— Сэр, мы их потеряли, — виновато произнес Дженкинс, останавливая машину.
— Вижу! — Садри был в бешенстве.
Несколько минут он окидывал взглядом улицу, пытаясь совладать с гневом.
— Поезжай в офис, — процедил он наконец сквозь зубы.
Его помощник молча завел двигатель. Всю дорогу оба агента не обменялись ни единым словом. Садри безмолвно созерцал вечерний Нью-Йорк, а Майкл не решался нарушить воцарившуюся тишину.
Наконец они подъехали к зданию Федерального Бюро. Поднявшись на свой этаж и подойдя к кабинету, Рино со злостью распахнул дверь и прошел к своему столу. Стараясь оставаться как можно более незаметным, Дженкинс шмыгнул в комнату вслед за ним и замер возле своего рабочего места.
— Ну почему?! — Садри стукнул по столу кулаком. — Почему ему снова удалось уйти?!
Его помощник не знал, что ответить, и потому продолжал хранить молчание.
— Вот негодяй! — кричал Рино. — Он был всего в нескольких метрах от меня и все равно сбежал! Мерзавец! Ну ничего! Я все равно поймаю эту тварь! И когда я его поймаю, он пожалеет о том, что родился на белый свет! Он будет проклинать каждую минуту своей жизни! Он дорого заплатит за то, что сегодня заставил меня гоняться за ним по всему Манхеттену!
Обессиленный вспышкой собственного гнева, Садри умолк и оперся руками об стол. С минуту он обводил взглядом лежавшие на нем бумаги.
— Так не может быть! — пробормотал он наконец. — Должна быть какая-нибудь подсказка! Должна!
Он выпрямился и начал нервно перебирать все улики, которые он раздобыл в квартире Голдфилда.
— Подсказка… подсказка… Она где-то здесь! — повторял он.
Сади взял несколько дневников Гарри и, перелистав, швырнул на пол.
— Не то! — процедил он сквозь зубы.
Вслед за дневниками полетели блокноты и исписанные листы бумаги.
— Это тоже не то!
Под руку Рино попались папки с переводом дневников, но и их он нервно отшвырнул от себя.
— Ну где же?!
Он схватился за отчеты об экспертизе и отправил их вслед за всем остальным. Замерев на секунду, федеральный агент окинул взглядом им же самим устроенный хаос. Но его глаза не видели беспорядка, они искали ключ.
Скинув с себя оцепенение, Садри подошел к шкафу и терпеливо перебрал все книги, изъятые из дома объекта его преследования, по одному выкидывая на пол те, в которых он ничего не нашел. Вскоре книг не осталось, и он вернулся к бумагам. Но и среди тех не осталось той, которую он бы не просмотрел и не отбросил в сторону. Присев на корточки, Рино начал снова и снова обводить взглядом разбросанные листы и тетради. Неожиданно ему на глаза попалась тонкая папка, которую он раньше не замечал. Он медленно вытянул ее из-под валявшихся на полу бумаг и просмотрел содержимое.
— Майк! — позвал он своего помощника, безучастно наблюдавшего за ним. — Посмотри-ка!
— Что это? — Дженкинс неуверенно приблизился к нему.
— Это договор покупки земельного участка за городом, — Рино выпрямился. — Голдфилд зачем-то купил землю в пригороде Нью-Йорка. Надо бы съездить туда и все проверить.
— Вы хотите сделать это сегодня? — неуверенно спросил молодой агент. — Уже поздно.
— А ты предлагаешь мне сидеть и дожидаться, пока этот мерзавец снова улизнет от нас? — Садри собрал все документы обратно в папку. — Ну уж нет! Вызывай людей. Мы едем туда сейчас же!
Сказав это, Рино уверенным шагом пошел к выходу.
— Да, сэр, конечно, — промямлил в ответ Дженкинс, с тоскою оглядывая хаос, царивший в офисе.
Лилиан открыла дверь и, увидев на пороге Гефестиона, улыбнулась.
— Привет, — поздоровалась она. — Заходи.
— Привет, — отозвался он, входя. — Твоя кузина дома?
— Нет. Кэти с друзьями. У них какая-то вечеринка.
— Хорошо, — он снял куртку и прошел в гостиную.
— Знаешь, я так рада, что ты пришел, — призналась Тревис. — Мы давно не виделись, и я не думала, что встретимся сегодня. Хочешь чего-нибудь? Может, ты голоден?
— Я не голоден, — Гефестион покачал головой и остановился посреди комнаты. — Мне очень нужно было увидеть тебя сегодня.
— Почему? Что-то случилось? — Лилиан напряглась.
— Случилось, но дело не в этом.
— А в чем же?
Несколько минут он молчал, глядя себе под ноги. Наконец он поднял глаза на девушку.
— Дело в том… — заговорил он, — в том, что я ухожу.
С трудом произнеся эти слова, Гефестион почувствовал почти невыносимую тяжесть в сердце. Он так долго шел к осуществлению собственной мечты, но теперь, когда цель была уже почти достигнута, он почему-то не испытывал ни радости, ни облегчения.
— Значит, все получилось? — Лилиан опустила голову.
— Почти. Я еще не знаю, сработает ли оборудование. Просто я не мог уйти, не увидев тебя, не попрощавшись с тобой.
Он подошел к ней и осторожно обнял ее за талию.
— Это последняя ночь, ведь так? — тихо спросила она.
— Да… — выговорил Гефестион. — Но мне надо поторопиться. Сегодня я столкнулся лицом к лицу с Садри, и он чуть было не поймал меня.
— Что? — Лилиан с тревогой посмотрела на него.
— К счастью нам с Дэвидом удалось сбежать. Но он был в моей квартире и наверняка перерыл там каждую бумажку. А это значит, что он мог найти там договор о покупке участка в пригороде. Так что, ему не составит большого труда обнаружить мою лабораторию. Остается лишь надеется, что он не заявится туда до утра.
— Гарри, ты рискуешь…
— Зови меня Гефестион, — тихо попросил он, прижимая ее к себе.
— Хорошо, — прошептала она. — Как скажешь.
Он улыбнулся и слился с ней в поцелуе. Не отрываясь друг от друга, они прошли в спальню и упали на кровать.
Гефестион медленно провел пальцем по щеке Лилиан, которая лежала прижавшись к нему.
— Спи, — прошептал он. — Уже почти три часа.
— Я не хочу спать, — она покачала головой. — Каждая минута, проведенная с тобой — последняя. Я хочу видеть твои глаза, твою улыбку, чувствовать тепло твоего тела. Если бы я только могла остановить безумный бег секунд, чтобы эта ночь никогда не заканчивалась.
— Я не заслуживаю такой любви, — проговорил он, видя как по ее щеке скатилась слеза. — Я тебя не достоин.
— Не говори так, — Лилиан положила голову ему на плечо. — Ты — лучшее, что было в моей жизни.
Несколько минут они молчали.
— Давай уйдем вместе, — неожиданно предложил Гефестион.
— Куда? В прошлое? — удивилась она. — Нет, это невозможно!
— Но почему?
— Мне там не место. Гефестион, я не смогу там жить. И это неправильно.
— А как же я?
Она ответила не сразу.
— У тебя уже есть жена, — проговорила она через минуту. — А мне там делать нечего.
Гефестион понял, что не сумеет ее убедить. Но как же тяжело было осознавать, что эта ночь — действительно последняя для них.
— Малыш, — он крепко прижал ее к себе. — Прости меня! Пожалуйста, прости!
— Я никогда не забуду тебя, — тихо произнесла Лилиан, глядя ему прямо в глаза. — Не забуду твои поцелуи, всю ту нежность, что ты подарил мне. Я ведь так давно тебя люблю и я счастлива, что моя мечта сбылась. Обещай, что будешь вспоминать обо мне, хотя бы иногда. Обещай, что память об этой ночи не исчезнет бесследно.
— Я клянусь! — прошептал он. — Клянусь, что буду помнить о тебе до самого последнего вздоха.
Она улыбнулась и опустила голову. В комнате тихо тикали часы, а за окном гудел вечно неспящий Нью-Йорк. Убаюканная этими звуками и ровным биением сердца своего возлюбленного, Лилиан не почувствовала как уснула. Гефестион и сам не заметил как оказался во власти сна. Когда он проснулся, часы на тумбе показывали половину пятого утра. Стараясь не разбудить девушку, он осторожно выскользнул из постели и начал торопливо одеваться. Перед тем как уйти он остановился и посмотрел на Лилиан. Он ведь так и не сказал ей «Прощай». Но может это и к лучшему. Прощания всегда причиняют сильную боль.
Гефестион отвернулся, чтобы уйти. В сотый раз он прокрутил в голове то, что должен был сделать. И все казалось было предельно простым и ясным. Он был уже на пороге спальни, когда у него возникло необъяснимое желание в последний раз взглянуть на город, с которым он прощался навсегда. Он подошел к окну и открыл его. Ему в лицо дунуло порывом свежего осеннего ветра…
Венеция. 1789 год.
Гефестион медленным шагом шел вдоль одного из каналов, когда его окликнул знакомый голос.
— Эфестионе! Эфестионе!
Он остановился и оглянулся.
— Подожди! — его нагнал молодой итальянец. — Я совсем забыл отдать тебе одну вещь.
— Какую вещь, Андрео?
— Мой подарок тебе.
Юноша показал ему небольшой прямоугольный предмет. Затем он снял ткань, в которую тот был завернут, и Гефестион увидел панораму Венеции.
— Я сделал это сам, — похвастался молодой художник. — Благодаря тебе.
— Мне? — переспросил македонянин.
— Конечно. Это ведь ты убедил меня в том, что я действительно талантлив и должен продолжать рисовать. Если бы не твои слова, я бы все бросил и стал продавцом в отцовской лавке.
— Я был искренен, когда говорил тебе об этом, — признался Гефестион.
— Я знаю, — глаза итальянца сияли от счастья. — Спасибо тебе. И пожалуйста, возьми эту картину. Пусть она останется у тебя на память о Венеции.
— Я и так никогда не забуду об этом городе, — проговорил македонянин, принимая подарок у него из рук. — Я провел здесь много прекрасных дней.
— Тогда почему ты уезжаешь? Оставайся в нашем городе.
— Я не могу.
— Но почему? Почему ты уходишь оттуда, где тебе хорошо?
— Надеюсь попасть туда, где будет еще лучше, — Гефестион горько усмехнулся. — Знаю, это звучит глупо.
— Оставайся, — снова попросил Андрео. — У меня еще никогда не было такого друга как ты.
Македонянин поднял на него взгляд, полный тоски.
— Прости, — с трудом произнес он. — Но я должен уехать.
— Жаль, — юноша опустил голову. — Я был бы рад, если бы ты решил поселиться в Венеции. Но раз ты решил уехать, то счастливого пути. Напиши если сможешь, расскажи, где ты, чем занимаешься.
— Хорошо, — пообещал Гефестион.
— Я не хочу говорить тебе «прощай». До встречи!
— До встречи, Андрео.
Македонянин улыбнулся и, поправив сумку на плече, пошел прочь. Несколько раз он оборачивался, чтобы помахать рукой молодому художнику, который провожал его взглядом. Наконец он сделал знак одному из гондольеров, который тут же причалил к берегу. Скинув в лодку сумку с вещами и аккуратно уложив туда свой подарок, Гефестион спрыгнул в гондолу. Сколько же раз потом он жалел, что покинул Венецию, сколько раз вспоминал то утро, глядя на картину, подаренную ему Андрео. Сколько раз он порывался написать письмо своему итальянскому другу, но едва его рука выводила пару строчек, как он рвал лист на части. «Почему ты уходишь оттуда, где тебе хорошо?» — звучали у него в голове слова юноши. Гефестиону так и не стала известна дальнейшая судьба Андрео Массимо. Возможно, он действительно стал известным художником, а возможно, лишившись вдохновенья, пошел работать в лавку к отцу. Но как бы не сложилась его жизнь, македонянин знал, что память о нем всегда будет жить в его сердце…
Гефестион очнулся от воспоминаний и посмотрел на город, над которым светлело рассветное небо. И что-то изменилось, что-то стало совсем другим. Впервые в жизни он ощутил, что это его город, его дом, и что он еще многое сумеет здесь делать. Македонянин почувствовал, что он больше не ненавидит мир вокруг, а наоборот, безумно влюблен в него, в эту жизнь, в Лилиан, которая спит за его спиной.
Гефестион повернулся и посмотрел на девушку.
— Почему я ухожу оттуда, где мне хорошо? — шепотом спросил он сам себя. — Почему бросаю самое дорогое в моей жизни?
В эту минуту он вспомнил об Александре. И как бы ему не хотелось снова увидеть своего царственного друга, он понял, что на самом деле ни он, никто другой не знает о том, что случится, если он, Гефестион, вернется в прошлое и изменит ход исторических событий. Ведь вполне возможно, что вместо того, чтобы изменить все к лучшему, он наоборот загубит все то хорошее, что было. Македонянин опустил голову. Словно пелена, окутывавшая его разум все эти долгие века, сползла, позволяя ему осознать, что прошлое лучше оставить в покое, тем более, что в настоящем у него оставался очень близкий и дорогой ему человек. А бесконечная жизнь… Что ж, значит такова его судьба, и он будет жить вечно, только отныне он не будет ненавидеть и стремиться отомстить. Он будет просто жить, жить любя и стараясь сделать счастливой любимую женщину и стать счастливым самому. Он ведь способен на это. И отныне он больше не будет с горечью вспоминать всех тех людей, чьим другом он мог остаться и чьи жизни он мог не разрушить. Он больше не станет сокрушаться о тех местах, которые стали дороги ему, но которые он покинул, повинуясь непонятному губительному влечению. Он больше не будет этого делать, потому что понял одну простую истину: он никуда не уйдет.
Неожиданно Гефестион почувствовал, что ему стало легче дышать, словно его легкие освободились от невидимых оков, что сжимали их, не позволяя вздохнуть полной грудью. От этого ощущения у него даже закружилась голова, и на мгновенье Гефестиону показалось, что он снова воскрес после долгого сна. Но потом все прошло. Он закрыл окно, разделся и лег обратно в постель. Почувствовав его прикосновение, Лилиан повернулась и прильнула к нему во сне.