— Где собака?
— Где бы черти не носили Софи, они всегда притаскивают её обратно. — мой ответ не впечатлил дворецкого:
— Я серьёзно!
Я, запыхавшись во все глаза смотрела на Диму, удивлённо развела руками:
— У хозяйки, у Светланы Ильиничны.
— Маша, будь внимательна и аккуратна. У неё на счету каждая секунда. Вообще возраст оставляет плохие перспективы.
— Дима, ты не можешь так плохо говорить о Светлане Ильиничне.
— Причём здесь она? Я о собаке. О Софи. По человеческим меркам ей 80.
— Да? — я с удивлением уставилась на Диму, — Бедненькая.
Я всё ещё не восстановила дыхание. Дима срочно вызвал меня на веранду, я была ему благодарна за это. Минутой раньше меня позвала Светочка, она вспомнила о Софи, ей хотелась побаловать свою «деточку» вниманием. А мне так не хотелось сидеть в уголке и ловить ненавистные взгляды Черепахи. Эта тень из преисподней порядком портила мне настроение.
— Так, Маша, — Дима, как всегда, командовал: — Тут небольшой аврал. Надо подготовить нижнюю веранду. Твоя задача перетянуть подушки на ротанговых креслах. Кресла справа, подушки слева. Чехлы сейчас принесу. Вопросы?
Кто же в здравом уме будет Диме вопросы задавать. Я молча перетаскивала тяжеленные кресла, ставила их к низким витым столикам, полукругом обрамляющим балюстраду летнего балкона. Пыталась хорошо делать свою работу, но мысли мои были слишком далеко.
Вопросы, сомнения и решения, которые надо было принять, не давали мне покоя. Дима притащил коричнево — оранжевые чехлы. Они так туго натягивались на поролоновые подушки, вот кто их шил! Ротанговая мебель на днищах была с мелкими трещинками, цепляла кожу, я вся уже исцарапалась. Примерно половина подушек с кресел уже была готова, когда взмыленный Дима принёс новую кипу чехлов, велел всё переделать.
Надеть не коричнево-оранжевые чехлы, а бело-голубые! Я оглядела безмолвную армию переодетых кресел и от злости хотела взвыть: — Дима, мужчина с причёской «я чувствую ветер», что я тебе сделала⁉
Теперь предстояло всё это снять и снова засовывать чёртовы подушки в другие чехлы. Это же форменное издевательство. Я торопилась как могла, видела Варьку, обезьяной прыгающую по стремянке. Раскачиваясь, балансируя на носочках, она тянулась к потолку, снимая занавески. Полотнища полосатыми флагами хлопали на ветру, угрожая снести бедную Варьку со всеми стремянками, крючками и тд.
Девочки с кухни суетились под длиннющим составным столом, выравнивали высоту ножек, чтоб совпали столешницы и не качались.
Я, делая монотонную работу всё думала о вулкане собственных страстей. Через несколько дней я уеду. У меня душа шла на баррикады: как я посмею обмануть людей и уйти незаметно, как воровка, как преступница. А Матвей? Я же влюблена в него, может быть в шутку, но он сказал что любит меня! Мне бы от радости на крыльях летать, я ведь сама влюблена в него. И что? Вот так сбегу? Нет, так не пойдёт. Надо поговорить с кем то, кто то должен помочь мне выпутаться из моей ловушки, которую я сплела сама себе.
— Маша!
Окрик Димы чуть не оставил меня заикой. Кто то от неожиданности стукнулся головой под столом. Дима мастер создать рабочее напряжение.
— Что ты возишься, Маша! — Дима промокал лысый лоб белоснежным платочком: — Тебе даже такое простое дело нельзя поручить.
— Лучше бы ты мохито принёс. Да, кстати, Дима, а где будет сидеть Милена?
— Зачем тебе?
— Намажу её подушку на кресле скипидаром, — я расхохоталась: — У тебя есть скипидар?
— Ох, Маша, неугомонная ты наша, не связывайся с ней! Не уверен, что ты с ней справишься.
— С тобой же справилась! — Я беззаботно помахала ему ручкой, отправилась за следующей партией чехлов. Дима молча проводил меня взглядом. Достал калькулятор, присел, вращал глазами чего то там высчитывая. Я, недолго думая, принесла нам по стаканчику лимонада, хитро поставила перед ним:
— Слушай, Дима. Ты так буйно бросаешься на защиту Миленки. Скажи честно, влюблён в неё? Она красивая? Красивее меня?
— Нееет. Красивее лишь лицом и телом.
Я швырнула в него салфеткой:
— Двуличная скотинка! Ты же признавался в любви к хозяевам. А вот женится Матвей на Миленке, станет она твоей хозяюшкой. Будешь ей шнурки на бантик завязывать.
— Не наступай на больную мозоль.
— Почему ты в этом склепе при бабушке, Дима? Ладно я нуждаюсь в работе. Но ты? Ты ведь умница и совсем не так прост. Небось, ко всему ночной байкер?
— Я хочу сделать карьеру. Понимаешь, я интроверт, для меня даже беседа с тобой это труд. А насчёт байкерства почти угадала.
— В смысле? Я плохая собеседница? Ладно, наплевать. Признайся, что за карьера?
— Я хочу быть лучшим, самым дорогим дворецким. Некоторые дворецкие богаче своих хозяев.
— Ты сидишь в глуши у старухи.
— Она миллиардерша, её сын богат как английская королева. Здесь собираются очень важные персоны и я всегда на виду. От меня зависит мельчайшая организация, вплоть до коэффициента мягкости зубной щётки для каждого гостя. Кстати, скоро вечеринка. Тебе надо особенно внимательно прочитать файл. К нам приедут гости, возможно с собаками.
— Я возьму отгул.
Дима подпрыгнул на стуле от моего заявления, побелел и покраснел одновременно, я сжала его рукав:
— Не плачь. Я пошутила. И вообще, Дима, ты сплошной комок нервов.
У нас за спиной раздался мелодичный перезвон, мы с Димой оглянулись одновременно.
За отдельно стоящей барной стойкой приглашённый бармен, он же бариста, упражнялся в сказочных рисунках на кофейной пенке. Красивый парень в белоснежной рубашке, изящном чёрном узком сюртуке, демонстративно подчёркивающим его широкие плечи, курчавый, уверенный в себе элегантно справлялся с микшером. Уже готовые несколько коктейлей стояли на стойке. Всё это должен был оценить Дима, отобрать лучшее для банкета.
Я смело подошла к подготовленному подносу. Схватила прекрасно приготовленную смесь из непонятно каких бутылок. С алкоголем у меня были плохие отношения, в смысле мы обычно не переваривали друг друга. Обычно, но не сегодня. Я залпом выпила то, что намешали в высокий бокал. Что именно я не разобрала, бокал был высокий розово-бордового, чего-то там было много и очень вкусно. Сливочное послевкусие активно прятало от меня градус, но… Поднести бы ко мне спичку, я возгорелась бы синим пламенем.
Немудрено, коктейль тут же ударил в голову, затуманил разум и открыл шлюзы моего желания. Я решительно направилась прочь с веранды, по дороге стягивая фартук. Уж выяснять отношения, так по взрослому. То, что Матвей неосмотрительно дарил мне надежду то целуя, то приглашая замуж — не повод делать из меня дуру.
Первое, пусть объясниться или извиниться и заберёт свои слова обратно! И вообще. Мне скоро уезжать, я не могу оказаться в положении сумасбродной истерички. Может быть сейчас я смогу объяснить ему причину, почему я вынуждена уехать.
Где то там, за спиной оставался шум на веранде, хорошо, Дима не заметил моей самоволки. Представляю, как он разорётся, когда увидит, что кресла наполовину не готовы.
С каждым шагом я прощалась с разумом, мне становилось всё страшнее. Неизвестная мне сила околдовала меня. Разум говорил остановиться пока не поздно, повернуть назад. Но тело ничего не собиралось слушать. Мужчина сделал мне предложение. Я должна разобраться с ним, со своей тайной, со своими чувствами.
Оказавшись в коридоре третьего этажа я ускорила шаг. Полумрак затемнённых окон, длинный, безмолвный тоннель из обшитых тёмным деревом стен придавал помещению средневековой скрытности. Подошла к двери в кабинет — никого. На секунду замерла перед дверью в спальню Матвея. Однажды я уже толкала её. Эту дверь я не спутаю ни с чем.
Даже не успела сообразить сама что делаю, взялась за ручку и снова отдёрнула руку, будто меня током шарахнуло. Комкала в руке фартук не зная куда его деть.
Я знала, Матвей там. Тяжело дыша не могла сообразить бежать ли мне, или набраться смелости и выпалить, наконец, всё, что стоит между нами. Сомнения брали верх склоняясь к побегу, но было поздно. Вероятно, Матвей слышал шаги. Я только хотела толкнуть дверь, она открылась сама. На пороге стоял Матвей.
Он как будто знал, что я приду. Увидев меня не медлил ни секунды. Сграбастал меня сразу, всю, захватил меня в плен руками, губами. А дальше всё было неважно. Слетели все можно-нельзя, я превратилась в чувственность, ловила фибрами тела всю ласку, жадно дарила свою, впала в морок первобытной страсти между мужчиной и женщиной.
Матвей целовал меня, кружил руками по телу, стягивая с меня тряпки. Я ласкала его затылок руками, прижалась к нему губами, не обращая внимания на то, что Матвей был полураздет. Его кипельно-белая рубашка была выправлена, воротник поднят, манжеты без запонок. Галстук болтался непровязанными концами. Всё это в следующую секунду валялось на полу, сверху поместилось моё форменное платье.
Он крепко сжимал мои бёдра, развернув спиной к себе, впаял меня в стену. Горячее дыхание рвалось из него хрипом, лаская мою шею, затылок. Меня дурманил его парфюм, прикосновения мощных умелых рук, сразу расположившихся на моей груди. Мужчина продолжал водить губами по шее, зажав пальцами горошины сосков, выбивая из меня болезненные стоны желания.
Остатками сознания я чувствовала, как его ладонь сползла к низу живота, горячо, нежно надавливая там где нельзя… Чувствовала, как жадно он втягивает мой запах. Горячий член упирался в меня сзади, каменный, требовательный тёрся о мои бёдра, разжигая жажду.
Он развернул меня к себе лицом. Наши открытые губы застыли в полусантиметре друг от друга. Матвей подхватил меня под ягодицы, прижал спиной к стене. Я чувствовала, как нетерпеливо трётся о меня его член, между нами было кружево трусиков, ах как оно мешало. Мужчина коснулся моего рта языком всего на секунду, а во мне искрами рвались разряды.
Мы встретились с ним взглядами, оба утопали, проваливаясь в бездну жгучего желания.
Матвей отнёс меня на кровать, бережно толкнул в подушки. Медленно, не спеша скручивал с меня трусики, не сводя глаз с моего лица. Он подсел ко мне на коленях, рывком подтянул на себя, широко раздвигая мои колени. Ласкал пальцами промежность, задевал клитор, дразнил, заставляя меня извиваться и насаживаться на его пальцы. Ласка была так мучительна… от желания у меня сбивало дыхание, я хотела чтоб он взял меня.
Раскалённый член вошёл в меня так внезапно, стержнем заполняя меня всю. Я почувствовала его так глубоко, так мощно, что вскрикнула, утонула в необыкновенной прелести ощущений. Закусывая исцелованные губы, наслаждаясь каждым толчком внутри себя я всё шире разводила ноги открываясь ему навстречу.
Всё происходило так, будто нам обоим не хватало этих толчков, чтоб жить дальше. Горячие, резкие, сладкие, они вбивались в меня. Мои пальцы зарылись в волосы на его затылке, я вся замерла и через мгновение меня снесло волной непередаваемого удовольствия.
О, как это было ярко, желанно, я прорывалась стоном от накрывшего спазма, пульсировала так, что содрогалась, сжавшись в сладостный комок. Матвей продолжал таранить меня, я слышала его рык, стон. Горячие, благодарные поцелуи, его обмякшее тело на себе.
Самые счастливые моменты, что могут подарить мужчина и женщина друг другу.
Наконец до меня дошло почему дон Жуаны становятся мечтой всех женщин. Потому, что важна только любовь мужчины. Сладкая до одури, терпкая до мурашек, горячая до пепла она может возродить к жизни. Такие ласки заставляют мечтать о следующей встрече.
Не сразу пришла в себя. Наконец я стала женщиной, получившей мощный оргазм, о котором мечтала ночами. Той, которая растворилась от чувственности под мужчиной.
Матвей встал первым, я услышала звук плещущейся воды из ванны, мгновенно протрезвела. Нет, мне нисколько не стыдно, что я была чуть ли не инициатором этого помутнения собственного рассудка. Я была настолько счастливая, не жалела ни о чём.
Зато, я могла пожалеть об этом через пару минут, когда бы Матвей вышел и сексуальный экспромт превратился бы в скучный диалог-монолог «как всё было прекрасно». Мы, конечно, не решили ни одного моего вопроса, да и прямо скажем, отдалились в этой путанице ещё дальше. Теперь мне голова говорила: «можешь идти, экзамен по дипломатии ты, Оля, то есть Маша, провалила». Ну и пусть!
Лихорадочно металась по его спальне, искала одежду. Нашла свой брошенный бюстгальтер, чтоб не ждать ванну и не встречаться с Матвеем, промокнула влажные разводы нашей близости на себе его простынёй. Натянула платье, чёрт, где трусики?
Растеряно водила глазами, вот куда они делись, услышала, Матвей выключил воду. Выскочила за дверь. Ещё раз поправила на себе одежду, пригладила волосы. Мой фартук белоснежным лебедем валялся перед дверью, поджидая меня. На дрожащих ногах добралась до нижнего служебного туалета. Взглянула в зеркало. Бледное лицо, счастливые, горящие глаза, зацелованные губы. Причесала волосы, отправилась на веранду.
В дверях столкнулась с Димой:
— Где тебя носит⁈ Что с губами. Тебя кто то укусил?
— Пчела, — я согласно кивнула головой.
— Столько пчёл на земле не живёт. — Дима сощурился, что то соображая, — Займись, наконец, креслами. Холодное к губам приложи.
— У тебя забыла спросить, внимательный ты наш, — постаралась буркнуть неслышно, но, Дима услышал. Во всяком случае, задышал обиженно. Знал бы он ещё, что я без трусов.
Надеясь, что о моём пикантном позоре никто не узнает, схватила чехол для очередной подушки.
— Пчела-не пчела, а сияешь, Машка, как намытая хрустальная люстра.
Варя, как всегда, не дремала. Успела и сюда засунуть свой нос.
— Отлично, Варвара. Напомнила. Закончишь с занавесом, займись люстрой. Проверю. — Дима строго посмотрел в её сторону, — Так, все записывайте новые задачи, чтоб никто ничего не забыл. После работы поблагодарите Варвару за её зубоскальство. Наказаны все.
Вся бригада наказанных рылась в карманах фартуков, доставали блокнотик и карандаш, эти канцелярские премудрости всегда были при нас.
Я улыбнулась про себя: так тебе и надо, Варечка. Любишь советы давать, люби и на хер ходить. Вероятно, так подумала не только я, но и высшие силы. Наступило время разборок Варькиных полётов. Кстати, я успела заметить, в тесной женской стае Варьку не любили.
Дима ушёл. Девчонка с кухни, Наташа, кажется, её звали, решила подтрунить над Варей:
— Слушай, Варька, я заглядывала в твой статус. Ну поставь у себя хотя бы «в поиске», а то твоё «всё сложно» не притянет тебя к замужеству.
— А я не в поиске. Вот жду. Может кто то из гостей обратит внимание на меня и возьмёт себе в жёны.
— Это как купить самоклеющиеся обои, сесть и ждать. — Наташка добавила свою ложечку дёгтя.
— Чего ждать? — не поняла Варька.
— Ну, что они сами собой наклеятся.
Девчонки весело прыснули, на пороге снова объявился Дима, кивнул мне:
— Иди, бездельница. Четвероногая хозяйка тебя требует.
У меня всё дрожало внутри, ныл низ живота, сладостно трепыхалось сердце после спальни у Матвея, а в голове никак не укладывалось: «что я натворила!»