Играя на струнах души

ГЛАВА 29

ИТАН

— Я уже рассказал вам, что видел. — Обхватив голову руками, я повторяю то, что уже миллион раз говорил полиции Лос-Анджелеса.

— Мне жаль, я понимаю, что это больно переживать заново. — В голосе женщины слышится сострадание, но прямо сейчас мне на все это наплевать.

Мою Тейлор увезли через заднюю дверь в машине скорой помощи, в то время как внутри все еще бушует афтепати. Менее дюжины человек знают об ужасах, которые произошли в той ванной комнате, и только двое знают все подробности — Тейлор и гребаный монстр, который напал на нее. Он ничего не сказал, потому что все еще без сознания.

— Вы сказали, что не думаете, что было проникновение. — Она прочищает горло. — Потому что его эрекция была у него в штанах. Вы уверены…

— С меня хватит. — Я встаю и направляюсь к двери. — Я не буду снова это делать.

— Итан, — говорит Джесси, но не прикасается ко мне. Он знает лучше. Его глаза красные, а выражение лица соответствует кипящей ярости, которую я чувствую, когда он обнимает свою все еще рыдающую жену. — На заднем дворе стоит машина, она ждет, чтобы отвезти тебя в больницу. Мы закончим здесь и встретимся с тобой там.

Вздыхаю с облегчением, что он не попросил меня остаться, не то чтобы я бы послушался.

Райдер, который отправил Джейд домой, чтобы она была с Кэти, идет рядом со мной.

— Пошли. — Он поднимает подбородок в сторону Джонни, который присоединяется к нам.

Бен и Эшли сразу же уехали, чтобы побыть с Тейлор в больнице. Бен со своими молитвами и Эш с ее отношением «ни от кого не принимай дерьма» в качестве адвоката моей Тейлор. И, конечно, Хейли, которая спасла жизнь моей женщине, не оставила ее.

Мы забираемся во внедорожник, не говоря ни слова. Благодаря тому, что Аренфилд дергает за ниточки, нас встречает сотрудник больницы у дверей отделения неотложной помощи и отводит в палату в частном крыле, где ждут Бен и Эшли.

Я перевожу взгляд с Бена на Эшли, с нетерпением ожидая новостей.

— Как она?

Бен дергает головой, молча прося меня присоединиться к нему подальше от подслушивающих ушей.

— Я сойду с ума, если кто-нибудь не скажет мне, что происходит, — говорю я, беспомощно заливаясь слезами. Я перестал бороться с ними. Это бессмысленно.

— Все хорошо, — говорит Бен тихо, невозмутимо. — Она сказала Эшли, что ее не изнасиловали, так что это… — Он судорожно выдыхает, его глаза затуманиваются, когда тот сам борется со слезами. — Кое-что.

— Но я видел ее… — Мои губы дрожат от волны печали. — Ее юбка… и… — Я упираю руки в бедра и смотрю в пол, качая головой, потому что не могу заставить свои губы произнести то, что я видел.

— Он прикасался к ней, Итан.

— Блядь! — Я шагаю туда-сюда, безумная энергия бурлит внутри меня, не находя выхода. — Я собираюсь убить ублюдка.

— Не говори этого при копах.

Мои ноги замерзают, и я свирепо смотрю на своего друга.

— Я серьезно. Я собираюсь перерезать ему горло и смеяться, пока он истекает кровью у моих ног. Думаешь, я этого не сделаю? Я с радостью отсижу пожизненное в тюрьме, если это означает возможность смотреть ему в глаза, пока высасываю жизнь из его тела.

— Необязательно садиться в тюрьму. — Райдер поднимает руку. — Я принесу лопату.

Следующей поднимает руку Эшли.

— А я нож.

Бен смотрит между нами тремя и вздыхает.

— Хорошо, но мы должны сделать это где-нибудь в лесу. И вторая лопата не помешала бы.

Человек Божий, серьезно говорящий о захоронении тела в поддержку меня и моей девушки, немного смягчает мой гнев. Я почти улыбаюсь. Почти.

Джесси и Бетани появляются час спустя, и после трех чашек дерьмового кофе и долгого ожидания врач, наконец, выходит поговорить с нами.

Я вскакиваю и встречаю доктора в двух шагах от двери.

— Как она? Могу я ее увидеть?

«Доктор Тина Бакстер» — вышито на ее белом халате. Женщина печально улыбается.

— Извините, она не хочет никого видеть.

— Что? Можете сказать ей, что Итан здесь и что мне действительно нужно ее увидеть? — Мне нужно прикоснуться к ней, поцеловать ее, увидеть своими глазами, что с ней все в порядке.

— Мне жаль. У нее была долгая ночь, и ей нужно выспаться. Уверена, что она свяжется с вами, когда будет готова. — Доктор Бакстер оглядывается по сторонам. — Вы все можете пойти домой, немного поспать. Мы собираемся оставить ее у себя на ночь.

Я хочу спросить почему, потребовать ответов, но я не член семьи. Я не… Ох, черт.

— Мы должны сообщить ее отцу.

— Мисс Марстен вполне способна сама устанавливать контакты, — говорит доктор. — Лучшее, что вы можете для нее сделать — это дать ей пространство, в котором она нуждается для исцеления.

Даже при том, что знаю, что доктор права, каждая клеточка во мне восстает против ее слов. Я хочу помочь ей исцелиться, хочу быть рядом с ней, позволить ей опереться на меня, поплакать в моих объятиях. Никогда не хотел ничего большего за всю свою жизнь.

— Можете сказать ей, что я здесь, если ей понадоблюсь?

— Конечно.

Твердая рука опускается мне на плечо, затем другая на другое плечо. Я оглядываюсь и вижу Бена и Джесси, стоящих по бокам от меня.

Джесси обращается к доктору.

— Спасибо, док. — Он сжимает мое плечо. — Пойдем, чувак. Прими душ, немного поспи. Она позвонит тебе, когда будет готова к этому.

— Нет, я не пойду домой. Я остаюсь здесь.

— Ты слышал доктора, — говорит Бен. — Она не принимает посетителей.

— Мне все равно. — Я отмахиваюсь от парней и сажусь, положив локти на бедра. — Я никуда не уйду.

Они все соглашаются оставить меня с обещаниями, что я, по крайней мере, попытаюсь немного поспать. Да что угодно. Я говорю им то, что им нужно услышать, чтобы они ушли.

И я устраиваюсь сидеть здесь так долго, как это потребуется.

ТЕЙЛОР

Я наблюдаю восход солнца над городом со своей больничной койки.

После того как задала миллион вопросов и проделала множество манипуляций, доктор дала мне обезболивающие. К счастью, я провалилась в сон без сновидений и проснулась как раз в тот момент, когда солнце пробилось сквозь темноту. В восходе солнца так много надежды. Новый день, наполненный возможностями. Я видела восход солнца над большим количеством городов, чем могу сосчитать, и каждый раз они наполняли меня надеждой на то, что должно произойти.

Но не сегодня.

Когда солнце освещает больничную палату, я вспоминаю прошлую ночь. Призрачные руки сжимают мое горло, и боль в лодыжке пульсирует с жестокой отчетливостью. Мой пульс подскакивает, дыхание учащается, и из груди вырывается всхлип.

— Ты проснулась. — Сонный голос привлекает мой взгляд к противоположной стороне комнаты, где Хейли встает со своего стула и спешит к моей кровати. — Тебе больно? Хочешь, чтобы я вызвала врача?

— Ты осталась? — Я помню, что она была со мной всю ночь, но предполагала, что как только я засну, девушка уйдет домой. Ее доброта немного рассеивает страх.

— Да. Не могла вынести мысли о том, что ты проснешься одна. — Она трет глаза и зевает, и я замечаю, что на ней больше не платье, а больничная униформа. — Как ты себя чувствуешь?

Я провожу кончиками пальцев по своей шее и морщусь.

— Болит.

Она хватает меня за руку и садится на край кровати.

— Я разговаривала со своим отцом этим утром. Сказала ему, что, если он позволит адвокатам похоронить это, я никогда больше с ним не заговорю. — Ее губы кривятся. — Половина денег, которые зарабатывает мой отец, уходит на то, чтобы уберечь музыкантов от тюрьмы или от попадания в заголовки газет. Они все свиньи, все до единого.

Судя по блеску в глазах Хейли и страсти в ее голосе, у меня такое ощущение, что она говорит из личного опыта. Я сжимаю ее руку.

Она смахивает набежавшую слезу.

— Прости, не знаю, почему я плачу.

— Кто причинил тебе боль? — Мой голос хриплый, мне больно говорить.

Хейли стонет и качает головой.

— Не хочу говорить обо мне, тебе больно и…

— За последние двенадцать часов я рассказала свою историю больше раз, чем хотела бы за всю свою жизнь. — Я пытаюсь избавиться от боли в ушибленном горле. — Расскажи мне свою.

Она отпускает мою руку, чтобы встать, и подходит к краю кровати.

— Я тусовалась с Джесси Ли и его группой во время их последнего тура.

Мой желудок скручивается от печали в ее голосе.

— Крис раньше играл на гитаре у Джесси. Он сказал мне, что разведен. — Она оборачивается и встречается со мной взглядом. — Я была пьяна и не могла ясно мыслить. Как бы то ни было, у нас был незащищенный секс, несколько раз. Утром я узнала, что он все еще был женат, и у них был ребенок.

— О, боже мой… — Я не могу представить, чтобы кто-то был настолько жесток.

— Я узнала, что беременна два месяца спустя. Адвокаты моего отца похоронили это.

Я не спрашиваю, что случилось с ребенком, чувствуя, что этот вопрос был бы более травмирующим, чем сама история.

Она подходит вплотную к кровати.

— Адвокаты моего отца многое похоронили для музыкантов из Аренфилда. — Ее взгляд перемещается по комнате, куда угодно, только не на меня.

— Включая Итана? — Я с трудом сглатываю и морщусь от боли, которая пронзает мою грудь.

— Тебе следует спросить его.

Страх сковывает мой желудок.

— Я спрашиваю тебя.

Ее извиняющиеся взгляд находит мой.

— Сейчас не время…

— Скажи мне, что ты знаешь, или убирайся. — Мой пульс отдается в ушах.

Ее глаза расширяются. Кажется, она что-то обдумывает и, придя к какому-то выводу, возвращается на свое место на краю моего матраса.

— От Итана забеременела девушка, поклонница. Я не знаю подробностей, но знаю, что куча юристов отправилась за девушкой и заставила все это исчезнуть.

Не в силах выдержать ее взгляд — не могу вынести жалости в ее глазах — я отворачиваюсь, чтобы посмотреть в окно.

— И я почти уверена, что это было не в первый раз, — добавляет она.

— Откуда ты это знаешь?

— Обрывки разговоров то тут, то там. — Она хватает меня за предплечье. — В том числе несколько дней назад.

Я резко поворачиваю голову, чтобы посмотреть ей в лицо, и мой мозг изо всех сил пытается согласовать ее слова с тем, что я знаю. В тот день в доме Итана ему позвонил мужчина по имени Нил. Нил, придурок-адвокат с афтепати. Итан был расстроен после этого звонка.

— Мне так жаль. — Хейли протягивает мне салфетку.

Я понимаю, что плачу, и промокаю щеки.

— Не могу поверить, что он не сказал мне этого.

Его история с поклонницами ни для кого не секрет. Он заверил меня, что всегда пользовался презервативами. Но иногда они рвутся.

— О, боже мой. — Я хватаюсь за голову, когда в висках начинает стучать.

— Позвать медсестру?

— Нет, я в порядке. Я просто… — Не могу поверить, что была настолько глупа, чтобы думать, что Итан другой.

— Чувствуешь будто тебя предали.

— Да. — Я втягиваю воздух и выдыхаю его, задаваясь вопросом, почему ложь Итана ранит сильнее, чем нападение Тейлора Оукли.

— С каждым днем будет становиться немного легче.

Мы плачем вместе, наши болезненные переживания объединяют нас так, как я никогда не чувствовала связи с другим человеком. В этом нет никакого смысла, но затем мы начинаем смеяться. Несправедливость жизни, уязвимость, которая приходит с тем, чтобы быть женщиной — все это проявляется в маниакальном смехе.

Раздается стук в дверь, и мы спешим вытереть лица.

— Войдите! — говорю я и снова разражаюсь слезами, когда вижу гигантское тело Пророка, затмевающее пространство. — Папа!

— Я оставлю вас двоих наедине. — Хейли выбегает из комнаты.

Выражение его лица стоическое, но лицо покрыто пятнами, а глаза красные и налитые кровью.

— Томми. — Его хмурый взгляд дрожит. — Мне так жаль, детка.

— Папа… — Рыдание вырывается из моего горла, и через несколько секунд он оказывается у моей кровати, его большие руки притягивают меня к его груди. — Прости.

— Тебе не за что извиняться. Я упрямый старик. Я должен был… — Его голос хрипит и ломается. — Я должен был быть рядом с тобой.

— Ты всегда был рядом, папа. Когда никого другого не было, это всегда был ты.

«И ты был прав», — признаюсь про себя. — «Ты был прав во всем».

После извинений и слез отец садится рядом с моей кроватью. Долгое время мы не обмениваемся ни словом. Утешения от его присутствия вполне достаточно.

В конце концов, он прочищает горло.

— Слышал, что Итан сделал.

Я сдерживаю новую волну слез.

Он проводит рукой по своим отросшим волосам.

— Похоже, я неправильно определил этого человека.

«Нет, папа. Ты все верно определил».

— Увидел его в комнате ожидания и…

— В комнате ожидания? — Он оставался здесь всю ночь?

Папа торжественно кивает.

— Парень спал сидя. Не хотел его беспокоить. Думаю, я должен выразить ему свою благодарность и извиниться.

Внутри меня бушует конфликт. Жестокое избиение, которое он устроил Тейлору Оукли прямо у меня на глазах, его забрызганное кровью лицо, отмеченное слезами… из-за меня. С какой любовью он укрыл меня своим пиджаком… И все же он лжет о своем прошлом.

— Так и не рассказал тебе, что произошло между мной и этим ублюдком Оукли.

Слова моего отца вырывают меня от моих мыслей.

— Ты сказал достаточно. — О моей маме и о том, как я появилась на свет, пока он работал на этого человека.

Папа покачал головой.

— Нет. Если бы я это сделал, то ты бы знала, что этот придурок Оукли опасен. — Его глаза становятся грустными. — Как думаешь, почему я бросил работать на него и вместо этого начал работать с командой тура? Незадолго до твоего рождения он попросил меня охранять для него дверь. Когда я услышал, что за ней происходит борьба, я ворвался внутрь и швырнул этого мерзкого ублюдка через всю комнату. Я рассказал копам, что именно произошло, и сказал им, что подозреваю, что это случалось раньше. Я уволился, и Тейлор убедился, что я не получу другую работу в службе безопасности, изворачиваясь, говоря, что я гребаный насильник. — Его зубы скрежещут друг о друга. — Юристы и пиарщики сделали так, что то, что он сделал, исчезло. И они сделают это снова после того, что он сделал с тобой, если, по милости Всемогущего, избиение Итана не отправит этого больного ублюдка прямиком в ад.

Я моргаю, слезы текут по моим щекам.

— Вот почему ты называешь меня Томом. Не можешь смириться с тем, что у меня такое же имя, как у насильника.

— Черт. — Он проводит рукой по своим волосам, дергая за пряди. — Твоя мать, я пытался сказать ей, но она убеждена, как и весь остальной мир, что он мочится солнечным светом и гадит радугой. Я ни за что не мог смотреть на свою крошечную девочку и называть ее его именем. Не после всего, что я видел.

— Я не знала. — Я пытаюсь прикрыть рот, чтобы сдержать рыдание, но оно вырывается у меня сквозь пальцы.

Папа крепко прижимает меня к себе.

— Ш-ш-ш, все в порядке. Все будет хорошо. Я здесь, милая. Я никуда не собираюсь уходить.

— Я люблю тебя, пап. Мне так жаль. — Мои плечи трясутся от глубокого горя. За себя. За моего отца. За бедную женщину, которую мой отец спас той ночью, и за Бог знает скольких, к которым никто не пришел вовремя.

— Тебе не за что извиняться, ты меня слышишь?

— Да. — Я ненавижу свои слезы, ненавижу слабость. Но впервые со вчерашнего вечера чувствую себя по-настоящему в безопасности в объятиях своего отца.

ИТАН

Звук моего имени пробуждает меня от беспокойного сна.

— Итан, проснись.

Открываю глаза и вижу мужчину-медведя, уставившегося на меня. Мои суставы болят, когда я поднимаю голову и сажусь прямее в кресле, в котором заснул.

— Пророк.

— Нам нужно поговорить. — Его руки скрещены на груди, и мне интересно, какую взбучку я сейчас получу. Типа «держись-подальше-от-моей-дочери», «ты-не-годишься-для-Тейлор» или «если-я-снова-увижу-твое-лицо-то-окажешься-в-гипсе».

— Да, хорошо. — Я смотрю на дверь, которая ведет в палату, в которой находится моя девочка, лежащая на больничной койке, ее тело изломано, и она все еще отказывается видеть меня.

— Давай прогуляемся, — говорит он глубоким, требовательным голосом.

— Я бы предпочел держаться поближе, на всякий случай…

— Пройдись со мной, сынок. — Он уходит. — Мне нужна чашка кофе и порция виски.

Я стону, когда встаю, мои мышцы протестуют из-за положения в котором вчера уснул.

— Как она? — Я следую за ним в лифт.

Он нажимает на кнопку с такой силой, что я слышу, как она трещит.

— Томми сильная. С ней все будет в порядке… в конце концов.

— Она не хочет меня видеть. — Я умоляю глазами, надеясь, что он поможет мне войти, чтобы я мог обнять ее и быть сильным ради нее. Ничто не кажется правильным, когда мы не вместе.

— Я знаю, — говорит он, избегая моего взгляда. — Ей нужно время.

— Сколько времени?

Лифт звонит, и он выходит.

Я подбегаю к нему.

— Сколько времени?

— Тебе придется набраться терпения.

Мои ноги замерзают на больничном линолеуме.

— Меня уже чертовски тошнит от того, что люди говорят мне это. Я люблю ее.

Теперь его ноги замерзают, но мужчина не оборачивается, чтобы посмотреть на меня.

— Я так чертовски сильно люблю ее… — Мой голос срывается от эмоций. — Мне нужно увидеть ее, Пророк. Я, блядь, не могу дышать, чувак. — Слезы наполняют мои глаза, и я не вытираю их. Она заслуживает их, всех их, и гораздо большего.

— Зови меня Элайджа. — Он снова начинает идти.

Я не говорю больше ни слова, но следую за ним в кафе, где мы заказываем два черных кофе. Я вытаскиваю свой бумажник, но мужчина поднимает руку.

— Я заплачу. — Он дает кассиру немного наличных. — Самое меньшее, что я могу сделать.

Мы садимся у окна с видом на парковку. Солнце высоко в небе — я бы сказал, что уже почти полдень. Не то чтобы это имело значение. Ничто не имеет значения, кроме как вернуть Тейлор домой.

— Я хочу поблагодарить тебя за то, что ты сделал для моей дочери…

— Поблагодарить меня? Я опоздал! Этот кусок дерьма…

Он поднимает руку, заставляя меня замолчать.

— Я не могу говорить о нем, зная, что ублюдок так близок к смерти в этом гребаном здании. Один щелчок выключателя может прикончить его и…

— Так какого черта мы здесь делаем, потягивая кофе? Давай покончим с этим.

— Итан…

— Он заслуживает смерти…

— Сынок…

Моя челюсть захлопывается. Сынок.

— Убийство — это не выход. Это не то, что Том… — Пророк прочищает горло. — Тейлор хотела бы.

— Могу я задать тебе вопрос?

— Конечно.

— Захочет ли она когда-нибудь снова меня увидеть? — Мои слова едва слышны.

— Я не знаю. Она увидела уродливую сторону бизнеса. Не уверен, что она захочет иметь с этим что-либо общее после всего этого.

Я опускаю голову и смотрю, как мои слезы капают на дрянную столешницу. Будут ли меня когда-нибудь воспринимать просто как мужчину? Или музыкальная индустрия навсегда останется цепью с ядром, которое я таскаю за собой? У меня такое чувство, будто мою грудь разрывают пополам. Запускаю руку в волосы, дергаю за пряди и плачу. Я не могу этого сделать. Вскакиваю на ноги так быстро, что мой стул опрокидывается назад.

— Я должен идти.

— Итан, подожди! — кричит Элайджа, но уже слишком поздно.

Я выбегаю из кафе, через больницу и на улицу. Вместо того чтобы вызвать машину, продолжаю бежать. Так далеко, как только могу, в надежде, что если буду двигаться достаточно быстро, то смогу не развалиться на части.