Китайская гувернантка (Тайна Альберта Кэмпиона, # 17)

Глава 7. Эббифилд. Интерлюдия

Шоссе на Восточное побережье, проходившее через городок Эбфилд, всегда было главной дорогой, и даже сейчас, несмотря на огромные гаражи, пилоны и ярко раскрашенные фабричные витрины, выросшие рядом с ним, все еще оставались случайные следы прошлых культур.

Один из них представлял собой фрагмент террасы домов среднего класса ранней викторианской эпохи того типа, которые когда-то тянулись вдоль широкой дороги на две мили с каждой стороны. Их осталось три, высоких, из темного кирпича, с полуподвальными кухнями и некогда великолепными пролетами каменных ступеней, ведущих к квадратным верандам и изящным парадным дверям. В средней были чугунные ворота с участком лысой прокисшей земли прямо за ними и табличкой с номером 172 и надписью weirds Waterloo Lodge, приваренной к ее змеевидному узору.

Шел дождь и было темно, когда Тимоти Киннит наконец нашел адрес. Он был без шляпы, а воротник его легкого плаща был поднят. Он был в прекрасном возрасте, и хотя его уверенность в себе уже пошатнулась, он взбежал по каменным ступеням и дернул за медную ручку, которую нашел рядом с дверью.

Внутри дома послышалось движение, и во фрамуге над его головой зажегся свет. Дверь резко открылась, и несколько бесцеремонный женский голос объявил: “Миссис Корниш”.

Тимоти стал застенчиво многословен.

“Мне так жаль беспокоить вас, и я боюсь, что вы меня совсем не знаете, но мне дал этот адрес Том Трей. Он ремонтирует обувь на Карроуэй-стрит рядом с Ориент-роуд. Я надеялся, что советник Корниш сможет уделить мне минутку или около того?”

Его неуверенность и приятный голос, казалось, успокоили ее, потому что, хотя она и не сдавалась, она включила свет на крыльце и вышла маленькой, но крепкой женщиной под сорок, все еще умной и привлекательной, с дерзким взглядом и модной прической. Мгновение она смотрела на него с удивленным одобрением.

“Боже мой, ты испортила свою красоту, не так ли?” - сказала она наконец. “Чем ты занималась, дралась? Предупреждаю тебя, мы не одобряем бокс. Входите, и я спрошу, примет ли вас мистер Корниш. Что это? Молодежные клубы?”

“Нет, боюсь, что это не так”. Он последовал за ней в длинный обшарпанный холл, который мог принадлежать любому небрежному или перегруженному работой профессионалу в любой период за последние сто лет. Миссис Корниш, по-видимому, осознала его недостатки, потому что нахмурилась и сказала обвиняющим тоном:

“Когда человек так усердно работает, как мы, на благо общества, у него нет времени на излишества. О чем, вы сказали, вы хотели видеть советника? Я не думаю, что вы из фирмы, поэтому предполагаю, что вы проводите агитацию. Вы напрасно тратите время, знаете ли, потому что каждый голос члена совета в любом комитете хорошо продуман и обсужден, так что он уже принял то или иное решение, и вы ничего не сможете сделать, чтобы сдвинуть его ни на йоту ”. ‘

Тимоти нашел ее уловку отвечать на ее собственные вопросы на второй стадии спора крайне сбивающей с толку, но он придерживался своей цели.

“Ничего подобного. Я просто хочу спросить его кое-что о Терк-стрит давным—давно и...”

“О, вы репортер. Не из одной из местных газет, потому что я их знаю. Конечно! Вы Би-би-си Что ж, мы все постараемся быть настолько интересными, насколько сможем”.

“Я не собираюсь!” Он пытался не кричать на нее. “Я здесь по собственному почину. Мне сказали, что ваш муж знает об Эбфилде больше, чем кто-либо другой на земле. Несколько недель назад детектив...

“Детектив?” Она одарила его долгим подозрительным взглядом, который показался ему слегка неприятным. “Так вы детектив! Мне следовало бы немедленно выставить тебя вон, но ты подожди здесь, и если он захочет тебя видеть, я не стану его останавливать.

Она втолкнула его в душную столовую, в которой очень давно никто не ел, и оставила стоять у большого круглого стола, покрытого выцветшей красной саржевой скатертью.

Буфет из красного дерева был завален устаревшими журналами, а на всех стенах были изображены горы в потертых позолоченных рамках. Это была унылая комната, и он все еще мрачно оглядывался по сторонам, когда дверь снова распахнулась и появился член совета, а за ним - его жена.

Тимоти был почти так же поражен этим человеком, как ранее суперинтендант Люк. Он сразу узнал этот тип. В его университете было полно таких людей; все страстные, преданные своему делу, иногда заблуждающиеся люди, приверженные множеству идей, из которых лишь немногие были практичными. Огонь в его глазах, длинные костлявые запястья и нетерпеливые жесты были до странности знакомы, но тем более сбивали с толку, что он не ожидал встретить их на Эббфилд-Хай-роуд. Другой удивительной вещью в советнике была его открытая неприязнь к своему посетителю, который был совершенно незнаком. Тимоти был достаточно молод, чтобы это причинило ему боль.

Ноздри Корниша раздулись, и когда он заговорил, его тон был презрительным.

“Как я уже сказал одному представителю вашей фирмы сегодня утром, вопрос закрыт”, - сказал он. “Я не хочу больше об этом слышать. У меня есть имя вашего клиента, и это все, что я хотел знать, когда приглашал его зайти ко мне.”

Тимоти расслабился. “Извините, сэр. Вы совершаете ошибку”, - весело сказал он.

“Вас направила сюда компания ”Сталкей и сыновья"".

“Нет, сэр. Я узнал ваше имя от сапожника с Карроуэй-стрит”.

“Имеете ли вы вообще какое-либо отношение к Сталкерам? Вы их знаете? Вам знакомо это имя?” В допросе было больше силы, чем того требовал предмет, и молодой человек заколебался.

“Сегодня утром один из братьев избил меня”, - сказал он наконец.

“Почему это было?”

“Я не знаю. Мужчина напал на меня из воздуха”.

Советник пристально посмотрел на него и вскоре заговорил более мягко. “Это очень опасное обвинение, если только ты не уверен в том, что имеешь в виду, мой мальчик”. Без его враждебности он предстал как приятный человек, возможно, немного бесчеловечный, но обладающий долей сухого юмора.

“Вряд ли я мог подумать, что мужчина, которого я встретил, будет болтаться поблизости достаточно долго, чтобы кого-то избить”, - заметил он, слегка шмыгнув носом. “Его брат, который, как он заверил меня, работает здесь над расследованием, совершил самый неприлично поспешный уход от неприятностей, который я когда-либо видел. Он буквально летел на реактивном самолете, кажется, до самой Канады. Как тебя зовут?”

“Тимоти Киннит, сэр”.

“Киннит!” Слово прозвучало как взрыв, и морщинистое эстетичное лицо окаменело. “В чем дело? А?” Он повернулся к своей жене. “Марион, оставь меня с этим молодым человеком на минуту или две, хорошо?”

Миссис Корниш упрямо села.

“Я подожду”, - начала она, но когда он повернулся и посмотрел на нее, краска бросилась ей в лицо, она угрюмо встала и направилась к двери. “В любом случае, я буду не очень далеко”, - сказала она, уходя, но было неясно, были ли эти слова угрозой или заверением.

Советник подождал, пока ее шаги затихнут вдали, прежде чем перегнуться через стол в попытке, по-видимому, любой ценой проявить благоразумие.

“Кто тебя послал?” - требовательно спросил он.

Раздражение Тимоти начало возвращаться. “Мне дал ваше имя сапожник с Восточной дороги”.

“И вы ожидаете, что я в это поверю?”

“Я действительно не могу представить, почему вы не должны”.

Советник проигнорировал его.

“Я думаю, вас послала мисс Элисон Киннит”, - сказал он.

Тимоти уставился на нее. “Элисон? Почему она должна?”

“Значит, вы ее знаете?” Умные глаза были проницательно-пытливыми.

“Конечно, хочу. Она и ее брат воспитали меня. Я живу с ними”.

“О”. Он казался удивленным, даже немного обескураженным. “Тогда, возможно, вы знаете женщину по имени Флавия Айхесон?” Он вложил в это имя презрение и неприязнь, и Тимоти нахмурился.

“Конечно, я ее знаю”, - признал он. “Она была рядом всю мою жизнь. Она большая подруга тети Элисон и очень милая старушка. Она создавала проблемы в одном из ваших комитетов?” Он понял, что попал в яблочко, как только эти слова слетели с его губ. Советник был на грани ярости, и краска выступила на его худых щеках.

“Вы очень правдоподобны, очень обходительны”, - начал он с намеренной обидой. “Я не дурак, вы знаете, даже если я прожил намного дольше, чем вы. Как только я услышала, что частный детектив вынюхивал кое-что в определенном направлении, я заподозрила нечто подобное, и, скажу вам откровенно, мне стало противно. На какое-то время я умыла руки от всего этого дела, но, поразмыслив, решила проверить и пригласила Сталкеров навестить меня. Сегодня утром пришел один брат и был вполне готов поговорить, но я хотел от него только одного - узнать имя его клиента. Как только он сказал мне это, я поняла, что была права. Элисон Киннит и Флавия Айхесон, они практически одна и та же женщина ”.

“О, но это не так!”

Тимоти был так раздражен, что рассмеялся. “У них могут быть одинаковые интересы, и они, безусловно, очень близкие друзья, но они совершенно разные личности, уверяю вас”.

“Неужели?” Советник Корниш сообщил, что его это не убедило. “Вернитесь и скажите им, - сказал он, - скажите им, что они могут чувствовать, что служат искусству, но я служу человечеству и не позволю вмешиваться в дело моей жизни. Вы также можете сказать им, что, если они надеются использовать грязное оружие, им следует очень тщательно обдумать свою позицию. По крайней мере, ” он поколебался, - по крайней мере, скажите им, чтобы они не были такими чертовски глупыми!”

“Уверяю вас, вы совершаете большую ошибку”. Смущение Тимоти нарастало. К своему ужасу, он обнаружил, что личный аспект его поисков с каждой новой встречей становился все более мучительно личным, в то время как обвинительный стиль Советника эмоционально расстраивал его, и он чувствовал, что это абсурдно.

“Я пришел сюда по собственному почину, потому что хочу знать то, что пытался выяснить Сталкей, и я подумал, что вы могли бы мне помочь”, - запинаясь, сказал он.

“Какие вещи? Продолжайте, молодой человек. Облеките их в слова, какие вещи?” В силе вопроса пожилого человека было что-то дикое, и его посетитель уклонился от ответа.

“Некоторые — некоторые аспекты социальных условий на Терк-стрит незадолго до второй войны, сэр”, - пробормотал он, и это прозвучало высокопарно даже для него самого.

“Социальные условия!” Фраза, казалось, затронула центр власти в члене совета, который позволил себе расслабиться. “Не будь напыщенным ослом, мальчик!” Он использовал это слово в старомодной манере с длинной гласной, что делало его еще более уничижительным. “Терк-стрит была лондонскими трущобами. Ваше поколение не знает, что это значит. Вы называете себя ‘больными’, не так ли? Я тоже так думаю. В тридцатые годы вы не смогли бы пройти и ста ярдов по Терк-стрит-миле без рвоты. Меня саму это взволновало, и я не была продуктом, которого кормили с ложечки в университете ”.

Он еще сильнее перегнулся через стол, дрожа в своей решимости высказать свою точку зрения.

“Дети ползали друг по другу, как маленькие серые червячки в сточных канавах”, - сказал он. “Единственной красной вещью в них были их ягодицы, и они были ободранными. Их лица выглядели так, словно на них налипла слизь улиток, а их матери были похожи на огромных больных животных, чьи хлевы никогда не чистили. Вонь, и шум, и холод, и ненависть проникли в твой желудок, и ничто и никто никогда не смог вытащить их оттуда, насколько я могу судить. Ради Бога, вернись к этим незамужним леди и вбей в их идиотские головы, что муравейник менее отвратителен, чем канализация.”

Тимоти колебался. Он видел, что этот человек совершает необычайную ошибку, и понял, что он, вероятно, был лучшим источником информации об исчезнувшей Терк-стрит, оставшимся в Лондоне. И все же он также знал, что по какой-то необъяснимой причине больше не мог мириться со своей открытой враждебностью.

Советник поднял глаза. “Чего ты ждешь?”

“Ничего, сэр”. Тимоти был очень бледен, и ущерб, нанесенный его лицу Роном Сталки, выделялся на его коже гневным румянцем. “До свидания”. Он повернулся на каблуках и прошел через комнату, вышел через парадную дверь и спустился по ступенькам на улицу, ни разу не оглянувшись.

Миссис Корниш, которая маячила в коридоре, увидела, как он уходит, и вошла к своему мужу.

“Ради всего святого, ты это сделала?” - требовательно спросила она. “Я слышала тебя из кухни. Что такого сказал бедный мальчик, что ты так разозлилась?”

Теперь, когда его гнев иссяк, на лице советника появилось выражение легкого стыда. “О, я не знаю”, - сказал он, нахмурившись. “Отношение такого щенка "святее, чем ты" всегда раздражает меня. Самодовольный, превосходящий подход к вопросам вкуса приводит в бешенство. Такие люди, как Кинниты и Айхесоны, все делают одно и то же. Они смотрят на то, о чем совершенно ничего не знают, и осмеливаются судить об этом исключительно по тому эффекту, который произвел на них сам вид этого ”.

“Флавия Айхесон”, - сказала миссис Корниш. “Это та мужеподобная пожилая женщина, которая руководит Маленьким обществом по сохранению лондонского горизонта, не так ли? Так вот зачем он пришел. Довольно приятный типаж.”

“Я этого не заметила. Эти люди что-то замышляют. Я им ни на йоту не доверяю. Они из тех недоделанных интеллектуалов, которые никогда не знают, где остановиться. Им не нравится внешний вид новых квартир. Они говорят, что силуэт оскорбляет их проклятые глаза. Что ж, есть альтернативы, которые оскорбили мои глаза ... ”

“Да, дорогая, только не снова”. Миссис Корниш применила свой собственный вид силы. “Однажды зимним днем, давным-давно, когда ты впервые приехала из деревни, чтобы стать папиной ученицей, ты случайно прошла по Терк-стрит, и это тебя так потрясло, что ты так и не оправилась от этого. Мы знаем. Мы достаточно наслушались об этом. Вы не пробыли там и получаса, а это повлияло на всю вашу жизнь. Возможно, это был не тот кромешный ад, о котором вы думали. В любом случае, зачем срываться на первом попавшемся презентабельном юнце, который побывал в доме за много лет?”

“Напыщенный осел!” - снова сказал советник. “Он продолжал называть меня ‘сэр’, как будто я был Мафусаилом. Это все, что я заметил в нем. Бесполезная, самоуверенная, сверхчувствительная задница!”

“Чушь собачья”, - сказала она. “Ты не можешь так говорить. Ты даже не дала ему заговорить. Ты знаешь, кого он мне напомнил? Тебя в том возрасте. Никто не был более самоуверенным, чем ты, или более сверхчувствительным, если уж на то пошло.”

Советник уставился на нее.

На мгновение он выглядел явно встревоженным. Затем он рассмеялся с сожалением, даже немного польщенный.

“Ты действительно говоришь чертовски глупые вещи, Марион”, - сказал он.