ИТАН
На следующий день в Гранд-Рапидсе я рано выхожу из гримерки за кулисы, чтобы поискать Томми. Знаю, что как только группа разогрева выходит на сцену, большая часть команды идет либо в свой автобус, либо в «кормушку», чтобы поесть. И я надеюсь, что она голодна.
Запах горячей еды и рокот голосов доносятся до меня еще до того, как протискиваюсь в дверь. Небрежно осматриваю комнату, стараясь не выглядеть так, будто ищу кого-то конкретного, и беру бутылку воды. Один из сотрудников арены, парень по имени Дин, поднимает подбородок.
Оборачиваюсь, и что я вижу? Томми склонилась над тарелкой с едой, держа в одной руке недоеденный бургер, а в другой — картофель фри, покрытый кетчупом. Козырек ее бейсболки приподнимается, когда я приближаюсь.
— Томми. — Я опускаюсь на сиденье напротив нее и стараюсь не чувствовать удовлетворения от ее ответного хмурого взгляда.
— Как твоя задница? Такая же ушибленная, как твое эго? — Она откусывает от своего бургера кусок размером с человека, набивая щеки, пока жует.
Я привык быть рядом с женщинами, которые едят так, будто у них нет желудка, и на мгновение завороженно наблюдаю, как Томми наслаждается едой.
— Если ты ищешь предлог, чтобы я спустил для тебя штаны, Томми, то тебе не повезло. Меня не привлекают дети.
Она перестает жевать, бросает бургер и картошку фри, вытирает жирные пальцы о рубашку.
— Чего ты хочешь? — говорит она, прежде чем проглотить еду.
— Я здесь, чтобы дать тебе возможность извиниться.
— И зачем мне это делать?
— Затем, что ты слишком глубоко увязла, и я не могу нести ответственность, если все это между нами закончится твоими слезами.
Мускул на ее челюсти подергивается, а рот сжимается в тонкую линию.
— Я никогда не плачу.
— Хм. — Я наклоняю голову и изучаю копну непослушных каштановых волос, обрамляющих ее шею. Замечаю отсутствие чего-либо на ее лице, даже гигиенической помады. — Я действительно тебе верю.
Она откидывается назад с довольной ухмылкой и скрещивает руки.
— Если никогда не плакала, это не значит, что ты не будешь плакать.
— Это даже не имеет смысла.
Я постукиваю себя по виску.
— Или имеет?
Она хихикает, и я должен признать, что мне нравится этот звук.
— Ты идиот.
Ее взгляд устремлен прямо поверх моего плеча. Мне не нужно смотреть, чтобы знать, что сейчас произойдет, но я должен следить за своим выражением лица.
— Извините, — говорит Дин, подходя к нашему столику. — Это только что доставили из местной пекарни, если вам интересно? — Он ставит тарелку со свежими канноли.
— Ух ты! — Томми смотрит на десерт так, будто только что не съела полкоровы. Она, вероятно, забыла, что я сижу здесь, или что мы были в середине разговора. — Выглядят потрясающе.
Девушка берет один и облизывает губы, поднося десерт к губам. На мгновение я забываю, где нахожусь и что делаю, и пристально смотрю на ее рот, надеясь, что ее красивый розовый язычок появится снова. Она не разочаровывает. Я чуть не стону, когда Томми закрыв глаза, томно выдыхает и засовывает половину канноли между губами, как будто сосет чл…
— Что это было? — Она морщит нос и медленно жует. Ждет, что Дин ответит, но парень отходит в сторону, оставляя все на меня.
Я наклоняюсь вперед, опираясь локтями на стол.
— Что это было? Я не могу понять тебя с половиной канноли во рту.
Она жует еще немного, но это действие выглядит болезненным, так как ее лицо перекосило с одной стороны.
— Вкусно, да?
Томми вздрагивает, когда, наконец, глотает, но слегка давится, и я боюсь, что она выплюнет все это обратно. Слава Богу, ей удается проглотить.
— Это была… зубная паста?
— Да, была. Вкусная, правда?
Она делает дюжину больших глотков колы и снова кривится. Зубная паста и газировка — не лучшее сочетание.
— Это было…
— Отвратительно? Тошнотворно? Тебе нужно сходить поблевать?
Даже из-под козырька ее стальные серые глаза непоколебимы, когда девушка смотрит прямо на меня.
— Слабовато.
— Слабовато? Ты шутишь? Я только что заставил тебя съесть зубную пасту! Это чертовски уморительно! — Я почти смеюсь, но она засовывает в рот вторую половину канноли и жует ее. — Что ты… ты с ума сошла?
Она пожимает плечами.
— Это не так уж плохо. — Она берет с тарелки еще одну и протягивает ее мне. — Я не шучу. Они, должно быть, добавили туда заварной крем или что-то в этом роде.
Меня передергивает.
— Я не буду это есть.
— Как хочешь. — Она берет еще один и ест его так, будто это какое-то премиальное дерьмо, которое обещает оргазм вкусовых рецепторов. — Довольно вкусно.
— Дай мне. — Я выхватываю десерт из ее рук.
Кусаю, мои зубы прорываются сквозь хрустящую корочку к кремовой середине, и я задыхаюсь. Сильно. Так сильно, что мне приходится наклониться и наполовину блевануть под стол. Я отплевываюсь, кашляю и хриплю, во рту покалывает от мятной свежести, и когда сажусь обратно, вижу, что Томми смеется так сильно, что ее лицо ярко-красное, но ни один звук не выходит.
— Очень смешно. — Мой рот наполняется слюной, и я выплевываю ее на пол. — Не могу поверить, что ты это съела.
Она хлопает ладонями по столу.
— Слабак!
Я ошеломленно молчу, что для меня впервые. Как, черт возьми, она смогла разыграть меня моим же собственным гребаным розыгрышем?
Девушка хватает свою тарелку, бросает ее в мусор и уходит, крича:
— Нам нужна уборка! Итану плохо. Он думает, что это может быть горловой хламидиоз, так что маски и перчатки, люди! Маски и перчатки!
Вот же маленькая дрянь.
ТЕЙЛОР
— Томми, ты там в порядке?
Тонкая дверь в туалет в автобусе создает ощущение, что мой отец стоит прямо за мной, когда он снова стучит, почти раскалывая дерево. Я спускаю воду в туалете и поднимаюсь с пола. У меня болят мышцы живота, вся кровь прилила к голове, и я никогда больше не смогу почистить зубы без желания блевануть.
— Томми!
Я щелкаю замком и открываю дверь.
— Я в порядке.
— Лекарь сказал, что слышал, как ты здесь блевала.
Я прислоняюсь плечом к дверной раме, чувствуя легкое головокружение. К сожалению, когда выплеснула весь тюбик зубной пасты из своего желудка, то также отказалась от всего, что съела за последние восемь часов.
— Да, и теперь чувствую себя намного лучше. — За исключением вкуса во рту. — Мне нужно немного воды.
— Я принесу. Садись.
Сажусь на диван в передней части автобуса.
Папа откручивает крышку от бутылки с водой и протягивает бутылку мне.
— Ты что-то съела?
— Да. — Я делаю глоток, поласкаю рот и пью воду, надеясь, что она смоет привкус мяты.
— Отдохни до утра. У нас…
— Я в порядке. Мне просто нужно было избавиться от этого, но я чувствую себя лучше.
Он одаривает меня не терпящим возражений взглядом.
— Отдыхай. Утром тебе предстоит ранняя смена.
— Нет, я могу работать…
— Я сказал отдыхать, значит, ты будешь отдыхать. Если не отдохнешь, я тебя оштрафую.
— Папа!
— Не папкай мне! Делай, что тебе говорят.
Я хочу закричать на него, чтобы он перестал со мной нянчиться. Что могу сама о себе позаботиться, сама забочусь о своём благополучии, и мне надоело, что со мной обращаются как с маленькой несмышленой девочкой.
— Не надо, — он указывает мне в лицо, — говорить то, что ты думаешь сказать.
— Ладно, — выплевываю я сквозь стиснутые зубы.
Я не могу работать, поэтому проведу эти часы, придумывая свою месть Итану. Не то чтобы я не отомстила ему за канноли с зубной пастой — отомстила, вроде как, но он бросил мяч в мою сторону. Каким бы я была человеком, если бы не отомстила в десятикратном размере?
Мой отец моргает, явно удивленный тем, что я не стала с ним спорить.
— Хорошо. А теперь поспи немного.
Никакого сна. Мне предстоит поджарить довольно крупную рыбу, и мой следующий шаг потребует стратегического планирования.
На следующее утро я просыпаюсь в Луисвилле и чувствую себя отдохнувшей. Вкус зубной пасты почти исчез, только в горле остался привкус. Разгрузив оборудование и сделав свою часть работы по установке сцены для сегодняшнего шоу, проверяю часы. Мне нужно как минимум тридцать минут, чтобы сбегать и захватить материалы для дьявольского плана, который придумала прошлой ночью. Вызываю такси и прошу, чтобы они забрали меня у входа в зал в час дня.
— Уверена, что чувствуешь себя лучше? — спрашивает мой отец, указывая на мою нетронутую фрикадельку.
— На сто процентов лучше. — Нервы и, возможно, немного злобное волнение лишили меня аппетита. — Я не очень голодна.
Почему розыгрыши с Итаном доставляют мне такое удовольствие? Я объясняю это тем, что мне нужно разбавить монотонность жизни на гастролях. Есть также здоровая часть меня, которая находит удовольствие в унижении мужчины, которого боготворят женщины повсюду. Он может быть великолепным, талантливым и знаменитым, но не неприкасаемым.
С недовольным ворчанием папа вытирает рот бумажной салфеткой.
— Ты всегда голодна.
— Мне нужно ненадолго отлучиться. — Я хватаю свою тарелку, чтобы выбросить ее в мусор.
— Куда? — грубый вопрос моего отца притягивает взгляды Пола и Коротышки.
— Личные дела.
Все трое мужчин опускают взгляд на свои тарелки, и я внутренне усмехаюсь. Преимущество того, что я одна из немногочисленных женщин в команде? Намек на что-то личное заставляет их всех думать, что это связано с месячными — что отвратительно для мужчин.
Я выбегаю из задней части арены и бегу к передней, где на холостом ходу стоит мое такси. Незамеченной, ныряю на заднее сиденье.
— Куда? — спрашивает водитель.
— «Мир ремесел» на 31-й улице. Это в десяти милях отсюда. — Я показываю ему карту на своем телефоне, и он едет.
Я добираюсь туда и возвращаюсь меньше чем через тридцать минут. Прошу водителя высадить меня на задней площадке, чтобы могла пронести контрабанду и спрятать ее на койке.
Мне понадобится помощь со следующей частью, поэтому я разыскиваю Пола и нахожу его в автобусе, разлегшегося на диване и играющего в видеоигру с Руни.
— Пол, можно тебя на секундочку?
Он отрывает взгляд от телевизора, и медленно на его губах появляется ухмылка.
— Конечно, в чем дело? — То, как его взгляд скользит по моему телу, заставляет меня почувствовать, что мне нужно принять душ.
— У меня есть особые инструкции от Джесси для сегодняшнего шоу, но это сюрприз, и я не могу сказать тебе, в чем именно он заключается. Но мне нужен доступ к стропилам.
— У тебя нет лицензии, чтобы быть там, наверху. — Парень прищуривается. — Почему Джесси обратился к тебе с этой особой просьбой? Почему не к одному из монтажников?
Я веду себя настолько непринужденно, насколько это возможно, и пожимаю плечами.
— Мне всегда поручают самую деликатную работу. Ты же знаешь.
В конце концов он откладывает свой контроллер и встает.
— Говори, что нужно сделать. Я сделаю.
— Спасибо…
— При одном условии. — Он хватает меня за бедро, и я изо всех сил стараюсь не отбить его руку. — Я скучаю по тебе.
Я наклоняюсь и вижу, что Руни увлечен игрой.
— Ты скучаешь по мне? Мы же видимся каждый день.
Не подумала бы, что это возможно, но Пол подходит ближе. Я немного сдвигаюсь, чтобы оставить между нами пространство, не делая это очевидным.
— Поцелуй меня.
Этот гребаный парень.
— Или что? Ты не поможешь мне?
— Поцелуй меня и узнаешь.
Моя мать ничему не учила меня намеренно, но я многому научилась, наблюдая за ней. В основном тому, чего никогда не буду делать. Первое: я никогда не буду использовать свое тело или свою сексуальность, чтобы получить что-то от мужчин.
Я отпихиваю его.
— Забудь об этом. Я сделаю все сама.
— Можешь попробовать. — Он усмехается.
— Ты не единственный монтажник в команде, придурок. — Я выхожу из его автобуса, жалея, что не влепила пощечину по его гребаной самодовольной физиономии.
— Томми, подожди! — кричит он мне в спину.
Нахрен этого парня.
— Не злись. — Он улыбается, я это слышу. — Эй. — Он хватает меня за локоть. — Остынь, это была шутка.
Я выдергиваю руку из его захвата.
— Я не смеюсь.
— Здесь все в порядке?
Оборачиваюсь и вижу Итана, направляющегося от своего автобуса к нам с Полом.
— Все в порядке, — говорит Пол, а затем бормочет: — Придурок.
Итан одет в черные джоггеры и белую футболку, которая обтягивает его широкую грудь. Его волосы влажные, как будто парень только что вернулся с пробежки.
— Томми? — Парень с нежностью смотрит на меня. — Ты в порядке?
— Да. Пол просто извинялся за то, что был полной задницей. — Я смотрю на Пола.
Итан скрещивает руки, на его губах появляется крошечная ухмылка, когда он смотрит на Пола.
— О да? Рассказывай.
— Чувак. — Пол повторяет позу Итана, заставляя меня почувствовать себя кошкой посреди собачьей схватки. — Кто ты, ее телохранитель?
— Если ей это нужно. — Итан наклоняет голову и умудряется придать этому движению угрожающий вид. — Нужен ли он ей, Питер?
— Пол, — поправляет он.
Итан пожимает плечами.
— По-моему, ты больше похож на Питера. Или на Дика.
— Пошел ты…
Я издаю удушливый звук и хватаюсь за горло, кашляя, хрипя и пытаясь отдышаться.
— Задыхаюсь… от… тестостерона. — Напряжение между ними ослабевает, и я смотрю между мужчинами. — Если вы двое закончили, мне нужно вернуться к работе.
— Хорошо, — говорит Пол. — Я помогу тебе.
Итан поднимает руку.
— Полегче, Джо Голдберг.
— Кто? — спрашивает Пол.
— Забудь об этом. Мне нужно поговорить с Томми.
— Почти уверен, что она только что сказала, что у нее есть работа…
— Уф. — Я драматично вздыхаю. — Хватит уже. Пол, встретимся внутри.
Он смотрит на меня с подозрением.
— Ты уверена…
— Иди.
Он бросает на Итана еще один взгляд, прежде чем пойти к погрузочной платформе.
— Ты шпионил за мной?
В глазах Итана вспыхивает паника.
— Что? Нет!
— То есть ты хочешь сказать, что в течение десяти секунд между тем, как я покинула автобус Пола и он погнался за мной, ты просто проходил мимо?
Его взгляд тверд и неумолим, как будто парень пытается заглянуть мне в голову.
— Прекрасно. Я видел, как ты вошла в его автобус. И засек время, чтобы посмотреть, будешь ли ты… будете ли вы с Диком…
— Твою ж мать.
— Боже правый, женщина. Тебе кто-нибудь говорил, что у тебя рот, как у водителя грузовика?
— Меня вырастили водители грузовиков. — Я показываю в сторону автобусов, грузовиков и людей, толпящихся вокруг них.
— Отлично сказано.
Я притворно кланяюсь ему.
— Простите, если моя откровенная речь задевает вашу тонкую чувствительность.
— Напротив. — Его выражение лица смягчается. — Ты меня обескураживаешь.
— Напротив? Обескураживаешь? Сколько тебе лет, восемьдесят?
Он смеется, и этот звук заставляет меня улыбнуться.
— Слишком стар для тебя, так что не надейся.
— Жизнь так несправедлива, — сухо говорю я. — Теперь, если мы закончили, мне действительно нужно кое-что сделать.
— Пока ты уверена, что с тобой все в порядке. — Парень опускает подбородок, что придает ему почти угрожающий вид. — Мне не нравится, когда Питер прикасается к тебе.
— Я тоже не фанат, поверь мне.
— В следующий раз я не буду таким вежливым.
— Не обижайся, но я могу о себе позаботиться.
Он кивает.
— Как скажешь.
Струна напряжения туго натягивается между нами, и я не только не могу отстраниться, но и не хочу этого. Что это за осязаемая вещь, кружащаяся между нами? Итан — мастер соблазнения. Неужели он сейчас использует свой сексуальный шарм на мне?
Я выныриваю из тумана и бросаюсь бежать.
— Надо идти!
— Увидимся, Том, — говорит он тихо и медленно, и как, черт возьми, один его голос может заставить мой желудок подпрыгивать и переворачиваться?
Я вскидываю вверх средний палец и задаюсь вопросом «Что со мной такое?», набирая темп до бега.