В апреле 1967 года вышел в свет «Йельский научный журнал», полностью посвященный Великовскому. Журнал открывала большая биографическая справка — единственная в своем роде. Десятки биографических справок появлялись в каждой книге Великовского или о Великовском. Каждая из них, без исключения, содержала какую-нибудь ошибку или неточность. В биографической справке, помещенной в «Йельском научном журнале», нет ошибок. Зато ими изобиловали статьи оппонентов Великовского, в частности, профессора Мотца. В своих ответах Великовский безжалостно проанализировал эти ошибки.
Апрельский выпуск «Йельского научного журнала» явился еще одной попыткой истинных ученых прервать поток лжи, наветов, абсурдного негативизма, нагроможденных научным истеблишментом Америки вокруг работ Великовского и его имени.
Симптоматично, что это предприняли ученые Йельского университета, того самого, в котором семнадцать лет назад четыре профессора выступили с коллективной издевкой против Великовского.
Однако, со стороны научных кругов отношение к Великовскому изменялось мало.
Свидетельство тому — история подготовки выступления Великовского в Астрономическом обществе Ритенхауза. 16 сентября 1966 года Общество официально пригласило Великовского выступить 7 апреля 1967 года перед 350 его членами в лекционном зале Института Франклина в Филадельфии. С 1931 года Общество пользовалось помещением Института без каких-либо осложнений. Но приглашение Великовского всполошило хозяев помещения. Нет, Великовский не должен переступить порог Института Франклина!
Астрономическое общество Ритенхауза возмутилось таким поступком и решило перенести лекцию в другое помещение.
Великовский узнал об этом и внешне никак не отреагировал на действия руководства Института Франклина, хотя больно было видеть, как и сейчас продолжается все та же линия поведения власть предержащих в науке.
Зато на эти действия отреагировали филадельфийские газеты. «Имя Бена Франклина, которое носит институт, — писали газеты, — обязывает к научной порядочности.
Случись такое во времена Бена, он лично пригласил бы Великовского выступить и изложить свою научную концепцию».
Президенту Института В.Лоуренсу Ле Пейдж пришлось выкручиваться из неприятной ситуации. 14 февраля 1967 года он опубликовал письмо в «Вечернем бюллетене». «Если Астрономическое общество Рейтенхауза согласно, чтобы это была не просто лекция доктора Великовского, а дискуссия, то есть, если сразу же после лекции выступит оппонент, — сообщал он, — Институт согласен, чтобы это событие произошло в их лекционном зале».
Когда Великовскому рассказали о письме Ле Пейджа, он с улыбкой заметил: «Аудитория должна немедленно получить противоядие? А если бы они организовали лекцию ученого, с которым не согласен Великовский, пригласили бы они меня быть его оппонентом?». И, тем не менее, согласился на дискуссию, хотя предпочел бы, чтобы она состоялась не в Институте Франклина, а в Американском философском обществе.
Президент Астрономического общества доктор Вильям Уолтер не согласился с условиями Ле Пейджа. Он посчитал это оскорблением организации, существующей 79 лет.
На ответ Великовского пришлось отреагировать доктору Джорджу Корнеру, административному руководителю Американского философского общества. Он заявил, что вопрос о дискуссии может быть рассмотрен только после официального обращения доктора Великовского. Читатель убедится в том, что такое обращение будет рассматриваться в течение… семи лег Лекция Великовского состоялась 7 апреля 1967 года в аудитории Филадельфийской библиотеки, расположенной напротив Института Франклина. Перед лекцией Астрономическое общество Ритенхауза дало званный обед в честь Великовского.
Кроме 350 членов Общества, на лекции присутствовали еще 100 человек. На следующий день филадельфийские газеты описали восторг аудитории, которая, затаив дыхание, в течение двух часов слушала Великовского, представившего длинный и убедительный перечень свидетельств против догмы в современной астрономии.
После лекции воодушевленные слушатели устроили Великовскому овацию. Улыбаясь, лектор сказал, что эти аплодисменты принадлежат Астрономическому обществу Ритенхауза за его принципиальную позицию в схватке с силами подавления.
В мае 1967 года состоялись лекции Великовского в Сант Олаф-колледже, в Висконсинском и Чикагском университетах, а также в университете штата Канзас.
История науки не может похвастаться именами многих ученых, способных в семидесятидвухлетнем возрасте выдержать такую лекционную нагрузку, причем, не в одном месте, а преодолевая в поездах и самолетах огромные расстояния.
Во время двухнедельного перерыва (уже 2 и 5 июня Великовский читал лекции в Вашингтонском университете в Сент-Луисе) он не смог отдохнуть, интенсивно работая в библиотеках Принстона. А здоровье было даже не таким, как несколько лет назад.
Элишева просила, возмущалась, угрожала, настаивая на том, чтобы Иммануил оставался в постели, как рекомендовали врачи, или хотя бы отдохнул от работы.
Великовский отшучивался и делал все возможное, чтобы скрыть от Элишевы и от окружающих свое состояние во время недугов.
Аспирантская организация Принстонского университета собралась на лекцию Великовского 4 декабря 1967 года, а через два дня состоялось традиционное выступление Великовского на Форуме аспирантского колледжа Принстонского университета. 19 декабря Великовский прочитал лекцию в Еврейском центре Принстона. Чтобы опорочить имя Великовского, его обвиняли в религиозном мракобесии и в циничном атеизме, в службе империалистическим силам и в подрыве американских интересов в пользу Советского Союза, в том, что он служит Маккарти, и даже в том. что он — коммунистический агент. Среди обвинений фигурировал и еврейский шовинизм, попытка доказать и утвердить избранность и превосходство еврейского народа.
Выступал ведь он в сороковых годах перед евреями Нью-Йорка Выступает ведь он сейчас, четверть века спустя, перед евреями Принстона. Правда, обвинители забывали добавить, что, читая лекции баптистам и протестантам, католикам и лютеранам, Великовскому не следовало отказываться от приглашения евреев хотя бы для того, чтобы не прослыть антисемитом.
Но от некоторых приглашений все же пришлось отказаться, и Великовский искренне сожалел об этом. В 1968 году он получил приглашений значительно больше, чем смог удовлетворить. Можно было попытаться составить расписание так, чтобы прочитать лекции во всех университетах, пославших ему приглашения. Но это значило беспрерывно находиться в дороге и резко сократить работу в библиотеках.
Йельский университет сейчас с гордостью принимал ученого, чьи теории оказались жизнеспособными, как ростки мощного дерева, пробивающиеся сквозь трещины в асфальте.
Как правило, курс лекций, читаемый каким-либо профессором, ограничивался рамками одной специальности или даже частью ее. Диапазон тем лекций Великовского поражает своей широтой. Они могли быть узко специальными для определенной аудитории, например, на астрономическую тему — для физиков или астрономов, на геологическую и палеонтологическую — для геологов, на историческую — для гуманитариев.
Но могли быть также и междисциплинарными, ярко демонстрирующими, что границы между дисциплинами в науке придуманы учеными.
В своем угрожающем письме компании «Макмиллан» астроном из Мичиганского университета, профессор Мак Лоулин, гордившийся тем, что он не читал книги Великовского, 20 мая 1950 года писал об ограниченности возможностей ученых в настоящее время. Они едва в состоянии исправлять ошибки в своей узкой области знаний. Ни один человек сегодня не может быть экспертом в разных областях. «И вдруг Великовский заявляет, что он в состоянии обсуждать основные принципы различных наук! Это определенно мания величия».
Профессор Лин Е. Роуз, философ университета штата Нью-Йорк в Бафалло. напишет по этому поводу: «Правда ли, что „ни один человек сегодня не может быть экспертом в различных областях“? Это зависит от того, что подразумевать под словом „эксперт“.
Если это означает способность сохранять свои позиции в дебатах со специалистами в различных областях в течение более чем четверти столетия, то Великовский проявил себя исключением из правил Мак Лоулина».