Все, кто сидел у костра, бросились на помощь стражникам.
Крылатые волки с рычанием ринулись наперерез, перекрывая незваным гостям возможность побега.
Айнур вскочил первым. Он больше всех подходил на роль военного вождя «по голубизне крови», а в эти дикие времена самые знатные — первыми бросались в бой.
Я мог бы опередить его, потому что уже стоял на ногах. Но мне мешал Мавик. Он рычал и пытался защитить новоявленного хозяина, больше путаясь под ногами.
Пока я пытался успокоить своего волка, Айнур, Майман и Чиен уже подбежали к пришельцам. Окружили, щетинясь мечами.
Охотники-волки поспешно налаживали луки — ночных гостей лучше убивать стрелами, а вдруг это — твари из преисподней?
Ещё секунд пять напряжение нарастало. А потом Ичин вдруг отодвинул Айнура, приблизился к странным горбатым фигурам вплотную. Вскинул руку, останавливая лучников. И… расхохотался.
Я протиснулся ближе. Но сообразил, кто это к нам пожаловал, лишь когда мужики расступились немного, и тощий Кима, прошмыгнув между Чиеном и Майманом, сунул головню под нос одной из фигур.
Страшным монстром оказался Истэчи!
Грязный как чёрт, воняющий падалью, с огромным мешком на спине — он был похож на труп, выбравшийся из могилы. Но на очень довольный и радостный труп.
— Ты где был⁈ — набросился я на него. — Что в мешке?
Мавик заворчал, обнюхивая Истэчи. Волк так и не отошёл от меня. Хотя другие звери успокоились и убежали спать, как только сообразили, что вернулись хоть и вонючие, но свои.
Майман тем временем отнял мешок у второго «трупа», помельче.
Под мешком скрывался волчонок Ярен. А в мешке…
Мы сначала не поняли, что за кучу дурно пахнущих дисков вывалил на землю Майман.
А потом я сообразил — это же «позвонки» ютпа! Круглые чёрные колёса разного размера. Лёгкие, крепкие — их не брал даже драконий меч.
— Хорошо! — сказал Истэчи. — Завтра ещё пойдём! Очень много колесá нашли.
— Колёс, — поправил я его на автомате. — Много колёс нашли. — И выругался: — Дебилы, тлять. Предупреждать же надо!
— О чём? — удивился Истэчи.
— Волки ютпа почуяли, вот и переполошились, — сказал Майман. — В следующий раз свисти, что свои, а то сожрут. Ваш-то запах забило падалью.
— Воняет, ага, — согласился Истэчи. — Зато колесá — сильно хорошие! Ярен сказал много — но их ещё больше, чем много! Очень много!
Считать он толком так и не научился.
Я плюнул и пошёл в юрту к Шасти, ругаясь на ходу всякими русскими словами.
Ну, вот какая тут дисциплина? Как объяснить вольным барсам и волкам, что надо докладывать, куда идут и зачем?
Взяли и свалили на болото. А если из него опять твари полезут? Ведь даже костей не найдём! Ну что за!..
Со злости я даже не стал смотреть, что там получилось у Истэчи с колёсами.
Завтра посмотрю. Бархатная тьма уже полностью затопила лагерь — чего тут теперь разглядишь?
Очаг в юрте колдуна едва тлел. Сладко пахло молоком и травами.
Шасти спала, свернувшись у очага на кошме, где и проводила свои странные опыты.
Вокруг неё тускло, как блуждающие огни на болоте, светились горшки с варевом. «Очень много горшков!» — как сказал бы Истэчи.
Я наклонился к девушке, вдохнул горький полынный запах её волос — охотники-волки везде наложили полыни, гоняя блох. Послушал тёплое сонное дыхание.
Потом поднял свою красавицу на руки и понёс на сундук, где она обычно устраивалась на ночь.
С удовольствием отметил, что тяжеловато, конечно, но ноги и руки уже не дрожат. Окреп я в горах. Свежий воздух, интенсивные тренировки, хорошее питание — что ещё нужно воину?
Уложив Шасти на сундук и накрыв её любимым шёлковым одеялом, я взялся изучать горшки.
В самом большом горшке, залитый топлёным маслом, лежал жабий камень, извлечённый из головы ютпы, которую мы убили на болоте.
Он немного подрос и покрылся зелёными почками, словно какая-нибудь толстянка. Или как ещё называют эти забавные штуки, растущие на камнях?
Я подбросил в костёр кедровых веток и взял горшок в руки. Повертел, разглядывая. Камень и в самом деле был похож на растение — он подрос и изменил форму!
— М-м, — зашевелилась на сундуке Шасти. — Ты что делаешь? — Она села и свесила ноги. — Не урони его.
Пришлось аккуратно поставить горшок.
— А что ты делаешь? — спросил я. — Мне кажется, этот камень живой.
— Конечно, живой, — зевнула Шасти. — Я выращу из него сад камней. Здесь будет волшебное место силы. Сердце этого мира. Ты даже не понимаешь, какое это чудо, Кай!
— Не понимаю, — легко признался я. — А как ты это сделаешь?
— Ещё немного — и камень даст корни. Мы посадим его в землю. И когда его корни свяжут средний мир и нижний, даже Эрлик не сумеет причинить нам вред, понимаешь?
— Угу, — я устроился рядом с ней на сундуке и осторожно приобнял.
— Мы создадим здесь волшебную страну, Кай. Наши дети вырастут здесь, и никто не сможет напасть на нас. У нас будет много детей, правда?
— Обязательно, — легко согласился я.
Делать детей мне хотелось прямо сейчас. Но проклятый Заратруштра не позволял так рисковать. Вот через годик-другой…
Сколько ей будет? Лет шестнадцать? Интересно, во сколько лет девушек тут положено отдавать замуж?
Шасти стала расписывать мне счастливую и безопасную жизнь, я мурлыкал что-то в ответ, наслаждаясь запахом её волос и теплом тоненького тела.
Вот Шасти совсем не нравилось мясо два раза в день. Завтра куплю ей что-нибудь вкусное у караванщиков. И бусики. Обязательно.
Под эти мысли я и задремал.
Мы вместе как-то уместились на сундуке. Это был единственный плюс нашего малолетства.
Совсем юные воины-барсы, ещё не умевшие толком летать и драться, смотрели на меня с надеждой.
Солнце едва окрасило горизонт, а они уже построились, как сумели.
И прямо «ели» меня глазами. Видать, Истэчи и тут постарался, рассказывая, какой я могучий и грозный воин.
— Это твой отряд, его набирали для тебя, — пояснил Ичин. — Пока ты будешь в городе, им займётся твой старший брат Ойгон. Найдёт для них место и дело. Все они — выросли высоко в горах, могут нести дозор, строить ловушки, рыть ямы, охотиться. Но убивать умеют пока только зверя.
Я кивнул — всё это было видно по лицам и по глазам. Те, кто уже убивал людей, смотрят совсем иначе.
Ичин, как и обещал, набрал под меня дюжину тех, кто уже готов был принять воинскую присягу, оседлать своего первого волка. (К нам юные барсы добирались пешком, и я решил, что крылатых зверей почти ни у кого из них нет.)
Ичин скупо пояснил, что передвигались парни ночью, чтобы не напороться по неопытности на патрули колдунов или найманов. Они переночевали у водопада, а ранним утром прибыли в лагерь.
Я разглядывал смуглые сосредоточенные лица, сияющие глаза. Вот эти барсы очень хотели биться хоть с найманами, хоть с самим Эрликом.
Они не участвовали в битве в долине Эрлу, не знали поражений.
Им казалось, что уж они бы начистили рыло терию Вердену, окажись в тот день на поле у крепости! И каждый вечер видели эту победу в мечтах, просыпались с мыслью о ней, готовы были прямо сейчас напасть на город колдунов!
— Сколько в дюжине тех, кто с волками? — спросил я Ичина
— Все, — ответил он коротко.
— Но… откуда? — удивился я. — Они же не приняли присяги? Не прошли обряд, после которого воин может взять своего первого волчонка?
— Так ведь это ты научил приманивать стариков колбасой из драконьей крови, — улыбнулся Майман. Он только что заявился со стороны реки — бодрый и мокрый. — Крылатые волки и без того очень любят драконью кровь, а от колбасы — просто разум теряют. Стоит один раз дать попробовать, потом не отвяжешься.
Я вспомнил Бурку. Вспомнил, как он глотал кровь, давясь от жадности.
А от драконьей колбасы мой друг вообще потерял всякую осторожность. Забрался в мою котомку и сожрал желанную добычу, словно озверел на время.
Бурка говорил, что кровь дракона помогает диким крылатым волкам вернуть истраченную магическую силу.
Неужели она есть и у волков, отведавших молока Белой горы?
Стоп. Ну, конечно же, есть. Ведь магическую способность летать они не утратили! Волки — не птицы, летают они явно с помощью магии!
— А в колбасе — какие-то травы вместе с кровью? — осенило меня.
— Дикий чеснок, горечавка… — стал перечислять Ичин.
Я покивал. Похоже, кровь и травы создавали какую-то особенно убойную смесь, очень полезную для зверей. Просто до меня никому и в голову не приходило, прикармливать волков колбасой из драконьей крови.
Драконы и без того были редкой добычей. Но сама по себе их кровь такого сильного действия на волков не оказывала. Сырая. И только отведав драконьей крови, сваренной с травами, звери чего-то там себе понимали. Но что именно?
— А не заболеют волки от колбасы? Там всё-таки ещё мука и соль? — спросил я.
— Ну, разве что ушастая морда треснет? — предположил Майман.
Подошёл Чиен и уставился на меня. Видно ждал, что из юрты Шасти я выйду уже похожим на Незура.
Но мне не хотелось так рано будить девушку. Я решил, что успею, если выйду после завтрака. Нагружу горшками с ядом Мавика, и мы с ним в полдня доберёмся до города.
Не отвяжется он от меня, факт. Да и не тащить же всё на себе?
Подошёл Ойгон, Ичин объяснил ему задачу.
— А где Темир? — спросил я, оглядываясь.
— Однако, в дозоре ещё, — сказал Ойгон. — А зачем он тебе? Ты же один в город собрался?
— Я хочу, чтобы он тоже был у меня в отряде.
Лицо Ойгона вытянулось.
— Два брата вместе — плохой отряд, сказал он. — Один брат будет другому поблажки делать, не хорошо это.
— Пусть только попробует, — пообещал я. — И Истэчи надо взять.
— А этого-то зачем? — совсем растерялся Ойгон. — Он меч держать не умеет толком!
— Зато руки у него золотые. И голова!
Словно бы споря со мной, от хозяйственной юрты донеслись душераздирающее блеяние ездовых птиц и крики толстяка Шонка:
— Ой! Ой, моя голова!
— Вон он, твой злоторукий! — фыркнул Ойгон. — Птиц пугает! И башку твоему интенданту разбил!
Я обернулся в сторону юрты, и вовремя. Истэчи как раз проломился через ограду, пытаясь поймать птицу-верблюда.
Одуревшая от ужаса птица тащила за собой громыхающую волокушу, снабжённую колесом на манер тачки.
Выпучив глаза и непрерывно блея, несчастная верблюдь неслась на нас. А сзади бежали с криками Истэчи и толстяк Шонк.
Только кричали они разное.
— Ни хрена! Поехали! — орал Истэчи.
— Эрлика на тебя нет! О, моя голова! — вторил ему толстяк.
На лбу у него синела здоровенная шишка.