Граница Света

Глава 24

Садри втолкнул Гарри в комнату для допросов и, усадив на стул, сел напротив.

— У вас нет права обращаться со мной подобным образом! — прошипел Голдфилд.

— Правда? — Рино закинул ногу на ногу. — И каким это образом я должен с тобой обращаться?

— У тебя нет ни одной улики, чтобы арестовать меня, — Гарри довольно улыбнулся.

— Ты подделал все записи в системах учреждений, — отчеканил Рино.

— Докажи, что это сделал я! Приведи мне хотя бы одно доказательство, что это был я! — почти прокричал Голдфилд.

— А кому еще кроме тебя это могло понадобиться? — Садри облокотился на стол.

— Откуда мне знать? — Гарри пожал плечами. — Может, кто-то хулиганил?

— Хулиганил? Ты что решил меня за нос водить, да?! — не выдержал федеральный агент.

— Не надо разговаривать со мной в таком тоне! — прошипел Голдфилд.

— Я буду разговаривать с тобой в таком тоне, в каком захочу, — Рино встал и, обойдя стол, встал за спиной Гарри. — Как звали твоего отца?

— Рей Голдфилд.

— А мать?

— Сьюзан Голдфилд, Дарлинг в девичестве.

— Когда они умерли?

— Мать умерла во время родов, а отец покончил собой через год.

— Почему покончил собой? — Садри посмотрел Гарри в лицо.

— Слишком сильно любил маму, — Голдфилд скривил недовольную гримасу. — Не сумел прожить без нее.

— Правда? И в каком году их не стало?

— Мама умерла в семьдесят шестом, а отец — в семьдесят седьмом.

— Они похоронены на нью-йоркском кладбище?

— Конечно.

— Да неужели?!

Терпение Садри лопнуло. Схватив Гарри за грудки, он стащил его со стула и прижал к стене.

— Супруги Рей и Сьюзан Голдфилд умерли в тысяча девятьсот шестьдесят четвертом году! — прокричал он. — Они погибли в автокатастрофе, и у них никогда не было детей! Тем более, родившихся в семьдесят шестом!

— Это были другие… — попытался возразить Гарри.

— Это были те самые Голдфилды! Я все проверил!

Рино оттащил его от стены и снова усадил на стул.

— Это твои? — спросил он уже спокойным тоном, бросив на стол перед Гарри его водительские права.

Тот не произнес ни слова.

— Они не действительны, — продолжал агент, — потому что поддельные. Никто никогда не выдавал тебе водительских прав. Теперь у меня уже есть, за что тебя арестовать.

Гарри посмотрел на него взглядом, полным ненависти, но продолжал хранить молчание.

— Но не это главное, — снова заговорил Садри, вновь усаживаясь на стул напротив. — Давай вернемся к основному вопросу. Ты давно со статуями общаешься?

Голдфилд сжал кулаки так, что побелели костяшки, но не издал ни звука.

— Расскажи-ка, почему именно Александр?

Тишина.

— Питаешь слабость с истории Древней Греции? — усмехнулся Рино. — Или, может, к самому Александру? Еще один из тех сумасшедших, что влюблены в Македонского царя?

Гарри закусил губу.

— Что же ты молчишь?

— Никто не давал тебе права лезть в мою личную жизнь, — проговорил Голдфилд, едва сдерживая ярость.

— Личную жизнь? — переспросил федеральный агент. — Гарри, ты подталкиваешь меня к очень нелицеприятным выводам…

— Да не твое это дело! — взорвался Голдфилд. — Не твое это хреново дело, с кем я разговариваю и куда хожу!

— Я бы на твоем месте был поосторожней с выражениями, — спокойно предостерег его Садри.

— Не смей произносить имя Александра! — продолжал кричать Гарри. — Слышишь?!

— А то вдруг что? — Рино поднялся и, приблизившись к Голдфилду, склонился над ним. — Царь может обидеться?

Его насмешливый тон был последней каплей, переполнившей чашу терпения Гарри. Плохо соображая, что делает, он вскочил на ноги и набросился на федерального агента. Сцепившись, они покатились по полу, смахивая по пути один из стульев, который с грохотом упал. На шум в комнату для допросов вбежали двое агентов. Схватив Голдфилда, они с трудом оттащили его от Садри.

— Гарри Голдфилд, вы арестованы за попытку нападения на федерального агента! У вас есть право хранить молчание и право на адвоката! Все, что вы скажите, может быть использовано против вас! — тяжело дыша проговорил Рино, поднимаясь на ноги. — Уберите его! — он сделал знак своим помощникам, поправляя пиджак и галстук.

— Ты заплатишь за это! — прохрипел Гарри, пока агенты надевали на него наручники. — У тебя нет никаких доказательств, чтобы упрятать меня в тюрьму! У тебя ничего не выйдет!

В это время федералы вытолкали его за дверь и потащили по коридору.

— Ошибаешься, — проговорил ему вслед Садри. — Настало время тебе платить за содеянное, Голдфилд, а доказательства я добуду.

Громко хлопнув дверью комнаты для допросов, он быстрым шагом направился в свой кабинет.

Лилиан медленно вошла в зал эллинистической культуры Метрополитен Музея и подошла к статуе Александра Македонского. Остановившись перед ней, она несколько минут разглядывала скульптурное изображение властителя половины мира. Неожиданно, Тревис поймала себя на том, что тоже уже готова мысленно заговорить с изваянием. Каменный взгляд царя смотрел на нее в упор слегка надменным, но все же добрым взглядом. Странно, но в этих глазах не было ни жестокости, ни холодной бесчувственности.

Лилиан в сотый раз задала себе вопрос почему Гарри привлекла личность именно этого великого человека, когда у нее за спиной послышались чьи-то шаги. Обернувшись, она увидела пожилого служащего музея. Мягко улыбнувшись и покачав головой, он прошел мимо по коридору.

— Подождите! — окликнула его Тревис и выбежала из зала. — Подождите!

Мужчина остановился и дождался, пока она поравняется с ним.

— Извините, — заговорила Лилиан, — я могу вас спросить?

— Конечно, мэм, — он кивнул.

— Вы улыбнулись, когда заметили меня возле статуи Александра. Почему?

Служащий усмехнулся.

— Не поймите превратно, — заговорил он мягким старческим голосом. — Просто последнее время эта скульптура довольно популярна. Все приходят и стоят перед ней, как будто Александр может с ними заговорить.

— А что, до меня приходил кто-то еще?

— Да, здесь постоянно бывает один молодой человек. Он часами стоит перед этой статуей и разглядывает ее. Иногда даже осторожно притрагивается. Один раз я хотел сделать ему замечание, что нельзя трогать экспонаты музея, но потом не стал этого делать. Мне показалось, что он бывает не в себе.

— А как он выглядит? — спросила Лилиан. — Высокий, худощавый, с длинными волосами и большими голубыми глазами?

— Да, мэм, он самый. Вы с ним знакомы?

— Кажется, да, — проговорила она. — Скажите, мистер…

— Бенжамен.

— Мистер Бенжамен, а нет ли в вашем музее какого-нибудь древнего изображения Гефестиона, близкого друга Александра и его наперсника?

— Есть, — служащий музея кивнул.

— А можно посмотреть? — с надеждой попросила Тревис.

— Конечно, пойдемте.

Они прошли обратно в зал эллинистической культуры, и мистер Бенжамен указал Лилиан на маленький каменный бюст хилиарха великой империи. Вплотную приблизившись к стеклу, за которым стояла фигурка, Тревис замерла на месте. Конечно, изображение было очень древним и сильно пострадало от времени. Кое-где камень был потерт или отбит. Но несмотря на все это Лилиан не могла не узнать до боли знакомых черт: длинные волосы, большие глаза, чуть вздернутый аккуратный нос и то же, постоянное выражение собственного превосходства на лице.

Словно зачарованная, стояла Тревис перед бюстом не в силах отвести от него глаз.

— Господи! — прошептала она наконец и, закрыв руками лицо, пошатнулась.

— Мисс? Вам плохо? — с тревогой спросил служащий музея.

— Ничего… ничего, — пробормотала она, опираясь на его руку, чтобы не упасть. — Голова закружилась… сейчас пройдет.

— Может, хотите присесть?

— Да, пожалуйста.

Он помог ей добраться до скамьи у стены.

— Садитесь, — Бенжамен усадил ее. — Я сейчас принесу вам стакан воды.

— Спасибо, — Тревис кивнула.

Оставшись одна в зале, Лилиан подняла голову и снова посмотрела на стеллаж, где стоял бюст Гефестиона. В эту минуту, она поняла, что ей страшно. У нее возникло жуткое ощущение, что все эти духи прошлого готовы вот-вот накинуться на нее и утащить с собой в преисподнюю. Леденящее чувство страха наполнило все ее существо и заставило снова закрыть руками лицо, чтобы не видеть этих скульптур, сверлящих ее своими безжизненными взглядами. Однако через минуту ей все же удалось побороть свою слабость и, встав, снова приблизиться к полке с бюстом.

— Гефестион, — тихо произнесла Лилиан. — Так ты и есть Гефестион!