Император

Глава 8

Данте

20 лет

Это началось, когда она начала избегать его.

Девушка почему-то всегда была там, по бокам. Каждую неделю во время его тренировок с Вином, каждый раз, когда Зия говорила о своей дочери, каждый раз, когда он смотрел на нее, она быстро отводила взгляд. Она всегда была рядом, и Данте никогда не замечал этого, как человек не замечает солнечного света, пока не ослепнет. До тех пор, пока она не отступила. Внезапно он осознал, что ее нет рядом с деревом, осознал, как она меняет курс, если случайно видит его приближение, осознал, как она изо всех сил старается уйти от его присутствия.

Поначалу он списывал это на то, что она преодолела свою влюбленность. Но это продолжалось больше года, прежде чем он понял, что это могло быть что-то другое.

Он пошел навестить Дэмиена и рассказал ему об этом, просто удивляясь, что, черт возьми, происходит, и Дэмиен — его брат, который никогда не смотрел никому в глаза, кроме нее, — сказал: «Может, ты ей больше не нравишься.»

Глядя на нее спящую, на ее юное тело, свидетеля кошмаров, которые она никогда не должна была видеть, но каким-то образом выжила, Данте знал, что она находилась на его шахматной доске. Он все еще не знал, как и какова ее роль, но после всего, что случилось с Рони, он научился доверять голосу внутри себя. Ее смерть научила его никогда больше не бунтовать с посторонними.

И этот голос сказал, что эта спящая девушка очень важна. Год назад это превратилось в настойчивый шепот. Теперь это был рев.

Она была важна, и он не собирался игнорировать это.

Они только что привезли ее домой из больницы, и она заснула по дороге. Данте отнес ее в комнату и положил под одеяло. Он знал, что после смерти Рони стал более подавленным снаружи, идеальный принц для несовершенного Королевства, даже когда восставал внутри. Он просто научился лучше скрывать это.

Похищение Амары потрясло его. Он знал, что с ней было что-то не так в тот вечер на вечеринке, и отпустил ее, несмотря на то, что его интуиция продолжала настаивать, чтобы она рассказала ему. Он отпустил ее, и она была схвачена, жестоко избита, и он нес часть этого на себе. Они искали три дня, когда Тристан позвонил ему и сказал, что нашел ее в нескольких километрах от города.

Данте никогда не забудет тот момент, когда он вбежал в гараж, увидев ее, покрытую синяками, ожогами и кровью, завернутую в куртку Тристана, лежащую на столе. Ярость, которую он ощущал, все еще чувствовал, была черной дырой внутри его тела, всасывающей все в себя, расширяющейся, пока не стала единственной, текущей по его венам. Он спросил Тристана, что с ней случилось, и тот просто велел ему поскорее отвезти ее в больницу. Данте осторожно поднял ее, и она на секунду открыла свои прекрасные зеленые глаза, остекленевшие от боли, но узнавшие его, прежде чем рухнуть ему на грудь с доверием, которое лишило его сил.

Да, она была чертовски важна для него.

Данте откинул волосы с ее лица и, оставив ее дремать, вышел из спальни в уютную гостиную, где увидел свою экономку, стоявшую у окна и смотревшую на улицу.

Данте присоединился к ней, окидывая взглядом опускающиеся сумерки и особняк.

— Кто это сделал? — спросила она после долгого молчания, наконец, когда они остались одни и вдалеке от ушей.

Данте вспомнил допрос, которому он подвергал ее похитителя, пока Тристан жестоко расправлялся со своими приспешниками. Данте потребовалось несколько часов, чтобы сломить его, но он сделал это, с той черной яростью и местью за ту важную девушку с лесными глазами, которая вела его. Единственное, что он получил, было одно имя — Гилберт — до того, как мужчина умер. Тристан и Данте договорились держать это при себе. До тех пор, пока они не узнали правду, они говорили всем, что это была конкурирующая семья, пытающая свою удачу. Хотя это не устраивало его, так как она заслуживала правды, Данте солгал.

— Это была конкурирующая банда. Амара оказалась не в том месте и не в то время.

Зия глубоко вздохнула, прежде чем спросить его:

— Должны ли мы покинуть это место?Какая-то часть меня хочет забрать ее отсюда.

Данте покачал головой.

— Уже слишком поздно. Вы слишком долго здесь живете. Для вас обеих безопаснее оставаться здесь, на территории.

Она смирилась с этим, уже подумав об этом.

— Парень из коттеджа, спасший моего ребенка, — спросила она. — Как ты думаешь, ему понравится, если я буду убираться в его доме?

Данте почувствовал, как улыбка тронула его губы, представив себе, как Тристан видит на пороге дома экономку по материнской линии.

— Да, думаю, ему это понравится.

Она кивнула, повернувшись, чтобы посмотреть на него странными, красивыми зелеными глазами, которые унаследовала от нее ее дочь.

— Спасибо, Данте. Ты не должен был делать ничего из этого для нас, но я благодарна.

Данте положил руку ей на плечо и слегка сжал.

— Ей понадобятся все мы.

Ее мама покачала головой.

— Она ценит всех нас, но все, что ей нужно, — это ее сердце. Амара всегда была сильной, но такой доброй, какой я не думала, что могут быть люди. Раньше я думала, что сила должна быть пресыщена, пока она не научила меня другому. Она сильна, как сильна вода — она не кажется такой, потому что адаптируется, но она может просочиться в самую маленькую трещину и разбить самые большие камни с течением времени. С ней все будет в порядке.

Данте ничего не ответил, потому что не знал ее. Но он хотел узнать эту девушку с бесконечной силой. Он знал, что она была нежной, знал, что она широко улыбалась, знал, что у нее были самые уникальные, красивые глаза, которыми восхищался художник в нем, и он знал, что она, вероятно, не знала своей собственной силы. Он видел, как ломаются крепкие мужчины, видел, как раскалывается их разум, иногда именно он ломал их. Однако три дня, проведенные в руках ее похитителей, с пытками, которым они подвергли ее, не уничтожили ее. Её избили, да, но она все еще была здесь, живой и чувственной, вибрирующая с силой, которую она, вероятно, не осознавала, что излучает.

— Знаешь, это она много лет назад велела мне угостить тебя печеньем, — улыбнулась ее мама. — Я рассказала ей о смерти твоей мамы, и она сказала, чтобы я приготовила тебе сладости. Я никогда не думала об этом раньше. Ты тоже был совсем маленьким мальчиком. И каким-то образом она увидела это. Ее сердце всегда поражало меня.

Данте вспомнил, как Зия впервые пришла к нему с печеньем. Он был удивлен и немного подозрителен, но после последнего укуса почувствовал себя лучше, чем когда-либо за последние годы.

И она сделала это для него, эта дремлющая, сломленная девушка.

Да, она была важной человеком. Возможно, она всегда была такой, а Данте просто не видел этого. Он только сейчас это понял.

— Судьба всегда плетет свои нити, Данте. Мы просто не видим их, пока не откроем глаза.

Он вспомнил слова матери, улыбку на ее лице, когда она произносила эти слова, глядя на закат. Он не знал, существует ли что-то подобное судьбе за пределами книг. Но стоя там, он чувствовал, как его глаза открываются, тонкие нити тянутся от него и выходят за пределы комнаты, привязывая его к спящей девушке внутри.

***

Данте сидел перед отцом в кабинете, стараясь не выражать никаких эмоций, за исключением легкой ухмылки. Пока он позволял Лоренцо Марони думать, что он на поводке и ведет себя как хороший сын, эта маленькая ухмылка была его средним пальцем для его отца.

— Твоего брата перевезли. В доме произошёл пожар, поэтому они переезжают, — сказал ублюдок, оценивая реакцию Данте.

Если он думал, что Данте ничего не знает о том, что происходит с его братом, то этот человек был глупее, чем он думал.

— Куда? — спросил Данте, откидываясь на спинку кресла.

Как бы он ни ненавидел своего отца, он должен признать, что у этого человека есть стиль. Чем старше становился Данте, тем больше он понимал, что ему нравятся стильные вещи, и этот кабинет был ярким примером этого. Полированная деревянная мебель, соответствующая деревянным панелям за креслом отца, книжная полка в противоположном углу, заполненная книгами, которые он сомневался, что его отец когда-либо читал; окна слева с узорчатыми драпировками, которые каким-то образом сочетались с темой камня и дерева, и огромный письменный стол, доминирований в этом углу комнаты. Вишенкой сверху были маленькие люстры, свисающие с потолка.

Стильный ублюдок.

Данте ненавидел, что получил это от него, по крайней мере, внешне. В глубине души его воспитывала мать.

— В другом месте, — сказал ему Ищейка Марони, держа эту информацию в качестве рычага.

Информация, как учил его отец, ключ. Данте ухмыльнулся, уже на шаг опережая свою игру. Он видел, что ухмылка обеспокоила старика, прежде чем тот стряхнул ее.

— Девушка, она будет проблемой?

Данте почувствовал, как его плечи напряглись при этих словах. Она ни за что не попадет в прицел его отца. У нее уже было достаточно дерьма, чтобы хватило на всю жизнь.

— Я так не думаю, — сообщил ему Данте, как бы невзначай.

За эти годы он понял, что иметь дело с отцом довольно просто — умиротворить его, потешить его эго и позволить ему оставаться самодовольным на своем троне. Это заставляло его не замечать ничего под носом, в то время как откровенный бунт оттачивал его.

— Кто ее похитил?

— Я все еще расследую.

Его отец кивнул.

— Заплати матери и девочке, чтобы они держали рот на замке. Мы не хотим, чтобы наши враги на земле думали, что они могут украсть кого-то из лагеря. Не спускай с нее глаз.

Да, они держали это в секрете. Удивительно, но не многие в подземном мире даже знали о похищении, по крайней мере, насколько ему было известно. Или, может, это было не так уж удивительно. Ее фамилия недостаточно значима. Он слегка нахмурился, пытаясь вспомнить, знает ли он ее фамилию.

Данте кивнул, быстро поднялся с кресла и поправил пиджак.

— Ох, и еще одна девушка входит в круг, — сообщил ему отец, доставая телефон, чтобы показать ему фотографию красивой темноволосой девушки. — Ее отец был солдатом до того, как сложил оружие, и в последнее время она произвела фурор. Ее зовут Нерея. Не спускай с нее глаз.

Данте прищурился, ощущая покалывание. Это было выключено, очень выключено. Его отец не мог позволить девушке вступить в Наряд, только потому что, она «произвела фурор». Его отец не был далеко верующим человеком. Девушки были для него шлюхами. Это абсолютно не соответствовало его характеру, даже если они спали с ним. Они никак не могли пробиться из его постели в Наряд.

Тем не менее он кивнул, вышел из кабинета в коридор и достал телефон. Набрав номер своего единственного партнера, он приложил трубку к уху и вышел из особняка.

— Где ты? — спросил он, как только на звонок ответили.

— Снаружи, — последовал лаконичный ответ Тристана.

Данте закатил глаза.

— Да ладно тебе.

На секунду воцарилось молчание, прежде чем он сказал:

— Линкольн. 205.

В отеле? Какого черта задница Тристана делает в роскошном отеле города?

— Буду там через 20 минут.

Данте закончил разговор и направился к своему черному Рейнджроверу, который купил в тот год, когда сделал себе татуировку на мышцах. Сев в машину, он выехал на длинную извилистую подъездную дорожку, спустился с холма и подъехал к воротам комплекса, охраняемым четырьмя охранниками. Кивнув каждому из них, он выехал из дома со скоростью, которой не должен был, и направился в город, где находился отель.

Вид не переставал удивлять его, зеленые холмы, бесконечное небо, извилистая река и огромный город вдалеке. Черт, он любил это место.

Въехав на стоянку отеля в рекордно короткое время, Данте вышел и поднялся на просторном лифте прямо на второй этаж. Роскошный отель, предлагающие роскошные блюда, был странным местом для его маленького приятеля. Проходя по коридору в комнату, Данте увидел, как девушка бросила на него оценивающий взгляд, в ее глазах читалось приглашение, и он просто улыбнулся ей, продолжая свой путь.

Тристан открыл дверь, прежде чем он успел постучать, и вошел в номер с открытым ноутбуком на кровати.

— И тебе привет, дружище.

Данте закрыл за собой дверь, не отрывая глаз от ноутбука. На экране была черно-белая вывеска ресторана.

— Это ресторан отеля? — спросил он, усаживаясь в кресло, в то время как Тристан сел на кровать. Парень поколебался секунду, прежде чем кивнуть.

Интересно.

Данте сосредоточил внимание на экране, видя, как камера фиксирует конкретный столик, за которым сидели трое мужчин и молодая девушка.

Габриэль Виталио был в городе.

Данте наблюдал, как девушка в очках смотрит в окно. Морана Виталио. Дерьмо.

— Ты блядь, издеваешься надо мной?

Его глаза метнулись к Тристану, удивление заполнило его тело, когда он увидел доказательства прошлого Тристана, брошенное ему в лицо. Он знал кровавую историю с Виталио, но никогда, ни разу не думал, что Тристан будет следить за девушкой. Учитывая его яркую личность, он, вероятно, должен был это сделать.

Тристан не произнес ни слова, просто продолжал смотреть, как девушка, не старше тринадцати или четырнадцати лет, поправила очки на носу и украдкой взглянула на отца, прежде чем снова уставиться в окно. Один из мужчин посмотрел на нее, и у Данте по коже побежали мурашки. Рука Тристана сжалась в кулак.

— Не дай мне убить его, — пробормотал Тристан, и внезапно Данте понял, почему он здесь.

Он здесь, чтобы сдержать его. Наблюдая за подонком, Данте ничуть не возражал.

Через час ужин закончился, и Виталио встали, чтобы уйти. Тристан захлопнул ноутбук, бросил его в сумку, его тело дрожало от напряжения.

— Пошли, — сказал Данте, направляясь к выходу из номера, по коридору, вниз на лифте, в ту сторону, где ресторан выходил в переулок. Заметив человека, который слишком долго смотрел на юную Морану Виталио, они с Тристаном последовали за ним, когда он достал сигарету, чтобы закурить.

Данте держался позади, позволяя Тристану взять инициативу в свои руки и выместить на нем все свое разочарование. Тристан подошел к мужчине сзади и схватил его за голову.

Данте смотрел, как они дерутся, ему самому не терпелось закурить, когда он почувствовал, что за ним наблюдают. Повернувшись в сторону, он увидел человека, прихрамывающего у входа в переулок и наблюдающего за происходящим.

Данте подождал секунду, думая, что он уйдёт, но этого не произошло. Он остался, и смотрел.

Прихрамывающий человек был странным.

Данте позволил Тристану разобраться с подонком, не сводя глаз с бородатого мужчины в другом конце переулка, смотря, как тот наблюдает за ними. Был ли он одним из людей Габриэля?

Данте направился к нему, и он заковылял прочь, тяжело опираясь на трость.

— Подожди, — крикнул Данте на главной улице, хотя в это время ночи она была почти безлюдна. — Кто ты? Почему ты за нами наблюдал?

Мужчина остановился и посмотрел на него из-за очков. Он сунул руку в карман и вытащил листок бумаги.

— Я не представляю для тебя угрозы, Мистер Марони. Но когда-нибудь у тебя возникнут вопросы, — тихо сказал ему мужчина. — Тогда позвони мне.

Данте с подозрением взял листок.

— И позаботься о нем. Он очень важен.

С этими словами мужчина захромал прочь, а Данте наблюдал за ним, чертовски удивленный.

Но он сохранил листок. А потом вмешался, прежде чем Тристан убил ублюдка.

***

— Розы? — он нёс Амару через лес к небольшому месту у озера, где она обычно сидела с книгой.

Это был прекрасный день, и хотя ей еще не разрешалось ходить, Данте знал, что ей нравится выходить из дома.

Его маленький клубочек покачала головой, на губах появилась легкая улыбка.

Данте усмехнулся, осторожно усадил ее у дерева и сел рядом.

— Какая девушка не любит розы?

Данте рассмеялся, притворно шокированный.

Она пожала плечами и закрыла глаза, наслаждаясь солнечными лучами.

Данте посмотрел на нее, пытаясь осмыслить все, что произошло за последние несколько недель. В основном он работал и пытался переварить все, что эта девушка заставляла испытывать внутри себя.

Если раньше он был человеком, не замечавшим солнца, пока не ослеп, то теперь он был слепым, наделённым зрением, видящим солнечный свет во всей его красе. Амара не была солнечным светом ясного неба; она была солнцем, прячущимся за темными облаками, приглушенным, но достаточно мощным, чтобы все еще освещать мир.

Прекрасная Амара, которая начала исцеляться, но все еще не могла ни говорить, ни ходить. Со временем это заживет. Ее разум пугал его, если он признавался в этом.

Он взял за правило навещать ее каждый день хотя бы раз, просто чтобы проверить, как она. Сначала она ни на что не реагировала, погруженная в свои мысли, но постепенно начала улыбаться ему, даже когда ее глаза находились на далеком расстоянии. Она боролась с этим, где бы ни находилась ее голова, он мог сказать. Иногда она прерывалась на середине фразы, которую он говорил, прежде чем встряхнуться и вернуться назад. Иногда начинала часто дышать, прежде чем он успевал окликнуть ее по имени и вернуть в настоящее.

Доктор сказала ему, что ей, скорее всего, понадобится терапия, чтобы смириться со всем пережитым. Данте начал признавать, что она права. Но пока она не сможет заговорить, он поклялся себе быть рядом с ней. Он почему-то чувствовал себя ответственным за нее. Возможно, это был тот ужас, который он испытал, когда Вин позвонил ему. Возможно, это паника, которую он почувствовал, когда вбежал в гараж и увидел ее тело таким разбитым. Возможно, это облегчение от того, что он почувствовал, когда взял ее на руки и отвез в больницу. Он не знал, что это и почему, но уже смирился с мыслью, что не понимает. Иногда у вещей действительно нет причин. Иногда они просто есть.

Он действительно начал читать о переживших травмах и пытках, чтобы лучше понять ее психику, и помочь ей любым способом, в котором она нуждалась для восстановления. Он был просто благодарен, что ее не изнасиловали каким-либо другим способом. Когда доктор рассказала о ее ранах, Данте вспомнил, как затаил дыхание и чуть не упал от облегчения. Она была сильной малышкой.

— Ты вообще любишь цветы? — спросил Данте, продолжая их разговор, глядя в небо, позволяя солнцу согреть его.

Она снова пожала плечами в его боковом зрении, подняв два тонких пальца. Два цветка.

— Дай угадаю, — он посмотрел на нее в фиолетовом платье, шарфе и сапогах, пытаясь представить, какие цветы она любит. — Орхидеи?

Она лишь слегка улыбнулась. Данте привык читать ее ответы и то, что они означали в этих разговорах, которые он вел с ней.

Он закатил глаза, глядя на ее руки. Повязки были сняты несколько дней назад, раны проветривались. В ярком солнечном свете он разглядел ужасные шрамы на ее запястьях. Черная ярость наполнила его, когда он увидел это, потребность поднять этих ублюдков из могил только для того, чтобы снова убить их.

Он хотел было коснуться ее руки, но остановился. Нести ее, это одно, тогда к ней не нужно прикасаться. Но прикасаться к ее коже вот так, на открытом месте, где любой мог увидеть, это не то, что ей нужно.

Сделав глубокий вдох, он сжал руку в кулак и отдернул ее назад, подняв голову к небу, и продолжил их разговор, как ни в чем не бывало.

— Полевые цветы?

Легкая улыбка, в то время как ее глаза находились в кошмаре.

***

Дни шли.

Он навещал ее каждый день, просто чтобы присматривать за ней, по крайней мере, так он себе говорил.

Он выносил ее на руках на солнце, когда оно светило. Оставался дома и смотрел с ней фильмы, когда солнца не была.

Каждый день он проводил с ней не меньше двух часов, хотя она с ним и не разговаривала. Но она взаимодействовала. Она общалась с ним глазами, мягкими улыбками и руками.

Иногда она отключалась и боролась. Иногда уделяла ему все свое внимание.

Данте навещал ее каждый день, и через некоторое время он понял, что она этого хочет.

***

Шли недели.

Он виделся с ней каждый день, а потом гулял.

На четыре дня он уехал из города, чтобы повидаться с братом.

В течение следующих трех дней он и Тристан преследовали её похитителей. Через неделю он вернулся к ней.

Она сердито посмотрела на него, бросила ему подушку и заплакала. Он сел рядом с ней, и она ударила его в грудь. Это был первый раз, когда она прикоснулась к нему добровольно, прежде чем укрыться одеялом.

Это был прогресс.

***

Месяцы шли.

Его поиски Гилберта не увенчались успехом, но он продолжал. Это было катастрофой, сколько людей назывались Гилбертом, и без фамилии они находились в растерянности. Поиски также стали побочным проектом, поскольку он узнал больше о бизнесе.

Она начала учиться на дому. Приступила к терапии. Начала восстанавливаться.

Она проводила время с Вином, иногда с Тристаном и читала любовные романы.

С каждым днем он узнавал о ней все больше.

С каждым днем она видела его все чаще.

С каждым днем шрамы на ее коже заживали все больше.

Но она с ним не разговаривала.

Ее мама говорила, что она начала шептать короткие фразы.

Вин говорил ему, что она начала шептать маленькие вопросы. Даже чертов Тристан говорил, что она начала шептать ему короткие слова.

Но не с Данте.

Это его чертовски беспокоило.

***

Шли годы.

Она стала его личностью.

Обычно он заканчивал свой день тем, что приходил к ней домой и проводил с ней несколько часов. Она слушала, когда он говорил, и сообщала, если у нее возникали вопросы. Она заставляла его смотреть фильмы и баловала его, когда он просто хотел.

Иногда он видел, как она вздрагивает посреди пустоты, и задавался вопросом, стали ли ее пытки еще одним видом насилия. Но врач ничего не говорила, она ничего не говорила, и Данте не имел понятия, следует ли ему предполагать только из-за дерьма в его голове.

Отец никогда не расспрашивал его о ней, но Данте держал его в курсе, говоря, что присматривает за ней. Он знал, что поступает опрометчиво. Понимала, что снова бунтует. Но он взрослый мужчина, а не мальчик, и он может ее защитить.

Вин сразу подошёл и прямо спросил его, каковы его намерения по отношению к ней, в то время как Данте потребовал, чтобы он подтвердил, что он не кто иной, как ее лучший друг. Он подтвердил, и Данте почувствовал облегчение.

Связь между ними росла, чувствуя солнце и воду, чувствуя заботу и привязанность. Они начали чувствовать себя скорее магнитами, чем кусочками головоломки, находя свой путь друг к другу, близко, но недостаточно близко, поскольку напряжение между ними росло, росло и росло.

Она стала его личностью.

Она стала его.