Китайская гувернантка (Тайна Альберта Кэмпиона, # 17)

Глава 17. Мальчик в углу

На кухне пахло теплом и душно, и единственным источником света была маленькая светящаяся веревочка, перекинутая через яркий экран электрического обогревателя, который миссис Брум установила в имитацию камина, чтобы для влюбленных все выглядело “как дома”.

Дверь в дом осторожно приоткрылась, и Тим просунул голову. “Джулия?”

“Я здесь, в кресле”. Они оба перешептывались, и он обошел стол, осторожно нащупывая дорогу.

“Он сейчас успокоился?” - пробормотала она, когда он склонился над креслом.

“Думаю, да. Он постоянно засыпает, храпит, как паровозик, и снова просыпается. Потом он думает, что пойдет и поищет что-нибудь покороче для своего пересохшего горла! Впрочем, забудь о нем. Я думаю, ему сегодня вечером вот-вот хватит. Где ты? О Боже мой, моя дорогая, где ты?”

“Сюда. Пойдем, здесь полно места”.

Он забрался в протестующую корзинку, подставив ей плечо и притянув ее голову к ложбинке у себя на шее.

“Будь проклято это кресло! Что за штука для занятий любовью! Как это похоже на Нэн - ожидать от нас этого”. Джулия смеялась, тряся шумное приспособление, и он присоединился к ней.

“Она поддерживает свет на вечеринке”, - выдохнула она.

Он начал хихикать. “С таким же успехом мы могли бы попытаться лечь спать в аккордеоне! Не смейся, не смейся. ‘Это закончится слезами’. Я хочу поцеловать тебя. Я хочу поцеловать тебя. Где твой рот, женщина?”

Джулия напряглась. “Послушай”.

Мальчик вытянул шею, и они затаили дыхание.

Дом вокруг них скрипел и дышал, но все еще был оазисом частичной тишины среди бесконечного шума огромного города. И все же единственными различимыми звуками, которые доносились до них, были далекие гудки буксиров на реке, грохот скрытых поездов.

“Мне жаль”, - прошептала Джулия. “Мне показалось, я слышала его на лестнице”.

“Он бы сюда не спустился. Если он снова встанет, то умчится в столовую "тантал", и в этом случае через минуту раздастся оглушительный грохот, когда он упадет ничком. Ему нужен всего лишь еще один укол, чтобы он отключился. На этот раз он меня подвел. Выброси его из головы ”. Тимоти снова устроился поудобнее, но момент был упущен, и хотя он по-хозяйски обнимал ее, потираясь губами о ее ухо, она чувствовала, что его мысли ускользнули от нее. Она сдержала приступ паники, но это было нелегко, и она задрожала.

“В чем теперь дело?”

“Ничего. Это было просто какое-то чувство. Разве ты их не понимаешь? Тебе кажется, что ты ждешь, наблюдаешь за тем самым моментом, когда вот-вот начнется что-то новое”.

“Здесь?”

“Нет, в кои-то веки я не думала о нас”. Ее щека была горячей от его собственной. “Я имела в виду не столько поступок, сколько поворот на дороге. Вы чувствуете, что один завиток узора почти закончен, а другой вот-вот выскочит из него, и все вовлеченные люди сходятся в нужном месте, нравится им это или нет. Разве ты не понимаешь, что я имею в виду?”

“Нет”, - честно ответил он. “Нет, я сам не увлекаюсь такого рода вещами, но я не против, чтобы ты этим занималась. На самом деле мне это даже нравится. Хотя сегодня я немного потрясен. Все эти вещи Бэзила только что были здесь. Знаешь, это было что-то новенькое.”

“О мисс Тирзе? Я задавался вопросом”.

Он беспокойно заерзал. “Видите, это была правда”. Шепот, казалось, придавал важность уверенности. “Мы все поняли это, как только он это сказал. Вы заметили? Это было все равно, что внезапно увидеть что-то ужасное и ни с чем не сравнимое, например, кровь на дороге. Пенни просто упал. Все, что человек когда-либо слышал или замечал, укладывалось в голове. Я сразу вспомнил, например, что давным-давно существовала какая-то тайна, связанная с тем, что одна книга была запрещена. Школьный учитель упомянул об этом со странной интонацией в голосе, но я никогда не слышал этой истории, и она всю мою жизнь оставалась загадкой ”.

“Но разве это имеет значение? Мисс Тирза умерла более ста лет назад”.

“О, мы не допустим полицию из-за обнаружения Бэзила! Теперь дело в том, что вы тупите, мои маленькие маггинсы. На мой взгляд, все гораздо хуже, потому что обнаруживается основной живой грех, который раскрыло первоначальное преступление. Семья Киннит - это то, что сказал Бэзил. Они склонны извлекать выгоду из своих благотворительных акций, поскольку совершают их не с той целью. Они продолжают помогать людям не по той глупой причине, что им нравятся заинтересованные люди, а по холодной практичной причине, что они надеются видеть себя хорошими людьми, делающими добрые дела. Элисон и Юстасу особенно не повезло. Они все знают об этом и не очень любят себя из-за этого. Бэзил причинил им ужасную боль. Они знают, что чего-то не хватает, будучи такими холодными, но они не знают, чего именно. Остальные из нас внезапно осознали это. Черт бы побрал Бэзила ”.

“Но Юстас любит тебя. Действительно любит”.

“Он такой, не так ли?” Это был нетерпеливый шепот. “Я думал об этом. Он холодная старая рыба, но в нем есть немного тепловатого оттенка”.

Он повернул голову и поцеловал ее в ухо. “Благодарю Бога за тебя, Милая. Эта ночь была для меня откровением. Я должен был ненавидеть это одиночество”.

“Я не думаю, что это еще не конец”, - сказала она, подползая к нему еще ближе. “Любой, кого ты любишь так сильно, как Юстаса, должен немного оттаять”. Она услышала собственную ревность и поспешила обезоружить ее. “Если вы ответственны за оттаивание, вы никогда не должны останавливаться. Вы знаете это, не так ли?”

“Да”, - сказал он. “Я это знаю”. Она чувствовала, как бьется его сердце у нее под щекой, и ее мысли следовали за его собственными.

“Ты ей многим обязана”.

“Nan? Вдвое больше, чем все остальное! Она очаровательна. Она путешествует по миру, как старая бабочка, цепляющаяся за свои крылья во время бомбардировки. Это все, что у нее есть, так что вы не можете ее винить. Послушайте, вы видели ее пальто? Она только что показала его мне на лестничной площадке.”

“Я заметила это первой. Это ужасно. Я не думала, что в этом районе так сурово. Она не позволила мне позвонить в полицию ”.

“Я знаю. Она рассказала мне. Она все еще проигрывала все это только что наверху, на лестничной площадке. Это означает, что она действительно относится к этому очень серьезно. Если Нэн думает, что что-то просто неприлично, она указывает на это и кричит на все вокруг, но как только она понимает, что то, что она считает злом, она прячется. Она особенного типа, и некоторых людей это сводит с ума, но я помню, как ребенком думал, что Бог, должно быть, любит ее, потому что она получала такое непомерное наслаждение от ‘Его незначительных дел’ ”.

“Она сейчас очень увлечена суперинтендантом Люком”.

“Так я и понял. Как он попадает в эту картину? Означает ли это подпольную помощь со стороны твоего влиятельного папочки?”

“Нет. Боюсь, это была я. Я сказал члену совета Корнишу, что, если у него есть какие-либо предположения о том, кто устроил пожар в Сталки, он должен рассказать мистеру Люку, и я думаю, что он, возможно, так и сделал, но из того, что миссис Брум сообщает о своем интервью, они, похоже, не говорили полностью о пожаре. Тим? Я думал о советнике Корнише.”

“Я тоже, милая. Это мой настоящий старик, не так ли?”

“Ты так думаешь?” Она быстро повернула голову, ее голос прозвучал шипяще в темноте. “Я уверена, что вы принадлежите к той же семье”.

“Я думаю, дело не только в этом. Он тоже так думает”.

Некоторое время они молчали, тесно прижавшись друг к другу в кресле, их головы соприкасались, дыхание смешивалось.

“Когда ты приняла решение насчет этого?”

“Я вообще ничего не решала. Весь день это как бы превращалось в уверенность. Сапожник был первым человеком, который вложил эту мысль мне в голову. Как только он услышал, что меня эвакуировали из Эбфилда еще младенцем, он стал настаивать, чтобы я поехала повидаться с Корнишем. Он не брал на себя никаких обязательств, но был необычайно настойчив. ‘Дай Корнишу взглянуть на тебя", - все время повторял он. ‘Пойди и дай ему взглянуть!” Он колебался. “Сходство действительно феноменальное, я полагаю? Я видел, как Айч очень странно на нас поглядывал этим утром.”

“Это довольно сильно. Это проявляется в движениях и личных приемах поведения в той же степени, что и во всем остальном. Когда ты нервничаешь, ты зажимаешь ухо, как это делает он ”.

У него перехватило дыхание. “Ты знаешь, я это заметил! Он сделал это, когда я впервые увидел его, и это привело меня в ярость. Я чувствую, что это ужасно опасная эмоциональная почва, не так ли? Мне это не очень нравится”.

“Ты будешь возражать, если это действительно окажется он?”

“Нет, я так не думаю”. Здесь, в темноте, их интимное общение носило характер полной честности. “Думаю, я испытаю некоторое облегчение. Я имею в виду, что испытываю некоторое облегчение. Во всяком случае, он из тех людей, которых я знаю лучше всех. Он интеллектуал, пытающийся быть практичным. Он легко мог бы стать доном или профессиональным специалистом, если бы его обучение пошло таким образом. Как бы то ни было, большая часть его энергии тратится на то, чтобы быть возмущенным. Я чувствую, что знаю его ужасно хорошо, и именно это меня в нем возмущает ”.

“Тебя раздражает, что ты похожа на него?”

“Нет. Конечно, нет. Я очень благодарен. Я действительно хочу принадлежать к чьей-то линии”.

“Почему?”

“Я же говорила тебе. Когда я наконец поняла, что на самом деле я не родственница, я почувствовала себя совершенно потерянной. Я чувствовала, что не знаю, что будет дальше, и что, когда это произойдет, я, возможно, буду совершенно неспособна справиться. Это была вовсе не обычная ветреность, а что-то подземное ”.

“Но у тебя был я”.

“Благослови вас господь! Конечно, у меня было, и благодарю Бога за это, но это не было одиночеством. Вы можете понять, что я имею в виду, если подумаете об этом последнем деле Юстаса, Элисон и бедной мисс Тирзы. Эта история длится уже более ста лет, и они еще не подошли к концу. Кажется, что наши дни на земле ‘длиннее’, чем мы есть на самом деле — примерно в этом суть ”. Он некоторое время молчал. “Я не знаю, как он отреагирует”, - сказал он наконец. “У него новая жена, которая не моя мама. Возможно, это так”.

“Что заставляет его быть настолько решительным, что это не должно быть правдой?”

“Черт возьми! Почему ты это сказал?”

“Я не знаю. Я просто подумала, что у него действительно была какая-то причина. Но я не думаю, что она низкая. Это то, из-за чего он чувствует себя довольно трагично ”.

“Какие странные вещи ты говоришь! Откуда ты знаешь?”

“Потому что иногда у тебя есть очень веские причины не делать то, что ты очень хочешь сделать, и когда они у тебя есть, ты переживаешь из-за них трагедию, и когда это случается, ты выглядишь и ведешь себя так, как он сегодня”.

“Чушь собачья! Прости, дорогая, но это чепуха. Я никогда не чувствую себя трагично. Заткнись. Ты несешь чушь”.

“У меня затекла рука”.

“О, моя дорогая, мне так жаль! Так лучше? Дорогая? Джулия? В чем дело?”

Она застыла рядом с ним, и он уловил ее тревогу и скопировал ее так, что не было слышно вообще ничего, кроме стука их сердец.

“Свет”. Она произносила слова одними губами и дышала так тихо, что они доносились до него, как призраки.

“На лестнице?”

“Нет. В другую сторону. Посмотри”.

“Что?” Это был момент суеверной тревоги, потому что с той стороны не было сквозного хода, только узкий проход и подвал, где находился колодец.

Джулия держала Тимоти, удерживая его, ее взгляд был прикован к черным теням вокруг внутренней двери. Пока они ждали, их тела напряглись, шеи вытянулись, яркий тонкий луч света, широкий под дверью и узкий, когда он скользнул мимо плохо пригнанного косяка, пронзил пол, заколебался и исчез.

“Это бобби, который нашел разбитое окно и светит в него фонариком”, - тихо сказал он. “Я пойду и перекинусь с ним парой слов, или он может подойти к стойке регистрации и позвонить. Ты подожди здесь ”.

“Нет: для этого свет был слишком близко. Факел был сразу за дверью”.

“Невозможно. Оставайся там”.

Он тихо пересек комнату, приоткрыл внутреннюю дверь на несколько дюймов и остановился, заглядывая внутрь. Теперь, когда луч света стал шире, он казался менее сильным, но все еще колебался, покачиваясь взад и вперед. По-прежнему не было слышно ни звука.

Тимоти оставался неподвижным, и через некоторое время странное качество в его неподвижности вызвало внезапную панику у Джулии.

Она поднялась на ноги очень тихо, но стул скрипнул, и шепот, который был таким напряженным, что она едва узнала его, донесся до нее из темноты. “Не двигайся”.

Тимоти опоздал. Она подошла к нему, и они вместе стояли, глядя в конец короткого коридора, ведущего к открытой двери подвала.

Что-то черное и извилистое двигалось над лучом фонарика, направленным вниз на камень с железным кольцом внутри, отмечавшим колодец. Сама фигура была прикована к одному месту, но луч света деловито обегал щель, прощупывая, метаясь, останавливаясь, снова двигаясь, в то время как отбрасываемая рассеянным восходящим сиянием извивающаяся тень поднималась по белой стене и потолку.

Как неожиданное столкновение, это было шокирующе, потому что разум зарегистрировал это как невозможное, нечто, появившееся в пустой комнате без входа. Тихий комок Джулии глубоко в горле вырвал Тимоти из его застывшего изумления. Выключатели света в коридоре и в подвале с колодцем были на стене сразу за дверью, и он провел по ним рукой.

Подвал был освещен единственной качающейся лампочкой, которая давала резкий желтый свет, и теперь вся сцена предстала в поле зрения.

Раздался резкий шорох резины по шероховатому камню и тихий высокий скулящий звук, очень тонкий и короткий, когда фигура юркнула обратно под высокое окно, через которое она, должно быть, вошла. Он стоял лицом к ним, все еще раскачиваясь на своих странно приросших ногах. Даже при ярком свете он был ужасен, и это несмотря на его собственный ужас, который доносился до них, как неприятный запах. Он был высоким и феноменально стройным, но сейчас согнулся, как эмбрион, сидя в воздухе, колени и одно предплечье слегка приподняты, и весь он раскачивался, как будто был натянут на проволоку. Он был одет в черное с головы до ног, в куртку и джинсы, такие обтягивающие, что не допускали ни единой морщинки, не говоря уже о складке, а также — предмет, который придавал ему намеренный элемент кошмара, — его голова и лицо были обтянуты тесным черным нейлоновым чулком, который придавал его чертам сходство с человеческим, но не скрывал их полностью. Другим фактором, который приводил в ужас, было то, что даже на расстоянии он казался глубоко и равномерно грязным, вся его поверхность была покрыта тем тусклым переливом, который, по-видимому, достигается только старой черной тканью, валяющейся в городских канавах.

Тимоти первым пришел в себя и отреагировал единственным способом, оставшимся у молодежи этого столетия, которая была сыта по горло ужасами. Он продолжил смеяться над этим. Он указал на колодезную головку выразительным жестом, скорее, как будто не ожидал, что новоприбывшая поймет слова.

“Ты спускаешься или поднимаешься?”

Фигура хихикнула. Это был негромкий звук сопения, очень мягкий и заискивающий. Кроме того, он расслабился и выпрямился, так что ужасная согнутость, вызванная его внезапной тревогой, почти исчезла. Однако он оставался на проводах, все еще прикованный к единственному месту под окном, все еще раскачиваясь.

“Ты знаешь, что там внизу? У тебя это когда-нибудь было открыто?”

Это был мягкий, шепелявящий голос, действительно очень тихий и ни в коем случае не дурно воспитанный, но приглушенный нейлоновой маской. Ни Джулия, ни Тимоти не произносили ни слова, и их молчание, казалось, беспокоило его. Его черная чулочная маска была расстегнута вверху, и теперь он стянул ее левой рукой. Правая была либо бесполезна, либо спрятана за спиной.

Появившееся лицо не внушало оптимизма. Лицо было грубым и серым, толстый и плоский нос выступал высоко из лобной кости, в то время как глаза представляли собой узкие темные щелочки в тугой повязке из ткани. Он не был монголом, но в нем был какой-то недостаток, и современная стрижка, включавшая эксцентрично длинные локоны эльфийского цвета и намасленные черные кудри, не делала его более привлекательным.

В порядке эксперимента, все еще держа правую руку за спиной, он продвигался вперед, пока снова не добрался до камня-колодца, и вскоре коснулся его длинным ботинком; казалось, это его очаровало.

“Там, внизу, могут быть тысячи фунтов. Сокровища и тому подобное”. Мягкий голосок звучал по-прежнему небрежно. Он хвастался, но неуверенно, что делало утверждение наполовину вопросом.

“Что заставляет тебя так думать?” Тим говорил осторожно, чувствуя присутствие Джулии у себя за спиной. Он чувствовал, как она дрожит, и догадался, что большую часть ее ужаса вызвала узость решетки на окне над незваным гостем. Тот факт, что посетитель, должно быть, протиснулся между ними, был навязчивым и нервировал, поскольку это подчеркивало его рептильные качества, которые в любом случае были намеренно подчеркнуты до невыносимой степени.

“Он старый, вы видите?” Шепелявящий, высасывающий зубы акцент был очень слабым, но высокомерие присутствовало. “Дом назван в его честь. Я хочу сказать, это адрес, не так ли? Дом у колодца. Это значит, что он старый, а старые колодцы в Городе использовались не только для воды, и не только для того, как вы могли бы подумать.. Знаете, случались эпидемии, и люди умирали быстро, не было времени как следует с ними разобраться. Гниет все, кроме металла. Я вижу, вы сами не читаете.”

Элементарный академический снобизм был последним, чего ожидали его слушатели, и это едва не привело к истерии.

“А ты?” Спросил Тим. Он не улыбнулся, но новичок обиделся. Его чувствительность была психопатически острой и доходила почти до телепатии.

“Вы не возражаете?” спросил он, пятясь назад, но не двигая ногами. “На самом деле возражаю, и у меня был доступ к нескольким очень замечательным книгам. Вы были бы удивлены, узнав, что можно найти в библиотеке. Если бы у вас было все время в мире ”. Не было никакой ошибки в его значении или в его гордости за это, и снова они замолчали и погрузились в свои мысли. Он внимательно оглядел их.

“Вы двое, я полагаю, работаете здесь, прислуживаете им наверху. Я должен был подумать, что в таком доме, как этот, вас заставят носить униформу, но это старомодно, не так ли?" ‘Помощница по хозяйству’, вот кто ты теперь. Так они тебя называют. Что ж, заткнись, и с тобой, я думаю, ничего плохого не случится. Я хочу видеть Бэзила, и я хочу видеть его наедине ”.

“Кто?”

“Бэзил. Ты знаешь, кого я имею в виду. Я знаю, что он здесь. Я видела, как он вошел. Он пьян, но это не имеет значения. Он поймет, что я должна ему сказать, если его парализует. Девушка может незаметно провести меня в его комнату, и я не прикоснусь ни к одному из вас двоих. Бэзил Киннит - вот кто мне нужен ”.

“Но такого человека не существует!” Эти слова вырвались у Джулии во второй раз за день, и суеверный элемент, окружавший их, внезапно вспыхнул в ее сознании, и она зажала рот рукой, потому что боялась закричать.

Ее тревога, казалось, физически дошла до новоприбывшего, как будто он услышал или почувствовал это, потому что он отступил на ярд или около того и снова стоял, покачиваясь, не совсем покачиваясь, но ужасно близко к этому. Он также был зол.

“Ты лжешь, ты влюблена в него, ты его прячешь”.

Он плевался и шептал, и короткие слоги были похожи на песок в облаке звуков.

“Ерунда”. Тим взял инициативу в свои руки. Он был озадачен, скорее из любопытства, чем из страха, и его тон был успокаивающим. “Кто именно вам нужен? Давайте внесем полную ясность. Никакого Бэзила Киннита не существует. Вы уверены, что правильно написали имя?”

“Ну, да. На самом деле так и есть”. Новоприбывший снова расслабился, и доверительная шепелявость, мягкая и заискивающая, вернулась в его голос. “Я давно знала, что его зовут Киннит, понимаете? Но базилик я получила только сегодня. Мне пришлось ждать телефонного звонка”. Он сообщил, что считает использование инструмента важным и романтичным. “Я попросил свою подругу выяснить это, и она позвонила из-за пределов кладбища и оставила для меня сообщение в магазине, которым мы пользуемся для подобных вещей. ‘Его зовут мистер Бэзил, а адрес - Уэлл-Хаус’. Это было сообщение, которое я получил. Когда я это услышала, ну, я хочу сказать, что это ждало меня, не так ли? Мне больше не было смысла возиться. Поэтому я сразу же пришла в себя.”

“Но вы, должно быть, были здесь какое-то время. Когда вы вынули стекло из окна?”

Казалось, он не возражал отвечать на вопросы. Его ответы были бойкими и, по крайней мере, частично правдивыми.

“Сегодня днем. Я был здесь все время. Здесь много укромных местечек, видишь. Это сделано для этого, и ты не видишь тележки. Я выкурил двадцать сигарет, сидя в вентиляторе по соседству. Двадцать”. Это было хвастовство. “Двадцать за день”.

“Почему вы так долго ждали?”

“Я всегда жду. Мне нравится оглядываться. Мне нравится знать, кто входит и выходит. Это мое дело. Мне интересно, понимаете? Мистер Бэзил Киннит, вот с кем я хочу поговорить ”.

“Что ты хочешь ему сказать?”

“Я хочу предупредить его, чтобы он оставил меня в покое. Я хочу научить его не вмешиваться, понимаешь? Мне не нравится, когда частные детективы расспрашивают о моем рождении, понимаешь? Я не потерплю никакого любопытства, понимаете? И Эг тоже. Я предупредил его ищеек и теперь собираюсь предупредить его. А вы двое можете держать рты на замке, иначе выучите одну и ту же песню… Слова и музыка”. Последняя фраза не имела смысла, а представляла собой всего лишь угрожающую серию звуков, и он с удовлетворением повторил их. “Слова и музыка!”

“Почему он должен хотеть знать о твоем рождении?” Тихий вопрос Тима был все же настолько убедительным, что он уловил его своенравный ум и направил его в нужное русло.

“Потому что он хочет помешать Аг получать деньги, понимаешь? Мой папа немного ускользает от нее, понимаешь? Как только Аг услышала об этой проделке Киннит, до нее дошло, в чем дело, понимаешь? Эг не отличается большим умом. У нее нет ума. На самом деле у нее это не так, но она достаточно смышлена в том, что касается денег. Она знала, чего он добивался, и поэтому пришла ко мне и рассказала, и, конечно, я согласился. Сегодняшний вечер положит конец его шалостям вокруг нас ”.

“Аг - это твоя мать?”

“Нет, она не такая. Она не такая. Она не такая. Она никогда этого не говорила и это не так. Она друг; ей интересно. Она делает то, что я говорю. Как сегодня. Она ходила на кладбище, понимаете? Я сказал ей, что она найдет адрес на венке, когда мы не сможем найти его в газете, но она сразу же пошла. Потом она воспользовалась телефоном.”

“Хорошо. Я понимаю”.

“Ты не понимаешь. Ты не понимаешь. Ты понятия не имеешь. Я не обычная, понимаешь? Эг спасла меня, когда я родилась. Я родилась не обычной, понимаешь? На самом деле многие известные люди таковыми не являются, если вы читаете историю и все такое. Я был не совсем в том мире, когда бомба попала в больницу, в которой я лежал. Это было в первый день войны, и мою маму убили, и Аг примчалась, подняла меня, как котенка, и унесла всю окровавленную к спасательным автобусам. Потом ей пришлось присматривать за мной, она месяцами моталась по лагерям, пока не нашла мои документы, монахини заменили ее и нашли моего отца ”.

“Но в первый день войны не было бомб. Целый год не было бомб”. Джулия выразила протест и получила полный резонанс.

“Это ложь!”

Это было возражение, которое он, по-видимому, слышал раньше.

“Люди говорят что угодно, но они неправы, и я здесь, чтобы доказать это в любом случае, не так ли? Я не обычный. У меня есть сертификаты. Я легальный. У меня есть права. Мои папа и мама были официально женаты. В дерьмовой церкви. Это была белая свадьба. По-моему, пятьсот гостей. Представляешь, потратить все это на вечеринку. Это потрясающе!”

“Как тебя зовут?” Тим пытался отвлечь его внимание от Джулии.

“Ну и наглость у тебя! Как меня зовут? Я не уверен, что не заплачу тебе за это. Это наглость, вот что. Так это называют в шикарных школах. Нахалка. Как меня зовут? Сделай мне одолжение! Ты, должно быть, думаешь, что я чокнутая.”

“Это по-корнуолльски?” Джулия заговорила, когда Тимоти толкнул ее за спину.

Он подоспел как раз вовремя. Фигура метнулась к ней и впервые выставила правую руку. Вид этого заставил их обоих попятиться, и их реакция удовлетворила его. Он сделал паузу, чтобы насладиться произведенным впечатлением. До локтя его рука была лапой с мощными окровавленными когтями - фантастический и неправдоподобный ужас, знакомый ценителям некоторых комиксов и фильмов.

Ее реалистичность в том, что касается конструкции и подгонки, была весьма примечательной и настолько убедительной, насколько это могла сделать формованная и раскрашенная резина, дополненная определенным количеством натурального меха обезьяны. Только особая условность, в которой работал оригинальный дизайнер, придавала ему милосердную искусственность.

Тимоти начал смеяться. “У нас было несколько таких в прошлом семестре”, - сказал он. “Ты купил их в магазине приколов на Тагвелл-стрит?”

Новоприбывший забыл о своем гневе и самодовольно ухмыльнулся. Он снова откинулся в воздухе, но на этот раз намеренно, и позволил своим предплечьям подняться от локтей вверх, хлопая ладонями.

“Дитя ссоры”, - сказал он и рассмеялся.

Необычная шутка, которая для любого другого поколения должна была бы быть неописуемо шокирующей, позабавила их всех, хотя и с чувством некоторой вины, но длилась она очень недолго. Разгоряченный своим триумфом над ними, он повернул правую руку в нелепой перчатке ладонью вверх. Пять бритвенных лезвий, просвечивающих сквозь резину, блеснули в ярком свете.

Тим прыгнул прямо к нему, схватил за предплечье и дернул его назад. Это было чисто инстинктивное движение, настолько быстрое и тщательное, что стало полной неожиданностью. Реакция незнакомца, которая была в равной степени спонтанной, почти вывела их обоих из равновесия. Он начал кричать ужасающим, хриплым, но не очень громким голосом, и каждый сустав его тела безвольно осел на землю, так что Тиму пришлось удерживать весь его вес. Он позволил ему упасть и поставил ногу ему на плечо, пока тот снимал перчатку. Бритвенные лезвия были вшиты в бинтовую ленту внутри, и ее удаление было сложной операцией, поскольку дрожащее, визжащее существо извивалось у его ног на камнях. Когда он перестал кричать, он начал ругаться, и поток грязи, произнесенный мягким шепелявящим голосом, имел оттенок гадости, которого они раньше не испытывали. Тим повернул к Джулии разъяренное лицо.

“Убери эти чертовы штуки с дороги и положи их в безопасное место. Ради бога, не порежься. Ты подхватишь столбняк, они и так достаточно грязные”.

Она молча повиновалась ему, взяла перчатку и бинт и исчезла в темной кухне.

Предоставленный самому себе, Тим отступил назад и вытер руки.

“Заткнись и вставай”, - сказал он.

Скорость, с которой существо на полу прыгнуло к окну высоко в стене, была такой же внезапной, как и прыжок Тима к его руке, и с такой же инстинктивной точностью. Только решетка помешала ему сбежать. Их близкое расстояние, которое потребовало определенных переговоров даже от такого худощавого человека, эффективно помешало ему прорваться, и он упал назад и остался лежать у стены, безвольно повиснув, черная полоса на сером фоне.

“Слезай и повернись”.

Новоприбывший повиновался. Его раболепие было более неприятным, чем его высокомерие. Он прошаркал в угол и встал в нем, позволяя ему поддерживать себя. Его грязные руки безвольно свисали перед ним. Его лицо было мокрым от пота и жира, и от него пахло канализацией.

“Как тебя зовут?”

“Барри Лич, Креморн-стрит, шестьдесят три, виадук, Э.”

Он выдал информацию потоком, явно в результате долгого опыта, а затем сделал паузу. Новая мысль промелькнула на его лице так заметно, как если бы он был младенцем: “Это имя, которое я договорился с Ag дать. Это ее имя. Она миссис Лич. Мы не называем имени моего отца, пока не будем вынуждены. Это часть соглашения Ag, понимаете? Мы заставляем его молчать, и он платит. Это также адрес Ag. Я живу с ней, когда живу где угодно, но вы знаете мое настоящее имя, оно указано в моих документах, так что нет смысла скрывать это от вас. Мои документы у Ag. Она их не показывает, но они у нее есть, и я читаю их, когда мне хочется ”

“Ты когда-нибудь видишь своего отца?”

Тимоти был сосредоточен, и большая часть молодости покинула его лицо, так что он выглядел усталым и поглощенным. Из него получился симпатичный, но обеспокоенный молодой человек, во многом продукт эпохи. “Он с тобой разговаривает?”

“Иногда”.

“Как часто?”

“Не так часто, как он хочет. Не могу взять его с собой, понимаешь?”

“Почему это?”

“Ну, он старый — понимаете, мы с ним другого поколения. Мы по-разному смотрим на вещи. У него нет чувства юмора. У тебя юмора больше, чем у него. Это возраст, понимаете?”

“Но он дает тебе деньги?”

“Он дает Ag деньги для меня”.

“Почему?”

“Ну, понимаете, я не откладываю это на день. Я трачу их. Я езжу на такси, когда у меня есть деньги”.

“Такси? Куда ехать?”

“О, я не знаю. Куда угодно. Мне нравятся такси, они заставляют меня чувствовать себя тем, кто я есть ... образованным, законным и все такое”.

“Понятно. Вы когда-нибудь жили со своим отцом?”

“Нет. Я никогда не хотела. Эг права, когда она против этого. Твоя душа не была бы твоей, только не с ним. Он очень богат, но он ее не тратит. Он благодетель. Это потому, что он думает, что я должна жить с ним, а он не хочет этого, потому что у него новая жена, поэтому он продолжает давать Ag деньги для меня. Если вы читаете, вы продолжаете узнавать о таких мужчинах. Виноватый, вот кто он. Мне это подходит ”.

“Где ты занимаешься чтением?”

“Внутри. Я устраиваюсь на работу в библиотеку, понимаете, потому что я образованный. Эти придурки совсем не умеют читать. Они не знают и половины книг, которые есть в этих библиотеках. Это заставляет меня смеяться, и вас бы это тоже рассмешило. Вы примерно моего возраста, не так ли? Старое поколение несет ответственность за следующее. Так они думают. Но это неправда. Это ваше собственное поколение, которое живет с вами, не так ли? Обвинять проклятых старых дураков не помогает. Я этого не читал, вы знаете. Я так думал. Я иногда думаю. Что ты собираешься со мной делать?”

“Когда?”

“Сделай мне одолжение! Сейчас, конечно. Ты размякла или что-то в этом роде? Вытолкни меня, вот что тебе лучше сделать. Вытолкни меня. Ты можешь потерять работу, если нас застанут вместе. Я могу сказать что угодно, и ты не сможешь этого отрицать. У меня есть такое же право голоса, как и у тебя. Я законен. У меня есть документы, вы не можете их забрать. А вы можете?”

“Наверху что-то происходит”. Из коридора до них донесся голос Джулии. “Тим! Кто-то кричит наверху”.

“Нет, я не думаю, что хочу”. Тим отвечал мальчику в углу. Он повернулся и заговорил с Джулией.

“Дом взбудоражен, не так ли? Я думаю, нам лучше взять его с собой. Он наш пиджин”.