Граница Света

Глава 6

В маленьком кафе на Мэдисон авеню было как всегда спокойно и уютно. Играла медленная музыка, изредка нарушаемая звоном колокольчика на двери, оповещающего о появлении очередного посетителя.

— Как дела в лаборатории? — Гарри помешал сахар в чашке с чаем и поднял глаза на своего собеседника.

— Идут, — ответил парень, сидевший напротив него.

— Ты подумал о том, что я тебе говорил? — спросил Голдфилд.

— Гарри, это невозможно, — парень покачал головой.

— Но почему?

— Потому что ты просишь меня о том, чего я не могу сделать!

— Дэвид, я не прошу тебя выносить из лаборатории ваши образцы, — Голдфилд придвинулся к нему. — Я лишь прошу дать мне метод…

— Говори потише! — Дэвид перебил его. — Нас же могут услышать, — он обвел тревожным взглядом кафе, в котором они сидели.

— Можно подумать, что все вокруг только и делают, что слушают, о чем мы говорим, — Гарри скрестил руки на груди. — Скажи, чего ты хочешь.

— Чтобы ты меня не просил…

— Дэвид, это вопрос жизни и смерти, — Голдфилд с мольбою посмотрел на него. — Моей жизни!

Его собеседник молчал.

— Ты все равно не сможешь это сделать, — произнес он наконец. — Ты не сумеешь обеспечить все те лабораторные условия, что нужны для осуществления твоего замысла.

— Я все сделаю, — поспешил уверить его Гарри.

Дэвид с сомнением посмотрел на него.

— Ты знаешь, сколько это все стоит? — спросил он.

— Средства — не проблема, — Голдфилд покачал головой. — У меня они есть.

— Как странно, у тебя есть деньги на такой грандиозный проект, и при этом ты живешь в крохотной съемной квартирке в неприметном районе Манхеттена, — задумчиво произнес Дэвид.

— Мне и этого хватает, — пробормотал в ответ Гарри. — Хватит с меня дворцов.

Между ними воцарилось тягостное молчание. Голдфилд первый решился его нарушить.

— Ты единственный человек в этом мире, которому я доверяю и которого считаю своим другом, — проговорил он. — Я прошу тебя, Дэвид… нет, я… я тебя умоляю, помоги мне.

— Ты — сумасшедший…

— Ты прав, — Гарри кивнул. — У меня больше нет рассудка, так же, как и нет во мне больше здравого смысла. Я кажусь тебе безумным, Дэвид? Что ж, так оно и есть.

— Ты безумен не потому, что хочешь это сделать, — произнес парень, сидевший напротив. — Ты безумен, потому что твердо веришь в то, что все получится.

— А мне больше ничего не остается, — Голдфилд сделал тяжелый вздох, — больше ничего не остается.

Его последние слова прозвучали, словно эхо.

— Я не знаю, Гарри, я правда не знаю… Если я выкраду те документы, что тебе нужны, и потом об этом будет известно… Я даже представить не могу, что со мной будет.

— Не надо ничего красть. Просто сделай копии.

Дэвид смотрел на него, раздираемый на части сомнениями.

— Дай мне еще немного времени, — попросил он. — Мне нужно все как следует обдумать. Скопировать все чертежи и расчеты не так легко. Это огромная кипа бумаг!

— А как насчет памяти вашего компьютера? — подсказал Гарри. — Работники лаборатории наверняка ввели все эти данные в память компьютера.

— И что?

— Я могу научить тебя как скопировать эту информацию, — Голдфилд улыбнулся. — Я дам тебе специальный чип, на который ты сможешь все записать. Но для этого ты должен точно мне сказать, где именно находятся нужные файлы.

— Что я должен для этого сделать?

— Сесть за компьютер и как следует в нем покопаться. Я объясню как. Я мог бы прийти к тебе в лабораторию и…

— Не надо, — с тревогой перебил его Дэвид. — Ради всего святого, не приходи в лабораторию. Я сам к тебе зайду, сегодня вечером.

— Хорошо, — Голдфилд улыбнулся. — Я буду тебя ждать.

Пелла. 1015 год.

Старый Андреас налил в чашку ароматный напиток из глиняного кувшина и поставил его перед Гефестионом.

— Угощайся, — произнес он, по-отечески улыбаясь своему молодому гостю. — Спасибо, что пришел проведать меня, старика.

— Ты же знаешь, мне всегда приятно приходить к тебе, — ответил македонянин, делая глоток.

— Если бы мои дети думали так же, как и ты, Димитрий, — его собеседник вздохнул. — Они почти никогда не приезжают ко мне.

— Приедут, вот увидишь, — Гефестион улыбнулся.

Попасть в родной город почти через тысячу лет разлуки было для него чудом. После долгих веков скитаний и мучений, македонянин рвался на Родину, словно там были ответы на все мучившие его вопросы. Странствуя то с караваном купцов, то со случайными пилигримами, а то и в одиночестве, Гефестион медленно, но верно приближался к родной земле. Однажды по дороге ему встретился одинокий монах, с которым они разговорились и стали попутчиками. Монах рассказал ему о том, что путешествовал в северные земли и теперь возвращается домой, в Галикарнас. Как-то во время разговора он спросил Гефестиона, крещенный ли он, на что тот отрицательно покачал головой. К тому времени македонянин уже давно принял монотеистическую религию и не верил ни в Зевса, ни в прочих античных богов. И когда монах предложил ему принять крещение, он, не долго раздумывая, согласился. Тогда священник крестил его в маленькой речушке и дал ему новое христианское имя — Димитрий.

Оказавшись в Галикарнасе, Гефестион нанялся моряком на корабль, отплывавший к берегам Македонии. После долгого плавания, а затем путешествия с греческими торговцами он, наконец, оказался в Пелле.

Первые дни он, словно не в себе, бродил по городу, узнавая родные места. И каждый раз его сердце сжималось от боли, когда он видел, как все изменилось за прошедшую тысячу лет. Придя на то место, где когда-то был дом его отца, Гефестион не выдержал и зарыдал. Беспомощно опустившись на камни развалин, он готов был прильнуть к ним губами, чтобы еще хоть раз, на мгновенье ощутить давно утраченное тепло. Македонянин просидел на руинах целый день. Плача и повторяя имена родителей, Гефестион звал их и молил забрать его к себе.

Та ночь была последней, что он провел в месте, которое навсегда осталось для него родным домом. Возможно, утром Гефестион задержался бы еще хотя бы на одну минуту, если бы знал, что покидает его в последний раз. Но он не знал об этом и, сжав в сердце всю боль, медленным шагом направился в сторону дворца, где когда-то родился и жил один из самых главных в его жизни людей, наперсник и дорогой друг, Александр.

Но и здесь измученному взору македонянина предстало лишь запустение и разруха. Уже не в силах даже плакать, он побродил некоторое время по развалинам и пошел прочь. На те небольшие средства, что у него оставались, он попросился на ночлег в каком-то постоялом дворе. На следующий же день он направился в библиотеку с твердым намерением узнать, что случилось с Александром после того, как он, Гефестион, вроде как умер.

Несколько дней подряд он приходил в хранилище древних рукописей в надежде найти хоть что-нибудь, но, увы, безрезультатно. Наконец, на пятый день его бесплодных поисков, когда Гефестион сидел, склонившись над свитками и папирусами, до него донесся мягкий старческий голос:

— Скажи-ка, что ты так упорно ищешь? Может, я смогу тебе помочь?

Македонянин поднял глаза и увидел пожилого мужчину, который стоял неподалеку от него, опираясь на палку. Его доброе улыбающееся лицо и почтенный вид, заставили Гефестиона тут же подняться на ноги и склониться в поклоне.

— Меня зовут Андреас, — продолжал мужчина. — Я хранитель этой библиотеки. Вот уже который день я вижу, как ты приходишь сюда рано утром, проводишь здесь весь день, ничего не ешь, не пьешь, а вечером измученный и разочарованный уходишь. Расскажи мне, что ты хочешь найти?

— Я… — Гефестион сделал паузу. — Я хотел почитать что-нибудь про Александра… третьего.

— Про Александра? — лицо старца снова засветилось улыбкой. — Теперь я понимаю, почему ты столь усерден в своих поисках. Наш великий царь уже на протяжении многих веков будоражит умы многих людей, в том числе, мой. Что ж, думаю, я смогу тебе помочь. Как тебя зовут?

— Димитрий.

— Пойдем, Димитрий, я кое-что тебе покажу.

Гефестион послушно последовал за хранителем библиотеки.

— Я всю свою жизнь посвятил тому, что собирал древние рукописи и книги, — рассказывал Андреас, пока они поднимались по узкой скрипящей лестнице на второй этаж. — Это дело начал еще мой дед. Он построил эту библиотеку и завещал своему сыну, моему отцу, продолжать его дело, а отец в свою очередь, оставил библиотеку мне.

— Скажите, а у вас правда есть книги об Александре? — спросил Гефестион.

— Есть, — послышался в ответ мягкий голос старика. — Я много времени отдал изучению жизни этого величайшего человека. Я всегда был также безумно увлечен им, как и ты.

Македонянин не ответил. Вряд ли пожилой библиотекарь на самом деле мог представить, кем был для него Александр. Наконец, они поднялись, и Андреас подвел Гефестиона к книжным полкам. Затем он снял с одной из них небольшой ларец и извлек из него рукопись.

— Это «Сравнительные жизнеописания» Плутарха, — произнес он, протягивая свиток македонянину. — Я собственноручно делал эту копию. Плутарх писал о многих великих царях. Там есть и Александр.

Гефестион с благодарностью принял рукопись.

— Можно мне читать ее в вашей библиотеке? — спросил он.

— Ну, конечно, друг мой, — глаза старика радостно засияли. — Я буду только рад, если ты будешь сидеть в моем хранилище знаний.

Македонянин смущенно улыбнулся и опустил глаза.

— Спасибо, — поблагодарил он.

Плутарха он прочел за несколько часов, и каждая прочитанная строчка вызывала у него яркие воспоминания дней, навеки канувших в небытие. Гефестион жадно вчитывался в каждое слово, словно надеясь, что рукопись сумеет вернуть ему его потерянную жизнь. Дойдя до того места, где древнегреческий писатель описывал его смерть, он напрягся. Ведь дальше следовало то, чего он не знал. Дочитав рукопись до конца, Гефестион с тоскою узнал, что бедный Александр не намного пережил его. Из «Жизнеописания» ему стало известно и то, что Роксана, первая жена Александра, из ревности убила обеих дочерей Дария, Стратеиру, вторую жену македонского царя, и ее младшую сестру Дрипетис… Прочитав это имя, Гефестион замер. Ведь Дрипетис была его женой! Он никогда не любил эту девушку и женился на ней лишь по просьбе Александра, который хотел, чтобы их дети были двоюродными между собой. Но теперь, спустя столько веков, вспомнив о ней, македонянин почувствовал, как у него защемило сердце. В его мозгу всплыло четкое воспоминание больших серых глаз Дрипетис, смотрящих на него с любовью и преданностью.

Гефестион отогнал видение и вновь погрузился в мысли о друге. Со злостью и негодованием прочел он те строчки, где Плутарх рассказывал о том, что после смерти [5] на долгие дни оставили Александра лежать в душной комнате, занявшись переделом империи. Им было даже некогда похоронить своего царя!

Македонянин с тоскою отложил рукопись. Каким же родным и далеким было все описанное в ней. Бедный, бедный Александр! Он даже не дожил до своего тридцати трехлетия. Он так и не успел осуществить столько планов. Если бы он только знал, что пройдет пять веков, и его хилиарх очнется от небытия, чтобы начать влачить бесконечно долгую жизнь. В ту минуту Гефестиону жутко захотелось умереть, чтобы оказаться рядом с другом. Но за все эти долгие века он понял, что не в состоянии умереть. Прошло восемьсот лет, а он даже не изменился во внешности. Ни один волос не поседел на его измученной мыслями и воспоминаниями голове, ни одна морщинка не легла на его гладкий красивый лоб. А ведь он столько раз мечтал о смерти, столько раз молил о ней, пока, наконец, не смирился с горькой участью вечно жить на белом свете. Но несмотря ни на что, в душе Гефестиона жила надежда на то, что в этом бренном мире нет ничего вечного. Рано или поздно, но нить его жизни оборвется, и тогда он наконец сумеет снова встретиться с Александром.

Македонянин поднялся и, взяв прочитанный свиток, с почтением остановился возле входа в келью хранителя библиотеки.

— А, заходи, — старец пригласил его вовнутрь. — Уже прочел?

— Да, господин Андреас, — Гефестион кивнул и протянул ему рукопись. — Я хотел ее вернуть.

— Хорошо, — хранитель поднялся и взял у него свиток. — Приходи завтра еще. Я дам тебе почитать много интересных книг.

Македонянин поблагодарил его и пообещал зайти. С тех пор он приходил в библиотеку почти каждый день. Старый Андреас очень напоминал ему его первого учителя, Аристотеля. Слушая его, Гефестиону казалось, что он снова в Миезе, а рядом сидит юный Александр, который вот-вот прервет учителя очередным вопросом. Эта сладкая иллюзия спасала его от горькой действительности и отчаяния.