Матвей
В свой кабинет ввалился уставшим, раздражённым. Команда ещё не собралась, офисные помещения дремали в рассветной тишине.
Мне бы тоже поспать. Неудачный поезд, СВ какое то мятое, проводница ленивая и льстивая как старая лиса.
Всё вымотало, выспаться бы. Ехать домой к себе на квартиру поздно, приступать к работе рано, чёрт, как всё некстати сегодня. Набрал помощника:
— Лёва, добудь кофе.
Положил руки на стол, голову на руки, этакой пирамидой решил подремать.
— Матвей Романович, там Терёхин прибыл. — бессменный Лёва всё успевал, бодрым архаровцем бежал рядом со мной все мои бизнесмарафоны. Вот и сейчас голос чёткий, спокойный, хотя Лёва в поезде ехал в соседнем купе, не спал, в отличие от меня занимался бумагами: — Примите?
— Зови, кофе на двоих тогда.
Терёхин, плечистый, гладко выбритый (когда женатики бриться успевают?), степенным шагом вошёл, неся в руках коньяк и пару стопок.
— Тёрёха, не спиться тебе, что ли. Бродишь тут как Призрак Оперы. — я глянул на часы. Семь.
— Вот женишься, узнаешь почему мужики привидениями становятся. Я, кстати, лучше любого привидения. Я с Хеннеси, коньячок что надо, — мы ткнулись плечом друг в друга: — привет, брат.
Мы и вправду с Володькой были крепкими друзьями, почти братьями. Лёва внёс кофе, Терёха разлил коньяк в круглые пузатые бокалы, я отодвинул от себя:
— Я за рулём. Сейчас заработает контора, раскидаю дела и к матери съезжу, проведаю.
— Как она?
— Не хуже. Тут уж мало чем можно помочь, но ей во всяком случае не хуже, я рядом.
— Как съездил, Матвей?
Я промолчал. Терёхин мельком глянул на меня,
— Ясно. — он потянулся, хрустнув плечами, — Волновался, думал ты уже не вернёшься, в столице осядешь.
— Не сейчас. Мать тут не брошу.
— Ну, так ты же с собой Светлану Ильиничну собирался везти. Так и не уговорил?
— Нет. Не хочет она из своего леса никуда ехать.
— Скажешь, тоже. Леса. Да твоему имению цены нет. У нас во всей области равного твоему дворцу нету. Я бы тоже из такого не уехал.
— Вова, ты же по делу, наверное, приехал, а? В такую то рань.
— По делу, Матвей. Мне без твоей юридической конторы никуда.
— Только не говори, что с Люсей разводишься.
— Типун тебе, брат, на язык. Конечно, если Люська про мои шашни узнает, она меня четвертует и расстреляет. Но, будем надеяться, не узнает. Тут другое.
Володька рассказывал о своих текущих делах, проблемах. Офис постепенно оживал, я слышал возню, жужжание — всё проснулось, заработало, у меня выровнялось настроение.
Уже прощались с Владимиром, я вдруг вспомнил:
— У матери благотворительный междусобойчик-собачатник на днях. В выходные соберётся весь бомонд. Приходите с Люсей.
— Можно я подарком отделаюсь? В смысле, чтоб Люську не тащить. Она вынюхивать всякие сплетни начнёт, ни к чему мне это. А так я подарок привезу. У меня дома свора породистых балбесов бегает. Все уши пролаяли. Самого голосистого — Светлане Ильиничне? — вероятно, друг хотел пошутить, но, напоровшись на мой взгляд его весёлость мгновенно прошла: — Ладно, ладно. Понял.
Владимир ушёл, через час и я выдвинулся к себе в Кураево. Ехал, думал как напрячь Лёву с организацией благотворительного сборища, сам задумался про подарок для мамы. Благотворительный вечер был приурочен к её дню рождения, это была её прихоть. То, что мама к своим почтенным годам прикатилась с подбирающимся к ней альцгеймером — это было предсказуемо.
Рядом с ней была её бессменная компаньонка, врачи держали руку на пульсе. За её физическое здоровье я не волновался. А вот за душевное состояние переживал. И очень. Перепады настроения, вспышки детских воспоминаний, провалы в настоящем, в общем, для радостных прогнозов места не оставалось.
У мамы была страсть, которая с годами только усиливалась, переросла в фобию.
Её собаки!
Псарня из озверевших маленьких «волкодавов» породы чихуахуа приводила меня в бешенство. Еле удалось перевести собачатник в соседнее село, назначить там кинологов, смотрителей, орду ветеринаров… Уговорил маму дома оставить только одно исчадие рыжего цвета. Надеюсь, пока меня не было неделю, мама не завела ещё парочку.
Прошуршав шинами по гравию остановился напротив ступеней. Дима, (я знал его подпольную кличку «Мухтар», его ею служащие наградили за преданность) выутюженным коршуном слетел по ступеням с докладом о событиях. Вот ведь мужик золотой, мне кажется, он на свет народился с единственной целью взять золото на международном пьедестале мажордомов. Надо будет премию ему выписать.
Мама сидела в своей комнате в бархатном платье винного цвета. Выглядела здоровой и весёлой. В комнате витал тонкий запах несостоявшегося пожарища. Наверное, снова пеплом что то подпалила моя курильщица.
Осмотрелся, вроде дыма не видно. У меня от сердца отлегло. Мама — это единственный человек на свете, за которого жизнь отдам. Нет, не так, «жизнь отдам» это так высокопарно, показушно как то. Я бы на коленях, на брюхе бы приполз туда, где можно было бы обменять мою жизнь на её. Мама у меня лучшая, чудесная просто.
Но как же она умудрялась срывать чеку с гранаты моего терпения, стоило завести ей свою песню:
— Матвей, сынок, когда ты женишься. Покажи маме свою невесту. Или я тебе выберу её сама. Вот Миленочка, например. Золотко девочка.
«Золотко-девочка»? Я бы волком взвыл, разнёс к чертям крышу по досточкам, стены по кирпичикам, лишь бы не слышать этой темы. Потому что не надо мне говорить того, что говорить не на-до!
— Мама, пожалуйста, не начинай, — я старался говорить как можно мягче, перехватил ядовитый взгляд Настасьи, её компаньонки. Вот же старуха препротивная, наверное, в прошлой жизни ехидной по лесу бегала. Высушенная карга пряталась за креслом матери.
— Что значит не надо? — мать махала в воздухе сигаретой, рассыпая всюду пепел: — Если мама не усмотрит, так ты влюбишься чёрти в кого.
Я поцеловал её в макушку, обнял, она не переставала наседать со своими глупостями, сообщил ей, что не хочу больше об этом слышать. Завёлся, вышел в коридор и…. О чудо!
Я чуть не припечатал дверью ангельское создание. Сегодня бесплатная раздача ангелов с небес? Хорошенькая, ясноглазая, одуряюще-красивая, свежая девушка замерла возле стены. Интересно, кто она….