Хрустальный ключ

17

Прасковья Михайловна, преподавательница русского языка и литературы, позаботилась, чтобы ее первый урок состоялся в шестом «б», где она была классным руководителем.

Вот и звонок! Шестой «б» нетерпеливо ждал встречи со своей учительницей. Пять букетов, заботливо поставленные в банки с водой, красовались на столе. Весело и дружно приветствовали учительницу ребята. И сразу, едва она остановилась около стола, наступила тишина. Все взгляды обратились к ней с живым интересом.

— Дорогие ребята! — сказала учительница. — Если бы вы знали, как я рада вас видеть!

Ребята ответили ей улыбками.

Прасковья Михайловна стала вызывать всех по журналу.

— Добрушин Миша. О, как ты вырос, Миша! Совсем богатырь стал.

Рослый Миша, заливаясь румянцем смущения, садился на место.

— Зыбина Зина. А ты, Зина, мало выросла. И не загорела. Что на тебя солнышко не светило?

— Нет, светило, — смущенно возражала тихонькая Зина.

— Логунов Юрий. Это у нас новый ученик, — зорким взглядом Прасковья Михайловна окинула худощавого невеселого мальчика.

Вот и еще новенькие: привлекательная, доверчиво глядящая веселыми карими глазами Валя Черноок, Неля Холодовская с капризным выражением на хорошеньком кукольном личике, в изысканно прозрачном белом переднике и богато вышитом воротничке.

С особенным удовольствием учительница посмотрела на ребят, которые в прошлом году были ее опорой, лучшими помощниками, Лида Соболева, Виктор Седых, Ксюша Чердынцева, Рая Давидович.

— Итак, ребята, — продолжала Прасковья Михайловна, — мы начинаем с вами новый учебный год…

Как быстро прошел этот день!

Вечером Ксюша и Валя встретились в комнате для занятий. Уроков было задано немного, выучить их было нетрудно.

Потом Ксюша заглянула в спальню малышек. Все девочки уже лежали в кроватках. Опершись на локоток, бойкая Катя вполголоса говорила что-то притаившейся, словно мышке, черноглазой Нюсе.

— Ты что болтаешь? — строго сказала Ксюша.

— Я ее спрашиваю, — не смущаясь, ответила Катя. — Нам сегодня задали урок, сосчитать, сколько у нас дома окон и дверей. Так где считать, дома, на разъезде, или тут?

— А где больше?

— Понятно, здесь!

— А ты доскольки́ умеешь считать?

— Я? Я до пятьдесят умею! — гордо сказала Катя.

— До пятидесяти? Ну, тогда ты здесь сосчитай, в спальне, в комнате для занятий и в столовой. А остальные уж не считай. Нюся пусть сосчитает, сколько окон и дверей у ней дома. Хорошо, Нюся?

Тихонькая Нюся молча кивнула.

— Теперь спать скорее, — сказала Ксюша. — Надо вам хорошенько выспаться, сил набраться. Завтра опять в школу пойдете. А сейчас — спокойной ночи!

Стали укладываться и старшие.

Интернат постепенно затихал.

Улеглась Валя. На мгновение она вспомнила свой дом, свою уютную кроватку. Но огорчаться ей не было причины: в интернате кровати удобные, с упругими сетками, одеяла пушистые, теплые.

Валя закрыла глаза, и тотчас от нее отлетели все заботы, и она уснула крепким сном.

Ксюша неторопливо переплела длинные косы, взбила подушку, и, увидев, что все уже улеглись, выключила свет.

Огромную просторную спальню залила полутьма. За окном, недалеко от интерната, горели фонари. В их отсветах пол блестел как лед.

Загудел вдали басом электровоз. На путях, за вокзалом, ему отозвался паровоз.

Где-то в уголке спальни пошептались девочки и умолкли.

Тишина. Мягкими, почти неслышными шагами прошла по коридору дежурная воспитательница, и все опять смолкло.

Ксюша спала очень чутко. Много раз, когда мама уходила в ночную смену, она оставалась в маленьком домике за старшую. Закричит во сне братишка Вася, забормочет сонная Тайка, и Ксюша проснется.

Вот и сейчас она проснулась от каких-то негромких звуков. Открыла глаза. Все так же горели за окнами фонари, бросая отсветы на блестящий пол. И тихо было по-прежнему. Нет, не совсем тихо.

Из открытых дверей спальни младших девочек доносилось негромкое всхлипывание.

Кто это? Ксюша быстро подошла к дверям, оглядела кровати.

Ну, конечно, Нюся! Сжалась маленьким комочком на просторной кровати, завернулась в одеяло с головой. Только глаза видны в щелочку. И плачет!

Ксюша осторожно присела на край кровати.

— Ты что, Нюся? Почему плачешь?

— Боюсь, — еле слышно прошептала Нюся.

— Чего боишься? Темно, что ли?

— Я темна не боюсь. Бабушки нет, потому боюсь.

— Не бойся! Ты ведь к бабушке снова приедешь. Вот поучишься еще четыре дня — и домой… Видишь, все девочки спят и тебе надо спать. Ты дома одна спишь?

— Нет, с бабушкой. Мне потому и боязно.

— Ты уже большая, первоклассница, надо одной спать, — ласково шептала Ксюша.

— Бабушка тоже сказывала, — всхлипывала Нюся, — что я уже выросла, надо, говорит, на сундуке тебе стелить.

— Вот видишь, и бабушка говорит, что ты большая, — подхватила Ксюша. — У тебя мама кто? Путеобходчица? И у меня тоже путеобходчица… — она тихонько отвернула одеяло с головы Нюси, погладила ей волосы.

И та, вздохнув в последний раз, стала помаленьку рассказывать, о том, как они укладываются с бабушкой: Нюся в одну сторону головой, а бабушка — в другую. И в комнате совсем темно, Нюся темна не боится. Бабушка начнет сказку говорить, да часто сама вперед и уснет. Нюся лежит, и ей не страшно. А вдруг на нее как прыгнет кто-то! Это Мурыська. И все равно Нюся не боится… А Мурыська и запоет: мур-мур-мур! Поет, а сама лапу с коготками поставит, когти то выпустит, то спрячет. И все мурлычет, разливается.

Нюся ее погладит-погладит — и сама не заметит, как уснет.

— И сейчас спать надо! — сказала Ксюша. — Тебе на уроках завтра надо будет задачки решать, палочки писать. Нужно, чтобы голова свежая была, ясная. Спи-ка, я тебе песенку спою. У меня бабушка тоже много сказок знает и песен. Спи!

И, тихонько поглаживая Нюсю по спине, Ксюша негромко запела песенку, которую много раз слыхала от своей бабушки, песенку об овечках (в народе овец ласково называют «бали», «балиньки»):

Ксюша пела все тише. Нюся притихла, ее глаза сами собой закрылись.

Неслышными шагами подошла к дверям дежурная воспитательница. Она заметила сидящую на кровати Ксюшу и хотела уже спросить, почему та не спит. Но прислушалась к песне, увидела, как ласково Ксюша поглаживает девочку по спине, улыбнулась и ушла так же неслышно.

Тишина была во всех спальнях, в комнатах для занятий и коридорах. Только на железнодорожных путях изредка перекликались бессонные паровозы, да отвечали им басовитые гудки электровозов.