Ниндзя-2. Имя тени

Глава 14

План был ясен, но для его исполнения требовалось сырьё — безупречные образцы почерка Дзиро и его печати. Дзюнъэй мысленно поблагодарил свою параноидальную предусмотрительность: после первого визита в дом чиновника он не уничтожил «одолженные» образцы, а спрятал их в тайник под полом старого святилища на окраине города — месте, которое использовал для своих нужд задолго до всей этой истории с Мабучи. Возвращаться туда было рискованно, но это был меньший риск, чем новая кража.

Под покровом ночи он совершил быструю вылазку. Тайник был нетронут. Он вынул оттуда несколько листов с размашистыми, небрежными росчерками Дзиро и восковой слепок его личной печати для внутренних документов. Держа в руках эти «улики», он чувствовал себя странно — будто собирал не материал для подлога, а кисти и краски для будущего шедевра.

Но этого было недостаточно. Нужны были свежие, актуальные образцы, чтобы не возникло вопросов о давности подделки. Кроме того, требовалось создать предысторию, «воздух», на котором взрастут его «улики».

Он начал с наблюдения. Дзиро был человеком привычки. Каждое утро он в одно и то же время отправлялся в канцелярию, по пути заходя в одну и ту же чайную. Каждый вечер он посещал одну и ту же таверну. Дзюнъэй стал его тенью, невидимой и неслышимой. Он узнал, что Дзиро страдал от болей в спине и носил с собой небольшую бамбуковую трубку с обезболивающей мазью, которую то и дело доставал и натирал шею.

Однажды утром, когда Дзиро, кряхтя, натирал себе шею у входа в канцелярию, Дзюнъэй, проходя мимо с высокой стопкой бумаг, «случайно» задел его. Бамбуковая трубка выпала из рук чиновника и покатилась по мостовой. Пока тот ругался, Дзюнъэй, изображая испуг и желание помочь, поднял её и на мгновение зажал в кулаке, прежде чем вернуть владельцу. Этого мгновения хватило, чтобы сделать свежий, идеальный восковой слепок с печати, болтавшейся у Дзиро на поясе. Операция заняла меньше двух секунд.

С почерком было сложнее. Нужны были свежие автографы. И здесь Дзюнъэй устроил настоящий спектакль. В канцелярии царила предпраздничная суета — приближался день основания клана Такэда, и все были завалены работой. Дзиро, как обычно, ворчал и пытался переложить свои обязанности на других.

Воспользовавшись моментом, Дзюнъэй подошёл к нему и жестами, изображая крайнюю степень озабоченности, показал, что в архиве царит хаос и срочно нужна его, Дзиро, подпись на нескольких описях для отчётности перед ревизором. Он размахивал какими-то старыми, никому не нужными бумагами, делая глаза «испуганного кролика».

Дзиро, раздражённый и желающий поскорее отделаться, чертыхнулся: «Да отстань ты, немой! Куда ты всё время лезешь со своими бумагами! Давай сюда!» — и с раздражением начертал свои росчерхи на нескольких листах, даже не глядя на них.

— Вот! И чтоб я тебя больше не видел! — буркнул он, отталкивая Дзюнъэя.

Тот отступил с подобострастными кивками, сжимая в руках бесценные автографы. В кармане у него уже лежал свежий слепок печати. «Улики» были добыты.

Теперь предстояла самая сложная часть — создание компромата. Он не мог просто написать письмо от имени Дзиро кому-то вымышленному. Это было бы слишком грубо. Нужно было вплести ложь в канву реальности.

Он вспомнил разговор старого писца о «принципиальном поставщике леса». Это была идеальная канва. Он сочинил письмо от имени Дзиро этому поставщику. В нём он, в завуалированных выражениях, намекал на необходимость «благодарности» за выгодный контракт, грозя в противном случае «найти более сговорчивого партнёра». Письмо было составлено с мастерской двусмысленностью — его можно было трактовать и как вымогательство взятки, и как простую угрозу.

Работа в его тайной мастерской закипела. Он состаривал бумагу, подбирал точно такие же чернила, которые использовались в канцелярии. Его рука, дрожавшая от волнения при попытке подделать почерк Мабучи, теперь была твёрдой и уверенной. Подделывать кривой, небрежный почерк Дзиро было почти комично просто.

— Ну и каракули, — мысленно усмехнулся он, выводя очередной иероглиф. — Как курица лапой. Фудзита и то писал аккуратнее.

Он поставил идеально подделанную печать, чуть сдвинув её, как это часто делал неаккуратный Дзиро. Шедевр подлога был готов.

Осталось самое главное — подбросить его. Письмо должно было «случайно» найтись у того самого принципиального поставщика, чтобы тот, возмущённый, понёс его прямиком к ревизорам.

Для этого Дзюнъэю пришлось пойти на ещё один риск. Он написал второе письмо — на этот раз от имени поставщика Дзиро. В нём он от лица возмущённого торговца, излагал суть «вымогательства» и просил совета у своего делового партнёра в другом городе, но «по ошибке» адресовал другому торговцу, судя по сплетням в канцелярии, весьма болтливому. Это письмо он подбросил в почтовый мешок, который вёз курьер как раз в нужном направлении. Оно должно было вызвать пересуды в среде торговцев.

Вся операция была построена на воздухе, намёках и совпадениях. Но Дзюнъэй знал нравы чиновников — им не нужны были неопровержимые доказательства. Им нужен был повод для расправы над неугодным. А Дзиро был неугоден многим.

Закончив работу, он спрятал готовое письмо. У него было чувство глубочайшего удовлетворения. Это был не подлог. Это было правосудие. Пусть и очень своеобразное.

Он вышел из своей каморки и глянул в окно. Дзиро как раз выходил из замка, направляясь в свою таверну. Он шёл, важно неся своё брюхо впереди себя, и был абсолютно уверен в своей безнаказанности.

«Гуляй, пока гуляется, — беззвучно пожелал ему Дзюнъэй. — Скоро твоё коррупционное творчество закончится. И, возможно, это спасёт жизнь куда более достойному человеку».

Он повернулся и пошёл готовиться к финальному акту своего спектакля. Оставалось лишь выбрать момент и подбросить письмо в нужные руки. Улики из воздуха были готовы обрушиться на голову взяточника.

Готовое письмо лежало в тайнике, но беспокойство присутствовало. Один компрометирующий документ — это улика. Два — это система. Узор. Чтобы история выглядела правдоподобно, чтобы у ревизоров не осталось сомнений в хроническом мздоимстве Дзиро, нужна была предыстория. Нужно было создать ещё одно письмо, более старое. Чтобы оно выглядело так, будто тёмные делишки чиновника существуют уже давно.

Его каморка снова превратилась в алхимическую лабораторию. На сей раз задача была сложнее — нужно было не просто подделать, но и состарить подделку.

Он достал чистый лист бумаги того же сорта, что использовался в канцелярии два года назад — более грубый, с заметными вкраплениями. Он помнил такие партии. Его пальцы, привыкшие к качеству, с непривычки цеплялись за шероховатости.

— Ладно, Дзиро, — мысленно пробормотал он. — Давай напишем тебе любовную записку. Только не даме сердца, а кошельку.

Он решил сделать письмо частью старой, заброшенной афёры. Нашёл в архиве упоминание о небольшом скандале с поставкой испорченного риса для гарнизона на границе. Дело было замято, виновных не нашли. Идеальная почва.

Он сочинил короткое, дерзкое письмо от имени Дзиро к фиктивному торговцу:

«Рис тот самый. Деньги — на обычное место. Не подведи. Если попадешься — мы не знакомы. Д.»

Коротко, грубо, без намёков на элегантность. Совсем как Дзиро.

Теперь началась настоящая магия. Он развёл тушь, добавив в неё немного жёлтой охры и крупинок сажи, чтобы имитировать выцветание. Обмакнул кисть — не новую, а старую, с разлохмаченным кончиком, чтобы линии были менее чёткими.

Он писал, нарочно допуская мелкие огрехи — где-то чернила легли гуще, где-то бумага немного пошла волокнами от нажима. Он даже изобразил небольшое пятно на полях, похожее на засохшую каплю сакэ — это было в духе Дзиро.

Когда текст был готов, он принялся за бумагу. Он аккуратно помял её, сделал несколько слабых заломов в местах, где её могли бы складывать. Посыпал мелкой пылью, собранной с балок над его кроватью, и втер её в структуру бумаги мягкой тряпочкой. Потом подышал на неё, создавая влажность, и осторожно подержал над пламенем свечи на почтительном расстоянии — не чтобы подпалить, а чтобы бумага слегка пожелтела и покоробилась от жара.

Получилось идеально. Письмо выглядело так, будто пролежало в самом дальнем углу архива пару лет.

Печать на такую записку хорошему знакомому не полагалась, достаточно было узнаваемого почерка и «Д».

Он откинулся назад и сравнил оба письма — свежее и «старое». Удовлетворённо кивнул. Теперь это была не улика, а история. История жадности и глупости.

Раздался стук в дверь. Дзюнъэй чуть не подпрыгнул на месте, сгребая со стола улики и суя их в складки одежды.

— Дзюн! — это был Кэнта. — Ты там не сгорел случайно? Из твоей конуры дымом пахнет, как из кузницы! Ты чего, решил свитки не писать, а коптить? Новая технология?

Дзюнъэй, стараясь не дышать, чтобы не выдать своё волнение, открыл дверь. Кэнта стоял на пороге с подносом, на котором дымились две миски с супом.

— Небось, опять забыл поесть, гений? Держи, отец прислал. Говорит, «мой лучший писарь должен питаться хорошо, а то с голодухи почерк испортится». — Он вошёл и оглядел комнату. — И правда, пахнет гарью. Ты чего делаешь?

Дзюнъэй, паникуя, показал на очаг и сделал вид, что пытался разжечь огонь для чая, но что-то пошло не так, и он чуть не устроил пожар.

Кэнта рассмеялся.

— Ну ты даёшь! Ты же даже чай нормально вскипятить не можешь! Ладно, ешь мой суп, а я потом научу тебя, как огонь разводить, чтобы замок не спалить. А то останемся мы без тебя — кто тогда отчёты за нас красочно разрисовывать будет?

Он уселся на циновку и начал с аппетитом хлебать свой суп, продолжая разглагольствовать о важности «правильного пламени». Дзюнъэй сидел напротив, чувствуя, как края двух поддельных писем жгут ему кожу под кимоно. Он был на грани обморока от напряжения.

— …вот так, понимаешь? — закончил свой кулинарный монолог Кэнта. — Не топи печь долговыми расписками, и всё будет хорошо. А то от тебя ещё и деньгами пахнет, — он пошутил, даже не подозревая, насколько близок к истине.

Наконец, насытившись и наговорившись, Кэнта ушёл. Дзюнъэй закрыл дверь, прислонился к ней спиной и выдохнул. Он был мокрый от холодного пота.

Он достал письма. Они были в полной сохранности. Его чернильная магия удалась. Теперь у него была не просто улика, а целая легенда о коррумпированном чиновнике.

Осталось самое опасное — подбросить их. Но теперь он чувствовал себя не жертвой, а режиссёром, готовящимся к премьере своего самого гениального и циничного спектакля. Спектакля, который должен был спасти жизнь его другу и, как ни странно, восстановить справедливость.

Третье письмо должно было стать венцом его творения. Не просто ещё одной уликой, а тем крючком, который зацепит проверяющих так глубоко, что они уже не смогут остановиться. Дзюнъэй понимал: чтобы разозлить ревизоров, нужно задеть их профессиональную гордость. Сделать так, чтобы Дзиро представал не просто жадным хапугой, а наглецом, плюющим на все правила.

Он устроился в своей каморке, разложив перед собой инструменты. Воздух гудел от концентрации. Он выбрал бумагу — не самую дорогую, но и не дешёвую, такую, какую использовали для отчётов среднего уровня. И чернила — качественные, но без изысков. Письмо должно было выглядеть как часть рутинной служебной переписки, что делало бы его содержание ещё более вопиющим.

Сюжет он придумал циничный и прямой. Дзиро якобы обращался к своему «партнёру» с претензией. Но не по поводу взятки, а о качестве… взятки.

Он не использовал заумных намёков или шуток. Только холодную, деловую наглость. Это было письмо человека, который настолько уверен в своей безнаказанности, что обсуждает взятки так, как другие обсуждают поставки дров. Он даже упомянул «возврат предоплаты» — это должно было взбесить ревизоров пуще всего.

Работа шла медленнее, чем с предыдущими письмами. Каждый иероглиф он выводил с особым тщанием, вкладывая в него всю свою ярость и презрение к системе, которую он сейчас обманывал. Он не просто подделывал почерк — он вживался в роль наглого чиновника, чувствуя, как по его спине ползёт противная дрожь.

Печать он поставил с идеальной чёткостью.

Готовое письмо выглядело как настоящая бомба замедленного действия. Оно дышало таким цинизмом и уверенностью, что любой, кто его прочтёт, захочет немедленно найти этого Дзиро и лично придушить его.

Дзюнъэй откинулся назад и вздохнул. Три письма. Три шедевра лжи. Теперь у него был полный комплект: намёк, угроза и наглое требование. Осталось самое опасное — доставить их по назначению. Но это была уже задача следующего дня. А пока он сидел в своей каморке, окружённый запахом чернил, пыли и собственной изобретательности, и чувствовал себя не ниндзя и не писцом, а самым настоящим режиссёром-постановщиком. И спектакль под названием «Падение Дзиро» был почти готов к премьере.

Три письма лежали перед Дзюнъэем на низком столике, как три карты в руке шулера. Каждое из них было козырем, но чтобы выиграть партию, нужно было не просто иметь их, а разыграть в правильной последовательности и в нужное время. Подбросить их все в одно место было бы глупо — это выглядело бы как настолько очевидная подстава, что даже самый недалёкий ревизор заподозрил бы неладное.

Он сидел в своей каморке, вглядываясь в потолок, как будто на его неровной поверхности были начертаны ответы. Ему нужен был не просто план. Ему нужна была стратегия.

Первое письмо, «старое» — о испорченном рисе. Оно должно было быть найдено первым. Оно задавало тон, создавало прецедент. Оно должно было всплыть «случайно», будто его забыли уничтожить годы назад. Идеальное место — архив канцелярии, в самой дальней папке с делами, которые давно не востребованы, но по правилам ещё не подлежат уничтожению. Его должен был найти не ревизор, а кто-то из младших писцов во время плановой проверки архивов. Слух поползёт сам собой, создав почву для дальнейшего.

Второе письмо, «свежее» — о взятке поставщику леса. Оно было главным ударом. Оно должно было попасть в руки ревизора лично. Но не просто валяться на столе. Оно должно было выглядеть так, будто его попытались спрятать, но неудачно. Идеальное место — личный сейф Дзиро, к которому у ревизора будет повод получить доступ после находки первого письма. Но не сам сейф, а… щель между сейфом и стеной. Будто оно выпало при попытке его срочно уничтожить. Это выглядело бы результатом паники, что придавало бы улике дополнительную убедительность.

Третье письмо, «наглое» — о «возврате предоплаты». Это был финальный аккорд, который должен был лишить ревизоров последних сомнений и довести их до белого каления. Его нужно было подбросить прямо в папку с текущими делами Дзиро, которую тот должен был предъявить проверяющим по первому требованию. Когда ревизор будет листать документы, он просто выпадет в осадок. Эффект разорвавшейся бомбы. Дзиро не сможет объяснить, как оно туда попало. Это будет выглядеть как чудовищная самонадеянность или чья-то злая шутка. Но учитывая предыдущую находку и слухи, в шутку бы никто не поверил.

План вырисовывался ясный, но невероятно рискованный. Ему предстояло трижды проникнуть в разные, хорошо охраняемые места. С архивом всё было просто — туда часто ходили писцы, можно было затеряться. Кабинет Дзиро и его сейф — это было уже задачей для специалиста. А подбросить письмо в его рабочую папку… это нужно было сделать в тот самый момент, когда папка будет находиться вне его непосредственного контроля, но ещё не будет передана ревизорам. А ещё все важные пачки документов он перевязывал не простым узлом, а особым, сложным, который напоминал сплетённых змей. Чиновник считал это своей «фирменной печатью», защитой от любопытных глаз.

Дзюнъэй чувствовал, как по спине бегут мурашки — смесь страха и азарта. Он разложил перед собой схему замка, отмечая время патрулей, график работы архивариуса, привычки Дзиро…

Вдруг его отвлёк шум за дверью. Голос Кэнты:

— Дзюн! Вылезай! Срочно нужен твой экспертный взгляд!

Дзюнъэй, вздохнув, быстро спрятал письма и схемы и открыл дверь. Кэнта стоял с двумя абсолютно одинаковыми на вид деревянными табличками в руках.

— Ну, гений каллиграфии, скажи, какая из этих печатей настоящая? Отец заставил меня их проверить, а они на вид как близнецы! Я уже глаза сломал!

Дзюнъэй посмотрел на таблички. Печати и вправду были почти идентичны. Он взял их в руки, повертел. Одна была сделана чуть грубее, края были не такими чёткими. Подделка, и не очень качественная.

Он указал на настоящую печать.

— Вот эта? Уверен? — Кэнта прищурился. — А то если я отцу не ту подам, он мне уши надерёт. Ладно, поверю тебе, знатоку! — Он хлопнул Дзюнъэя по плечу и помчался дальше, крича через плечо: — Спасибо! Выручил! Как же ты всё это различаешь?

Дзюнъэй закрыл дверь, прислонился к ней и тихо рассмеялся. Вот оно, идеальное оправдание, данное ему самим небом. Если его поймают в кабинете Дзиро, он сможет сказать, что… Кэнта прислал его сверить печати! Гениально и просто. Он даже принесёт с собой одну из этих табличек для правдоподобия.

Его план обрёл последний, недостающий элемент — легенду для прикрытия. Теперь всё было готово. Оставалось дождаться подходящего момента. А момент, он знал, уже близок — слухи о готовящейся внеплановой проверке снабженцев уже ползли по замку.

Пора было учиться завязывать узел. Дзюнъэй раздобыл ранее несколько обрезков той самой шёлковой верёвки, которую использовал Дзиро. Сидя в своей каморке, он снова и снова пытался воспроизвести этот хитрый узел. Пальцы, привыкшие к точным движениям с сюрикенами и кистями, сначала отказывались запоминать эту грубую, витиеватую плетёнку.

«Чёртов выскочка, — ворчал он про себя, распуская очередную неудачную попытку. — Даже узлы у него вычурные, как и он сам. Нельзя просто бантик завязывать?»

После часа упорных тренировок его пальцы наконец-то обрели мышечную память. Узел стал получаться — идеально точная копия.

Он посмотрел на три письма, лежащие в тайнике. Три семени лжи, которые он должен был посеять в самых плодородных местах. Он мысленно представил себе лицо Дзиро, когда того начнут допрашивать по этим «уликам». И на его губе дрогнула улыбка. Не злобная, а усталая. Улыбка садовника, который знает, что ему предстоит выпалывать сорняки. Грязная работа, но кто-то должен её делать.