Из зарубежной пушкинианы

В архиве Зинаиды Волконской

И вот, наконец, пришел толстый пакет из США: ксерокопии документов Гарвардского архива З. А. Волконской. И сейчас настало время о них рассказать. Я отобрал в Гарварде и получил лишь небольшую часть материалов архива — то, что мне с первого взгляда показалось наиболее интересным: Пушкин, Гоголь, Жуковский, Мицкевич. Итак, начнем с Пушкина.

Пушкинский материал архива состоит из двух документов: автографа пушкинского послания «Среди рассеянной Москвы…» и копии этого послания с примечанием, сделанным М. А. Власовой. Этот второй документ, как мы увидим, представляет особый интерес. Здесь же отметим, что на странице 21 альбома 46.4 рукой М. А. Власовой написано четверостишие под заголовком «На кончину имп. Е. А.» (императрицы Елизаветы Алексеевны, жены Александра I. В каталоге Гарвардского архива эти стихи ошибочно приписываются Пушкину; их автором является З. А. Волконская.

Пушкинский автограф размещен на девятой странице альбома 46.10. Оригинал имеет размеры 203×250 мм, бумага белая без водяных знаков. На левой половине имеются пятна неизвестного происхождения. Текст пушкинского послания, переписанного М. А. Власовой, ее примечание и заголовок к посланию размещены на страницах 3 и 4 альбома 46.4 (альбом М. А. Власовой).

Анализ пушкинских материалов в архиве Гарварда возвращает нас к истории знакомства и взаимоотношений Пушкина и Зинаиды Волконской. Полагают, что Пушкина в дом Волконской ввел Соболевский и что они познакомились не ранее 20 сентября 1826 года. Их первую встречу описал Вяземский: «Помнится и слышится еще, как она, в присутствии Пушкина и в первый день знакомства с ним, пропела элегию его, положенную на музыку Геништою:

Пушкин был живо тронут этим обольщением тонкого и художественного кокетства. По обыкновению, краска вспыхивала в лице его. В нем этот детский и женский признак сильной впечатлительности был, несомненно, выражение внутреннего смущения, радости, досады, всякого потрясающего ощущения». После отъезда Пушкина в конце октября 1826 года из Москвы в Михайловское Волконская пишет ему письмо, находясь под впечатлением от чтения Пушкиным «Бориса Годунова» 12 октября в доме у Веневитиновых, на котором она присутствовала.

«Москва, 29 октября 1826.

Вот уже несколько дней, как я приготовила для Вас эти две строчки, дорогой господин Пушкин. Но я все забывала Вам их передать; это происходит оттого, что при виде Вас я становлюсь мачехой. „Жанна“ была написана для моего театра, я играла эту роль, и так как мне захотелось сделать из этого оперу, то я была вынуждена кончить шиллеровскую пьесу на середине. Вы получите литографированное изображение моей головы в виде Giovanna d’Arco с композиции Бруни, — поместите ее на первой странице и вспоминайте обо мне. Возвращайтесь к нам. Московский воздух легче. Великий русский поэт должен писать или в степях, или под сенью Кремля, а творец „Бориса Годунова“ принадлежит стольному граду царей.

Кто она, та мать, зачавшая человека, чей гений — вся сила, все изящество, вся непринужденность, кто — то дикарем, то европейцем, то Шекспиром и Байроном, то Ариосто, Анакреоном, но всегда русским — переходит от лирического к драматическому, от песен нежных, любовных, простых, порой суровых, романтических или язвительных, к важному и безыскусственному тону строгой истории?

До свидания — надеюсь скорого.

Княгиня Зинаида Волконская».

Р. Е. Теребенина обратила внимание на одну неясность в этом письме. Действительно, из письма следует, что в конце октября 1826 года Волконская посылает Пушкину изданное в Италии в 1821 году либретто ее оперы «Жанна д’Арк» и литографию фрагмента картины Федора Антоновича Бруни, на которой она изображена в роли Жанны. Итальянское либретто оперы «Жанны д’Арк» известно, его печатный экземпляр вместе с партитурой оперы и партией Жанны находятся в Гарварде. В то же время остается неизвестной упоминаемая в письме картина Бруни (Волконская в роли Жанны). Р. Е. Теребенина делает предположение, что Волконская имеет в виду фрагмент другой известной картины Бруни, где она изображена в роли Танкреда в опере Россини (по пьесе Вольтера). Как известно, этот портрет находится ныне в Русском музее. Андре Трофимов в своей книге (написанной по материалам коллекции, когда она находилась еще в Риме) также упоминает о портрете Волконской в роли Жанны работы Бруни и о том, что Волконская рассылала своим друзьям литографии этого портрета так, как в наше время рассылаются фотографии. Р. Е. Теребенина, кроме того, считала вероятным, что в американском архиве находится письмо Пушкина, являющееся ответом на письмо Волконской и ее подарок.

В один из следующих приездов в Гарвард в 1989 году мне удалось разыскать в одном из альбомов Волконской литографию этой загадочной картины. Картина подписана Федором Бруни, выполнена пастелью и соответствует описанию, данному в книге Трофимова. По-видимому, именно этот портрет Зинаиды Волконской держал в руках Пушкин. Ответного письма Пушкина в Гарвардском архиве нет. Это, конечно, не означает, что его вовсе не существовало. О том, как рассеян архив Волконской, я уже писал.

Весною 1827 года в десятом номере «Московского вестника», издававшегося М. П. Погодиным, было опубликовано стихотворение Пушкина «Среди рассеянной Москвы…» под заглавием «Княгине З. А. Волконской, посылая ей поэму „Цыганы“» и за подписью «А. Пушкин». Поэт включил это послание во вторую часть своих «Стихотворений» (1829). Начиная с первого посмертного издания Пушкина (1838) и кончая шестнадцатитомным академическим изданием (1937–1949), это стихотворение печаталось по изданию 1829 года. Отсутствие автографа делало невозможным точную датировку стихотворения. Считалось, что оно написано в апреле — мае 1827 года (время выхода «Цыган» и десятого номера «Московского вестника»). М. А. Гаррис нашла этот автограф у Н. В. Ильиной-Кампанари на вилле Волконской в Риме и установила, что послание было написано 6 мая 1827 года. Сообщение об этом М. А. Гаррис опубликовала в малодоступной книге, вышедшей во время Первой мировой войны в 1916 году. Я. Б. Полонский, не будучи знаком с этой книгой, как бы заново нашел автограф послания в начале тридцатых годов в Риме, когда автограф уже принадлежал Леммерману.

Остановимся теперь на другом документе архива, копии пушкинского послания, выполненной в альбоме рукой М. А. Власовой. Сестра Волконской Мария Александровна Власова в 1827 году жила вместе с ней в доме на Тверской. Известно, что М. А. Власова обожала свою сестру и восхищалась ее талантами. Поэтому не удивительно, что она переписывает послание Пушкина в свой альбом, как бы разделяя выраженные в нем чувства. И хотя хронология в альбоме 46.4 не соблюдается, нетрудно установить, что послание Пушкина М. А. Власова вписала в свой альбом по крайней мере до 13 августа 1828 года. Напомню, что на первой странице этого альбома имеется дарственная надпись по-французски: «В память дружбы моему дорогому племяннику. Москва, 13 августа 1828». Таким образом, этот альбом со стихами Пушкина М. А. Власова подарила своему племяннику Александру Никитовичу Волконскому еще в Москве. Позже этот альбом вместе с владельцем переехал в Италию, а в феврале 1967 года оказался за океаном.

Интересно сравнить копию М. А. Власовой с пушкинским автографом. Автограф Пушкина не имеет никакого заглавия. Стихам в альбоме М. А. Власовой, напротив, предшествует следующее посвящение: «Княгине Зинаиде Александровне Волконской 5 мая в день представления Итальянки в Алжире. При послании ей своей поэмы „Цыгане“». Эта запись чрезвычайно любопытна. О том, что Пушкин присутствовал на этом представлении и приурочил к нему свое послание, ранее не было известно. Возможно, что расхождение в датах (6 мая — дата, проставленная Пушкиным под стихами, и 5 мая — день представления оперы) говорит о том, что Пушкин вручил З. А. Волконской свою книгу и послание под непосредственным впечатлением от ее пения в ночь с 5-го на 6 мая 1827 года. И хотя посвящение в копии сделано в третьем лице («своей поэмы»), не является ли оно авторским текстом Пушкина, доселе нам неизвестным? Об этом говорит, в частности, то, что упоминание в этом заглавии поэмы «Цыганы» почти дословно воспроизводит пушкинский текст в оглавлении второй части его «Стихотворений», вышедшей в 1829 году. Не исключено, разумеется, что этот текст принадлежит М. А. Власовой. Она была постоянной участницей оперных представлений и вечеров в доме на Тверской, тесно общалась со всеми посетителями музыкального и литературного салона сестры и, конечно, хорошо знала историю пушкинского послания.

Сравнение копии с автографом Пушкина позволяет также предположить, что оригиналом для копии служил именно автограф Пушкина, хранившийся у сестры. Об этом говорят следующие характерные детали. Слово «гений» в копии написано с заглавной буквы, что является характерной особенностью автографа. Характерно также, что, как и в автографе, «мимоездом» выделено запятыми. Нетрудно видеть в копии и ряд отклонений от автографа и ошибок. Вместо «над задумчивым челом» написано «под задумчивым челом»; в обращении «царица муз и красоты» стоит восклицательный знак; вместо мягкого знака в словах «любишь» и «держишь» стоит твердый. Вообще в русских текстах у М. А. Власовой имеется много ошибок.

Имя Каталани в копии подчеркнуто, а после слова «цыганке» поставлена звездочка и внизу сделано следующее примечание: «Об Каталани он так пишет от того, что она, будучи в Москве, восхищалась пением цыганки Степаниды». Известно предание о том, что знаменитая итальянская певица Анжелика Каталани (1779–1848) однажды слушала в Москве цыган и ее привело в восхищение пение цыганки Стеши. В этом отношении примечание, сделанное М. А. Власовой, представляет интерес. Выражение М. А. Власовой «он так пишет» говорит о ее вероятном знакомстве с Пушкиным, который часто бывал в доме Волконской на литературно-музыкальных вечерах и обедах.

На той же странице непосредственно за примечанием следует текст по-французски и французские стихи самой М. А. Власовой. Вот перевод текста: «Строфы к барашкам, которых по суеверию я должна приветствовать при встрече». Далее следуют стихи, содержание которых не имеет никакого отношения к посланию Пушкина. Соседство столь разных по характеру и значению текстов — характерная черта альбомов М. А. Власовой.

Отсутствие в Гарвардском архиве других пушкинских материалов еще не говорит о том, что их не было у З. А. Волконской. Слишком многое оказалось утраченным в Европе в послевоенные годы. Какое счастье, что рукопись пушкинского послания не погибла!