Со всеми адресами в восточной части трущоб закончили. Время приближалось к полудню, стало заметно жарче.
— Я обязан накормить тебя обедом, Ким, — предложил Марк, — Ты заслужил, как минимум, бесплатный ленч за всю эту беготню.
— Какая ещё беготня, сэр? Я бы тут всё равно весь день патрулировал. Но от ленча отказываться глупо. Вы любите корейскую еду? Я покажу Вам лучшую кафешку в этих местах.
Офицеры крутили педали ещё четверть часа. Тропинка внезапно вывела на закатанную в бетон улицу. Здесь располагался коммерческий центр ТШГ: лавки и небольшие кафе.
— Видите, сэр? Эта часть трущоб уже амер-корейская, — показал рукой Ким. — Тут тоже трущобы, без вопросов! Однако – гораздо чище, не правда ли?
Он прав, подумал Марк. Бетонные тротуары – чисто выметены, ни мусора, ни кучек какашек.
Огромная вывеска кафе – полностью на корейском, с латинскими буквами только в адресе веб-страницы. Местечко было популярным – все столики заняты. Владелец быстро прошёл на задний двор и вынес офицерам два пластиковых стульчика и низенький столик, очевидно, из зарезервированных для специальных гостей. Марк и Ким заказали «тубу тиге» – острый суп с соевым творогом и капустой «кимчи». Цены оказались вполне приемлемые: двести двадцать долларов за две порции.
Пока ждали заказ, депьюти вытащил из кармана коробку с табаком-самосадом и скрутил себе папироску. Марк не курил совершенно. Он принадлежал к «без-табачному» поколению: во времена его юности курение запрещалось во всех общественных местах, и постепенно выходило из моды. Сейчас молодёжь снова начала курить. Сигаретные корпорации обанкротились во время Обвала, и курильщикам приходилось довольствоваться табаком, выращенным на местных огородах. Хьюстонская разновидность самосада не отличалась ни особо приятным ароматом, ни дешевизной. Марк удивлялся, почему молодёжь вообще увлекается этой гадостью.
Вдруг, Марк услышал скрежет колёс скейтборда о бетон. Афро-американка на скейте протянула красное пластиковое ведёрко.
— Поможем инвалидам, господа полицейские?
У девушки не было ног, и на скейте она передвигалась, отталкиваясь от земли зажатыми в руках деревяшками. Сначала Марк подумал: не настоящий инвалид войны. Кое-кто из уличных попрошаек любил приврать, что искалечило в армии, а не на Куче. Через секунду Марк изменил своё мнение: девушка не старше двадцати, в повседневной униформе ВМФ, и с настоящей медалью «Пёрпл Харт» на груди. Ведёрко для пожертвований тоже настоящее: с эмблемой «Пути Спасения» и серийным номером. Без сомнения – ветеран боевых действий. Марк и Ким, не сговариваясь, полезли в карманы.
— Спасибо за пожертвования! — безногая отдала честь по-флотски, приложив кончики пальцев к козырьку морской кепи. Затем указала на папироску Кима, — Извини, братишка, – ещё одна просьба. Мне срочно надо дунуть. Курево у меня своё, а вот бумага закончилась. Как моряк – моряку, не подкинешь боеприпасов?
— Чёрт побери! Откуда ты знаешь, что я служил на флоте? — удивился Ким, протягивая девушке табакерку.
— И как ты догадалась, мы оба из Полиции? — добавил Марк.
Безногая улыбнулась, — Два одинаковых полицейских велика, причём припаркованы рядом. Двое мужчин за столом, один из них в полицейской форме. Несложная задача: сложить два и два. А насчёт флота, просто повезло. Зажигалка вон лежит, а на ней – якорёк, и надпись: «USS Панишинг»[22]. Молодой человек за столом – единственный курильщик, значит, он и служил на флоте.
— Круто! — Ким подобрал зажигалку.
— Ну, вообще, я могла ошибиться. Зажигалку тебе мог кто-то подарить, или ты купил на толкучке. Однако, настоящий моряк никогда с такой штучкой не расстанется. Отдать зажигалку – как оставить корабль без приказа капитана… В общем, шансы были на моей стороне. И я угадала правильно!
— Вот это дедукция! — восхитился Ким, — Если б не цвет кожи, я бы поставил миллион-другой, твой пра-пра-прадедушка – мистер Шерлок Холмс, собственной персоной!
— Для твоей информации, братишка, мистер Шерлок Холмс – всего лишь литературный персонаж. Сэр Артур Конан-Дойль использовал профессора-коллегу в качестве прототипа. А насчёт цвета кожи, чёрный – происходит из доминантных генов. Говоря по-простому, если кто чёрный, то всё потомство чернокожее, неважно, какого цвета партнёр. Если мой пра-пра-прадедушка и в самом деле – Шерлок Холмс, ему требовалось недолгое туристическое путешествие в колонии. Например, на Ямайку. Или даже ещё проще: когда Сэр Артур писал свои детективы, в Лондоне было полно самостоятельных чернокожих девушек…
Объясняя Киму литературу и генетику, безногая достала из табакерки Кима бумагу и умело скрутила себе папироску, но не с табаком, а с травой, извлечённой из собственной коробочки. Ким щёлкнул своей флотской зажигалкой.
— Могу и тебе свернуть такую, — предложила девушка, возвращая Киму табакерку. — У меня классная смесь: табак и травка, один и трём. Исключительно в лечебных целях…
Техас – последний американский штат, полностью легализовавший марихуану. Предлагать травку сотрудникам Полиции – очень модно.
— Я при исполнении, сестрёнка.
— Бедняжка! Твоё начальство по-прежнему запрещает легальное курево? О-кей, не сейчас. Давай, я тебе скатаю, а ты дома запалишь…
— Категорически предпочитаю с табаком.
— Ну, как хочешь. Не против, если я тут с вами посижу немного? Мне стула не нужно…
Марк кивнул. Девушка соскользнула со скейта на бетон, положив руку на ведёрко «Пути Спасения», как на подлокотник кресла.
— Я тебя не видел в околотке. Ты откуда? — спросил Ким.
Безногая захихикала, — Я – с «Карибского Мусоровоза». Знаете, есть такой круизный лайнер?
— Ещё бы не знаем эти долбаные круизы, — буркнул Марк, — Мой старший сын недавно прокатился. Только тебя уполовинили снизу, а его – сверху.
— Опа! Извиняюсь! Шутка вышла дурацкая… На самом деле я из Детройта, штат Мичиган.
— А во флот – волонтёром пошла? — спросил Марк.
— Волонтёром? Ну, можно и так сказать. Большого-то выбора не было. Детройт – мёртвый город. Слышали, у нас в Мичигане – перебои с едой? Папашка мой сбежал, когда мне было три месяца. Мама умерла… Короче, «домом» мне Мичиган считать западло.
— Я не знал, что в Мичигане всё так плохо, — заметил Марк, — В новостях про это ничего нет.
— Кто бы стал писать в новостях про наш долбаный Мичиган? На «Мусоровозе», меня хотели отправить обратно в Детройт, представляете? Выдали пропуск на военный поезд, – две недели пути, со всеми остановками. А я санитарам говорю: просветите меня, дуру, чего я там, нафиг, забыла? Если я тут хочу остаться? Я щас выкачусь вот на этой инвалидной коляске из порта – и поминай, как звали? А они смеются: на этой коляске, говорят, из порта выкатиться не получится. Коляска – не Ваша. Видите, вот ярлычок: «Собственность USNS Санта Лючия»? А Ваша коляска, мисс – в Детройте. Её Вам выдадут по прибытии на место.
— И они отобрали у тебя кресло? — покачал головой Ким.
— Так точно, сэр! Вывалили на асфальт, и все дела.
— Вот козлы!
— Ну, я их не виню. Они по-прежнему на флоте – действуют по приказу. Но мне повезло. В порту как раз ходила бабушка-доброволец из «Пути Спасения». Посмотрела на меня и говорит: тебе транспорт не нужен, девушка? Так я получила этот скейт. Честно говоря, скейт мне нравится куда больше, чем дурацкое инвалидное кресло. Проходимость выше. А кроме того – даёт тебе новый взгляд на жизнь. Снизу вверх!
Девушка глубоко затянулась папироской и медленно продула дым через нос, — Отличная травка, всяко круче, чем в Мичигане. Ты, братишка, ещё не передумал курнуть?
Ким помахал пальцами в воздухе, повторно отклонив предложение. — И как ты очутилась у нас в Шелдон-Рез?
— Прикатилась на моём скейте!
— На скейте? Из самого Галвестона?
— Да нет, шучу. Случайно получилось.
— Как случайно?
Безногая снова пыхнула папироской, — Случайно. Добрая леди «Пути Спасения» одарила меня скейтом, надо же тряхнуть…
Она заметила удивлённо поднятые брови Марка и уточнила, — Скейт тряхнуть, а не леди. «Тряхнуть» – это испытания корабля в море. Проехав четверть мили, я оказалась в местном баре – полно калек с «Мусоровоза», все друг другу предлагали выпить. Самогон «Лунный Свет» был в порядке, но я плохо рассчитала загрузку боекомплекта. Водоизмещение-то поменялось!
— Водоизмещение? — Марк совсем запутался в морских словечках девушки.
— Объём. Объём тела. Меня же… Как Вы назвали? Уполовинили?
— Дурацкая шутка, забудь об этом.
— Да нет, мне очень нравится. Надо запомнить, та-а-а-к круто. Уполовинили! Короче, пили-пили, и вот итог: я с моим уполовиненным водоизмещением, но с полным боекомплектом в трюме. Понятия не имею, как добралась до автобусной станции. Продираю утром глаза: оба-на! Оказывается, я спала на голом бетоне, в обнимку со скейтом! Денег нет, лужа блевотины рядом, ну, такой морской пейзаж: «Утром Штормило».
— Тогда лучше: «Штормовая Ночь», — сказал Ким.
— Если честно, я никогда так не напивалась.
— У тебя отличная отмазка, — сказал Марк, — Не каждый день человека вышвыривают на улицу, отпилив предварительно ноги.
— Ну да. Будем называть это «особо торжественный случай»! В общем, в славном городе Галвестон мне делать больше нечего, а денег нет. Один водитель омнибуса сказал: залезай, инвалид, отвезу забесплатна. Ну, я: спасибо, а куда мы едем, чёрт возьми? В Шелдон-Рез, мисс. О-кей, поехали в Шелдон-Рез. Всяко лучше Детройта.
— И ты решила остаться здесь? — спросил Ким.
— Во всяком случае, на некоторое время. Мне вообще понравился Юг! Прикинь: тут можно заснуть на бетоне, укрывшись скейтом, а утром – проснуться. Снег я всегда ненавидела. Закатилась в местный штаб «Пути Спасения». Ихний офицер и говорит: у Вас, мисс – блестящий потенциал в области сбора пожертвований. Безногие девочки собирают гораздо лучше, чем безногие мальчики.
— Пять лет назад, когда я на флоте служил, нам говорили, девушек в зону активных боевых действий не направляют, — сказал Ким, — Только на авианосцы или на береговые батареи… Что, сестрёнка, у тебя с ногами вышло? Авария какая-то?
Девушка хихикнула, — Не знаю, где у них сейчас «активные» боевые действия, а где – «пассивные». Я служила пулемётчицей на речном бронекатере. Бронекатер класса «Пиранья», слыхал о таких?
— «Пиранья»? Это же шлюпка с мотором!
— Места там маловато, ты прав. Оттого сейчас все экипажи – женские. А насчёт шлюпки – не скажи. «Пиранья» – вполне приличный бронекатер: скоростной, надёжный, и бронирование неплохое. Огонь из мелкого оружия – совершенно пофиг. Даже из РПГ. Ну, если бы русской гранатой, или чешской – тогда да. Но откуда у этих обезьян русские гранаты? А китайские нам были пофиг. Но потом у партизан появились откуда-то управляемые ракеты, с лазерным наведением. Наверное, тоже китайские. Но ракета, тля, – это тебе не китайская граната из РПГ… Пулемётчица по правому борту успела прокричать: «Запуск ракеты – по корме справа!» Бац – и всё. Ракета сзади пришла – на пять часов. Загрузочный люк боевой рубки, там броня тонкая. На «Пираньях», если не в курсе, экипаж семь человек. По боевому расписанию, двое в пушечной башне, пятеро в рубке. Вот из этих пятерых только я осталась, а остальных – на куски…
— И тебя отправили на «Мусоровоз»?
— А куда ещё? Таких как я – сразу на помойку. — Девушка глубоко затянулась папироской, закрыла на несколько секунд глаза, а затем выдохнула сладковато-пахнувший дым, — Я такая просыпаюсь – уже уполовиненная… — Она хихикнула и подвигала ладонью, отпиливая воображаемые ноги от тела. — Надо сказать, бензопильщик всё отлично сделал, я не жалуюсь.
— Бензопильщик?
Безногая снова глубоко затянулась. Видно, марихуана сильно подействовала на неё: речь становилась всё более несвязной.
— Ага! На «Мусоровозе» – всех хирургов так называли. Какой-то остряк придумал, и пошлó. Как в старом фильме ужасов… Маньяк с бензопилой. Бу-хо-хо-хо! Кто у нас раненый? Этот? Щас, без проблем! Вжик – и уполовинили. Медсёстры, обрубок готов, унесите! Сле-е-едующий!
Девушка-официантка принесла заказанный ленч и принялась расставлять тарелочки на столике. Ничего не сказав, она посмотрела на калеку с явным неодобрением.
— Не обращайте внимания на мой трёп, джентльмены. Это всё от травки! После травки я несу всякую чушь. Забавно, да? — Папироска уже догорела почти до самых пальцев, и безногая потушила окурок о бетон.
— Ладненько, не буду мешать поглощать ленч. Спасибо за денежку, за папироску и за разговор… Я дальше поеду… «Мы едем, едем, едем, в далёкие края…»[23] — она взгромоздила обрубок тела на скейт и пристроила между культями красное ведёрко.
— Увидимся, — ответил Ким. Безногая помахала им рукой и стала пробираться между столиками. Некоторые посетители бросали в ведёрко пожертвования. Затем девушка выкатилась на дорогу и двинулась к следующему придорожному кафе.
— Симпатичная, — заметил Ким, глядя ей вслед.
— Она ещё симпатичнее была, пока ей ноги не отпилили, — заметил Марк и принялся за еду. Рассказ безногой произвёл на него гнетущее впечатление. Воображение нарисовало Марку одну из дочерей, Памелу либо Саманту, без ног, и сидящую на скейте, как эта вот девушка-инвалид. Долбаные генералы, за девчонок принялись!
— Не знаю, как в других местах, — сказал Ким, — а в наших трущобах, в каждой третьей семье: либо погибший, либо калека с войны. Зачем нам столько локальных войн, да ещё и одновременно? Поразительно, как Соединённые Штаты усей Америки умудрились так обосраться за такое короткое время.
— На нашей улице – такая же история, — кивнул Марк, — У меня дома тоже. Я тебе про Уильяма рассказывал?
— Да, сэр. Как Ваш сын справляется, кстати?
— Да он в порядке… Если честно, я думал, будет значительно хуже. Нам ещё относительно повезло. Не мы одни такие, у всех призывают, и у всех – инвалиды. А то – бац! Вместо парня, приходит письмо и посылочка с медалькой. Посмертно… Тебе сколько лет? Двадцать четыре – двадцать пять? Ты помнишь, – жизнь до Обвала?
— Классная жизнь. Как шоколад. Может, я ещё маленький был, и плохого не запомнил? Первый кризис я вообще не помню – мне три года было, — ответил Ким, тоже принимаясь за «тубу тиге». — Мы жили в Чарльстоне, Западная Вирджиния. Огромный особняк, и райончик, «для людей с доходами гораздо выше среднего». Брат и я – учились в шикарной частной школе. Школа для мальчиков: пиджаки, галстуки и соломенные шляпы с шёлковыми ленточками на английский манер! Мой отец – управляющий филиала банка, мама – аудитор. Делали хорошие деньги. После GFC папа не только работу не потерял – получил повышение. Родители решили делать альтернативные инвестиции, вот и всё, что я знал про кризис.
— Альтернативные инвестиции? Как это?
— Отец заезжал в «Уол-март»[24] три раза в неделю и закупал еду. Консервированная фасоль, мясные консервы, макароны, мука, сухое молоко… Этой лабудой заполнили весь подвал. Одной туалетной бумаги, не поверите, – целая полка! Ещё у нас стоял автономный электрогенератор и две бочки бензина в гараже… Сейчас я думаю, мой папа как-то знал, что начнётся Обвал.
— Ну, и помогли вам эти инвестиции?
— Ни хрена… Как Обвал начался, родители сразу потеряли работу, но не беда: в магазинах всё равно пустые полки. Мы начали потихоньку юзать из подвала. Две-три банки консервов в день. Папа рассчитал: хватает на четыре года… Хрен! Два месяца спустя, нас ограбили.
— В смысле: как банки грабят?
— Под дулом пистолета! Может быть, соседи узнали о наших инвестициях, и стало им завидно, кто знает? Шесть грабителей: две бабы, четыре мужика. Отец пытался помешать, так его застрелили. Прямо на лестнице в подвале…
— Чёрт!
— Грабители заперли меня и братишку в туалете наверху, и сказали маме: не станешь помогать – отправим пацанов вслед за отцом. Ну, она и помогала. Грузили вещи и жратву в наши же машины… Семейный «Лендкрузер» и компакт «Дэу» у мамы. Грузили, потом двое или трое из них уезжали куда-то и приезжали назад – без вещей. Заправлялись бензином из наших бочек. До сих пор не пойму, почему нас не застрелили под конец. В доме осталось ничего, только диван и пустые шкафы. Во внедорожник не поместились.
— В Полицию звонили?
— Конечно. Сразу помогли. Направили труповозку, чтобы увезти тело отца в морг. Всё.
— В Хьюстоне получилось то же самое, — сказал Марк, — Народ звонил девять-один-один, а что мы могли сделать? В Полиции даже бензина не хватало!
— Шкафы разломали, чтобы топить камин, — продолжил депьюти, — Мама бегала по всем благотворительным заведениям, но большинство контор закрылось. Какой, к чертям, бесплатный суп? Жратвы ни у кого не было. Мама сказала: если останемся в Чарльстоне, то зимой – загнёмся. Нашла какого-то дальнобойщика, тот сжалился над нами. Грузовики тогда ещё работали, но ездили большими колоннами, чтобы избежать грабителей. Водила нас взял в рейс и довёз до самого Хьюстона. ТШГ ещё не назывался ТШГ, и был куда меньше, вдоль шоссе на пару миль всего…
— Культурный шок, наверное?
— Ещё какой! Мать пошла на свалку. Финансовый аудитор – мусорщицей! Снимали угол. После особняка – угол! В комнатушке – семнадцать человек! Мой братик и я пошли в школу Нулла. Мама нагладила школьные формы, я отполировал ботинки, всё как в Чарльстоне. Бац! Старшеклассники подходят: какие вы, мальчики, чистенькие и аккуратненькие! Не годится! У нас – свои правила. И первое правило: «Нефиг выделяться». Щас неженки пойдут купаться в дерьме! За школой есть туалеты. И лужа с дерьмом по-прежнему существует и всё так же служит – для перевоспитания неженок.
— А вы были неженки?
— Несомненно. Кем ещё – в шикарной частной школе? Я полагаю, всё представление устроили именно из-за нашей обуви. Нам скомандовали разуться, а ботинки вроде бы бросили в сортир. Но позже я узнал, эти козлы просто спрятали в уборной и продали потом на барахолке. Уже босиком – нас втолкнули прямо в дерьмо. Порезали одежду бритвенными лезвиями. В то время пацаны носили бритвы, это теперь у всех ножи. Половина «Нулла» сбежалась поглазеть, как неженок из частной школы перевоспитывают. Консенсус был, после лужи неженки выглядят куда лучше, чем в чистеньких рубашечках и сверкающих ботиночках. «Нефиг выделятся», одним словом.
— А что ваша мама?
— Сначала, она нас чуть не убила за потерю ботинок. Потом – помчалась к директору школы. А тот и говорит: о, не стоит беспокоиться, просто безобидная шутка, мальчики делают что-нибудь этакое постоянно. У них же переходный возраст, Вы должны понимать. Он ничего не мог в школе изменить, и всё до фонаря. А у нас – тоже без особого выбора. Единственная альтернатива – вообще не ходить в школу.
— И чем дело кончилось?
— Ну, мы перестали выделяться, что ещё? Мама отстирала и залатала школьные формы, мы стали смотреться не лучше, но и не хуже одноклассников. Пришлось ходить в школу в шлёпанцах, а во «вьетнамках» тогда не разрешали. Отгребли полный курс дисциплинарных наказаний от учителей, но нам было уже наплевать. Справедливости ради, «школа Нулла» здорово по жизни помогла. Практические навыки выживания. Убивай других или сдохни сам…
— Школы и сейчас такие же, — подтвердил Марк, — Но, по крайней мере, учителя больше не зациклены на школьной форме.
За последние несколько лет правила незаметно упростили. Большинство учеников щеголяло в перешитых обносках армейских униформ. Учитывая мягкий климат Техаса и «временные экономические трудности», школьную обувь объявили необязательной. Младшие дети Марка часто ходили в школу босиком. Не оттого что Марк не мог позволить себе купить детям три пары сандалий. «Нефиг выделяться», как во времена Кима. Несчастные «неженки», одетые чуть лучше остальных, по-прежнему сильно рисковали получить нахлобучку от вечно-босоногих оборвышей из трущоб.