Город Звёзд

Глава 12 Круг из карт

Джорджия выяснила-таки, где Чезаре провел всё это утро. Вернулся он в конюшни в состоянии полного восторга — ему доверили скакать на Архангеле. Было это на тренировочной скаковой дорожке поблизости от Реморы.

— Он в великолепной форме, — ликовал Чезаре, вытирая с лошади пот пучком соломы. — Право же, я верю, что у нас есть шанс на победу.

— Если будет на то воля богини, — поспешно добавил Паоло с жестом, который Джорджия видела уже и раньше и который был похож, но не в точности, на крестное знамение.

— Почему вы клянетесь богиней? — спросила она. — Я имею в виду, что в каждом вашем округе есть церковь и вы отмечаете праздники святых, но все, кого я встречала в Реморе, верят, по-моему, и в каких-то древних богов — хотя и не совсем так, как мануши.

— Тальянцы по самой своей природе суеверны, — ответил Паоло. — Мы храним привязанность к прошлому, когда все народы Средиземноморья поклонялись правящей миром богине. Когда появилась новая религия — с Пресвятой Девой и ее Сыном — для нас было естественно объединить ее со старыми верованиями. Владычица, окруженная звездами, это и есть Пресвятая Дева. Она хранит наш город и что ей за дело до того, как мы ее называем.

Особой ясности это объяснение не внесло, и Джорджия решила вернуться к более для нее понятному предмету.

— Расскажите мне о скачках, — попросила она. — Как они происходят? Разве не всегда побеждает самая быстрая лошадь?

— Не всегда, — сказал Чезаре. — Чтобы победить, мало иметь самую быструю лошадь и самого лучшего наездника, хотя каждый округ надеется, конечно, иметь и то, и другое.

— Запомни, — проговорил Паоло, — что Звездные Скачки в том или ином виде проводятся у нас уже триста лет, и я не сомневаюсь, что будут проводиться еще, по крайней мере, столько же.

Джорджия вспомнила то, что мистер Голдсмит рассказывал ей о Палио. Если Ремора и впрямь своеобразный двойник Сиены, то тогда эти безумные скачки будут существовать и еще через четыреста лет.

— Все округа, как ты знаешь, — продолжал Паоло, — имеют свои конюшни и ежегодно отбирают лошадей для участия в Скачках. Лошадь может быть выращена ими самими или куплена, но, в любом случае, это лучшая лошадь, которую округ может себе позволить. Всадник для нее тоже подбирается округом.

— И он вовсе не обязательно должен, как я, проживать в этом самом округе, — вставил Чезаре. Надо же, чтобы Джорджия поняла — его, Чезаре, выбрали вовсе не потому, что он сын конюшего. — Выбирают всегда лучшего наездника, какого только удается найти.

— Через несколько недель, — вновь заговорил Паоло, — с Поля уберут мусор, и оно превратится в скаковую дорожку. Множество всадников будет мчаться по ней при свете луны, и каждый округ окончательно решит, какую лошадь он выставит на Скачках и кто будет ее наездником. Далеко не все уже сейчас так, как мы, уверены в своем выборе. — Он с гордостью взглянул на сына и Архангела.

— Хотелось бы и мне взглянуть на всё это, — сказала Джорджия и тут же смущенно умолкла. Отец и сын с одинаковым сочувствием смотрели на нее. — Только я не смогу, так ведь? Я ведь не могу оставаться в Реморе на ночь.

— Ну, есть же много другого, на что ты можешь посмотреть, — поспешил откликнуться Чезаре. — Да и на самих Скачках ты ведь побываешь, разве не так?

— Смотря в какое время их проводят. — Поглядев на Архангела, она вспомнила, что хотела спросить еще кое о чем. — Скачки проводят на неоседланных лошадях?

— Да, — ответил Чезаре. — С уздечкой и поводьями, но без седел.

— Этот обычай идет от наших предков, рассенанцев, — сказал Паоло. — Великие коневоды и наездники, они всегда ездили на неоседланных лошадях.

«А еще они были тальянским эквивалентом этрусков,» подумала Джорджия. Вслух она сказала: — Никогда не ездила без седла, но очень хотела бы попробовать.

— Пошли со мной после обеда, — предложил Чезаре. — Еще раз гонять сегодня Архангела я не хочу, но у нас вдоволь и других лошадей.

— Правда? — с загоревшимися глазами воскликнула Джорджия, но тут же вспомнила данное ею Фалько обещание. — Только мы с Лючиано должны еще, прежде чем я вернусь в свой мир, навестить ди Кимичи.

— Хватит времени и на то, и на другое, — сказал Чезаре. — Поговори об этом с Лючиано. Он будет здесь через пару минут — у кареты путь занимает больше времени, чем у всадника.

— Он был с тобою на тренировке? — спросила Джорджия. — А я-то думала, что лошади его совершенно не интересуют.

— Там были и он, и доктор Кринаморте.

Колеса кареты застучали по булыжникам конюшенного Двора.

— О, прямо как в поговорке, — засмеялся Паоло. — Заговори о дьяволе — и он тут как тут.

Лючиано выпрыгнул из кареты и помог сойти на землю своему приемному отцу. Джорджии пришло в голову, что сейчас Лючиано выглядит намного лучше, чем при их последней встрече. Глаза у него блестели, и сам он был оживлен и бодр, словно Приготовившись к ожидающим его новым приключениям.

Уильям Детридж тоже был полон впечатлений.

— Сколь великолепно это зрелище! — воскликнул он, хлопая Паоло по плечу. — И сын ваш верхом на лошади истинно подобен кентавру!

— Придут они, как ты думаешь? — в пятнадцатый раз спросил у брата Фалько.

— Они дали слово, — ответил Гаэтано так же, как отвечал каждый раз до этого. Тем не менее, в глубине души он надеялся, что юные Странники найдут какой-нибудь повод для того, чтобы нарушить свое обещание. Он знал, что они не так уж рвутся помогать Фалько в осуществлении его плана. Самому Гаэтано добиться ничего не удалось — он никогда еще не видел брата настроенным так решительно. А время уходило. Гаэтано должен был отправляться с посольством в Беллецию, и его охватывал ужас при одной мысли о том, что, пока он будет отсутствовать, Фалько сумеет убедить молодых Странников помочь ему.

— Даже если они придут, — проговорил он как можно мягче, — тебе надо отказаться от своей навязчивой идеи. Это же безумие. Зачем бросать знакомый мир и любящих тебя людей ради того, чтобы отправиться в другой мир, где ты будешь чужаком? Ты ведь даже не знаешь, смогут ли тебе помочь врачи из будущего. Даже Лючиано и Джорджия не были в этом уверены.

— А что же ты предлагаешь взамен? — с горечью спросил Фалько. — Остаться здесь и стать таким, как дядя? Только мне, если я растолстею, как он, понадобятся слуги, которые будут выносить меня из папского дворца. Костыли такой вес не выдержат.

— Ну, изменить планы отца мы наверняка как-то сумеем, — умоляющим голосом сказал Гаэтано. — Ты мог бы перебраться в Беллецию и жить там со мной и герцогиней.

— В Беллеции, я слыхал, нет лошадей, — заметил Фалько. Губы его дрожали.

— Зато там буду я, — обняв брата, сказал Гаэтано. — Я буду любить тебя и заботиться о тебе. А кто будет любить тебя в мире Странников?

— Джорджия позаботится обо мне, — упрямо проговорил Фалько. — Не отговаривай меня, брат. Не заставляй меня пойти на это без твоего благословения.

Гаэтано долго не выпускал брата из объятий, а затем взглянул ему в глаза и вздохнул.

— Хорошо. Если ты принял решение и изменить его я не могу ни словами, ни поступками, придется принять это решение. Но как мне будет недоставать тебя, Фалькончино! Даже больше, чем в последние два года. Мы больше не будем вместе, но я всегда буду представлять, что ты рядом со мной — так же, как когда-то в замке, где мы гонялись друг за другом, разыгрывая дуэли и бои.

Вошедший в комнату герцог Никколо не обратил внимания на невеселое настроение братьев. Сам он был охвачен радостным возбуждением.

— Гаэтано, я получил послание от регента, — сказал он с поблескивающими глазами. — Они готовы принять твое сватовство. Ты должен немедленно выехать в Беллецию!

В своей расположенной наверху комнате Уильям Детридж вынул из кармана куртки небольшой, завернутый в черный шелк пакетик. Развернув его, он расстелил черный шелковый платок на стоявшем в углу комнаты комоде. Затем он перетасовал карты и начал выкладывать из них крут. Первую карту он поместил в точке, соответствующей примерно девяти часам на циферблате, а остальные клал, двигаясь против часовой стрелки. Первой картой оказалась Принцесса Птиц, а следующей — Принц Змей. Прежде чем продолжить, Детридж сделал небольшую паузу.

— Это, полагать следует, девица Странница и один из знатных юношей Девы, — пробормотал он. Круг снова начал расти.

Двойка Рыб, Маг, двойка Саламандр, двойка Птиц, Рыцарь (ага, это, по всему видно, Чезаре), затем Башня, двойка Змей, Блуждающие Звезды и, наконец, Принцесса и Принц Рыб.

Тринадцатую карту Детридж положил в центре крута. Это была Богиня.

Откинувшись на спинку стула, он задумчиво разглядывал выложенный из карт круг. Крайне необычно было получить в нем столько козырей и фигур. Все низшие карты были двойками, и Детридж понятия не имел, что это может означать. Принцесса Рыб была герцогиней Беллеции, и Детридж рад был видеть рядом с нею надлежащего Принца. Отчасти ради того, чтобы прочесть ее судьбу, он и решил посоветоваться с картами. Блуждающие Звезды ясно указывают на Скачки, но почему Чезаре оказался по соседству с Башней? И разве не утешительно знать, что в центре всего находится бдительно наблюдающая за всем Богиня?

Детридж решил поговорить с Паоло относительно истолкования подобного расклада, а также связаться при помощи зеркал с Родольфо. Кого из них представляет изображающая Мага карта, он не знал, но, как бы то ни было, чем скорее Странники соберутся вместе, тем лучше.

— Как это, уехал? — спросил Лючиано.

Ему и Джорджии оказалось не так-то легко заставить себя переступить порог папского дворца в Реморе. Такое ощущение, словно вступаешь в логово врага, хотя дворец был красивым, полным прохлады зданием, сплошь, казалось, состоявшим из мрамора и зеркал. Время, проведенное в Беллеции, сделало Лючиано не чуждым элегантности, но Джорджия в своей грубой одежде остро ощущала себя неловко и как бы не на своем месте. Папский лакей явно принял ее за одного из слуг Лючиано, и ей от этого стало еще больше не по себе.

Глаза Фалько радостно заблестели, когда они вошли в маленький вестибюль, где он сидел у окна. Он тепло приветствовал обоих, пользуясь до тех пор, пока лакей оставался поблизости, мальчишеской формой имени Джорджии. В ту же минуту, как слуга удалился, и еще прежде, чем они успели спросить, где же Гаэтано, Фалько выложил им новость об отъезде брата.

— Час назад он уехал в Беллецию, — возбужденно проговорил он. — Отправился туда, чтобы встретиться с герцогиней.

— С чего это такая поспешность? — настойчиво, с ноткой подозрительности в голосе, поинтересовался Лючиано.

Фалько вздохнул.

— От вас это можно не скрывать. Всё равно вскоре, после того, как они поженятся, об этом каждому станет известно.

Джорджия увидела, как кровь отливает от лица Лючиано, пока он не начал походить на мраморную статую Аполлона, стоявшую в нише за его спиной. Через мгновенье кровь прилила обратно, и Лючиано побагровел от гнева.

— Что ты этим хочешь сказать? Кто и на ком собирается жениться?

— Ну, Гаэтано и герцогиня, — нервно ответил явно ошеломленный Фалько. — Регент принял наше сватовство, и мой брат хочет обсудить всё это с самой герцогиней, прежде чем привезти ее сюда на Звездные Скачки.

— Никогда! — воскликнул Лючиано. — Никогда Арианна не выйдет за ди Кимичи. Здесь, должно быть, какая-то ошибка!

Теперь пришла очередь залиться краской Фалько.

— Почему же это? Наш род — один из старейших в Талии, мы в родстве с герцогами и принцами всего севера страны. Собственно говоря, в шести ее городах законно правят представители моего семейства.

— Достаточная причина для того, чтобы не делать Беллецию седьмым таким городом, — огрызнулся Лючиано. — Пошли, Джорджия. Безумием было приходить сюда. Между нами и ди Кимичи не может быть никаких дел. Ты же видишь, что их не интересует ничто, кроме обустройства собственного гнезда.

— Подождите! — вскрикнул Фалько, увидев, что Лючиано намерен уйти и увести Джорджию.

Джорджия была расстроена ничуть не меньше обоих юношей. Вспышка Лючиано не оставляла места для сомнений относительно его чувств к Арианне. Это было само по себе достаточно тяжело, но уйти, видя убитое горем лицо Фалько, было еще тяжелее.

— Погодите минутку, — сказала она, кладя руку на локоть Лючиано. Это был первый раз, когда она решилась прикоснуться к нему.

— Я уверена, что у Лючиано и в мыслях не было оскорбить твое семейство, — заговорила она, обращаясь к Фалько, и почувствовала, как мышцы Лючиано напряглись под ее рукой. — И я уверена, что, если речь идет о каком-то недоразумении, оно быстро разъяснится. Однако в любом случае герцогиня обязана выслушать подобное предложение, — обратилась она теперь уже к Лючиано. — Я имею в виду, что, хотя, конечно же, это не мой мир, но, судя по тому, что я узнала о Талии, нельзя просто сказать «убирайся», когда представитель одного благородного семейства просит руки представителя другого.

Джорджия почувствовала, что Лючиано начал понемногу расслабляться.

— Ну-у, пожалуй, что так, — проворчал он.

— И если это может послужить каким-то утешением, — с тревогой в голосе проговорил Фалько, — то не думаю, что он хочет жениться на ней. По-моему, он предпочел бы нашу кузину Франческу — они еще детьми всегда твердили, что, когда вырастут, обязательно поженятся.

Лючиано с горечью рассмеялся.

— Франческа ди Кимичи? Думаю, вы обнаружите, что она уже выдана замуж — в соответствии с планами вашего семейства. Если, конечно, это та самая девушка, которую Ринальдо ди Кимичи выставлял против Арианны на выборах герцогини.

— Ринальдо — мой двоюродный брат, — чопорно произнес Фалько. — Я не очень его люблю, но он принадлежит к моей семье, а родственников мы не выбираем.

— Это верно, — заметила Джорджия. — Никому из нас это не дано. Будь справедлив, Лючиано. От Фалько не зависят ни дела его семьи, ни то, из кого она состоит.

— Но Гаэтано выполнит волю вашего отца, разве не так? — спросил Лючиано.

— Не знаю, — спокойно ответил Фалько. — Я подчиняться ей не намерен, так ведь?

Последовало напряженное молчание, а затем Лючиано вновь, похоже, обрел контроль над собой.

— Я помню, что мы согласились подумать над тем, как можно тебе помочь, — проговорил он наконец. — Не скажу, что я в восторге от этого. Я даже не знаю, возможно ли то, что ты хочешь сделать, и уж наверняка это будет опасно. Тебе придется осознать, что означает вечное расставание с твоей семьей. Не знаю, вполне ли ты себе это представляешь.

— Я мало еще о чем, помимо этого, думал со времени нашей доездки в Белле Винье, — ответил Фалько.

— Думать — это одно, — сказал Лючиано. — На деле всё оказывается гораздо сложнее.

— У нас с тобой есть одно различие. Ты был заброшен сюда по воле случая, я же делаю свой выбор сознательно.

— Это правда, — сказала Джорджия. — Конечно же, тут есть разница, Люсьен.

— Может быть, — помедлив, ответил Лючиано. — И всё же я хочу, чтобы ты хорошо всё продумал. Это не заклинание, которое можно наложить, а потом снять. Если ты отправишься в мой прежний мир — а мы всё еще не знаем, возможно ли это — для тебя это будет хуже, чем изгнание в другую страну. Вспомни, что я хорошо уже знал Беллецию, прежде чем остаться там навсегда. Ты же попадешь в настолько новый мир, что сейчас, я думаю, ты даже не можешь это представить. Мир, где скорость скачущей галопом лошади считается ничтожной, где ты смог бы пересечь всю Талию за каких-то пару часов, где ты можешь разговаривать с человеком, живущим на другом конце света, — и всё это при помощи машин.

— Но ведь как раз потому, что ваш мир полон подобных чудес — я бы назвал их настоящей магией — я и хочу попасть туда, — воскликнул Фалько. — Если там возможно так много, то они, наверное, и меня смогут привести в порядок.

— Может быть, и смогут, — сказал Лючиано. — А что потом? Вернуться обратно ты не сможешь. Ты останешься там без друзей и без семьи. У меня в Беллеции были уже, по крайней мере, знакомые. Тебе же придется начинать новую жизнь среди совсем чужих людей. И подумай, какую боль это причинит твоей семье. Я знаю, какую оно причинило моей. — Он умолк, не в силах продолжать.

— Для моей семьи лучше будет потерять меня, — сказал Фалько. — Я знаю, что они любят меня. Все, даже мой отец. Но каждый раз, когда он смотрит на меня, я вижу в глазах его жалость, вижу воспоминание о том, каким я когда-то был. Я уже попрощался с Гаэтано, единственным, кто знает о моих намерениях. Это было горькое прощание, но я уже сказал вам, что решение принято. Я хочу, чтобы вы помогли мне перейти в мир Джорджии.

— Крылатая лошадь? — переспросил герцог Никколо, — Это чепуха. Детские сказки.

— Стал бы я лгать вам, хозяин? — сказал Энрико. — Я видел ее собственными глазами, и такого чудесного жеребенка можно увидеть лишь раз за много лет.

— И в округе Овна, говоришь ты? — Герцог сразу же увидел все вытекающие из этого последствия. Если разойдется слух о дарованном Овну добром предзнаменовании, это изменит всеобщее мнение в их пользу и затруднит сделки с наездниками из других округов. Реморанцы — суеверный народ. Овен, несомненно, будет хранить всё в тайне до последних дней перед началом Скачек.

— Да, родилась она в Овне, но потом ее вместе с матерью отправили в Санта Фину. Там она сейчас и находится, — сказал Энрико.

Герцог Никколо вспомнил накрытого попоной черного жеребенка и чуть слышно выругался. Он сам был в полушаге от этой тайны, и всё же приходится слушать, как этот грязно одетый шпион рассказывает о том, что было под носом у него самого.

— Скажите лишь слово, ваша светлость, и она будет вашей. Вместе со всем счастьем, которое она приносит.

— А ты уверен, что это не подделка? — настойчиво спросил герцог. — Не какие-нибудь птичьи крылья, прицепленные к спине молодой лошадки?

— Прошлой ночью я видел, как она летает, — сказал Энрико. — Кружила над конюшенным двором в то время, когда Родериго думал, что там нет никого, кроме его доверенного конюха Диего. Этот Диего стал моим другом и позволил мне спрятаться за тюками сена. Они, конечно, держали ее на корде, но ведь корда может зацепиться за дерево и оборваться, не так ли? Они понятия не будут иметь, куда девалась лошадка. Им и в голову не придет, что она украдена.

Конечно же, крылатая лошадь была реальностью. Никколо знал это, даже когда подвергал сомнению рассказ шпиона. Каждый, кто был хоть как-то связан с Реморой, слыхал рассказы о крылатых лошадях. Герцогу просто было не слишком приятно услышать, что такая лошадь родилась в его время — да еще в округе, теснее всего связанном с самым несговорчивым соперником Никколо. Герцог не любил, когда события выходили из-под его контроля. Что ж, можно кое-что предпринять, чтобы сделать ситуацию управляемой, прежде чем начнут расходиться слухи.

— Сколько? — спросил он.

— Тебе понадобится талисман, — сказал Лючиано.

Он впервые произнес это слово в присутствии ди Кимичи, и Джорджия поняла, что это означает. Они действительно собираются отправить Фалько в их мир. Нет, поправила себя Джорджия, в мой мир. Фалько был прав, называя его именно так. Лючиано теперь был тальянцем. Она решила прекратить думать о нем, как о Люсьене. С этого момента она даже про себя будет называть его Лючиано. Так будет легче.

— Как я смогу получить его? — просто спросил Фалько, Даже не поинтересовавшись, что это слово должно означать.

— Тебе принесет его Джорджия, — сказал Лючиано. — Это Должно быть каким-то предметом, перенесенным сюда из другого мира. Когда ты будешь готов к переходу, тебе надо будет Держать его в руках и уснуть в Талии, думая о том, другом месте. Ты должен будешь проснуться в Англии двадцать первого столетия. Хотя одной богине известно, что случится с тобой после этого. Это уж тоже, я думаю, больше по части Джорджии.

Оба подростка смотрели на нее так, словно она способна была разрешить все поставленные перед нею проблемы.

— Ну, а что это должен быть за предмет? — спросила она. — У меня это лошадка, а у Лючиано, как он сказал, это была тетрадь. Но и то, и другое было из Талии. Я не знаю, что мне надо искать в Англии.

— Могу я посмотреть на лошадку? — спросил Фалько.

Джорджия без особой охоты вынула из кармана фигурку крылатой лошади и показала ее Фалько.

— Cavallo alato… крылатая лошадь! — возбужденно воскликнул тот. — Такие бывали у рассенанцев. Вот бы увидеть одну из них!

Лючиано и Джорджия обменялись взглядами.

Чтобы отвлечь Фалько от этой темы, Лючиано проговорил:

— Талисман Родольфо пришел из другого мира. Это серебряное кольцо, которое принес ему доктор Детридж.

В мозгу Джорджии начала оформляться новая мысль.

— Я думала, что мне не положено приносить из моего мира что-либо, кроме моего собственного талисмана, — проговорила она.

Лючиано пожал плечами.

— Таково правило. Тем не менее, доктор Детридж принес талисман Родольфо. И Паоло. И Джудите Мьеле. И еще многим Странникам из Талии, побывавшим в другом мире. Это возможно. Меня учат этому, и когда-нибудь я буду достаточно посвященным для того, чтобы доставлять талисманы, переносящие к нам Странников из другого мира. Это очень серьезная ответственность.

— Постой, постой! — воскликнула Джорджия. — Ты хочешь сказать, что доктор Детридж, создавший братство Странников, единственный, кто когда-либо приносил талисманы из того в этот мир, что тебя только учат этому, и все-таки ожидаешь, что я просто так прихвачу что-нибудь и принесу это Фалько? Разве это не нарушит весь пространственно-временной континуум или как там эта штука называется?

Лючиано улыбнулся Джорджии, и она поняла, что сделает всё, о чем только он ее ни попросит.

— Я тоже, бывало, представлял всё это в духе телесериалов, — сказал он и вздохнул. Иногда ему казалось, будто с тех пор, как он впервые оказался на плоской крыше дворца Родольфо и обнаружил, что не отбрасывает тени, прошли сотни лет. Сейчас ему очень не хватало Родольфо. И Арианны тоже.

— Воспользоваться этим, если Фалько твердо решил совершить то, что доктор Детридж именует «перемещением», можно будет только один раз, — быстро заговорил он. — Только один переход — вроде как билет в одну сторону.

— Но погоди, — вмешалась Джорджия. — Разве талисман не сам находит нужного человека? Я хочу сказать, что наши талисманы попали к нам и перенесли нас туда, куда мы предположительно и должны были попасть. Можем ли мы просто дать Фалько какой-то предмет и надеяться, что это сработает?

Лицо Лючиано посерьезнело.

— Уверенности у нас быть не может, — сказал он и обернулся к Фалько. — Ты понимаешь? Одно дело решить, что ты хочешь отправиться в наш мир, и совсем другое — получится ли что-то из этого. Ты должен согласиться с тем, что, даже если Джорджия принесет тебе что-нибудь, это может не помочь покинуть Талию.

— Я готов пойти на риск, — кивнул Фалько.

— А может, стоило бы посоветоваться с кем-нибудь? — сказала Джорджия. Она знала, что раз уже упустила подходящий случай поговорить об этом с Паоло. — Как насчет доктора Детриджа? Или, может быть, ты попробуешь связаться с Родольфо?

На лице Лючиано появилось выражение холодного упрямства. По сути дела, он не верил в то, что Арианна всерьез помышляет о браке с ди Кимичи, но его больно задело то, что ни она сама, ни Родольфо ни словом не известили его о сделанном предложении. Мысленно он видел их поглощенными управлением Беллецией и принимающими важные решения — без него. И в этот момент он решил никому не рассказывать о проблеме Фалько.

— Нет, — сказал он. — Мы справимся сами. В конце концов, мы оба — Странники.

— А теперь и я стану одним из них, — проговорил со своей ангельской улыбкой Фалько. — На какое-то мгновенье, во всяком случае. Совершу волшебный полет, а потом повешу крылья на гвоздик. А уж Джорджия присмотрит за мной.

Во вторник Джорджия вернулась из школы пораньше. Чувствовала себя она усталой и совершенно разбитой. Мора была так обеспокоена ее состоянием, что Джорджия решила на пару ночей забыть о посещениях другого мира. Ощущение непрерывной усталости донимало ее, да и до конца семестра осталось всего несколько дней. В праздники всё станет легче, а Лючиано уверил ее, что, благодаря каким-то свойствам врат между мирами, в Талии она, вполне возможно, не пропустит вообще ни единого дня.

Расчеты свои она строила, однако, не принимая во внимание Рассела. Всё время, пока она совершала переходы из мира в мир каждую ночь, Джорджия хранила крылатую лошадку с предельной осторожностью и всегда держала ее при себе, каждый раз перекладывая из ночной одежды в дневную и обратно. Но вечером во вторник она была предельно измучена и знала к тому же, что в эту ночь лошадка ей не понадобится. В результате она забыла ее в кармане джинсов, оставленных в бельевой корзине. А утром в среду лошадки там не оказалось.