Город Звёзд

Эпилог Тринадцатый всадник

Ремора, сентябрь 1578

Во второй раз за это лето Звездное Поле превратилось в скаковую дорожку. Временами, чтобы отметить какое-либо знаменательное событие, проводились и вторые в году Звездные Скачки — Stellata Straordinaria. Последний раз это было двадцать лет назад, когда Фердинандо ди Кимичи стал Папой и был восстановлен титул принца Реморы.

Сейчас брат Папы, Никколо, решил, что Straordinaria должны быть проведены в память недолгой жизни самого младшего из принцев ди Кимичи. В городе было немало торопливой суеты, связанной с необходимостью провести новые скачки через такой короткий срок после предыдущих. Надо было заново подготовить дорожку, назначить судей, привести в порядок парадные костюмы и попрактиковаться в упражнениях со знаменами. Барабаны, едва успев умолкнуть после окончания празднеств, загремели вновь, и Ремора опять жила под аккомпанемент их непрерывного боя.

Было еще важнее, чем обычно, чтобы эти памятные скачки — Stellata di Falco— были выиграны Девой или, по крайней мере, Близнецами, и победившему наезднику была обещана большая, чем всегда, награда.

Чезаре с трудом верил собственному счастью — предоставленной возможности выступить на Архангеле, не дожидаясь, пока пройдет целый год. На этот раз он не собирался дать похитить себя. Вообще-то в этот месяц — после отъезда беллецианцев и возвращения ди Кимичи в Джилью — жизнь стала чуточку скучноватой. Чезаре был опечален смертью Фалько. Хотя он знал, что в другом мире мальчик по-прежнему жив, надежды посетить этот другой мир и увидеться с Фалько у него не было. А Чезаре успел полюбить юного принца. Что же касается Джорджии, то и она не появлялась больше, начиная со следующего после Скачек дня.

Интересно, появится ли она на Straordinaria, думал Чезаре. К тому времени она уже должна вернуться со своих каникул.

Лондон, сентябрь 2004

Джорджия и впрямь вернулась уже к школьным занятиям. Событий за время каникул произошло немало, но в Талии она больше не бывала — не было талисмана. Рассел, вернувшийся из Греции, упрямо стоял на своем, заявляя, что и в руки не брал крылатую лошадку.

К психологу Рассел пошел-таки, изрядно удивив этим Джорджию, жизнь которой стала намного легче, хотя и была всё еще далека от совершенства. Ральф и Мора, сходившие пару раз с Расселом на сеансы групповой психотерапии, были явно поражены масштабом существовавших у него проблем.

Ясно было, что Рассел никогда не полюбит Джорджию — точно так же, как и она его — но преследовать сводную сестру он прекратил. Между ними сохранялось нечто вроде состояния холодной войны, а Ральф и Мора были теперь достаточно бдительны, чтобы не допустить ее эскалации.

Во всем этом была некая ирония судьбы. Теперь, когда Рассел полностью потерял способность обидеть или напугать Джорджию, он начисто перестал задирать ее. У самой же Джорджии дел сейчас было по горло. Предстояли экзамены, и надо было выполнять массу домашних и самостоятельных работ.

Дружба с Алисой продолжала крепнуть, и Джорджия несколько раз ездила вместе с нею на выходные в Девон. Сейчас, когда Джорджии так не хватало Реморы и когда конная школа Джин оказалась временно под запретом, такие поездки доставляли ей особое удовольствие.

Весной у Джорджии впервые в жизни появился ухажер, Дэн из старшего на год класса. Роман продолжался восемь недель и благополучно угас как раз к тому времени, когда Джорджии надо было сосредоточиться на подготовке к экзаменам. На результатах состоявшихся через три недели экзаменов это сказалось весьма благотворно, и Джорджия сдала их настолько хорошо, что Мора и Ральф сводили ее пообедать в ресторан и подарили цифровую фотокамеру.

Наилучшим же подарком оказалось известие о том, что Рассел не будет больше жить вместе с ними. Полученные им оценки оказались достаточно высокими, чтобы обеспечить место в брайтонской школе компьютерной техники. Отпраздновать это событие вместе с родителями он не захотел, но зато основательно напился со своими приятелями и потом два дня мучился от похмелья. Родители сняли ему в Брайтоне квартиру, и Рассел решил переехать в нее из Ислингтона еще до начала занятий. «Ничто не длится вечно», не без удовлетворения подумала Джорджия.

Большую часть лета Джорджия провела вместе с Алисой в Девоне. Они много ездили верхом и завели кучу новых знакомств среди местной молодежи. Одного из новых знакомых звали Адамом, у него были карие глаза и черные волосы, и Джорджия надеялась, что в будущие выходные сумеет получше узнать его.

Новые друзья начали появляться у Джорджии и в школе. Победа на Звездных Скачках изменила девочку больше, чем она сама думала. Глубокое внутреннее удовлетворение достигнутым успехом придало Джорджии уверенность в себе, изменившую не только ее поведение, но даже внешний вид. Она перестала с недоверием отталкивать тех, кто пробовал предложить ей свою дружбу, и обнаружила, что таких людей гораздо больше, чем она раньше думала. Так, словно после того, как Рассел прекратил свои нападки, вокруг Джорджии образовалось свободное пространство, которое и начала заполнять ее личность.

Новое колечко вдевать в бровь Джорджия не стала, но зато на плече у нее была теперь вытатуирована крылатая лошадь, а отпущенные подлиннее волосы она покрасила в темно-красный цвет с несколькими падавшими на лоб черными и белыми прядями. Помимо того, у нее появились настоящие груди — не такие, с которыми попадают на обложки журналов, но приятно ощутимые — и вместо мешковатых свитеров она начала носить обтягивающие футболки. Теперь за мальчика ее никто не принял бы ни в одном из миров.

Однако, если со времени последнего посещения Реморы в жизни Джорджии произошли заметные изменения, то у Фалько она изменилась полностью. С учетом возраста и серьезности травм его поместили на одно из первых мест в списке ожидающих хирургического вмешательства, и уже к первому в его новом мире Рождеству Фалько получил новое по сути дела бедро.

Последовали месяцы заботливого ухода, физиотерапии и обучения обходиться без костылей. К февралю Фалько мог ходить самостоятельно, но всё еще хромал. К маю, после нескольких месяцев занятий в гимнастическом зале и плавательном бассейне, хромота прошла, и он стал на два дюйма выше, чем был девять месяцев назад, когда оказался в новом для себя мире.

Сейчас Фалько был учеником 9 класса и пользовался в школе необычайной популярностью. Девочки восхищались его экзотической красотой, а мальчики одобрительно относились к напряженному режиму его тренировок. И Фалько отнюдь не вредило то обстоятельство, что лучшим его другом была девочка из 11 класса, широко известная как весьма крепкий орешек.

Наступила ночь перед Stellata di Falco,и все округа Реморы вновь были залиты светом. Город всегда, закончив одни Скачки, начинал готовиться к следующим — существовала даже местная поговорка, согласно которой «Звездные Скачки длятся весь год» — но на этот раз всех радовал дополнительно появившийся шанс одержать победу. В Джилье было заказано и срочно изготовлено знамя Скачек, в нижнем правом углу которого было помещено небольшое изображение Фалько верхом на лошади.

Чезаре и на минуту не мог поверить, что Овну позволят выиграть, но всё равно приятно было оказаться почетным гостем на пиршестве, устроенном округом в ночь накануне Скачек, получить из рук священника шлем и выступить с речью перед убравшимися.

— Овны! — произнес он, обращаясь к гостям, сидевшим среди моря красно-желтых скатертей и знамен. — Для меня большая честь быть наездником, защищающим цвета нашего округа. Мне не дали возможности выступить на прошлых Скачках, но все мы помним, что тогда произошло, правда ведь?

Его слова были встречены одобрительным гулом.

— А потому, хотя его и нет сегодня с нами, я прошу вас выпить за здоровье того, кто представлял тогда Овен. За здоровье Джорджио Греди!

«За Джорджио Греди!» прокатилось по всей площади.

Весь день у Джорджии было какое-то странное самочувствие. Она еще не успела привыкнуть к тому, что стала старшеклассницей. У нее был теперь новый руководитель и всего лишь пять обязательных предметов, она могла пользоваться комнатой для отдыха — помещением, в котором стояло несколько стульев, обычно оккупируемых учениками выпускного класса, и кухонька, где можно было приготовить растворимый кофе — и у нее появилось свободное время, когда она могла посидеть, занимаясь хоть в комнате, хоть, при хорошей погоде, на траве школьного двора.

А погода сегодня была чудесной — совсем, как в разгар лета, хотя по вечерам уже становилось прохладно. Джорджия, у которой как раз выдалось свободное время, присела рядом с Алисой, читавшей «Историю служанки», одну из книг, которые надо было осилить, чтобы не провалиться, на экзамене по английской литературе.

— Представь себе мир, в котором обычным простым людям не разрешают иметь детей, — сказала Алиса.

— Не так уж плохо — если эти дети оказываются похожими на Рассела, — ответила Джорджия.

— Ах да, он ведь уезжает сегодня, не правда ли? Ты уже сказала ему свое нежное прощай?

Джорджия фыркнула.

— Скатертью ему дорога! — проговорила она, подумав, не потому ли она так странно себя чувствует. — Самый счастливый день в моей жизни.

Только это было не так. Самым счастливым днем в ее жизни был тот день, когда она выиграла Звездные Скачки и Лючиано поцеловал ее, но об этом Джорджия никогда не рассказывала ни Алисе, ни кому бы то ни было еще. Ее охватило смешанное с грустью беспокойство. Когда в этом году наступило 15 августа, мучительно было представлять себе всё, что в этот день происходило в Реморе. Джорджия и Фалько — Николас, как она теперь должна была его называть — провели весь тот день вместе, разговаривая о Скачках, обсуждая, какие лошади и наездники принимают в них теперь участие и смогут ли в этом году одержать победу ди Кимичи.

А потом была годовщина «перемещения» Николаса. В тот день он выглядел особенно угнетенным и тоскующим по родным и близким. Они часто обсуждали возможность воспользоваться пером в качестве талисмана, который позволит Фалько посетить Талию так же, как это делал — в обратном, правда, направлении — Лючиано. Фалько, однако, не хотел отправляться туда без Джорджии, а ее собственный талисман бесследно исчез.

Джорджия вздохнула. Весь год она надеялась, что снова увидит Лючиано, что он, может быть, как это ни тяжело для него, появится в Лондоне, чтобы повидать своих родителей. Она продолжала брать уроки музыки — с неплохими, к слову сказать, результатами — и, конечно же, часто заходила к Мулхолландам, чтобы навестить Николаса, но Лючиано так ни разу и не появился.

Дэн был отличным парнем, и Адам тоже очень мил, но всё равно Джорджия всей душой стремилась хотя бы увидеть Лючиано.

— Да не стоит так переживать, — сказала Алиса. — Уж очень ты что-то глубоко вздыхаешь.

— Ты слыхала о том мальчике из старшего класса, который умер два года назад? — неожиданно спросила Джорджия. Прежде она никогда не заговаривала с Алисой на эту тему.

— Ты о том с черными кудрями? Чуть не все наши девчонки сходили с ума по нему. А что?

— Да ничего, — ответила Джорджия. — Мы с ним вместе в оркестре играли. Он мне по-настоящему нравился.

— О-о… — удивленно протянула Алиса. — Ты мне об этом никогда не говорила.

— А какой смысл? Тут уже ничего не поделаешь. Я его никогда больше не увижу. — Джорджия поняла вдруг, что это правда. Ей придется вновь оплакать Люсьена.

На лице Алисы появилось озабоченное выражение. Тут прозвенел звонок на перемену, и шанс спокойно поговорить был утрачен. Школьники всех классов потоком ринулись на солнце, стремясь воспользоваться последними отголосками лета.

— Твой друг Николас похож на него? — спросила неожиданно Алиса. Группа девятиклассников высыпала как раз во двор. Тонкая, гибкая фигурка с кудрявыми волосами отделилась от нее и направилась к поросшей травой насыпи, на которой сидели девочки.

Джорджия прикрыла ладонью глаза, защищаясь от солнца, и посмотрела на Николаса. Приятно было видеть отчетливую тень, падавшую от него на асфальт.

Лючиано работал вместе с Родольфо и Детриджем в беллецианской мастерской своего учителя. После возвращения из Реморы Странники всё время были обеспокоены последствиями смерти Фалько. Прежде всего, из страха репрессий со стороны герцога, но существовала и другая причина. Родольфо был убежден, что во вратах, открывавших им доступ в другой мир, произошел некий сдвиг.

После перемещения Уильяма Детриджа мир, из которого пришел Лючиано, перемещался во времени гораздо быстрее, чем всё еще остававшаяся в шестнадцатом веке Талия, но к моменту первого ее посещения Лючиано различие в скорости течения времени стало гораздо меньше. Месяцами врата сохраняли стабильность, а потом, когда Лючиано окончательно перенесся в Талию, время вновь совершило скачок. Величиной, правда, всего в несколько недель. Совместными усилиями трех Странников стабилизацию удалось восстановить, понемногу, по дню за один раз, отвоевывая эти недели, пока ход времени и даты — пусть разделенные четырьмя столетиями — не начали вновь совпадать.

Со смертью Фалько время в другом мире вновь словно прыгнуло вперед. Сейчас Странники пытались выяснить, насколько же оно теперь опережает их время. Родольфо продолжал держать одно из своих зеркал сфокусированным на прежней спальне Лючиано так же, как оно было настроено в день смерти Фалько, когда случайно глянувший в него герцог едва не обезумел. Родольфо сумел настоять на том, чтобы Лючиано пореже смотрел в это зеркало.

За жизнью оказавшегося в Лондоне тальянского мальчика Странники следили, наблюдая как бы ряд сменяющих внезапно друг друга картинок. Если бы им когда-нибудь приходилось видеть включенный на быструю прокрутку вперед видеомагнитофон, они могли бы сравнить это зрелище с тем, что им приходилось наблюдать. Как бы то ни было, они следили, как Фалько надолго исчез, а затем вновь появился с ногой в тяжелой гипсовой повязке. Видели, как он тренируется, постепенно становясь всё крепче, и как однажды гипс исчез, а Фалько пошел уже только с одним костылем.

О смене времен года они пытались судить по падавшему в окно свету, но иногда, чтобы разобраться в увиденном, им приходилось приглашать Лючиано.

— Что это за чулок со свертками, из него выглядывающими? — спросил однажды Детридж.

— Рождественский чулок, — с ностальгией ответил Лючиано. В Беллеции подобного обычая не было, и в Талии к тому же всё еще был конец августа.

Фалько не знал, что все месяцы, пока он выздоравливал и набирался сил, его старые друзья наблюдали за ним. Они видели, как он становится здоровее и выше, видели иногда и сидящую рядом с ним Джорджию. Лючиано, которого они всегда звали в этих случаях, был рад ее видеть. Зеркало, связывавшее миры, не доносило звуков, но Лючиано приятно было думать, что иногда Фалько и Джорджия говорят, быть может, как раз о нем.

К тому дню, когда Родольфо через настроенное на Ремору зеркало узнал о Stellata Straordinaria, время другого мира вновь, казалось, замедлило свой бег. Родольфо прикинул, что, судя по изменениям внешнего вида Джорджии и Фалько, в том мире прошел примерно год.

— Мы поедем в Ремору на посвященные Фалько скачки? — спросил Лючиано.

— Нет, — ответил Родольфо. — В этом нет необходимости. Арианна ехать не собирается, да и тебе нет нужды рисковать встречей с герцогом. Все ди Кимичи будут там, в этом нет никакого сомнения.

Весь клан ди Кимичи собрался на площади перед собором, чтобы принять участие в предпраздничном обеде, устроенном Близнецами. Округами, породненными с другими городами, пришлось пренебречь ради семейного единства. Герцог Никколо сидел рядом с Папой, своим братом, оглядывая своих оставшихся сыновей, дочь и многочисленных племянников и племянниц.

Задуманные герцогом браки между ними были восприняты с одобрением, и Никколо видел уже впереди новое поколение ди Кимичи, видел будущее, в котором его потомки будут в качестве принцев или герцогов править всеми городами-государствами Талии, Он отбросил от себя мысль о несносной молодой герцогине Беллеции. Способ управиться с нею он найдет, это только вопрос времени.

— Можно заглянуть к тебе после школы? — спросил Николас. — Хочу кое о чем поговорить с тобой.

— Отлично, — ответила Джорджия. — До встречи, стало быть.

День выдался напряженным, и домой Джорджия отправилась с чувством облегчения. Дом был пуст какой-то новой пустотой, так и кричавшей об ОТСУТСТВИИ РАССЕЛА. Джорджия поднялась наверх и увидела, что дверь комнаты Рассела приоткрыта. Прежде такое случалось разве что, когда Рассел стоял на ее пороге, изводя Джорджию.

Распахнув дверь пошире, Джорджия вошла в комнату. Кровать, стол и комод были по-прежнему на месте, но стереомагнитофон, компьютер и телевизор отправились в Брайтон вместе с Расселом, а с кровати было убрано постельное белье. И там, как раз на самой середине голого матраса, лежала крылатая лошадка.

Никакого послания, никакой записки — просто лошадка, целая и неповрежденная. Должно быть, Рассел сообразил, что Джорджия зайдет в его комнату насладиться осознанием, что там больше никого нет, и уже после того, как Ральф и Мора вынесли последние чемоданы и ящики, вернулся, чтобы оставить талисман.

Джорджия жадно схватила лошадку. Она была точно такой же, как и всегда, гладкой и теплой, с хрупкими крыльями, у основания которых были едва заметны тонкие линии, оставшиеся после починки.

У входной двери зазвенел звонок.

Николас остановился на пороге, и Джорджия была слегка потрясена, поняв вдруг, что он уже ничуть не уступает ей ростом.

— Здравствуй, — сказал он. — Я сегодня весь день как-то странно себя чувствую. Мне кажется, это каким-то образом связано с Реморой. Вот я и решил узнать — а вдруг и с тобой то же самое.

И тут он увидел то, что Джорджия держала в своей руке.

Чтобы немного успокоить нервы, Чезаре зашел в конюшню и тут же чуть не подпрыгнул от неожиданности. В тени стояла стройная девочка с тигровой расцветкой волос, в обтягивающей блузке и мешковатых панталонах, заставивших пробудиться память Чезаре.

— Джорджия? — удивленно проговорил он.

— Чезаре! — воскликнула девочка, крепко обнимая его. Пахло от нее просто замечательно. — Найди мне лучше, во что одеться, моего прежнего мальчишеского наряда я что-то не обнаружила.

— Не думаю, что мальчишеский костюм подойдет тебе теперь, — ответил Чезаре, восхищенно глядя на нее. Джорджия чуть покраснела и хлопнула его по руке.

— Подожди, пока увидишь, кто явился вместе со мной, — ухмыльнувшись, проговорила она. Было просто замечательно вновь оказаться в Реморе. — Мы целую вечность не могли уснуть — до того волновались.

Из-за ее спины на свет вышел стройный мальчик с курчавыми темными волосами, в свободно лежащей на нем странной одежде иного мира. Узнал его Чезаре только после того, как Фалько обратился к нему по имени.

И тут-то Чезаре сотворил Знак Фортуны. Перед ним был Фалько, повзрослевший и подросший Фалько, двигавшийся нормально, без всяких костылей. Сильна, видимо, магия в том мире.

— Я вернулся, — сказал Фалько. — Расскажи, что тут произошло за этот год.

— Год? — переспросил Чезаре. — Но ведь прошел только месяц после твоего ухода. Глазам своим не могу поверить, до чего ты изменился! Да еще и вернулся именно в этот из всех дней.

— А что? — спросила Джорджия. — Что в сегодняшнем дне такого особенного?

— Да ведь сегодня состоятся особые, внеочередные Звездные Скачки, — объяснил Чезаре. — И я буду выступать там на Архангеле. Скачки в честь Фалько.

— Здорово! — воскликнул Фалько.

— Мы пойдем и будем болеть за тебя, — сказала Джорджия. — Только нам надо во что-нибудь переодеться.

Чезаре помчался в дом, чтобы сообщить Паоло и Терезе потрясающую новость.

В память покойного Фалько платформа с эмблемой Девы была драпирована черным в сочетании с пурпурным и зеленым цветами округа. Впряженные в нее вороные кони были украшены черными плюмажами, а упряжь посеребрена. На платформе был помещен пустой гроб с гербом ди Кимичи — лилией и флаконом благовоний — и портрет Фалько, написанный мастером-живописцем из Джильи. Небольшая группа музыкантов, разместившаяся рядом с ним, играла траурную мелодию.

На древках флагов, которые несли знаменосцы, развевались черные ленты, а на всех участниках процессии Девы зелено-пурпурные шарфы были повязаны поверх траурных черных одежд. Когда эта процессия проходила мимо какой-либо из трибун, зрители снимали шляпы и крестились. Многие плакали — в том числе и в округе Весов. Слишком печальна была вся эта история, пусть даже она случилась у ваших врагов.

Большой колокол папского дворца, обычно в день Скачек звонивший единожды, теперь звучал непрерывно, как месяц назад, когда он возвестил о смерти Фалько. Однако, каким бы траурным ни был парад, среди зрителей всё равно чувствовалось возбуждение, всегда предшествующее началу Скачек.

Джорджия сидела на трибуне Овна рядом с Терезой и ее детьми. На ней было красное платье Терезы и красно-желтый шарф округа. И платье, и волосы девочки привлекали восхищенные взгляды окружающих, и Джорджия чувствовала себя совсем иначе, чем наездник, больше года назад выигравший Звездные Скачки.

Здесь-то это случилось вовсе не год назад. Трудно было заставить сознание смириться с мыслью, что в Реморе ее отсутствие было не настолько долгим, чтобы на него обратили особое внимание. Первую неделю Монтальбано полагали, что она уехала во Францию, и, хотя потом отсутствие Джорджии начало несколько удивлять их, беспокоиться по-настоящему они еще не начали.

В Реморе мало что изменилось. Джорджии казалось, что в этом городе непрерывно проходит какой-то карнавал, хотя эти Скачки вряд ли можно было бы назвать праздником. Джорджия оглядывала толпу, разыскивая Фалько. Когда она уходила, он всё еще оставался в Овне. Они вдвоем заходили в стойла каждой из лошадей, и долгое время провели с Мерлой, которую Фалько никак не хотел покидать.

Джорджия всей душой уповала, что он не вздумает усесться на трибуне Девы или зайцем пробраться к Близнецам. На год старше, подросший и поздоровевший, он, тем не менее, оставался вполне узнаваемым Фалько. Она надеялась, что его первое и столь впечатляющее перемещение в старый мир закончится без осложнений. Джорджия помнила рассказ Лючиано о том, каким тяжелым оказалось это для него, но у Фалько горели глаза и, судя по всему, он был полон энергии.

Подошел к концу парад, умолк колокол, а Фалько всё не появлялся. Джорджия решила перестать беспокоиться о нем и попросту наслаждаться развертывавшимся переднею зрелищем. Двенадцать всадников появились на Поле, и Джорджия быстро высмотрела среди них Чезаре на рослом гнедом Архангеле. Выглядел Чезаре элегантно и казался вполне уверенным в себе. Лошадь округа, победившего на последних скачках, всегда вызывает почтение — пусть даже на ней совсем другой наездник.

Всадникам были вручены хлысты, и лошади двинулись к стартовой черте. Герцог Никколо лично поочередно извлек из мешочка шары, определяющие порядок расположения участников скачки. Последовало, как обычно, несколько мгновений, в течение которых наездники, мешая друг другу, занимали предназначенные им места, и теперь внимание зрителей было приковано к стартовой черте.

А потом, как раз когда открывающая скачку лошадь (на сей раз это была лошадь Водолея) рванулась вперед, на землю плавно опустилась крылатая лошадь. На этот раз не было предупреждающего крика Аурелио. Просто к скачке, сложив черные крылья и сразу же после приземления помчавшись полным галопом, присоединилась тринадцатая лошадь.

Зрители словно обезумели. Кто этот всадник в странном наряде? На нем не было какого-то единого набора цветов — поверх обычной одежды конюшенного мальчика были повязаны шарфы всех округов. Шлема на всаднике не было, и его темные волосы потоком падали на плечи. Мальчик был красив, и девушки на трибунах начали выкрикивать: «Беллерофонте! Беллерофонте!», немедленно окрестив незнакомца именем летающего всадника древних легенд.

Мерла и ее всадник закончили первый круг, значительно опередив двенадцать других лошадей, и тут возникший на трибуне Близнецов слух начал с невероятной скоростью распространяться по Полю. Теперь крик звучал уже: «Фалько! Фалько!» Вскоре зрители, столпившиеся в центре Поля, начали падать на колени и осенять себя крестным знамением.

«Призрак!» пронесся слух. «Принц Фалько вернулся на свое поминовение!» Гаэтано сидел, застыв, словно камень, едва дыша и сжимая руку Франчески. Никто не слышал, как он прошептал: — Сработало!

Лишь герцог стоял, выпрямившись, с лицом, превратившимся в белую маску ужаса или, быть может, ярости.

Страх охватил всех наездников за исключением Чезаре, но Фалько, так или иначе, без труда одержал бы победу. Мерла не пыталась лететь, но она и так была быстрее любой обычной лошади. К финишной черте Фалько мчался, намного обойдя Овен и Деву.

Достигнув финиша, Фалько шепнул что-то на ухо Мерле и перевел ее в полет. Когда крылатая лошадь взмыла ввысь, направляясь в сторону заходящего солнца, тень ее могучих крыльев упала на запрокинутые лица толпящихся внизу людей. Послышался дружный вздох и крики: «Dia!..Богиня!» На тени лошади не было тени всадника.

Когда лошадь проносилась над трибуной Девы, пурпурно-зеленый шарф, подрагивая, опустился, чтобы оказаться пойманным закованной в железную перчатку рукой герцога.

Прошло несколько мгновений, прежде чем зрители поняли, что скачка закончилась. В последний момент Чезаре чуть придержал свою лошадь, и наездник Девы воспользовался представившимся ему шансом. Херувим заставил свою Зарину рвануться вперед, пересек финишную черту и победоносно поднял вверх свой хлыст. Толпа болельщиков Девы наводнила дорожку, чтобы похлопать лошадь и заключить в объятия ее наездника. Покинув трибуну Овна, Джорджия направилась к Чезаре, с трудом проталкиваясь через поток сторонников Девы, хлынувших к судейской трибуне, чтобы забрать знамя Звездных Скачек.

— Зачем ты это сделал? — шепнула она истекающему потом Чезаре, стоявшему рядом с Архангелом.

— Взгляни на герцога, — ответил он. — Не стоит постоянно перебегать дорогу Деве.

— Победа Фалько не будет признана, и ты легко мог бы выиграть Скачки, — запротестовала Джорджия. — Представь себе, две победы Овна в один год. Арианна была бы в восторге.

— Признают или нет, но настоящий победитель всё равно Фалько, — ответил Чезаре.

Они поглядели на герцога, спускавшегося с трибуны, чтобы поздравить Херувима. Глаза у герцога словно остекленели, а в руке он продолжал сжимать зелено-пурпурный шарф, всё еще сохранявший тепло его сына. Несмотря на вопли зрителей, Никколо не верил в то, что видел всего лишь призрак. Спускаясь на Поле, он уголком глаза заметил девочку в огненно-красном платье, стоявшую возле гнедой лошади, и вспомнил таинственного наездника Овна, месяц назад укравшего победу у семьи ди Кимичи.

Герцог Никколо отлично знал, что он только что видел, пусть даже не понимая, как же это может быть. Его сын, изменившийся, снова целый и невредимый, вернулся, чтобы показать отцу и всей своей семье, что он по-прежнему жив где-то в ином мире. И Странники владеют этим секретом. С этой минуты он, Никколо, не успокоится, пока не узнает, в чем этот секрет состоит.