3. Из чрева кита

Вскоре после того как я бросил школу, я стал по ночам харкать кровью. Сначала я никому об этом не говорил, но однажды утром мама увидела подушку

в крови и спросила:

— Откуда здесь кровь?

— Это я кашлял.

Однако я понимал, что со мной происходит что-то ужасное. Когда кровь стала появляться каждое утра, мама повела меня к врачу, который жил за несколько домов от нас. Он осмотрел меня и сказал то, о чем я уже догадывался, — я заболел туберкулезом.

В те дни туберкулез был смертельной болезнью.

— Ну что ж, — сказал доктор нам с мамой, — поскольку мы живем рядом, я смогу навещать тебя каждый день, а потому нет нужды класть тебя в больницу. Я смогу лечить тебя точно так же, как лечат в больнице.

Я уверен, он задавался вопросом, каким образом я мог подхватить эту болезнь. Мы жили прямо на берегу океана, а в моей комнате было много окон, много свежего воздуха и солнечного света. Я должен был расти здоровым шестнадцатилетним парнем.

Я слабел с каждым днем. Моя плоть просто усыхала, теперь я весил около девяноста трех фунтов. Я превратился в мешок с костями. Скоро я уже не мог вставать с постели.

Мамина молитвенная группа стала молиться за меня c возложением рук. Они выстраивались вокруг моей кровати и настойчиво молили Господа пощадить мою жизнь.

Я просил маму не пускать ко мне молитвенниц:

— Не приводи больше этих старых женщин.

Но через неделю они опять появлялись.

Моя неутомимая мама приводила женщин в комнату, они окружали меня и говорили всякие глупости типа: «О Боже, почему этот драгоценный и невинный ребенок страдает?» Я накрывался одеялом с головой и начинал ругаться. Если бы я ругался вслух, моя мама выпорола бы меня прямо в постели. А под одеялом я говорил сам себе: «Я вовсе не такой, как вы думаете. Я совсем не невинный и не ребенок. И я не хочу видеть вас здесь. Пошли все вон отсюда».

К семнадцатому дню рождения я лежал в постели уже в течение нескольких месяцев. Легочное кровотечение было очень сильным, и с мучительным нашлем из меня вытекала жизнь. Сбить высокую температуру было совершенно невозможно.

Я умирал.

Однажды около четырех часов утра вместе с кашлем из меня стали выходить большие куски разрушенных легких. Мне стало очень плохо. Я стал багровым, и мама сказал сестре: «Беги за доктором. Лестеру стало хуже».

Прибежал доктор, попытался нащупать пульс и взять немного крови для анализа. Затем он отвел маму в сторону и прошептал:

— Плохи дела. Все очень плохо. Пульс не прощупывается, и я не могу взять кровь.

Он мрачно посмотрел на мою мать и сказал:

— Позовите мужа. Мальчик умирает.

В комнате собралась вся мая семья. Доктор сказал им шепотом:

— Через два часа этот мальчик уже будет мертв. Это смерть хрипит в его горле, а синюшное лицо означает, что мозг не получает достаточного количества крови, чтобы дать жизнь его телу. Сегодня вечером он умрет.

Он положил руку на плечо отца и сказал:

— Мистер Самралл, сейчас я пойду к себе и выпишу свидетельство о смерти. завтра утром вы сможете забрать его в моем кабинете и заказать место на кладбище. Вам не продадут место под могилу, если у вас не будет свидетельства о смерти. Я оставлю его на своем столе.

Мама заплакала.

Я не слышал, о чем они говорили, но я понимал все, что происходит вокруг меня. Папа выглядел угрюмым, а мама плакала, из чего я заключил, что доктор сказал обо мне что — то очень плохое.

Я подумал: «Когда доктор уйдет, все кончится. Я умру».

Когда он вышел из комнаты, я запаниковал. Мне было всего семнадцать лет! Моя жизнь закончилась, не начавшись. Я не Был к этому готов. Но я умирал — и это меня сильно напугало.

И тогда я вцепился а жизнь.

Где-то в этой темной ночи я посмотрел вверх и вдруг с одной стороны кровати увидел открытый гроб. Он был изготовлен как раз на мой размер и с одного конца немного приподнят. Этот пустой гроб, обитый изнутри мягким белым сатином, терпеливо и уверенно ждал меня. Я знал, что он приготовлен для меня.

Я посмотрел на него и подумал: «А вот и мой гроб. Очень симпатичный гроб, но только я его не хочу».

Я повернул голову в другую сторону и там увидел самую большую Библию в мире. Она стояла на полу, а верхней частью доставала до потолка, и буквы на ее страницах были огромные. Я посмотрел на нее, и Бог сказал: «Это Мое Слово. Сегодня вечером тебе придется сделать выбор».

Я сказал: «Да, Господи. Я пойду и церковь и буду вести себя хорошо».

Бог сказал: «Нет, все эта ты говорил и раньше. Сегодня ты выберешь либо ЭТОТ ГРОБ, либо ЭТУ КНИГУ. Я хочу, чтобы ты проповедовал Мое Слово, а иначе сегодня ты умрешь».

Как многие южане, я по привычке попытался оттянуть принятие этого важного решения. Я предпочел бы перенести этот важный момент на завтра, если возможно, но ничего не решать сегодня.

Я ответил: «Да, Господи, я это сделаю когда-нибудь». Господь сказал: «Тебе придется решить сейчас! Немедленно! Твое время истекло, ты больше не увидишь восхода и дневного света. Или тебя положат в этот гроб, или ты возьмешь Мое Слово и будешь провозглашать его!»

«Но, Господи, я не хочу умирать, — ответил я. — Я боюсь умирать. Я не готов умирать. По-видимому, мне действительно придется выбрать Слово, Библию».

Я не слышал никаких голосов, но тем не менее этот разговор был явственным, словно я все слышал своими ушами. Бог еще раз предоставил мне право выбора. Я презирал проповедников, и мысль о том, что мне самому придется проповедовать, ужасала меня, но я не хотел умирать. Приготовленный для меня гроб значил для меня нечто большее, чем просто могила. Он означал вечные и бесконечные адские муки. Я слышал достаточно много проповедей, чтобы не знать об этом. Посмотрев на Библию, я помолился: «Боже, если единственно возможной жизнью для меня станет проповедь Твоего Слова, ну что ж, значит, я буду проповедовать».

И затем, чтобы подтвердить все сказанное, я добавил: «Если я буду жить столько, сколько буду проповедовать, значит однажды я стану самым старым человеком на земле, потому что никогда не перестану проповедовать».

И тогда произошло чудо. Внутри меня что-то произошло.

Я знал, что если я сказал «да», это будет «да» навеки. Такое ощущение возникло в моей жизни впервые. Обычно если я говорил «да», то через десять минут оно могло превратиться в «нет», и мне дела не было до ваших чувств и мнения. Я делал все так, как хотелось мне, и именно поэтому навлек на свою голову столько проблем. Никто из моего окружения никогда не догадывался, что я сделаю в следующую минуту, потому что я мог переменить свое решение, чтобы угодить себе.

Но в ту ночь во мне что-то перевернулось.

я почувствовал это в своем чреве и сказал: «Боже, прости мне мои грехи и прости, что я так плохо относился к другим людям. Пожалуйста, прости меня». В этот момент я ощутил, что внутри меня появилось что-то новое. Но в ту ночь я не отдал свое сердце Господу. Я не молился молитвой грешника. Я просто согласился проповедовать. Я по-прежнему оставался мятежником. Я не просил Господа спасти мою душу или крестить меня Святым духом.

Я просто вступил с Ним в сделку. Я согласился проповедовать. Это было деловое соглашение с Господом. Я хотел жить, а потому решил проповедовать. Я дал Богу твердое обещание и решил во что 6ы то ни стало выполнить его.

Затем я погрузился в сладкий, глубокий сон, и, пока я спал, Господь исцелил меня. На следующее утро я открыл глаза, осмотрелся вокруг и увидел маму, стоявшую рядом с кроватью. Ее глаза опухли от слез, и я понял, что в эту ночь она почти не спала.

— Я хочу есть, — сказал я.

— Ох, — сказала она, — я принесу тебе виноградный сок.

— Я уже выпил всю свою пожизненную норму виноградного сока.

— Чего же ты хочешь?

— Я хочу того, что сегодня съел на завтрак папа.

Много лет назад на юге на завтрак подавали настоящую еду! Мы не улыбались друг другу за столом, мы поедали огромные домашней выпечки пироги с белой подливкой, а потом яйца, ветчину и овсяную кашу.

Я сказал:

— Неси все это.

— Но ты не ел твердую пищу вот уже несколько недель. Ты умрешь, если съешь все это, — возразила мама.

Я посмотрел на нее с улыбкой и сказал:

— Может быть, но я хочу умереть с желудком, набитым яйцами, горячими пирогами и овсянкой! Давай неси все это, мама!

— Ну что ж, я слышала, что перед смертью положено выполнять последнюю просьбу, — сказала моя дорогая мама. — Доктор сказал, что ты умрешь, и, по всей видимости, ты просто бредишь.

Она не знала, что я исцелился. В то утро моя подушка оставалась чистой, но она не заметила этого. С того самого дня у меня изо рта не вышло больше ни капли крови. Больше не было высокой температуры. Все прошло. Бог исцелил меня. Решив выполнить последнюю просьбу умирающего человека, мама пошла, приготовила все, что

Я просил, и поставила на маленький столик рядом с кроватью. затем она вышла из комнаты. Она не хотела видеть мои безуспешные попытки проглотить твердую пищу.

Опершись на локоть, я дотянулся до столика и начал есть. Я съел все, что принесла мать. Тарелка стала такой чистой, словно ее вылизала кошка.

Когда мама вернулась, она спросила:

— Где завтрак?

Я показал на живот и ответил:

— Вот здесь.

— Ты все съел? — спросила она в изумлении.

— Да. Но я хочу еще.

— Ну нет, — сказал она, — не сейчас. Сначала я поговорю с доктором и посмотрю, что он скажет.

— Со мной все в порядке, — сказал я. — Доктор мне больше не нужен. Ночью у меня было видение. Я видел гроб. И я видел Библию. Я буду проповедником.

Знаете, я был самым непослушным из всех детей в семье. Мама лупила меня больше всех вместе взятых. Она грозилась отправить меня в исправительную колонию, и вдруг я заговорил о служении проповедника.

Она была вне себя от радости.

Она плакала и приговаривала:

— О Боже! Неужели это правда? Неужели это возможно?

— Да, я исцелен. Я выздоровел. Я больше не чувствую слабости.

Она обрадовалась и стала рассказывать об исцелении всей семье. Никто не верил, но через три дня я встал и обошел весь дом. Жизненная сила просто вливалась в меня.

Через десять дней ко мне пришел соседский парень

И сказал:

— Пойдем ловить рыбу.

— Отлично, — ответил я, и мы пошли на Мексиканский залив и там рыбачили весь день. Мы наловили кефали, на которой заработали немного денег.

Иногда мы ловили рыбу, а иногда искали крабов и устриц.

Через три недели Бог заговорил к моему сердцу:

— Ты обещал Мне, что будешь проповедовать?

— Да, обещал, — ответил я.

— В таком случае начинай! — приказал Он. — Не откладывай. Берись за дело прямо сейчас.

Я стремглав спустился вниз, где завтракал отец.

— Папа, — заявил я ему, — я буду проповедовать. И я начну проповедовать прямо сегодня.

Он в изумлении уставился на меня.

Затем он встал.

— Ты не сделаешь ничего подобного, — загремел он. — Ты еще слишком слаб для этого. Но даже если 6ы ты пошел, ты не знаешь, что сказать.

Я ответил, что совершенно здоров и мне есть что сказать.

— Я не позволю тебе попрошайничать, — продолжал бушевать отец. — Ты должен будешь найти нормальную работу.

— Папа, мне обязательно нужно проповедовать.

— Ты не сделаешь этого!

— Но Бог повелел мне.

— При чем тут Бог?! — возмутился он.

Я, тощий семнадцатилетний парень, стоял перед отцом весь дрожал от возбуждения. Затем повернулся и побежал наверх, в свою комнату.

Ты помрешь с голоду, если займешься этим! — ревел отец мне вдогонку. Затем он стал собираться на работу и на прощанье крикнул, обращаясь ко мне:

— Когда я приду с работы, я с тобой разберусь, парень.

В своей комнате я упал на пол и разрыдался: «Мой небесный Отец говорит „иди“, а земной отец говорит „нет“».

Я взмолился: «Что же мне делать?»

Бог побудил меня открыть Библию на Книге пророка Исаии (41:10, 11). Я не знал, что там написано, но Бог велел мне найти это место.

Я открыл Библию и прочитал сквозь слезы: «Не бойся, ибо Я с тобою».

В то же мгновение страх покинул меня. До того момента у меня внутри все дрожало, так сильно я боялся. Но когда я прочитал повеление не бояться, страх исчез. Бог сказал: «Я с тобой».

Я знал, что моему отцу не понравится мое неповиновение, но Бог сказал: «Не бойся, ибо Я с тобою; не смущайся». Мне говорили, что я не смогу проповедовать и что никто не захочет меня слушать. Меня это действительно сильно смутило.

Но, читая сорок первую главу Книги пророка Исаии, я увидел следующие стихи: «Ибо Я Бог твой; Я укреплю тебя, и помогу тебе, и поддержу тебя десницею правды Моей. Вот, в стыде и посрамлении останутся все раздраженные против тебя; будут как ничто и погибнут препирающиеся с тобою». Когда Бог дал мне эти стихи, я встал с пола, наполненный великим миром. Я был полностью охвачен Божьей любовью. Он пришел ко мне и освободил меня от страха. И вдруг я стал плакать и смеяться одновременно. Я успокоился только через час.

«Хорошо, Господи, — сказал я громко, — если Ты со мной, я готов идти». Я оделся и огляделся вокруг. затем я собрал вещи. В чулане я нашел маленький коричневый чемоданчик. Очень скоро он был заполнен моими пожитками.

Папа уже ушел на работу, когда я спустился вниз с чемоданом в руках. Но мне еще нужно было поговорить с мамой.

Мамы — удивительные создания. С мамой не сравнится никто.

Она слышала нашу перепалку на кухне, но не вышла к нам. Моя мама всегда была очень мудрой женщиной. И старалась оставаться в сторонке, когда у меня с папой возникали конфликты.

И на этот раз она понимала, что я собираюсь выйти из-под воли своего отца и что ей не нужно было вмешиваться в то. Мы должны были сами решить этот вопрос между собой.

— Куда ты собрался? — спросила она, когда я стал спускаться по лестнице с чемоданом в руках. Она слышала, как я плакал у себя в комнате.

— Я же сказал, что Бог дал мне видение и велел проповедовать. Я иду проповедовать.

— Но куда ты пойдешь? — Мама хотела это знать.

— Мама, я не знаю, куда пойду. Но я ухожу прямо сейчас.

Она заплакала. Мамы умеют включать и выключать слезливое настроение, как никто другой в мире. Они могут плакать от радости, они могут плакать от горя, плакать тогда, когда еще не поняли, отчего плачут. Они в этом деле профессионалы. Итак, она стала плакать.

Я сказал:

— Ну вот, ты много лет плакала оттого, что я не был спасен. Ты годами молилась, чтобы я стал проповедником. И теперь, когда я действительно решил стать проповедником, ты опять плачешь.

— Это слезы радости, — сказала она. — Куда мне писать письма?

— Я сам напишу, — ответил я. — Я напишу тебе и сообщу, где я. И вот что. Я не вернусь назад. Я ухожу из дома насовсем, навсегда. Так что я прощаюсь.

И я пошел к двери. Я действительно не вернулся домой.

Иногда мои родители приезжали встретиться со мной где-нибудь во время моих странствий, но в штат Флорида я приехал только через много лет. Я оборвал все связи с домом.

Как только я вышел из дому, я увидел моего приятеля, с которым вместе ловил рыбу.

Он сказал:

— Эй, куда ты собрался?

— Я иду проповедовать.

Он оглядел меня с головы до ног и, когда увидел чемоданчик, понял, что я настроен серьезно.

— А можно с тобой? — спросил он.

Я о6 этом не думал.

— А что ты умеешь делать? — спросил я.

Он мог 6ы задать мне этот же вопрос, но не стал спрашивать.

— Ну, если ты будешь проповедовать, — сказал он, — я буду петь песни.

— Ты умеешь петь?

— Нет.

Он был хорошим парнишкой. Он не стал спрашивать: «А ты можешь проповедовать?», потому что в этом случае мне тоже пришлось 6ы сказать «нет».

Если и есть что — то, что лучше одного кочана капусты, то это два кочана, а мы как раз и были двумя зелеными головами.

— Ну давай, пошли, — согласился я.

Тогда он сказал:

— Ты знаешь, а моя машина ездит.

Это замечание было для того времени актуальным, потому что если у мальчишки была своя машина, то она, как правило, не работала. У той машины, по — моему, не было крыльев, но в те дни мальчишкам не нужны были крылья для машин. Если в машине был мотор и руль, а под ней хоть какая-нибудь резина, то и этого было вполне достаточно.

У него была модель «форд-Т», весьма примечательная машина. Она делала три шага вперед и два назад.

— Ты уверен, что она поедет? — спросил я скептически.

— О, да. Я сам ее ремонтировал.

Мы влили в эту машину больше воды, чем бензина. Каждые десять миль мотор настолько раскалялся, что отказывался дальше работать. Поскольку все время мы возились с машиной, нам некогда было беспокоиться о том, что с нами будет дальше.

Я собирался стать проповедником, но во мне не прекращался бунт, и я был полон святого ужаса от того, что Бог просто убьет меня, если я не проявлю послушания. Я не хотел проповедовать, но Бог поставил меня перед выбором: или проповедуй, или умри.

У меня не было сострадания к потерянным овцам, Великое поручение не имело никакого смысла для меня.

Я не имел ни малейшего желания питать Господних овец или спасать заблудших. Я спасал одного Лестера Самралла. Я стремился к одной цели — сохранить себе жизнь. Я знал, что мне нужно найти кафедру и немедленно начать проповедовать. Если я не сделаю этого, то Всемогущий Бог немедленно уничтожит меня.

Как Иона, только что вышедший из чрева кита, я побежал исполнять свой призыв со страхом в сердце. Если вы помните историю Ионы, то знаете: он совершенно презирал жителей Ниневии даже после своего унизительного приключения в брюхе кита. И когда жители Ниневии упали на колени пред Господом, он впал в ярость, потому что хотел видеть, как Бог уничтожит их.

Предвкушая увидеть излияние огня и серы и разрушение города, он устроился на безопасном расстоянии от города. Но когда суд миновал покаявшихся грешников, он сильно расстроился и проявил свой эгоизм, вопросов Бога, по какой причине Он пощадит грешников. Несмотря на его ненависть к этому народу, Бог использовал его. Бог также настроился использовать и меня, несмотря на мое крайнее нежелание проповедовать Его Слово.

Вот так, в семнадцать лет, без специального образования, без духовного руководства со стороны более опытного пастора я отправился странствовать по южным штатам. У меня был опыт бунтарской жизни и сосредоточенность на себе. В результате мир получил молодого проповедника, пылкого и довольно сердитого, имеющего смутное представление о взаимоотношениях с Богом.

Я был всезнайкой Ионой, плохо представляющим, что такое истинная мудрость.

Загрузка...