Прознатчик

Глава 29

«1. Что есть вершина вурдалачьего сословия? — Несомненно, лич, також именуемый архиупырем, альбо демосом.

2. Что есть лич? — Несомненно, упырь, стоящий на вершине своих жизненных трансформаций.

3. Каждый вурдалак может стать личем? — Несомненно, однако сей путь тернист и практически невозможен для неофитов, не обладающих пред обращением выдающимся чародейским талантом.

4. Владеет ли лич чародейскими практиками? — Несомненно, ибо лич есть существо демонического порядка.

5. Как выглядит лич и может ли трансформировать оный свою внешность? — Лич может принимать любой вид по желанию, однако ж его истинное обличье уже далеко от людского.

6. Бессмертен ли лич? — Несомненно, ибо он есть демон.

7. Сколько известно науке личей? — Науке количество неизвестно, однако ж, согласно теоретическим изысканиям, а також неким древним свидетельствам, оные существуют числом более одного».

(Декан факультета монстрологии Академии Лиги Белого Света преподобный Бигос Пшек. «Памятка в вопросах и ответах для начинающего монстролога»)

Серединные земли. Петриковская волость. Овчарицы.

02 Зимобора 2001 года от восхождения Старших Сестер. Вечер

— Как ты тут, ушастая? — я присел и потрепал Явдоху по морде. Ослицу с почетом устроили в конюшне, навалив в кормушку яблок, морковки и прочих вкусностей. А я решил ее проведать и заодно подышать свежим воздухом.

— Пф-фр… — фыркнула Явдя и полезла слюнявить мне лицо.

— Ладно, ладно… будя… — я ласково отодвинул лохматую морду. — Ухожу скоро, вот пришел попрощаться. Ты уж присмотри за своей подружкой.

Явдоха в ответ энергично замотала головой и протестующе фыркнула.

— Не понял… Не хочешь, что ли? Ты знаешь, мне тоже не хочется, но надо. Все гораздо сложнее, чем ты думаешь… — я выбрал себе яблоко в кормушке и присел рядом с ослицей. — Получается, девочка моя, не зря я здесь появился…

Ослица внимательно слушала, склонив голову набок, будто все понимала. Даже жевать перестала.

— …кто-то поставил на меня… — продолжил я. — И если не пойду… словом, все может закончиться очень плохо. И для меня, и для этого мира. Кто же знал, что мое появление — только начало цепочки событий?.. И понимаешь, не могу я отказаться. Тот, кто это затеял, очень хорошо понимает, что не сможет Горан плюнуть на все это. В своей прошлой жизни я сделал очень много плохого, и теперь не хочу повторять ошибки. Тот, кто меня сюда отправил, дает мне возможность их исправить, и я исправлю. Во всяком случае, попытаюсь. И не надо мотать головой: Франтя тебя не бросит, а со мной нельзя… нельзя, сказал. Ну, я пошел…

Я погладил ослицу и чмокнул животину в лохматый лоб…

И тут же от неожиданности сел…

Потому что с легким звоном Явдоха исчезла…

На ее месте появилось маленькое серебристое облачко…

А когда оно рассеялось…

— Боги! — я не поверил своим глазам. — Девочка? Опять?

На подстилке из сена сидела, недоуменно озираясь, маленькая голенькая девочка лет пяти. С черными длинными волосенками, глазастая и очень симпатичная. Она внезапно хныкнула и испуганно заревела, размазывая кулачками слезы по чумазому личику.

— Ох, етить!.. — я сорвал с себя кожух, завернул в него ребенка и побежал в дом. Нам благодарные жители Овчариц выделили лучшие хоромы на постой, а когда узнали, что Франка — женская лекарка, и совсем не против остаться на несколько дней, вообще на руках стали носить.

— Тихо, тихо, маленькая… — я толкнул двери ногой и влетел в сени.

Франтя, засучив рукава рубахи, намыливала весело хихикающую Милу в большом деревянном корыте. Услышав, что кто-то вошел в горницу, не оборачиваясь, сердито крикнула:

— Гор? Двери закрывай. Не видишь, мы купаемся. А то сейчас как припалю…

— Не надо нас палить… — я показал ей девочку. — Вот тебе еще одна на помывку. Явдохой зовут. Вернее, звали еще совсем недавно.

— Ой-е… — растерянно ойкнула гнома. — Так это… это…

— Ага… — я погладил притихшую девочку. — Она самая. Зашел попрощаться, ну и… кикимора дернула, взял да поцеловал ее в лоб. И тут… сама видишь…

— Быстро давай ее сюда, — хафлингесса налетела коршуном и отобрала у меня ребенка. — А ты иди мыль Милицу, да волосенки тщательней, а то совсем запустили эти вахлаки деву…

— Вот, сестричка тебе объявилась… — сказал я девочке, поливая ее водичкой. — Сейчас мы тебя ополоснем и…

— Тебя как зовут, чудище лохматое? — вдруг поинтересовалась Мила и протянув ручонку, смело дернула меня за бороду.

— Гор! И совсем я не лохматый.

— Лохматый, лохматый… — не согласилась девочка. — Но не страшный.

— Страшила, еще какой. Надо его постричь, станет красавцем, — весело рассмеялась Франка. Гнома уже осмотрела новую малышку, каким-то чудесным образом успокоила ее и тоже посадила в корыто с водой. — Все в порядке. Девочке лет пять, не больше. Румийка она по народу. Видимо, кто-то ее заколдовал, а ты невольно снял заклятие. Понимаешь, при таких чарах всегда закладывается ключ, снимающий проклятие. Без него оно не ляжет. А ты невольно этот ключ подобрал. Хотя, может быть, чары на определенное время были поставлены. Трудно сказать, да и неважно. Она пока молчит, но это последствие проклятия — скоро пройдет. А вообще, все, что случилось — очень хороший знак.

Гнома смахнула слезинку и, не отрывая глаз от девочек, положила голову мне на плечо.

Маленькая румийка растерянно разглядывала свои ручки, но уже не плакала. А Мила смотрела на нее и отчаянно стеснялась.

— И что теперь?.. — тихо спросил я.

— Что, что… — сердито буркнула Франка. — Как будто сам не знаешь что. Мои они. Ты точно завтра уходишь?

— Можешь предложить что-то другое?

— Я ее назову Яниной… — задумчиво сказала гнома, не отвечая на мой вопрос. — Только не Явдохой, только не именем этой сучки. А ты… ты иди… Придешь ночевать сюда. Понял, лешак? Не дай боги, устроишься спать на сеннике, как вчера. Испепелю! Иди уже…

И ушел. Франтя без меня с детками справится, а я даже не знаю, с какой стороны к ним подойти. Подумал немного и побрел в избу к Гордию, там со вчерашнего дня огневицу хлещут. Празднуют до сих пор ослобонение от упыря. И мне хочется: ибо задумываться о том, что случится в Топях, страшно. Очень страшно.

И пил. Но не пьянел. Думал сначала рассказать селянам, что случилось в конюшне, а потом оставил все объяснения на Франку. После того как она вчера походя, играючи подлечила какие-то женские хвори у жены старосты, вошла в такой авторитет, что теперь ее едва ли не за богиню считают. Так что ей сподручнее…

Стоп… голова садовая, а лошадкой-то я еще не озаботился!..

— Осип… Осип… — я толкнул старосту в плечо. — Справная коняга мне нужна.

— А… что?.. — староста за вчера и сегодня уже столько принял на грудь, что даже с трудом разговаривал. А вообще, оказался нормальным мужиком. Ну… словом, в общем, нормальным.

— Лошадь мне нужна.

— А… нема… — мотнул головой Осип. — Дык… откуда… все при деле, лошаденки-то…

— Куплю.

— Ну-у… раз так… — староста подцепил пятерней мороженой капусты с брусникой. — М-м-м… можно, дык это, поспрашивать.

— Бурку своего ему дашь, — вдруг заявил отец Гордий. Он не отставал за нами по части застолья, а может, даже опережал остальных, но не пьянел, разве что приобрел малиновый цвет лица.

— Да ты что! Моего Бурку? — вскинулся Осип. — Да…

— Дашь, я сказал! — жестко повторил отец Гордий. Взгляд священника не предвещали для старосты ничего хорошего.

— Ну… — староста сразу сдулся, как кожаный бурдюк. — Как скажете, отче…

— Я заплачу, сколько скажешь, — поспешил я успокоить мужика.

— Давай примем по песярику, — священник повернулся ко мне и протянул чарку. — Примем, а потом ты иди, Вран, отдохни. Чай, завтра дорога неблизкая. И не беспокойся, я дал наказ бабам, чтобы провианту доброго они тебе в дорогу спроворили.

Меня вдруг неожиданно кольнули слова отца Гордия. Я вроде никому кроме Франки не говорил, что завтра уезжаю. Тогда откуда он знает?

Впрочем, после чарки огневицы подозрения рассеялись. Почему не знает? Я лошаденку просил? Просил, значит, уезжать собираюсь. Все просто. А на старосту он воздействовал, потому что… Да потому что помогли мы им безмерно, да еще Франка на храм пожертвовала два десятка цехинов, да за Милицу столько же на общие нужды дала. Словом, нечего конспирологией увлекаться, все на поверхности. Вот так.

Я встал и пошел к двери.

— Вран, погоди… — остановил меня священник.

— Да, отче.

— Властительницы никогда не ставят нас пред испытаниями, с которыми мы не можем справиться, — отец Гордий мягко улыбнулся. — А теперь ступай, сын мой.

— Спасибо, отче… — я развернулся и вышел на улицу. В голове опять мелькнуло сомнение, но я его безжалостно прогнал.

Вдохнул морозный воздух, подмигнул луне и потопал домой. Снаряжение и оружие я еще вчера вечером привел в порядок, маршрут тоже наметил. О Топях и про Донатов Вал тоже выспросил. Правда, совсем немного; среди окрестного населения Топи — запретная тема, но кое-что полезное узнал. Топи окружили деревянной стеной со рвом, башнями и прочими фортификационными хитростями. Но не полностью: есть места, охраняемые только пешими и конными разъездами. И еще, оказывается, есть ходоки, время от времени наведывающиеся туда. Туда — это в Топи. Так и называют их: ходоки. За редкими лекарственными травами ходят, и как говорят, даже за разными тварями, органы которых лекари используют в своих целях. Но, скорее всего, это просто легенды. Не думаю, что кто-то в полном разуме полезет в Топи. Хотя, посмотрим. Я же лезу… М-да…

Ладно, теперь осталось только выспаться. Это если, конечно, получится.

Свет в доме еще горел, я осторожно отрыл дверь и на цыпочках прокрался в сени. Прислушался, различил какой-то непонятный плеск и шагнул в горницу…

— Медведь, — тихонечко засмеялась Франка. — Тебя было слышно еще на улице. Не крадись, я Милу и Янину уложила в малой горенке, да еще чуток сонных чар навела, чтобы сладко поспали. Так что они ничего не слышат. А ты раздевайся давай…

— Угу-м… — я сразу даже не нашелся, что ей сказать. Франка сидела в большом корыте с парящей водой и, положив ногу на бортик, медленно ее намыливала. Или просто гладила? Повешенный под потолком небольшой светляк создавал таинственный полумрак, придавая коже гномы золотисто-бронзовый оттенок. В небольшой курильнице возле бадьи тлели благовония, наполняя воздух пряным острым ароматом и…

— Рядышком со мной, — гнома обернулась и похлопала ладошкой по водичке. — Я тебя помою, грязнуля.

— Я чистый. Вчера в бане был.

— Нет, ты смотри, какой грязнуля, — гнома сокрушенно покачала головой. — Варвар и есть варвар. Если я еще раз повторю — ночевать пойдешь в конюшню.

— А я помещусь?

— В конюшне? — прыснула Франка.

— В бадейке.

— Сейчас узнаем… — хихикнула хафлингесса. — Ну же…

— Угу-м…

Поместился, правда, для этого Франте пришлось устроиться у меня… у меня на коленях. Да, можно и так сказать.

— Сильный, — проворковала она мне в ухо. — Могучий. Ой! Тихо-тихо, ты что это удумал? Нет и еще раз нет, сначала я тебя помою…

— Ты думаешь, я смогу вытерпеть?

— Не знаю. Но надо проверить. Ой, а что это у тебя?! Мамочки! Можно я его потрогаю?..

— Г-м… а что ты сейчас делаешь?

— М-м-м… Но он же никуда не влезет? Или влезет?..

— Не знаю. Но надо проверить. Немедленно.

— Ой-ой… Я боюсь… Ну хорошо-хорошо, только, я сама, сама-а-а!!!

Вот так все и случилось. Надо сказать, Франка оказалась очень неопытной любовницей, но глубокое знание теории, страсть и желание с лихвой покрыли этот недостаток. И вообще: а недостаток ли это?

Потом мы просто лежали: я дремал, находясь где-то на грани между сном и явью, а гнома, уютно пристроившись у меня на плече, тихонечко мурлыкала, как пригревшаяся у камина большая сытая кошка.

— Зачем ты это делаешь? — неожиданно спросила она.

— Что?

— Помогаешь нам. И не надо говорить про договор. Ты делаешь больше.

— Может, я просто очень добрый? — попробовал отшутиться.

— Сомневаюсь… — хихикнула хафлингесса. — Но если так, то это еще не все. Признавайся.

— Тогда, не знаю… — на самом деле я все знал, но соврать было спокойнее и привычнее.

— Я тебе нравлюсь? — Франка приподнялась на локотке и пристально посмотрела на меня.

— Да… — а здесь я ей не соврал, но и не сказал всей правды. Да, она мне нравится, но только как красивая женщина. Но не более. Скажу больше, я всех женщин невольно сравниваю с Маленой. И это сравнение всегда в пользу Ягушки. Почему так? Догадываюсь почему, но сейчас об этом думать не хочу.

— Тогда вернись, — попросила гнома. — Обязательно вернись. Мы с девочками будем тебя очень ждать.

— Я вернусь, — машинально пообещал я, хотя совсем и не верил в это. — Обязательно вернусь.

— Хорошо, я верю тебе, — довольно кивнула хафлингесса. — А теперь возьми меня…

И я взял. И брал почти до самого рассвета. И совсем не выспался. Но это ничего. Жизнь неожиданно может оказаться совсем короткой, поэтому надо спешить познать из нее все самое лучшее.