В нашем кооперативе сложилась традиция — после каждой удачной сделки мы помогаем кому-то из многочисленных просителей. Одному — если цена вопроса высока, или нескольким, если просьбы не слишком существенные — как сложится. Для меня это было важно. Я не могу помочь стране, которая на полном ходу несется к большой катастрофе. Я не могу предотвратить множество мелких катастроф. И даже как-то уменьшить ущерб от них. Моя авантюра с местной гадалкой Екатериной Петровной закончилась для нее трагически. Может быть, я виноват в этом. Может быть, есть события во времени, которые нельзя даже пытаться изменить… Одним словом, ничего глобального я не могу. Остается тактика малых дел. Помочь конкретным людям в конкретной беде. Деньгами, лекарствами, едой, в конце концов. Вот это я могу сделать…
Конечно, сложно отличить действительно нуждающихся от проходимцев, но мы научились. Как правило, проходимцы были очень убедительны. Они прекрасно манипулировали жалостью, блистали красноречием и умели в нужный момент пустить слезу. А те, кто действительно нуждался… Напряженные и неразговорчивые, нервные, отвечают односложно, торопятся уйти…
Мы с Серегой сидим у себя в конторе. Перед нами женщина, ей тридцать с небольшим, но выглядит она старше, придавленная и осунувшаяся.
— Мы сами из Припяти приехали, — говорит она. — Я, муж и ребенок, Илюша, сын, пять лет ему. Мужа уже второй год как нет… — она протягивает бумагу — свидетельство о смерти, но я останавливаю ее жестом — не нужно.
— В общем, — продолжает она, — мы здесь устроились, в вашем городе, я инженер на механическом, квартиру обещали, но пока в общежитии — в следующем году нам твердо обещали, что квартира будет… — Она замолкает, переводит дыхание. — Твердо обещали…
— А теперь у сына… мы анализы сдаем раз в полгода — плохие анализы оказались, и вот — диагноз, врачи поставили… — Она протягивает бумажку, в которой неразборчивым почерком написан диагноз. Я смотрю в эту бумажку, вижу буквы, но буквы не хотят складываться в слова и не только потому, что врач писал как курица лапой. Я не могу это читать.
— Врачи говорят, — продолжает она, что операцию нужно, что можно спасти… — она снова замолкает на несколько секунд. — Есть лекарства импортные, дефицитные, но достать можно, только дорого очень… И операция тоже, если у хорошего врача, то…
Мы вопросительно смотрим на нее.
— Мне сказали, — говорит она, — что у хорошего врача прооперироваться стоит пять тысяч — минимум. — Она разводит руками. — Я так удивилась, у нас же бесплатная медицина. Бесплатная и вдруг пять тысяч, представляете? А у меня же двести тридцать… ну и премия, конечно, но там еще и лекарства, очень дорогие.
— Насколько дорогие? — осторожно интересуюсь я.
— Три тысячи, — отвечает она, и бессильная улыбка появляется на ее лице и тут же исчезает.
Мы с Серегой переглядываемся. Он тихонько кивает, я киваю в ответ.
— Мне сказали, что вы… одним словом, помогаете людям, но я вижу — вы молодые ребята совсем, откуда у вас такие деньги?.. Вы уж извините…
Я вижу, что она на грани истерики и командую:
— Люся! Воды принеси, будь любезна!
А сам иду к сейфу и вожусь с замком, который что-то стал заедать в последнее время. Люся приносит графин и стакан на подносе, посетительница пьет воду и, кажется, собирается уходить. Я, наконец, справляюсь с замком.
— Вот, — говорю я.
Перед ней на столе две пачки в банковских упаковках. Она смотрит то на меня, то на эти пачки. Кажется, не понимает.
— Десять тысяч, — говорю я. — На операцию, на лекарство, ну и на все прочее… Чем можем.
Серега показывает мне большой палец и улыбается довольно.
— Как? — спрашивает она изумленно.
В разговор подключается Люся, которая помогает нам в подобных ситуациях.
— Деньги, — показывает она на пачки. — Вам, на лечение Илюши вашего. Десять тысяч. Помощь. Берите.
Она говорит:
— Спасибо. Но… как же — вот так⁈ Ребята, я же не смогу быстро вернуть, у меня же…
— Поправляйтесь, — машу рукой я.
А Люся объясняет:
— Отдавать ничего не нужно.
Она спрашивает, потихоньку приходя в себя:
— Наверное, нужно какие-нибудь бумаги? Что-нибудь подписать?
— Ничего подписывать не нужно, — улыбается Люся.
Она несмело складывает пачки в потертую сумочку и говорит:
— Спасибо. Если бы не вы, то…я и не знаю даже… — Снова мелькает беспомощная улыбка.
— Люся! — командую я. — Проводи девушку! Помоги такси поймать и вообще…
Они идут к выходу, но у самой двери она оборачивается, хочет что-то сказать, но явно не может собраться с мыслями, слов не хватает, поэтому говорит просто:
— Спасибо!
Мы с Серегой улыбаемся. Люся уводит посетительницу.
— Мда… — сказал Серега задумчиво. — А ведь и напьюсь я сегодня, Лех… А врачи, слыхал⁈ Пять штук заряжают за операцию простым людям! Ну не скоты⁈
— Во-первых, не все заряжают столько, — сказал я задумчиво. — Многие и бесплатно пашут, в смысле — за зарплату.
— Это да, это бесплатно, — согласился Серега.
— А во-вторых, ты себе представь, что у них за работа, у хирургов тех же… Какие нервы и все прочее…
— Представляю, — сказал Серега мрачно. — Вроде все так, но откуда у простого работяги бабки на хорошего хирурга? Как ты думаешь, польза будет от этих денег?
Я пожимаю плечами.
— Это уже не наша забота. Это к врачам и господу богу. Что от нас зависело — мы сделали.
— Но я все равно напьюсь сегодня, — жизнерадостно пообещал Серега. — Это что же получается? Это получается, что мы хорошие люди, что ли?
— Получается, что мы плохие люди, — сказал я после некоторого раздумья, — но иногда делаем хорошие вещи.
— А с хрена ли мы плохие? — возмутился Серега.
— А с хрена ли хорошие? Родное государство ни за здорово живешь нагрели на четверть миллиона. А оно нам все дало, — добавил я трагически.
— Государство бы их один хрен просрало, — поучительно сказал Серега. — Просрало бы на помощь братскому народу Мозамбика и Никарагуа, например. Так хоть мы попользуемся, а не папуасы. Своим поможем.
— А это, Сергей, не должно вас волновать, — ответил я с зашкаливающим пафосом. — Там, наверху лучше знают, кому бабки давать — папуасам или зулусам. Наверху не дураки сидят, им виднее!
Серега демонстративно покрутил пальцем у виска и сказал:
— Вижу я, как им видно. В магазинах морская капуста и березовый сок. Уже на рынке со жратвой проблемы, скоро эти бумажки вообще ни хрена не будут стоить.
— В морской капусте масса витаминов и полезных веществ, так что, напрасно вы, Сергей, гоните на морскую капусту. Польза березового сока также давно известна — партия и правительство заботятся о народном здоровье! Что касается временных трудностей с продуктами питания, то, Сергей, в ваши годы нужно понимать, что трудности эти инспирированы нашими врагами — как внешними, так и внутренними. Ох и много врагов у нас, — сказал я, украдкой заглядывая под стол, как бы проверяя — не затаился ли там кто-нибудь из врагов, внутренних или внешних.
— Иди к чертовой бабушке, — обиженно сказал Серега, понявший, что над ним издеваются.
— Вот это правильно! — похвалил я. — А вообще, боюсь, что теперь народ попрет толпами.
— Это верно, — сказал Серега. — Ничего, пусть приходят. Мы на них Борю выпустим. Так, Боря?
Охранник Боря, сидевший в углу и читавший газету, издал согласный рык, свидетельствовавший о полной его, Бори, готовности к решительным действиям против нежелательных посетителей.
Опасения наши имели под собой все основания. Уж что иное, а «сарафанное радио» работало в восемьдесят девятом году с немыслимой эффективностью! Рекламы как таковой не существовало, бывшие спекулянты и цеховики, составившие значительный процент кооператоров, как огня боялись любой публичности. Впрочем, в рекламе и не было необходимости. В условиях товарного дефицита реклама просто не нужна — люди готовы купить буквально все, что вы можете продать. Как только товар появляется в торговле — он тут же раскупается. Реклама в этой схеме — излишняя роскошь, все работает и так.
К слову, благотворительностью наши коллеги заниматься отнюдь не спешили, при том, что некоторые зарабатывали действительно большие деньги буквально на ровном месте, из воздуха. Возможно потому, что боялись огласки или же твердо верили в то, что забота о людях — дело исключительно государственное.
Орловский позвонил ближе к вечеру, когда мы уже собирались по домам.
— Вы на месте? Сейчас я приеду!
— Приезжай, — сказал я со вздохом. — Куда же деваться…
— Чего там? — спросил меня Серега. — Кто там приедет? Я уже в кабак настроился…
— Орловский, — сказал я. — Успеешь в свой кабак, я с ним теперь без свидетелей общаться не хочу.
— Побуду, чего… — сказал Серега. — И приборчик не забудь включить на всякий пожарный…
«Приборчиком» мы называли миниатюрный импортный кассетный диктофон.
Орловский приехал минут через двадцать после звонка. Красный и возбужденный, он ворвался в наш кабинет, отмахнулся от кофе и минералки, заботливо предложенных Люсей, упал в кресло и выдохнул:
— Пашка нашелся…
— Ну вот и славно, — сказал Серега, который, по своему обыкновению, довольно плохо считывал эмоциональную составляющую произнесенных слов. — Вот видишь, а ты переживал…
— Грабанули их в дороге, — сказал Орловский мрачно. — Где-то километров пятьдесят проехали после того, как вам товар отгрузили. И все. Остановили, под стволы поставили, связали, в фуру погрузили… Потом поехали куда-то, в каком-то сарае их держали двое суток. Потом снова в тачки погрузили, вывезли и выбросили на трассе. Ни фуры, ни тачки их, ни компьютеров, ни бабок… ничего!
— Зато живые, — добродушно сказал Серега. Он умел найти что-то хорошее даже в самой плохой новости.
— Да… — сказал я. — Преступность растет вместе с ростом благосостояния трудящихся…
Серега ухмыльнулся, а Орловский пришел в бешенство:
— Да чего вы смеетесь, Леш?!! Я с Юриком общался — он рвет и мечет! Почти на лимон попали, ты можешь себе это представить?!! На лимон!
— Ты не кипятись, — сказал я примирительно. — Чего ему тот лимон? Ну пусть считает, что немного налогов заплатил. Здоровье дороже. Серега правильно говорит — живы-здоровы, так уже хорошо. И вообще, если они так за свои бабки переживают, то пусть охрану нормальную берут, ментовскую. Заплатили бы ментам десять штук, так они бы с мигалкой сопровождали всю дорогу. Десятку пожалели, на лимон попали — советский бизнес, хрен ли…
— А еще лучше, — сказал Серега, — технику такими большими партиями не возить.
— Точно! — согласился я. — Вот, человек дело толкует. И мы же предупреждали, Саша. И про охрану ментовскую говорили, и про то, что технику такими большими партиями стремно тягать. Было?
— Было — не было… — сказал устало Орловский. — Теперь-то какая разница? Вы, парни, я смотрю, не понимаете, что произошло…
— А ты нам объясни по-простому, — очень доброжелательно сказал Серега.
— Юра так подводит, что если вы последние Пашку с грузом видели, то вы и виноваты. Ну, мы, то есть. Навели этих бандитов, забрали груз, бабки…
— Во как⁈ — изумился Серега. — Ну чего, давай Юрику позвоним прямо сейчас, пусть он нам лично это все скажет.
— Не будет он разговаривать, — сказал Орловский мрачно. — Говорю же — злой он сейчас, со мной и то разговаривать не хотел. Остынет через пару дней, тогда и поговорим. Но ситуация, парни, нехорошая получилась, это я вам говорю, как есть.
— Ну вот, когда остынет, тогда и поговорим, — сказал я спокойно. — Объясним ему, что порядочные люди кидаются подобными обвинениями только при наличии железных доказательств. Железобетонных, Саш.
— Пашка говорит, что узнал кого-то из вас, — сказал Орловский. Он вытащил из кармана платок и вытер пот. — По голосу или еще как-то…
Я махнул рукой.
— Все, Саш. Нашу позицию ты понял. Если у Юрика есть вопросы, то пусть лично задает.
Орловский снова взвился:
— Да не будет Юрка этой херней заниматься! Вы понимаете или нет⁈ У него партнер есть, по организационным вопросам, с ним разговаривать придется!
— И что за партнер? — поинтересовался я.
Орловский многозначительно помолчал, а потом сказал:
— Чеченец. Руслан зовут.
Я улыбнулся.
— Наверное, мы в этом месте испугаться должны были?
— Нам похрен, хоть чеченец, хоть чукча, — поддержал меня Серега. — Мы свое слово сказали, пусть думают как хотят.
— Ты хоть скажи, — спросил я, — ментам они заявление написали? Фура и «Форд» в угоне — не иголка. Да и такое количество компьютеров скрыть сложно.
— Написали заявление, все как полагается, — подтвердил Орловский. — Только сдается мне, что менты не найдут ничего. Груз уже может в Средней Азии где-то. Или на Кавказе.
— Сто процентов, — сказал Серега саркастически. — Растянули «Макинтоши» по аулам и стойбищам.
— Одним словом, — подвел я итог, — ясно, что ничего не ясно. Очень мутная ситуация. Очень!
— Полностью согласен, — подтвердил Серега.
— Ладно, — сказал Орловский, который, похоже, начал успокаиваться. — Давайте, парни, не будем горячку пороть. Я завтра или послезавтра еще с Юркой переговорю, по спокойному. Передам ему ваше мнение. Он тоже не совсем идиот, должен понимать…
— Вот и договорились, — ответил я. — Ты, Саша, лучше скажи — как там металл? Ушел за кордон или нет?
Орловский просиял.
— Все в ажуре, старик! Отправили в лучшем виде, металл уже у капиталистов. Мой помощник все встретил в Финке, сейчас электронику закупает на всю капусту. Нужно, чтобы теперь к нам все без проблем заехало.
— Заедет, — пообещал я. — Мы же договорились.
— Хоть что-то хорошее, — вздохнул Орловский. — Поеду я спать, день нервный был, напряженный… Устал!
Мы попрощались, и Орловский умчался из нашей конторы.
— Разговор записал? — деловито спросил меня Серега.
— Обижаешь… — улыбнулся я. — У нас все ходы записаны!
Неприметная коробочка диктофона лежала здесь же на столе, слегка прикрытая бумагами.
— Вообще, ты ему веришь? — спросил меня Серега с сомнением в голосе. — Что-то мне не нравится вся эта история с ограблением… Какая-то лажа.
— Очень похоже, — согласился я. — Вопрос только в том — для чего эту лажу нам впаривают? Саша с нами поссориться хочет? Он же не полный идиот, он парень продуманный. Прекрасно понимает, что без нас такой бизнес не вытянет. Мне Матвей говорил недавно — спортсмены его не трогают только потому, что мы в банке соучредители. Иначе давно бы порвали.
— Может он на этих чеченцев рассчитывает… — сказал Серега. — Что они помогут, прикроют… Вообще, ты, Леха, преувеличиваешь его умственные способности. Хитрый — да, спора нет. Но насчет ума я сомневаюсь…
— Чеченцы — это может быть серьезно, — сказал я. — Поглядим. Я заодно узнаю — существует ли заявление об ограблении. Если существует, то это один разговор. Грабануть их действительно могли, чего уж там. Такое каждый день на дорогах, а груз реально серьезный… Заодно и по другому вопросу с милицией пообщаюсь, Матвею обещал. А вот если заявы нет, то стопроцентная подстава. И тогда мы уже будем по-другому разговаривать.
— Давай, узнавай, елки-палки! — загорелся Серега.
Я набрал служебный номер Николая Николаевича.
— Алло! — сказал в трубку женский голос. Секретарь.
— Скажите Николаю Николаевичу, что Алексей Петров беспокоит, — ответил я. — Мне бы на пару слов буквально.
— Минутку, — сказала секретарь. В трубке воцарилось молчание, но через полминуты трубка ожила:
— Соединяю.
— Да, Алексей, — сказал уставший голос.
— Здравствуйте, Николай Николаевич! — бодро отрапортовал я.
— Рассказывай. Случилось чего-то?
— Пока все в порядке, — сказал я, — но хотелось бы встретиться. Можно будет к вам завтра с утра заглянуть? Минут на пять-десять?
— Если ненадолго, то приходи с утра, — сказал Николай Николаевич. — К восьми приходи, я распоряжусь, чтобы тебя пустили.
— Большое спасибо! — сказал я.
— До встречи. — Николай Николаевич отключился.
Я подмигнул Сереге — завтра ситуация прояснится!
— Напьюсь сегодня! — решительно сказал Серега. — Вообще, ты со мной или как⁈