Глава 26 Нишай (несколькими часами раньше)

Нишай лежал на мягком войлоке и прислушивался к себе. Колдуну было интересно, что ощущает человек, когда смерть садится с ним рядом, дышит из-за спины?

Злость на тех, кто его пленил? Отчаяние? Страх?

Однако ничего особенного не происходило. Вот только спать совсем не хотелось.

Он был как никогда бодр, деятелен, но даже почесаться теперь не мог — так плотно спеленала его верёвка-змея.

Двигаться могли только глаза, и взгляд колдуна вбирал каждую мелочь, сортировал, навечно запечатывал в памяти.

Пылающий очаг, над ним котелок с травяным отваром. Свернувшегося, как ребёнок, волка-охотника — сам Нишай никогда бы не уснул в такой беспомощной и жалкой позе.

Тощее, но крепкое тело спящего Кая. Этот спал, как воин — полусидел, откинувшись на войлочную стенку юрты.

Взгляд колдуна блуждал и снова возвращался к огню. Скользил по чёрному шёлковому халату, делающему стройную фигурку Шасти невесомой и потусторонней. Ласкал книги на кошме у очага. Пытался забраться в открытую поясную сумку с магическими принадлежностями, лежащую рядом с девушкой.

Её окружала целая куча магических предметов, разложенных на кошме с чудной девичьей логикой. И десятки глиняных горшков — пустых и полных.

Зачем здесь столько горшков?

Нишай поёрзал, пытаясь приподняться — но куда там, верёвка держала на совесть. Проклятый артефакт! Кому-то же подарила такой Белая гора!

Шасти не замечала усилий пленника. Она склонилась над книгой, губы бесшумно двигались, раз за разом повторяя слова. Учит наизусть? А зачем?

Какое-то время Нишай молча наблюдал за мучениями девушки.

Имя «Шасти» было ему чем-то знакомо. Кажется, так звали прабабку Нангай. Интересно, почему она выбрала именно это имя, чтобы скрыться среди дикарей?

«Глупая… — думал Нишай. — Сопит над магической книгой, учит простецкие заклинания. А рядом с ней в самом большом и пузатом глиняном горшке — бесценное чудо. Новый огромный мир. Невиданная никем магия!»


В юрте было тихо и покойно. Мягкий свет падал через верхнее отверстие — день был в самом разгаре. Последний день перед смертью.

Колдун чуть слышно вздохнул и стал разглядывать Кая — юношу, одетого как дикарь, но с драконьим мечом и чистой речью, где было много незнакомых и странных слов.

Кто он? С каких дальних гор пришёл? И дикарь ли он вообще?

Нишая с детства учили, что дикие племена, населяющие горы — не люди, а что-то вроде сметливых животных, как волки или драконы.

Дикарь — бесхозное имущество. Раб, шляющийся где попало. Набрёл на дикаря — бери, это твоё.

Он изучал нравы горных племён по книгам и видел сейчас — книги не ошибались. Вот только люди Айнура, гораздо более цивилизованные и близкие ему, проигрывали рядом со здешними дикарями.

То, что в книгах осмеивалось — животная грубость местных племён, их свободолюбие и упорство — на поверку оказалось не хуже, чему у людей. А если взять для сравнения нравы придворных в Вайге — то и получше.

Дикари не злоумышляли друг против друга, были терпеливы, искусны в отделке оружия, одежды и даже корзин с «колёсами»!

В бою они защищали одурманенных магией товарищей, бесстрашно бросаясь с палками на мечи.

А ещё у них имелось понятие о справедливости и чести.

Правда, своё понятие, незнакомое, странное, но сейчас оно могло спасти Нишаю жизнь, если он сумеет показаться для них своим.

Колдун достаточно долго наблюдал за всеми, кто что-нибудь значил здесь, в этом странном месте, которое они называли «лагерь». Оценивал их поведение, пытался угадать, какой была их жизнь раньше?

В том, что «лагерь» основал Кай, юноша, не достигший полного возраста воина, белый заяц Тенгри — в этом Нишай был уверен.

С «зайцем» — явно было что-то не так. Он вёл себя как зрелый, закалённый в боях воин, видевший много людей, совершивший уже простые ошибки, что свойственны его возрасту.

Нишай не сомневался — Кай носит личину, но вот одну ли?

Он знал: сложная личина, изменяющая возраст, вес и рост, не может накладываться надолго.

Может быть Кай — кем бы он ни был — купил это тело, как Нишай купил тело охотника? А после наложил на него маску, слегка изменяющую внешность. Но зачем?

Кто он? От кого скрывается?

Если ему подчиняется драконий меч, означает ли, что Кай — из рода дракона или воин драконьей крови по клятве?

Нишай закрыл глаза и постарался вспомнить всех, кто сидел у костра рядом с Каем. Увидеть их внутренним зрением так, словно они перед ним наяву. Он успел изучить всех «вождей» этой дикарской вольницы.

Самым родовитым был Айнур. В нём текла кровь красных драконов, и меч он носил по праву. За его голову Шудур заплатил бы много, очень много монет.

Но Айнур не мог быть тем, кто объединил вокруг себя дикарей. Он покалечен телом и духом. Его правая рука не сгибается, а дух угнетают снующие вокруг волки и барсы.

Айнур не до конца доверяет дикарям, в этом его уязвимость. Не будь у Нишая верёвки на руках, влезть к Айнуру в доверие было бы не так уж и сложно.

Сломать ему руку, правильно сложить кости, увязать в лубок, поить травяными настоями — многие из них не только притупляют боль, но и приучают шею к ошейнику.

Через лунный месяц, когда кости Айнура срастутся, он добровольно примет печать и власть колдуна. Из него можно будет верёвки вить. Вот такие, как эта верёвка-змея.

Чиен, его ближник, крепкий сердцем и выносливый воин. Но заметно, что недавно он пережил сильное горе. Потерял кого-то в бою?

Значит, уязвим и Чиен. Нет ничего проще, чем поднять мертвеца и расспросить его, узнать тайну случившегося. Так что подход к драконьему воину тоже несложно будет найти.

Йорд? Ну, этот камень в фундаменте башни оказался бревном и давно сгнил.

Йорд ходит под печатью. За обещание снять её, он сделает для Нишая что угодно.

С дикарями — сложнее. (Колдун перевёл мысленный взгляд на малоподвижное лицо Ичина.)

Воин-шаман — опасное сочетание. Но вот магическая рана на его руке не окончательно зажила, и это уже интересно. Ведь пятно на запястье — это же следы смертельной магии?

Как и где шаман получил свою рану? Каким оружием?

Надо бы посмотреть на пятно поближе. А вдруг есть шанс вернуть свой меч, что висит сейчас у Ичина на поясе?

Но опаснее всех Майман — самый непредсказуемый из дикарских вождей. Он умеет наблюдать за людьми, как Нишай, умеет посмеяться над собой. Против него сгодится только одно оружие — острый меч. А меча-то и нет…

Нишай вздохнул и открыл глаза.

И тут же росток в горшке вздрогнул, наливаясь голубоватым светом.

— Смотри! — прошептал Нишай, и девушка подняла голову от книги.

Прошептала потрясённо:

— А что это с ним?

— Он переходит из фазы почки в фазу лозы, — пояснил Нишай. — Ищет свою дорогу между мирами. Тянется туда, где сможет распустить свой цветок, создать новое неизведанное магическое пространство, новые земли!

Шасти улыбнулась сиянию:

— Он прекрасен! — прошептала она.

— А как вы нашли жабий камень? — спросил Нишай.

Он только читал об этом удивительном артефакте.

— Камень был в голове у ютпы, поднявшейся из самой глубокой бездны, — ответила Шасти, любуясь постепенно угасающим сиянием. — Никто ещё не видел таких чудовищ!

— Видели, — улыбнулся Нишай. — Ведь в книге есть описание жабьего камня.

Сияние стало стихать. Росток был ещё слаб, его всплески быстро угасали, но скоро он будет светиться постоянно, и тогда ему понадобится кровь.

— А я не читала про таких свирепых и страшных тварей, — продолжала рассказывать девушка. — У неё огромные лапы, а голова — как камень. Кай и Чиен зарубили её у болота.

— Но как она сумела выбраться из преисподней? — нахмурился Нишай.

— Я думаю, кто-то из колдунов пытался открыть на болоте короткий путь в преисподнюю, — предположила Шасти.

— Шудур? — Нишай дёрнулся сесть.

Проклятая верёвка!

— Или кто-то из самых сильных его колдунов, — согласилась Шасти.

— Может, они охотятся на вас? — предположил Нишай. — Скажи, ютпа нападали на вас здесь, в лагере? Я видел высушенные черепа… Сколько здесь было тварей?

Шасти покачала головой, не желая отвечать на откровенно шпионский вопрос, но потом выдавила:

— Много! Перестань спрашивать! Ты задаёшь вопросы, словно… Словно шпионишь здесь для Шудура!

— Да какой я шпион? — рассмеялся Нишай. — Для кого я могу шпионить? Ты же знаешь меня с самого детства — я всегда был сам по себе.

Шасти кивнула задумчиво. Наверное, она тоже помнила, как они вместе играли совсем маленькими детьми. Им было зим пять или шесть, а потом пути разошлись.

Тогда у Нишая ещё живы были его старшие братья — крепкие мальчишки, задиравшие худенького последыша.

Они смеялись над дружбой Нишая с девчонкой. Детям приходилось прятаться от них в зарослях у ручья.

Именно там Нишай первый раз услышал, как придворные шепчутся, планируя смерть ненавистных щенков сестры императора.

Если бы мальчик, поддавшись насмешкам, разорвал дружбу с девочкой — он не прятался бы в кустах и стал бы их первой жертвой.

Это был один из первых уроков в жизни Нишая — делай так, как хочешь ты сам! Именно это приносит пользу и ничто другое!

Но как понять, чего ты хочешь на самом деле? Не те, кто тебя воспитал, не страх, не привычки, а ты? Ты сам?

Игры в кустах с Нангай открыли Нишаю тайны тех, кто в глаза был с ним учтив и ласков, научили замечать ненависть в сладких улыбках придворных. Он выжил тогда, научившись не верить никому. Неужели сейчас придётся умереть?

А росток? Он же погибнет в руках этой глупой девчонки! Или достанется колдунам! Шудур найдёт и разорит весь этот заячий «лагерь»!

«Нет, — думал Нишай. — Ютпы не могли напасать просто так. Шудур упорен, он знает, что его враги живы и нащупывает следы! А Шасти и Кай, беспечные как птицы, клюющие ячменные зёрна, уже почти попали в клетку к ловцам!»

— Шасти! — позвал колдун.

Девушка не откликнулась, снова уткнувшись в книгу.

— Шасти, повернись! — зашептал он настойчиво. — Это важно! Семя мира нужно кормить. Обязательно кормить!

— Я кормлю! — сердито откликнулась Шасти. — Не мешай, я всё делаю правильно. Собираю нужные травы, говорю с ним каждый вечер. Здесь так написано.

— Этого мало! Семени нужна кровь мага! Много крови!

— Да глупости ты говоришь!.. — прошипела Шасти довольно громко.

— Почему глупости? — рассердился Нишай. — Глупость будет, если набухшая почка раскроется не так, как надо! Кривобокий мир — такого даже колдовские книги не знают! А мне — всё равно умирать, мне столько крови — без надобности!

— Вы о чём? — спросил Кай, открывая глаза.

Колдун замолчал сначала, но потом ответил на пару вопросов и этому «Каю».

Ну не мог мальчишка задавать таких хитрых вопросов!


Когда Кай наконец убрался из юрты, колдун попытался ещё немного поуговаривать Шасти взять его кровь для ростка мира, но ничего не вышло.

Девушка была так влюблена в своего Кая, что даже подумать не могла, чтобы поступить вопреки его болтовне!

Нишай перетерпел раздражение и начал вникать: какие страницы книги читает Шасти, как планирует поменять местами души охотника и его самого?

Книга лежала далеко, знаков было не разобрать, и он только перед костром понял, какую тактику выбрала Шасти. В общем-то, правильную, но требующую гораздо больше сил, чем было у худенькой девочки.

Колдун хотел сказать ей, что Анту-Ерыг — мужское заклинание, требующее опоры, силы, но промолчал. Но что это могло изменить?

Нишай понимал: девочка не удержит поток магической энергии. Она угробит всех троих — и себя, и охотника, и самого колдуна.

Колдуну было, в общем-то, наплевать и на такую смерть, но Шасти было ещё слишком рано уходить к Эрлику. Кто будет тогда растить этот маленький мир в горшке?

Он стал крутить заклинание, соображая, как можно выровнять поток. Или хотя бы перекосить его на себя, чтобы его тренированная воля приняла то, что не сумеет удержать девушка.

Его питала надежда, что магия ушла не вся. Ведь был же проблеск?..

Нишай предложил Шасти поменять кое-что и заметил удивление в глазах охотника Акама. И только тогда колдуна обожгло страхом и… надеждой.

Глупый охотник подумал, что Нишай спасает его. А это значит, что присущая дикарям вера в справедливость не позволить ему отдать голос за то, чтобы колдуна убили!

Это был шанс! Шанс выжить!


Нишай быстро скользнул глазами по напряжённым лицам дикарей: Майман и Ичин проголосуют так, как решит Кай, Айнур и Чиен будут против. Значит, голос Акама может склонить весы в его пользу!

Надежда ударила больнее недавнего ожидания смерти. Колдуна бросило в жар, тело покрылось липким потом — неужели шансы спастись реальны?

Он взялся направлять Шасти, уже сообразившую, что колдун прав. Девушка умело расширила поток магической энергии, рассеяв её удар.

Однако заклинание всё ещё оставалось очень опасным, и Нишай решился. Он еле слышно прошептал несколько слов, и ощутил, что поток силы заколыхался. Слабенько, почти незаметно, но всё-таки…

Значит, ему не померещилось, когда он сигналил колдуну на драконе!

Мёртвая вода вытравила из него не всю магию. Она вымыла силу, но та постепенно скапливалась в самых дальних уголках души. И в самые отчаянные моменты можно было ощутить её слабую помощь!

Сила вернётся. Постепенно. И быстрее — если он сам вернётся в привычное тело. Главное сейчас выжить!

Нишай сосредоточился на потоке магии, что старательно формировала Шасти: он всё ещё был слишком тяжёл для девушки.

От напряжения кровь наполнила рот Нишая. Сила ломала его, выворачивая внутренности и разрывая сосуды.

Зря он обрадовался. Ему не вынести, его раздавит и…


И тут он увидел белое сияние. Белое-белое, как в снах Белой горы.

Сознание выскользнуло, он потерял себя и вдруг очнулся. И кривая улыбка пересекла окровавленные губы.

Получилось!

— Сапоги сними, — крикнул он охотнику. — Брось их в костёр! Никогда не бери ничего у колдунов!

Охотник растерянно улыбнулся и стал снимать сапоги.

Нишай обессиленно закрыл глаза. Дыхание сбилось, и силы покинули его.


Вокруг о чём-то говорили воины и дикари — Нишай почти ничего не слышал. В себя он пришёл только тогда, когда дело дошло до голосования.

И угадал: Ичин и Майман встали на одну сторону, Айнур и Чиен — на другую!

Йорд — он был слишком зол на колдунов — поддержал Айнура…

Нишай замер и перестал дышать: ну?..

Вернувшийся в своё тело охотник Акам покривился лицом, но выдохнул:

— Я не хочу его убивать. Я — жив, он лишился магии. Мы квиты.

Мир перевернулся в глазах Нишая. Неужели всё-таки повезло?

Он слышал, как беснуется Айнур, недовольный решением. Как гудят его люди и выкрикивают: «Казнить»!..

И вдруг понял — надежда была ложной: Кай промолчал! Если он сейчас скажет: «Казнить!..»

Перед глазами стало черно — силы, израсходованные жестоко и безмерно — покинули колдуна, застилая глаза пеленой.

Он знал: это подкралась смерть.

Как хорошо! Он даже не ощутит, как его зарежут. Он уже и так почти умирает.

— Каз-нить! Каз-нить! — выкрикивали воины.

— Вы чего, озверели все? — донёсся через темноту голос Кая. — Мы взяли его не на поле боя! Все наши люди — целы! Мы не дикари, чтобы убивать колдуна просто за то, что он — колдун! Мы — люди, Нишай должен жить, хотя бы для того, чтобы вы это поняли, идиоты!

Загрузка...