Измена (не) моя любовь (СИ)

Глава 32

Кому сказать, я проспала вечер.

После истории в бассейне пришла к себе, смыла в душе позор унижения от соперницы, свалилась в кровать. Когда открыла глаза, моя рыжая подружка лежала рядом на половичке у кровати. Запрыгнуть ко мне она не умела, вот и лежала, посматривая на меня грустными глазками.

— Ну что, дружок? Пойдём гулять?

Вечер был прохладный, я поёжилась. Надо бы вернуться, надеть кофту. Не хотелось делать лишних движений. Тупое равнодушие пустотой заполнило голову, в голове не было ни одной мысли. Я взяла на руки Софи, развернулась идти в дом и тут случайно скользнула глазами по линии гостевых домиков. Там, на балкончике второго этажа одного из них стояла Милена. Что то странное было в её позе. Сознание сработало быстрее разума. Я отнесла Софи домой и бегом по газону прибежала к балкону.

— Милена, если ты прыгнешь вниз, только переломаешь ноги и влезешь в говно моей Софи. Прикинь, как от тебя будет вонять, когда приедет скорая.

Я снизу настороженно смотрела на девушку, перевесившуюся через перила. Слишком опасно было нависание. Тем более, я помнила, горничные говорили, что она уже обещала спрыгнуть.

Взглянув на меня, Милена с ненавистью шевелила губами, из глаз сыпались искры, но от края балкона она отступила и скрылась в комнате. Вот и хорошо.

Я бегом поднялась на этаж, в коридоре из кармана фартука достала блокнотик, карандаш. Набросала текст на листочке бумаги, подсунула ей записку под дверь:

' У тебя под подушкой паук, открой, я заберу. Это я его подложила'.

Милена взвизгнула за дверью, приоткрыла дверь, я сильно толкнула снаружи, ввалилась внутрь:

— Нет там никакого паука, я наврала.

— Чего тебе?

— Милена, первый вопрос: нахрена ты вывалилась на балкон? Зрителей, что ли, не хватало? А второе: — я хоть и ненавижу тебя и если сожрут тебя волки — не расстроюсь, но ты просто запомни: всё наладится.

Милена отступала от меня к стене, смотрела тёмными провалами глаз:

— Всё сказала?

— Нет, — я решила продолжить терапию по поднятию настроения соперницы: — Что ж ты так убиваешься, ты же так не убьёшься. Там всего высота метра 4. Руки, ноги переломаешь, ударишься. Станешь некрасивая. Не делай так больше.

— Ты тварь, ты сука, из за тебя всё это случилось со мной.

— Может и так. Зато завтра встанет солнышко, ты проснёшься целая и красивая и сможешь снова плеваться ядом.

— Не может, а точно из за тебя, тварь, Матвей бросил меня.

— Да брось, Милена. Ты и до меня ложилась под любого, кто в штанах и с кошельком. Горничные только об этом и судачат.

Она не слушала, меня, плакала, визжала и в общем, это было не плохо. Сейчас переплачет, вырвется из депрессии, ей станет лучше. Забудет про прыжки с балкона.

— Скажи, чем ты лучше меня, Машка? Чем?

— Ну, может тем, что мне не надо чужого. А может тем, что я чаще хожу к зубному, больше читаю. Лучше работаю.

— Да? Работаешь, читаешь. А у меня нет столько времени. Мужики динамят меня, Я с годами не молодею. Матвея знаю давно, он меня бросил.

— Блин, что, на нём свет клином сошёлся, что ли? Найди другого.

— А мне надо сразу в дамки. Богаче его нету.

— Зачем тогда ты спала с другими?

Милена хищно сощурилась, кошачьей походкой подошла к зеркалу. Огладила бёдра, вздёрнула подбородок рассматривая себя. Повернулась ко мне, прошипела сквозь зубы:

— Да, у меня куча мужиков, я для всех желанна, с каждого из них я имею что хочу. А ты завидуешь мне? Тебе слабо?

— Вот как только появляется тема «слабо», это всегда плохо кончается. Особенно, когда смотришь на твои перекаченные губы, Милена… Они напоминают жопу гамадрила.

Она искала в голове что нибудь гадкое, совершенно забыв тему нашей «дружеской посиделки». Я достала виски из шкафа налила ей, себе, она вдруг взвизгнула:

— Я лучше тебя! Я любовница года.

— Милена, поторопись. Через пять лет ты будешь стоять в очереди за толстым вонючим дешёвым мачо. От любовницы года останутся только воспоминания.

Милена осушила свой бокал сама взяла бутылку за горлышко, плеснула себе ещё:

— Ничего… я подожду и дождусь!

— Знаешь что происходит с теми, кто ждут и ждут, Милена?

— Что?

— Ни хрена! Так и ждут до сих пор.

У меня было ощущение, что я сидела, сидела на берегу и вдруг меня смыло волной в море. Я провалилась в холодную, ледяную воду и поняла: вся Милена это только верхушка айсберга. Вот эта холёная кожа, манкая поволока глаз, сладкие изгибы губ — всё это верхушка. А в глубине это огромная глыба тёмного нутра, прячущегося за хлопающими глазками. Ко всему глубоко несчастного.

Тётенька, у которой всё зависит от настроения. Вот понравлюсь я ей сейчас и меня угостят горячим пирожком. Она и поржёт с подругой, потрындит, А не понравлюсь, меня окатят взглядом разъебучей госслужащей и угостят пинком. Такие могут быть и ангелом на плече и конченной тварью одновременно. Социопатки они и в Африке социопатки.

— Машка, вот не могу смотреть на тебя спокойно. Так бы и перегрызла тебе горло. Понимаешь, ненавижу тебя! Но ты тут и я разговариваю с тобой. Почему?

— Слушай, самый лучший рассказ всегда испортит слово «НО». Например, я смотрю на тебя и думаю: такая добрая, словоохотливая, но жирная.

Милена вскочила, замахнулась бокалом, я миролюбиво протянула:

— Ладно, забудь. Расскажи, лучше, зачем ты собиралась в прыжке с балкона испортить газон?

— Я замуж хочу. За очень-очень богатого

— Ты неисправима, Милена. Смести ты своё внимание на фундаментальные вещи. Ты того не стоишь, чтобы быть в этой теме.

— Можно подумать, ты стоишь.

— Не обо мне речь. Ты за богатого хочешь. Подвернулся богатый, а тебе нужно ещё богаче. Женятся, блин на равных себе или по любви. Ты вот что можешь предложить кроме раздвинутых ног?

— Отстань, дура. Все предлагают раздвинутые ноги. Можно подумать, ты другая. Всем мужикам от меня нужно только одно!

— Надеюсь, не твоя однушка в Кишинёве? — меня разобрал смех, я уже пожалела, что стащила Милену с балкона.

Может быть свалилась бы, у неё ум на место встал. Вижу, её не переубедить. Я встала, хотела выйти, Милена вдруг взвизгнула:

— Что мне теперь делать, — она взвыла, снова бросилась в слёзы. Раскачивалась, закрыв лицо руками и дрыгая ногами: — что⁈

— Выпрыгивай из истерики, умойся, позвони Амирану, скажи что готова замуж. Родишь ему ребёнка, научишься печь хачапури, подружишься с его мамой.

— Ты дура? У него денег мизер, даже яхты нет.

Она подняла на меня заплаканное лицо, подозрительно сощурилась:

— Ты откуда знаешь про Амирана?

— Про тебя все всё знают. Ты местная знаменитость, о тебя горничные судачат целыми днями. Я вот Амирана не знаю, наверное хороший человек, раз тебя полюбил. Красавчик. Расскажи про него.

— Нечего рассказывать. Денег у него мало, вот и вся история.

— Милена, цени мужика, который думает, что ты красивая женщина, а не дешёвая шлюха. Держись за него. Может быть это последний твой трамвай. Другого не будет.

— У меня другие запросы. И на этот счёт другое мнение.

— Офигеть. Давай начистоту. Ты спокойно ложилась под любой кошелёк, и как только в тебя поверил мужик, откуда то появилось мнение. Причём противоположное разумному.

— Зато, как женщина, я абсолютно свободна!

— Свободна или нахрен не нужна никому?

— Чё ты несёшь!

— Я несу тебе правду. Ты не стоишь тех денег и тех мужчин, на которых закидываешь сети. Но судьба любит тебя. Даёт последний шанс. Мужика, который тебе поверил.

— Ой, ой. Кто бы мне советы давал. Бродяжка-собачья прислуга. Тебя как нянькой к собаке то занесло?

— Жизнь так сложилась. Чем плоха работа. Каждый день новые впечатления, лица.

— Собачьи?

Я посмотрела в сторону Милены:

— Сучьи.

— Грубиянка!

— Каков вопрос, таков ответ. Не цепляй меня, целее будешь.

Милена снова плеснула себе в бокал бодрящего напитка, подошла, чокнулась с моим бокалом, что стоял на комоде:

— Что ты знаешь, Машка! Ты не представляешь каково мне.

— Меня подставил муж, лучшая подруга переспала с ним, пока я хоронила отца и оба они кинули меня на деньги. Давай, Милена, расскажи мне, чего я не знаю о боли?

— Не отступлюсь от Матвея. Я его знаю больше чем ты и он богаче.

— У меня в детстве была игрушка, которая говорила на английском «я тебя люблю». Такие продавались на каждом углу. Так вот, она говорила про любовь, только если её придавить. И чем дольше на неё давили, тем тише она говорила.

— Ну и к чему ты это? Всё равно от Матвея не отступлюсь.

— Милена, ты так стараешься захомутать его… выглядишь как лошадь на цыганской свадьбе. Голова в цветах, жопа в мыле.

— Давай на чистоту! — она отставила пустой бокал, забралась в кресло с ногами, свернулась клубком, хищно блеснув глазами:

— Собираешься драться со мной за Матвея? Учти, проиграешь! Задушу!

Что то змеиное было в её позе, взгляде, словах. А со змеями последнее время у меня разговор короткий:

— Ты выстрелила сама себе в обе ноги, Милена Аркадьевна. Правая коленка: ты изменила Матвею в его доме под его крышей с его другом, а настоящие мужики этого не прощают. Левая коленка — я тебе Матвея не отдам. Вот теперь живи с этим. Желательно долго и несчастливо.

Пора было покинуть этот душеспасительный сеанс. За попрыгунью с балконов я больше не переживала. Из истерики она выбралась. Пора было и мне выбираться из своей сказки. Послезавтра поезд.