Я последовал совету колдуна. Привёл и его, и Акама из рода волков-охотников, в юрту Шасти. Уложил в разные углы, подальше друг от друга.
Охотник пытался объяснить мне, что спать не станет. Но попил травяного отвара и отрубился. Пусть отдохнёт парнишка, предыдущая ночь далась ему недёшево.
Нишай повозился, поудобней устраиваясь на кошме. Верёвка-змея вытянулась и спеленала его от шеи до пяток, но колдун улыбался.
— Радуешься лёгкой смерти? — я не смог скрыть удивления. Меня задевало простецкое отношение местных к возможной гибели.
— А зачем бояться? — тоже удивился Нишай. — Сколько себя помню — меня всегда пытались убить.
— Добрые родственники? — усмехнулся я понимающе.
Он кивнул.
— И родственники, и придворные. И дядя… — Колдун вздохнул и отвернулся к стене, резко обрывая разговор.
Однако поёрзал немного и снова повернулся ко мне, заговорил. Кто тут его ещё будет слушать, кроме меня, спрашивается?
— Вы, хоть и дикари, но лучше иных высокородных, — сказал Нишай, глядя сквозь меня. — Даже мучить, вроде, не собираетесь. А в остальном — смерть похожа на сон. Вот когда проснусь у чёрного озера Эрлика, тогда, наверное, сразу начну бояться. А сейчас — радоваться надо. Ещё почти день жизни до вечера.
Колдун замолчал, задумался о чём-то.
Шасти налила травяного отвара и для него, присела на корточки, чтобы напоить. Но Нишай мотнул головой, выбив миску и расплескав напиток.
— Не хочешь спать? — Я поднялся, чтобы помочь Шасти напоить колдуна. — Это ты зря. Подержать тебя за голову, да зажать нос — делов-то.
— Глупость — проспать последний день жизни, — Нишай посмотрел на меня пристально и попросил: — Не надо сонной травы. Лучше полежу и понаблюдаю, сумеет ли твоя… гм, жёнушка поменять нас местами. Задача-то не простая.
Я пожал плечами:
— Последнее желание? Ну, как хочешь. Смотри, кто тебе не даёт.
Шасти вздохнула, уселась у очага. Достала свои заметки, открыла магическую книгу и углубилась в расчёты.
Я сел между охотником и Нишаем, привалился к стене юрты.
Ситуация с казнью мне очень не нравилось, но ведь и колдун — не подарок.
Пощадить? Так он же хитрый, зараза. Такой и в верности поклясться сумеет «с зазором», и печать на него хрен наложишь.
Но как убивать парня не в честном бою? И чем мы тогда лучше вайгальцев?
Ладно бы, атака Нишая кончилась человеческими жертвами, но ведь выкрутились. Все наши — целы, хвала Ичину. Он понял, что происходит и обошлось без убийства своими своих.
А Симар — так вообще вылечился от спеси. Йорду помогает, дрова таскает. Хвастается, правда, по-прежнему, амбал недоделанный.
Нишай пытался нам навредить, но не смог. Даже Шасти не обижается на него. Мы победили, обезвредили врага, лишили магии. Выходит, мы убьём его просто за то, что он был колдуном?
Да, его надо судить. Заставить отрабатывать то, что он тут натворил. Лучшего учителя для мальчишек я в этой глуши не найду. Но как же этот парень опасен…
Шасти отложила книгу и стала высчитывать что-то, рисуя на земле возле очага палочки.
Мне казалось, что я наблюдаю за ней. И только когда меня разбудила особенно громкая фраза, понял, что задремал. Ночь-то пробегал.
— Да глупости ты говоришь!.. — Шасти ругалась шёпотом, но довольно громко.
— Почему глупости? — прошипел в ответ Нишай. — Глупость будет, если набухшая почка раскроется не так, как надо! Кривобокий мир — такого даже колдовские книги не знают! А мне — всё равно умирать, мне столько крови — без надобности!
— Вы о чём? — спросил я, окончательно просыпаясь.
Нишай замолчал и даже глаза прикрыл. Да, ерунда, мол.
— Он говорит, — начала Шасти обиженно. — Что росток нового мира нужно кормить человеческой кровью. Что миры могут расти только на крови.
— А в книге что написано? — спросил я.
— И в книге — про кровь, — вздохнула Шасти. — Но мне кажется, что Нишай меня где-то обманывает. А где — никак не пойму. Ну почему новый красивый мир надо кормить кровью? Неужели нельзя иначе? Молоком? Мёдом? Аракой, в конце концов!
Нишай фыркнул.
— И много надо крови? — спросил я.
— Много. Я пыталась вчера рассчитать… — Она протянула мне свои записи. — Восемь мер. Боюсь, это будет почти вся кровь человека.
— Пять литров, что ли?
Шасти уставилась на меня с недоумением.
Нишай опять фыркнул в своём углу.
— Ну, так можно же взять понемногу у разных людей? — предложил я.
— Нет, — помотала головой Шасти. — В книге написано: маг должен дать миру «всё то, что течёт у него внутри». Это кровь. А мага у нас два — я и Нишай. Вот видишь? — она указала на рисунок на кожаном «листке». — Здесь учитывается вес и возраст семени. Но человек умрёт, если отдаст столько мер крови, сколько у меня выходит по расчётам.
— Может, книга врёт? — мне попадалось много книг, не стоивших бумаги, на которой их печатали.
— Книга не может врать! — скупо рассмеялся Нишай. — Она — подарок Белой горы, не люди её писали. Но книга может скрывать за словами истинный смысл.
— Это как?
— Говорить с нами языком сна.
Я помотал головой: не понимаю.
— В магический мире — иные законы, не похожие на те, что ты видишь вокруг, — пояснил колдун. — Огонь нового мира может гореть внутрь, а вода — идти дождём в небо. Понять эти законы можно, если умеешь думать во сне. Мир сна — тоже иной. Иногда мне кажется, что магический мир — это сны какого-то древнего мага. Ты же видишь сны, Кай?
Пришлось пожать плечами. Дома-то сны я видел. А вот здесь?..
Наверное, слишком уставал. Проваливался как в яму. Только в самом начале моего пробуждения мне здесь что-то вроде бы снилось? Или нет? А дух барса?
Я до сих пор не понимал до конца, снился ли мне поединок с горным барсом?
А что если дух барса, явившись мне где-то во сне, вышел из него в явь? Если так бывает, конечно.
Нишай улыбнулся криво, словно у него не было иной гримасы, кроме улыбки, и он заменял ею и слёзы, и страх, и отчаяние.
— Язык снов часто бывает непонятным и лишённым обычного смысла, — сказал он. — Вот в книге написано, что маг отдаёт новому миру всю свою кровь, но не разом, а постепенно. Это иносказание. Я думаю, это значит, что нужно вскрыть вену, и пусть себе течёт потихоньку, пока мир не наполнится кровью. И тогда он сам даст понять, что ему довольно. А крови мне совершенно не жалко.
— Фиг тебе! — отрезал я. — Если мир вырастет на твоей крови — это будет твой мир, верно?
— Ну, нет — улыбнулся Нишай. — Не я посадил семя в горшок. Но немного моего сна в нём всё-таки будет, это ты угадал.
— Последнего сна перед казнью? — уточнил я. — С Эрликом и болотными тварями? Знаешь что, Нишай? — слова про мать я сумел не произнести вслух. — Лежи лучше тихо, не зли меня? А то соглашусь на мешок!
— Кай? — раздалось от двери.
В юрту робко засунул физиономию мальчишка из самых мелких.
— Чего тебе?
— Там у костра воины в чёрной одежде. Сказали — пришли к Каю. Майман велел тебя срочно звать. Даже разбудить, если спишь!
Воины? Только тут я вспомнил про бывших охранников Нишая. Так вот кто будет возить нам из города оружие! — осенило меня.
А что, это идея. Пока в ставке считают Нишая живым — препятствий его людям чинить не будут!
Я встал, потянулся и предупредил колдуна:
— Лежи молча, родной. Будешь лезть к Шасти с разговорами — вечером полезешь в мешок!
— А почему — родной? — спросил он, ни капли не испугавшись.
— Потому что я не хочу при жене плохими словами ругаться. А родной — слово гибкое: где — род, а где и — урод, — ухмыльнулся я и пошёл договариваться с воинами, с которых спала печать колдуна.
Ему они теперь не нужны, а мне пригодятся.
Драконьи воины изо всех сил демонстрировали лояльность, но Ичин не поверил. Не убедила его даже клятва на драконьем мече.
Природа вайгальской магии была чужой здешним горам. Даже Айнуру барсы и волки всё ещё не доверяли так, как друг другу. А тут — вражьи воины.
Ичин предложил отвести их к шаману. Пусть, мол, дедушка Тин сам глянет — можно ли взять в лагерь тех, кто раньше служил колдуну? Примут ли их духи гор, не отвернутся ли потом от людей?
Я согласился. Стражники Нишая тоже не стали качать права. Они и не ждали от моих людей горячих объятий. Не убили, пустили в лагерь — уже неплохо.
В юрту мне после разговора с ними вернуться не удалось — вылезли разные хозяйственные и военные дела.
Надо было поговорить с Майманом о планах. Посмотреть, как занимаются мальчишки. Поругаться с Шонком на счёт девушек — они тоже хотели распоряжаться припасами.
А ещё — успокоить ревнивого Мавика, задиравшего драконицу. Расспросить Незура о повадках драконов. Расчистить от острых камней площадку и объяснить Нисе, что это теперь её место, она может здесь спать, и волки к ней не полезут.
А потом неожиданно наступил вечер. Только что было жарко, и вдруг на лагерь опустилась бархатная прохлада.
Захотелось взять Шасти за руку, повести к водопаду. Там растёт не только осока, но и мягкая густая трава…
Но планы у нас на вечер были совершенно иные. И посреди лагеря уже жарко пылал огонь, суетились охотники, разделывая тушу оленя. Ради праздника планировалось зажарить его целиком.
Казнь колдуна — это же праздник?
Как говорится: сначала намечалась казнь, потом торжества. Потом решили совместить…
У костра постепенно собирался народ, только мальчишек ещё не отпустили с занятий. Йорд то и дело поглядывал на солнце — ему и самому хотелось побыстрее подсесть к костру.
Я пошёл в юрту к Шасти — предупредить её, что скоро начнётся.
В юрте опять было весело. Охотник с лицом и телом Нишая проснулся, и настоящий Нишай воспитывал его, заставляя расчесаться, умыться и заплести волосы в косы. Мол, не хочется ему умирать растрёпой.
Охотник протестовал. Вольные племена могли заплетать одну косу, а Нишай требовал девятнадцать — по числу прожитых лет.
— А это тебе зачем? — удивился я с порога.
— Ну, так помирать надо красиво, — оскалился колдун. И спросил: — А мясо-то уже начали жарить?
Я принюхался:
— Вроде бы нет.
— Жалко. Давно я не ел убоины. Может, покормите напоследок?
— Мяса, что ли, в городе нет?
— Нельзя мне было мяса, — туманно пояснил Нишай. — Один сложный обряд делал. Пришлось соблюдать пост, пить настой жёлчи медведя. Такая гадость…
— Идём к костру, — велел я. — Может, и накормим, если карты сойдутся. Шасти, убери с его ног верёвку. Ты как, готова?
— Наверное.
Девушка закрыла книгу и тяжело вздохнула.
— Ты справишься, — приободрил я её.
Вышли мы из юрты как раз вовремя — Йорд отпустил пацанов, и у костра сразу стало тесно, шумно, и нетерпение так и полезло изо всех щелей.
Любопытные мальчишки — как же, такое зрелище — втискивались между воинами, жались к огню, лишь бы сидеть поближе.
Пришлось пробираться к Айнуру и остальным членам военного совета, сидящим на почётных местах, практически по головам. Меня-то пропускали охотно, но не охотника с колдуном.
Наконец все устроились. Нишая усадили напротив охотника Акама, Шасти поставила между ними чашку с водой и угнездилась рядом.
Робко начала шептать заклинание. Запнулась, словно слова ей давались с усилием.
— Решилась обратиться к Анту-Ерыг? — со знанием дела спросил колдун. — Это тяжёлое заклинание. Тебе его не вытянуть. Убьёшь и охотника, и меня. Знак воды — просто неподъёмен в местах, где подземная вода так близко. Ты же знаешь — река Кадын течёт прямо в царство Эрлика, а значит — вся её вода нижняя, враждебная живому.
— А что же тогда делать? — растерялась Шасти. — Иначе не выйдет, я смотрела разные варианты. Эрлик не отдаст своё, даже за жертву. Вот разве что через воду?
— А ты попробуй принести в жертву огню рябину? — предложил Нишай.
Он был удивительно спокоен, хотя все смотрели сейчас только на него. И ничего доброго в глазах воинов и мальчишек не было.
— А зачем? — растерялась Шасти.
— Нужно, чтобы огненный знак в заклинании заменил эту неподъёмную воду, — пояснил Нишай. — Огонь — сродни воинскому роду. Да и охотник — близок по огню очага здешним воинам.
Шасти кивнула, достала из сумки на поясе связку коротких палочек, нашла среди них рябиновые. Поднесла к огню, но не бросила. Остановила руку.
— Подожди! — воскликнула она. — Воинский огонь в заклинании почти наверняка убьёт носителя магического огня! Это — неоправданный риск!
Акам поднял глаза и испуганно уставился на Нишая.
Это как? Колдун рискует жизнью, чтобы поменять их местами? Колдун?
Нишай вздохнул и улыбнулся Шасти своей странной, немного кривой улыбкой.
— Ну, вот как мне не называть тебя дурочкой? — спросил он. — Шансы есть. Я ведь сейчас лишён магии. Огонь может не задеть меня, не найдя магического признака.
— Но может и задеть! — воскликнула Шасти.
— Может, — пожал плечами Нишай. — Но других идей у меня нет. Так что — начинай. В охотнике — магии не капли, его не заденет точно.
Я посмотрел на колдуна внимательно: он где-то юлил, но где?
— Эй, колдун? — ухмыльнулся Майман. — Ты что, надумал сбежать от меня к Эрлику? Если ты сейчас сдохнешь, кого же я буду резать?
Воины засмеялись, но натянуто, нервно. И смешки быстро заглохли.
— Барана будешь резать, — сказал я. — Пусть пробуют. А умрёт — баба с возу, кобыле легче.
Что ж, это и в самом деле был выход. Если Нишай сейчас погибнет, можно будет считать, что он исправил свою ошибку. Хотя бы похороним парня нормально.
— Руки только развяжите? — попросил Нишай. — А то как-то нехорошо идти в дом тёмного отца со связанными руками.
Шасти посмотрела на меня, я кивнул. Нишай без магии, а вокруг — толпа воинов. Без шансов.
Девушка поманила верёвку, и она сама сползла с рук колдуна, вызвав завистливые вздохи мальчишек. Вот бы им дали такую верёвку! Каких бы они насовершали подвигов!
Я улыбнулся почти против воли. А Шасти снова начала шептать заклинания, по одной закидывая в костёр рябиновые палочки.
Сначала всё было как-то обыденно, а потом я вдруг ощутил, что воздух вокруг словно бы уплотнился. Дышать стало трудно, в груди зажгло, а в горле запершило.
Голос Шасти стал сиплым и сдавленным.
— Не останавливайся! — прошептал ей Нишай. — Сейчас нельзя нарушать ритм. Терпи.
Шасти помотала головой, продолжая шептать.
Воздух сгустился ещё сильнее. Я понял, что задыхаюсь и слепну. Вокруг больше никого не было. Я их не видел. Только плотный шёпот просачивался через тяжёлый воздух:
— Анту-Ерыг, возьми назад то, что дал. Смирись с огнём. Отдай назад воду!
Нишай закашлялся, и я вдруг увидел его лицо, посиневшее и окровавленное. Вокруг него была темнота. Почему?
Свет плеснул из моих рук, не желая смиряться с таким исходом.
Нишай извернулся вдруг, словно борясь с кем-то. И воздух лопнул.
Зрение вернулось ко мне. Я быстро огляделся: все целы?
У костра всё было по-прежнему. Нишай и охотник всё так же сидели друг против друга. Вот только чашка между ними была полна крови, а тот, кто раньше был охотником с лицом Нишая, улыбался теперь знакомой кривоватой улыбкой.
— Получилось… — прошептала Шасти.
— Сапоги сними, — велел Нишай охотнику. — Брось их в костёр. Никогда не бери ничего у колдунов!
Охотник потрясённо уставился на свои руки. Потом схватился за сапоги. Стащил и кинул в огонь.
— Я бы не поверил, — сказал Майман. — Но они и повадками поменялись. Смотрят теперь иначе. Двигаются. Вот же колдовское отродье!
Айнур откашлялся и предложил:
— Тогда не будем тянуть. Убьём колдуняку!
Ичин покачал головой:
— Если Кай считает, что нужно сохранить колдуну жизнь — значит, так хочет Тенгри. Я против того, чтобы убивать.
— Да ты что, шаман? Сдурел, что ли? — рассердился Айнур. — Да он чуть не поубивал тут всех нас!
Майман развёл руками:
— Никто не знает пути неба. Сегодня я убил волка — завтра волк убьёт меня. Это не повод для вражды. Если надо — пусть колдун живёт.
— А ты что скажешь? — Айнур повернулся к Чиену, тихо сидящему рядом. — Ты — тоже считаешь, что можно позволить колдуну жить?
— Он уже не колдун, — напомнил Чиен. — Но сохранять ему жизнь мне не хочется. Магии-то нет, а душонка такая же скверная. Пусть сдохнет!
— Теперь ты? — наш предводитель уже буровил глазами Йорда. — Хочешь дать ему жить?
— Не хочу, — буркнул тот. — Только колдуна мне тут не хватало! От одной рожи тошно становится!
Наверное, рабу печати, Йорду, и в самом деле было хреново рядом с Нишаем. То-то он ходил эти дни как в воду опущенный.
— А ты? — спросил Айнур охотника. — Помни, мальчишка! Этот колдун чуть тебя не убил!
Акам встал, огляделся. Было заметно, что он не знает, какое решение принять.
Парень был молодой, честный, наивный. И даже в зачатке не воин, раз пошёл в охотники.
Я покачал головой. Похоже, Нишай ещё хитрее, чем я о нём думал. Вот почему он взялся помочь Шасти.
Колдуняка рисковал жизнью, чтобы перетянуть охотника на свою сторону!
Ну не мог теперь Акам голосовать за смерть своего врага. Ведь этот же враг его и спас в конечном итоге.
— Ты имеешь право сам перерезать колдуну глотку! — рявкнул Айнур. — Дать тебе меч?
Охотник Акам мрачно посмотрел на Нишая.
— Нет, — сказал он. — Я не хочу его убивать. Я — жив, он лишился магии. Мы квиты.
— Ну что за охотники пошли у нас! Хуже баб! — взревел Айнур и уставился на меня. — Кай, очнись! Неужели мы отпустим колдуна? Убийцу?
Я молчал и не мог отвести взгляд от лица колдуна. В нём изменилось всё — мимика, одухотворённость, подвижность мелких лицевых мышц.
Нишай стал собой. Он улыбался. Он сыграл и выиграл. Так ему, наверное, казалось.
— Пока ещё никто никого отпускать не собирается, — ухмыльнулся Майман. — Кай-то ещё не сказал своего слова.
Нишай вздрогнул и уставился на меня. Он забыл, что я — не голосовал.
— А ещё колдуна можно повестить, — подал голос Чиен. — Как они вешали после сражения наших раненых воинов. Перекинуть верёвочку через толстый сук…
Воины загудели, переговариваясь.
— Казнить колдуняку! — выкрикнул кто-то.
А потом с того краю, где сидели люди Айнура начали бойко скандировать:
— Каз-нить, каз-нить!..