Ксюша и Валя дежурили на кухне.
Уже давно забыли все о первых днях жизни в интернате, когда Валя Черноок отказалась мыть пол. Ее мать, наверное, ахнула бы, увидев, как в дни дежурства Валя вместе с Ксюшей весело шлепает босыми ногами по мокрому полу, «наводя блеск» в спальнях.
Ахнула бы Руфина Алексеевна и сейчас, посмотрев, как ловко орудует Валя на кухне ножом. Кожура картофелины змейкой сползает в ведро, а очищенный клубень прыгает в большую кастрюлю.
Валя и Ксюша сидели, неторопливо разговаривая. Начистить картофеля для большой интернатской семьи надо было много — ведра два.
Время было послеобеденное. Повар, Мария Корнеевна, ушла домой передохнуть перед ужином. Дежурные по столовой вымыли всю посуду. Девочки остались одни.
— Вот бы посмотреть, каким лет через пять станет Хрустальный ключ, — задумчиво сказала Ксюша.
— Наверное, будет хорошо. Завод выстроят большой. Домов много настроят, магазины, школы.
— А где мы станем учиться? Здесь или на станции?
— Здесь еще успеем доучиться.
— А где лучше?
Валя задумалась.
— Дома лучше, а здесь веселее. И потом жалко от Прасковьи Михайловны уезжать.
На кухню вошла техничка интерната — Ефремовна.
— Ну, как? Много начистили? Вы языками-то поменьше работайте, руками торопитесь.
Она взяла посудные полотенца, небрежно кинула их на веревку, протянутую над плитой, подкинула дров. Подвинула на горячее место огромную кастрюлю с водой и вышла.
— Папа рассказывал, — продолжала Валя, — что на мраморном карьере будут добывать мрамор, повезут его в Москву, в Ленинград. И везде узнают о Хрустальном ключе. — Валя произнесла эти слова с гордостью. — А вы осенью переедете на станцию, папа мне говорил. Тогда мы с тобой совсем близко будем жить.
Дрова в печи трещали, разгораясь, чугунная плита, накаляясь, стала сначала темно-вишневой, потом темно-красной.
И вдруг старенькое кухонное полотенце, висевшее над плитой, вспыхнуло, загорелось ярким пламенем, за ним — второе.
Валя вскочила и, оцепенев, широко открытыми глазами смотрела на пламя. А оно охватило следующие полотенца, подбираясь к большой скатерти.
Но не растерялась Ксюша. Она кинула нож в ведро и в два шага оказалась у плиты, Прежде всего сдернула скатерть, швырнула ее на стол. Потом сорвала ближнее, тлеющее с конца полотенце, обернула им руку и одно за другим сбросила на пол горящие полотенца. Схватила у порога мешок из-под картофеля и, набросив его сверху, затоптала пламя.
Клубы удушливого дыма облаками колыхались под потолком, выползали в столовую. Прибежала испуганная Ефремовна. За ней Надежда Ивановна.
— Что случилось? — тревожно спросила она.
Ксюша не торопилась с объяснением.
— Это полотенца загорелись, — ответила Валя. — Как запылали! А Ксюша не испугалась, сдернула их и затоптала.
Надежда Ивановна сурово посмотрела на Ефремовну. Подойдя к окнам, настежь распахнула форточки. Дым поплыл в них густым плотным облаком.
Ефремовна, охая и вздыхая, достала таз, налила в него воды и замочила уцелевшие полотенца.
— И как это ты догадалась скатерть сдернуть! — говорила она Ксюше. — Вот уж спасибо! Полотенца что, они старые, а вот скатерть сгорела, накладно бы получилось.
Вечером, уже в постели, Валя вспомнила вдруг дневное происшествие в кухне, находчивость и хладнокровие Ксюши.
«А я? — подумала она. — Я могла бы так?»