — автоматически ответила Джорджия, в мозгу которой одна мысль перегоняла другую. Было бы просто здорово оказаться подальше от царившей сейчас в этом доме атмосферы, да и побыть в обществе Алисы было бы совсем не плохо. А больше всего Джорджию радовала мысль о том, что Алиса сама пригласила ее. Подружились-то они ведь совсем недавно. Однако сможет ли она переноситься в Ремору из Девона? Впрочем, она ведь не знает, сможет ли вообще перемещаться из мира в мир с поломанным талисманом.

— Когда ты виделась с мамой Алисы? — стараясь выиграть время, спросила Джорджия.

— Она позвонила мне на работу, — ответила Мора. — Алиса забеспокоилась, когда ты и сегодня не пришла в школу. Она хотела пригласить тебя сама, но побоялась, что ты так и не появишься до конца семестра.

— В общем-то идея мне нравится, — проговорила Джорджия.

Мора облегченно вздохнула. Один комплект подростковых гормонов окажется далеко от дома, и, быть может, ей удастся уговорить Ральфа, воспользовавшись отсутствием Джорджии, серьезно поговорить с Расселом. Кроме того, это лишит Джорджию возможности встречаться со странным стариком, о котором столько наговорил Рассел. Во всяком случае, до тех пор, пока Мора не выяснит, что этот человек собой представляет.

Фалько ковылял вниз по большой лестнице летнего дворца. Всё Утро у него прошло в ожидании Лючиано и, как он надеялся, Джорджии. Но они не пришли. Дворец был пустынен и тих. Решимость Фалько пошла вдруг на убыль. Легко и просто вести в обществе двух Странников дерзкие речи о новой жизни в мире Джорджии, но что, если его план не сработает? Талисман может и не перенести его в другой мир. Что, если он застрянет где-то между мирами? Полужизнь, которую он ведет здесь, все-таки лучше, чем вообще никакой жизни, К своему здешнему существованию он, по крайней мере, как-то приспособился.

Если же всё сработает, то — Фалько это знал — как же его будет не хватать всей семье, а больше всего — Гаэтано и отцу. С тех пор, как Фалько услышал о намерении герцога сделать его — без всякого к тому призвания — служителем церкви, он понял, что для отца он стал теперь совсем иным, чем другие сыновья. «Я не разочарую его, — поклялся самому себе Фалько. — Лучше уж навсегда уйти отсюда».

Фалько глянул вниз, прикидывая, сколько ступеней ему еще осталось, а затем оглянулся, чтобы оценить, сколько их он уже преодолел. Уголком глаза он заметил синий плащ, мгновенно скрывшийся за одной из колонн. Он и до этого несколько раз попадался Фалько на глаза. В доме был еще кто-то, помимо самого Фалько и слуг.

В это мгновение зазвенел колокольчик у входной двери, и слуга ввел Лючиано. Фалько обрадовался, увидев его — пусть даже он и на этот раз пришел один.

Молодой Странник, перепрыгивая через ступеньки, взбежал по лестнице и остановился перед Фалько еще прежде, чем тот успел опомниться.

— Прости, но я только сейчас смог освободиться, — сказал Лючиано. — Всё утро провел в городе по другому делу. Нам надо поговорить где-нибудь наедине.

В четверг Джорджия осторожно сняла лошадку с подоконника и внимательно осмотрела ее. Всё выглядело как нельзя лучше. Завернув фигурку, Джорджия спрятала ее в карман. Сегодня она заберет ее с собою в школу, а ночью увидит, сможет ли починенная лошадка перенести ее в Ремору.

Алиса была уже в классе. Лицо девочки вспыхнуло от радости, когда она увидела, что с Джорджией всё вроде бы в полном порядке. Джорджия и впрямь Чувствовала себя намного лучше, чем даже сама ожидала. Накануне она боялась, что свалившиеся на нее заботы и тревоги вообще не дадут ей уснуть, но выспалась она хорошо и сейчас ощущала себя здоровее и крепче, чем всё последнее время.

— Поедешь в Девон? — шепнула ей Алиса во время переклички. — Моя мама вчера говорила об этом с твоей.

Джорджия кивнула.

— Еще бы. Это же просто здорово будет. Разрешишь мне покататься на твоей лошади?

— Конечно, — ответила Алиса. — По очереди будем.

— Алиса, а ты умеешь на неоседланной лошади ездить? — шепотом спросила Джорджия.

Алиса успела только лишь кивнуть, прежде чем миссис Йейтс выгнала обеих из класса за болтовню.

Лючиано изумленно оглядел громадный бальный зал. В дальнем конце были сложены прикрытые полотном музыкальные инструменты, а сотни зеркал отражали две стоявшие посреди зала мальчишеские фигурки. Нельзя сказать, что подобное зрелище произвело на Лючиано приятное впечатление.

— А здесь нигде нет… ну, комнаты поменьше? — спросил Лючиано.

— Всё в порядке, — ответил Фалько. — Сюда кто-нибудь заходит, только когда собирается вся семья. — Он заковылял дальше.

— Вот здесь, в оконной нише, нам будет удобнее всего, — Добавил он, обернувшись к своему гостю.

Лючиано почувствовал прилив сострадания к одинокому мальчику, царством которого стало это огромное унылое здание. Они сели, скрытые призрачными силуэтами арфы и клавикордов, а затем негромко заговорили о Джорджии и о том, как Фалько собирается осуществить свой побег в другой мир.

— Я думаю, — сказал Лючиано, — что тебе надо будет совершить пробный рейс.

— Как это? — спросил Фалько.

— Ну, что-то вроде тренировочного заезда перед скачками, — объяснил Лючиано. — Нужно, чтобы Джорджия принесла тебе талисман, а ты попробовал отправиться вместе с нею, когда она будет возвращаться к себе. В ее мире тогда будет утро, и ты сможешь увидеть, нравится ли он тебе. Не думаю, что такое важное решение стоит принимать, не разобравшись, к чему оно приведет, там ведь всё совсем не такое, как вот это. — Он широким жестом руки показал на пустой бальный зал.

— Я и хочу, чтобы всё было совсем не таким, — ответил Фалько. — Я сделаю это. Когда, как ты думаешь, вернется Джорджия?

А вот об этом и сам Лючиано не имел ни малейшего понятия. И в первый раз за всё время он начал беспокоиться о Джорджии.