Когда-то я слышал, что лошади боятся огня, но наши кони были спокойны словно озёрная гладь в тихую погоду. Рядом падало пламя, поднимая клубы пыли, а дружинники невозмутимо гарцевали взад-вперёд, едва придерживая своих скакунов.
Полыхнула соломенная крыша ближней избы. Крестьяне с воплями выскочили на улицу и бросились в святилище. Заголосили женщины, дети заорали пуще прежнего. Змеелёты, выстроившись вереницей, принялись летать вокруг нас, безостановочно стреляя из луков. В их рядах оказалось три чаровника — именно они кидались огнём.
Летал противник высоко. Из луков с земли не достать, да и из арбалетов — тоже. Рогволд выпустив в небо стрелу и, поняв бессмысленность этого действия, создал над собой крутящийся вихрь магических булыжников и принялся швырять их один за другим в змеелётов. Но проку тоже оказалось мало.
Не достигла результатов и магия Слободана и Елисея. Первый кидал в небо солнечные копья, второй — что-то похожее на снопы молний. Вложив всю энергию в руку, я с силой толкнул в направлении ближайшего змеелёта фиолетовый сгусток. Не достал. Снизу вверх магия летела плохо, а вот сверху вниз — просто замечательно, как и стрелы.
И только солнечная птица Дарьи настигла-таки цель. Магическое существо взмыло высоко в небеса и ринулась на одного из змеелётов. Тот ушёл в сторону, и птица промахнулась. Поднялась выше, сделала круг и упала на воина-огневика. Птица вцепилась в него когтями, и «птеродактиль», дико вереща, заметался в небе.
Однако противник тоже не мог нанести нам серьёзный ущерб. Большинство стрел летело мимо, редкие огненные шары — тоже. Некоторые стрелы имели светящиеся наконечники — видимо, зачарованные. Но таких было мало, как и у нас.
— Рассредоточились! Рассредоточились! — кричал я своим. — Не толпимся!
Пока дружинники кучковались в одном месте, их легко было осыпать стрелами и огнём. Разреженный строй затруднил бы противнику работу. Но кажется, мои бойцы плохо понимали, что я хочу от них.
— Ингвар, Медведь, Елисей, скачите в тот конец деревни, — приказал я. — И не кучкуемся. Дарья, Олег, за мной!
Дружинники исполнили мой приказ. Трое поскакали в один конец села, я с Дарьей и Олегом — в противоположную сторону. Дым от горящих построек уже заволок всё вокруг. Он щипал ноздри и глаза. Становилось трудно дышать.
Солнечная птица тем временем вместе со змеелётом камнем рухнули вниз и скрылись за деревьями. Дарья создала ещё одну птицу, и та ринулась в бой, вклинившись в боевой порядок врага.
В небе раздались три коротких трубных гудка, и змеелёты, разбившись на три группы, стали резко снижаться. Похоже, они поняли, что обстрелом ничего не добьются и решили атаковать на ближней дистанции.
На нас пикировали четыре воина, в том числе один огневик. Дарья выхватила саблю и приготовилась драться врукопашную. Олег остановил коня и натянул тетиву лука, целясь в летунов. Наконечник его стрелы засиял. Я же стал собирать в ладони сгусток фиолетовой дымки. Развернул Стрижа и погнал его навстречу противнику.
В руке первого змеелёта светящимся наконечником блеснуло зачарованное копьё. Он пикировал, целясь прямо в меня. Я натянул поводья, Стриж встал на дыбы. Я резко выкинув вперёд ладонь, разжав пальцы. Копьё вонзилось в землю рядом с конём, змей с пронзительным хриплым криком промчал над моей головой. Увидев летящий в меня огненный сгусток, я закрылся щитом. Пламя ударилось о сталь и погасло.
Я обернулся: Дарья и Олег были в порядке, а змеелётов осталось лишь три. Они снова набирали высоту. Четвёртого не увидел.
А солнечная птица клевала ещё одного одамалара. Они кувыркались в небе, стремительно теряя высоту.
Раздались два длинных гудка, и все воины поднялись высоко в небо и полетели прочь. Осталось их всего десять. Одиннадцатый змей покружил над домами и отправился за своими. Всадник, судя по тому, как он свесился с седла, был мёртв.
Убедившись, что опасность нам больше не грозит, я поскакали к центру поселения. Возле святилища валялся сбитый змей, дергая в предсмертных конвульсиях крыльями. Он действительно напомнила птеродактиля: две задние ноги, перепончатые крылья, сросшиеся с передними конечностями, вытянутая зубастая морда. Однако в отличие от своего допотопного предка, у него имелся хвост — довольно толстый и длинный.
Зверя сбил Роговолд своим камнем. Ездоку тоже не поздоровалось — ему раздробило голову. Это был одамлар — низкорослый азиат, одетый в стёганку и кожаный загнутый вперёд колпак с нащёчниками.
У нас же раненых не оказалось. Пострадали лишь лошади. Коню Елисея стрела угодила в круп. Бедное животное хромало и ржало от боли, но дружинник просто отломал древко и присыпал рану каким-то порошком, сказав, что ничего страшного, наконечник в лагере вытащат. Другому коню стрела впилась в область лопатки, ещё одному обожгло переднюю ногу.
А вот у селян проблемы были куда серьёзнее. Три избы горели. Мужики и бабы бросились с вёдрами к ближайшей речушке, чтобы тушить огонь. Но мне казалось, что у них вряд ли что-то получится.
Забив на баранов и зерно, я приказал дружинникам срочно скакать в лагерь. Неизвестно, сколько поблизости было этих летающих гадов. Может, всего один отряд, оторвавшийся от своих, а может — десятки, и скоро они все явятся сюда. Но нам повезло — одамлары больше не нападали. Лишь кружили далеко в небе.
Когда мы вернулись в лагерь, сборы почти закончились. Слуги запрягали лошадей и волов в забитые снаряжением телеги, дружинники в боевом облачении сидели в сёдлах, готовые двинуться дальше.
Всеслав Игоревич восседал на своём походном пегом коне, который под ним выглядел, словно пони под взрослым человеком. Лошади тут вообще не отличались большим ростом. Тысяцкий был одет в ламеллярную броню, на голове красовался отороченный мехом высокий колпак.
— Нас атаковали змеелёты, — объявил я, подъезжая к Всеславу Игоревичу.
— Где? — нахмурился тысяцкий.
— В селе. Три версты отсюда. Мы обратили их в бегство. Три лошади ранены.
— А с ним что? — Всеслав Игоревич подозрительно посмотрел на тело Ратибора, лежащее поперёк седла.
— Отбегался. Похоронить надо. Он бросил мне вызов, у нас был поединок.
Всеслав ещё сильнее сдвинул брови:
— Это ты его так?
— Да.
Я думал, тысяцкий начнёт укорять меня, но он и слова больше не сказал по поводу Ратибора.
— Какие змеелёты? — спросил он. — Княжеские али из дикарей?
— Одамлары. Надо выдвигаться поскорее, пока не налетели другие. Едем в Караузяк. Я хочу встретиться с Казимиром Толстым.
— Так мы же собирались к Серому морю.
— А теперь едем в Караузяк, — проговорил я с деланным равнодушием. — Я так решил.
— Какой прок? Мы рискуем попасть в ловушку.
— Значит, рискнём. Ты сам говорил, что на востоке много сторонников моего отца.
— Наше поражение под Талахом многое поменяло.
— Если тут есть верные люди, они должны принести мне присягу.
— Но Святослав…
— Спорить со мной будешь? — я грозно зыркнул на тысяцкого. — Ты сам-то на чьей стороне?
— Ну… Если тебе угодно идти в Караузяк, мы пойдём в Караузяк, — согласился Всеслав Игоревич, ещё раз угрюмо поглядев на труп Ратибора. — Только лошадей подлечить надо.
Елисей и один из конюхов принялись извлекать стрелу из крупа лошади. Милена была с ними и залечивала рану коняге чарами. Я сидел верхом, наблюдая за тем, как обоз выкатывает на дорогу чередой скрипучий деревянных повозок. Боль в животе заставляла морщиться, а Милена, занятая ветеринарной работой, совсем забыла про меня. Но я твёрдо решил дотерпеть до следующего привала. Теперь я руководил дружиной, и бойцы должны были видеть, что великий князь — на коне и лично ведёт их, а не валяется в обозной телеге.
Солнце было уже высоко, когда дружина отправилась в путь. Первыми ускакали два воина, чтобы разведать дорогу, остальные двинулись следом. Даже на такой небольшой отрядик, как наш, набралось более двух десятков телег, которые растянулись, наверное, на полверсты. Дружина ехала впереди, оруженосцы и челядины двигались среди повозок, выполняя функции охраны.
Солнце припекало, нагревая доспехи. Я чувствовал себя так, словно оказался в духовке. Наверное, и у других были похожие ощущения, но никто не жаловался и не торопился снимать броню. Ехали молча, слышались только топот лошадиных ног, да бряцание железа. Уже четырнадцать или пятнадцать дней наша процессия монотонно и упрямо двигалась в неизвестность.
Дорога петляла среди берёзок, а потом стала подниматься по склону поросшего ельником холма. Я же составлял в голове планы на ближайшее время. Сегодня они более-менее прояснились.
У меня была неделя, чтобы свыкнуться со своим положением и вжиться в новую роль. С трудом, но кажется, удалось. Никогда бы не подумал, что однажды придётся стать средневековым князем и командовать дружиной. Пока валялся в телеге, было много времени поразмыслить над таким невероятным вывертом судьбы. Но ответы на вопросы не находились. Загадочное перемещение сознания так и осталось великой тайной, разгадать которую, скорее всего, уже не суждено.
Я оказался в не самом простом положении. Передо мной стоял трудный выбор: либо бежать за море, либо остаться на восточном рубеже и держаться до конца за землю, которая считалась моей по праву, а потом попытаться вернуть утраченное положение хотя бы частично. Я и рассудил, что сбежать всегда можно. Это легко. Только не факт, что удастся вернуться и не факт, что на чужбине будет безопасно. Да и кто сказал, что враги не найдут меня? В прошлой жизни я уже пытался однажды бежать, и это не закончилось ничем хорошим.
Всеслав Игоревич, хоть и настаивал на необходимости плыть за море, сам не знал, что нас ждёт. Однажды он признался в разговоре наедине, что там тоже могут возникнуть проблемы с местными племенами. Даже карты, которые у нас имелись, заканчивались Толгарскими горами и Серым морем. Дальше — пустота, а точнее мифические земли с мифическими существами из древних легенд.
Мне казалось, что соваться туда с двадцатью пятью дружинниками — не очень хорошая идея. Но и чтобы сражаться с врагом, сил у меня было мало, да и в средневековом военном деле я не понимал ровным счётом ничего.
Мы с Всеславом Игоревичем ехали впереди отряда. Наши кони лениво перебирали копытами по пыльному грунту. Дорога, которая считалась большим трактом, выглядела, как заросшая колея.
— Почему Добромир захотел свергнуть моего отца? — спросил я у тысяцкого. Я ещё не всё знал о ситуации в моей семье и потому использовал любую возможность. — И почему его поддержало так много князей?
— Злоба у него в сердце большая, — рассудительно проговорил Всеслав Игоревич. — Дед твой Ярополк, казнил Олега — брата его. Тот измену замышлял. Добромир тогда совсем юн был, моложе тебя. Бежал в Баграмский каганат и почти тридцать лет месть вынашивал. Он среди князей на юге слух распустил, дескать, отец твой старых богов больше не чтит и культы их запрещает, да ещё и западные земли отдать хочет соседям. Вот поверили князья в ложь его и сдались на милость его, когда он из Баграма с тремя тысячами копий пришёл, которые ему Баграмский каган дал.
— Просто так дал?
— Да нет, не просто так. Наёмники это, за деньги воевать пошли на чужбину. А теперь он их князьями и боярами делает. Вот и испугались наши князья, стали сразу города и крепости сдавать. Кто решился сражаться, дали бой под Полянском. Да мало нас было. А под Талахом — ещё меньше, — тяжёлый вздох вырвался из груди старого воина. Тысяцкий замолчал.
— Коварный тип, — заметил я.
— Тот ещё выродок. Да умный шибко. Этого у него не отнять, — помолчав, Всеслав Игоревич добавил. — А ты-то что намерен делать? Что-то в толк никак не возьму. Мы же вроде за море собрались плыть.
— Князья с восточных рубежей участвовали в битвах с Добромиром? — спросил я вместо ответа.
— Князья с рубежей редко отлучаются со своей земли. Им положено границу охранять. Насколько мне известно, Казимир и другие князья с восточных рубежей ни под Полянском, ни под Талахом не появлялись.
— А сколько отсюда до Светлоярска?
— Да почти девятьсот вёрст по дорогам.
— Прекрасно. Так вот, мой план в том, чтобы удержать несколько княжеств на восточном рубеже. Места здесь холмистые, дорог мало, кругом леса. Добромиру добраться сюда будет непросто. А если он и доберётся, то у него возникнут трудности со снабжением. Каждая крепость будет даваться ему большой кровью. Его войско ослабнет. А потом… зависит от обстоятельств. Считаю, рано пока бежать, надо ещё побороться.
— Хм, — Всеслав всерьёз задумался. — Даже если здешние князья присягнут тебе, неизвестно, как долго мы продержимся. Может, в этом году Добромир и не придёт, но в следующем точно снарядит войско. Нам тоже будет тяжко, если он возьмёт в осаду сразу несколько крепостей и городов. Земли тут небогатые, запасов пищи много не сделать.
— Но возможность выстоять есть, так?
— Думаю… есть, — произнёс тысяцкий, сделав паузу.
Уж не знаю, то ли он реально так считал, то ли подумал о трупе Ратибора, который везли в обозе, и решил мне не перечить.
— Земли, говоришь, небогатые, так? А чем тут люди живут? Шахты, рудники, ещё что-нибудь из промыслов есть?
— А пёс их знает. Ни разу тут не был. Пушниной торгуют. С востока — самая лучшая пушнина. Все это знают. А больше не ведомо мне.
Навстречу нам двигался ещё один обоз, состоящий из крестьянских телег. Когда мы поравнялись с ними, остановили и расспросили людей о том, что происходит в округе. Как оказалось, это — селяне, что ехали из Караузяка. Они сказали, что и вчера и второго и третьего дня на окрестности города нападали горцы на своих крылатых ящерах, а сегодня их якобы прогнали. Но судя по тому, что я видел утром, это было не совсем так. Может, конечно, на окрестности города и перестали нападать, но вглубь территорий залетали беспрепятственно.
Мы поехали дальше. Лес закончился, и наш отряд оказались на лысой вершине холма. Отсюда виднелись несколько домиков и деревянная крепость на лесистой возвышенности неподалёку. Далеко в небе кружили чёрные точки.
— Летают гады, — я кивнул в сторону скалистой гряды, что была уже гораздо ближе, чем утром. — Тут что, постоянно такое происходит?
— Да слух, видать, пошёл, что междоусобица у нас, — проворчал Всеслав Игоревич, — вот и повадились, аспиды.
— Тогда тем более мы должны тут укрепиться. Кто ещё нашу землю будет защищать? Что за князь, который в трудные времена за море бежит? У меня только один вопрос: как с этими змеелётами бороться? Они же высоко летают, до них ни чары, ни луки не достают. А они могут нас спокойно обстреливать.
— Смотря какие чары. Бывают такие, что достают. Главное ведь — умение.
— Это как?
— А сам как будто не знаешь. Как будто не умеешь. Учил же тебя батюшка.
— А ты забыл, что у меня с памятью плохо?
— Ах да, и то верно. Ну коли не помнишь, покажу на привале. Одна беда: силёнки для этого нужны. Не каждый чаровник сможет далеко закинуть ядро или другой снаряд. Но есть разные способы. Самопалы хорошо этих тварей небесных сбивают. В крепостях на башнях пороки стоят. Только они не простые. Простые заряжаются одной стрелой, а эти — сразу десятью. Иначе не попадёшь. Ну и птиц и прочих зверей волшебных можно призывать. Но тут опять беда: не каждый умеет.
— Весьма редкие способы, — заметил я.
— Вот поэтому в каждой крепости на границе есть свои змеелёты. С крылатыми сподручнее в небе драться.
Исходя из слов тысяцкого, становилось понятно, что с противовоздушной обороной дела у нашего отряда не очень. Из всех шести чаровников эффективно бороться с летающими противниками могла только Дарья с помощью своих солнечных птиц. В селе нам повезло отбиться без потерь, но если змеелёты нападут на обоз, то мы, как минимум, лишимся имущества и продовольствия.
Вскоре пришлось сделать привал.
Многие современные городские жители считают лошадь чем-то вроде мотоцикла на четырёх ногах: заправил и поехал. До того, как я попал в этот мир, у меня были похожие представления. На деле же оказалось, что это очень сложное в обслуживании транспортное средство.
Лошадям требовался отдых, их следовало поить и кормить, ухаживать за ними, сильно не нагружать, быстро не гнать, а чтобы кони, особенно боевые, не ослабли, надо было тащить с собой овёс и разные пищевые добавки. Кроме того лошадь могла подвернуть ногу, заболеть или просто свалиться по непонятной причине. Скакуны дружинников, как правило, были крепче и выносливее обычных, к тому же их подкармливали каким-то зачарованным порошком, но в любом случае живой транспорт проигрывал железному механизму по многим параметрам.
Поэтому и расстояние, которое отряд проходил за день, было небольшим. Хорошо, если сорок вёрст удастся преодолеть.
Устроили привал возле мелкой речушки у переправы. Долго останавливаться не собирались, к вечеру хотели добраться до Караузяка, до которого оставалось вёрст пятнадцать.
Я сполз с седла и отошёл к ближайшей сосне, растущей на берегу. Живот болел ужасно. В дороге я пытался отвлечься то мыслями, то разговором, но теперь было ощущение, словно мне кишки разрывают.
Сел на траву, прислонился спиной к дереву. Немного полегчало. Расслабившись, стал наблюдать за суетой у речки, где слуги набирали воду для коней. Милена сразу заметила мои страдания. Тут же подбежала.
— Ох, да что ж это такое! — всплеснула она руками. — Совсем забыла. Прости. Сильно болит?
— Честно сказать? — усмехнулся я. — Как будто мне ещё раз копьём ткнули в живот.
— Говорил же, не надо ездить верхом. Ладно. Нестрашно. Снимай чешую. Я процедуры поведу.
Я ослабил ремни. Милена помогла стянуть тяжёлый доспех. Я расстегнул пуговицы на свите и приподнял рубаху.
— А теперь расслабься и не шевелись, — девушка присела на корточки, поднесла руки к моему животу, украшенному широким шрамом, и, закрыв глаза, сосредоточилась. Мягкий зелёный свет окутал её ладони.
Милена сидела рядом, её пальцы почти касались меня, а нежное личико с гладкой кожей было совсем близко к моему. Казалось, я чувствовал её дыхание. Мой взгляд опустился ниже. Облегающий наряд девушки, приятные округлости под тканью невольно пробуждали фантазию и желание.
Уже не первый раз такое происходило. Как только я более-менее оправился от раны, организм стал настойчиво требовать близости с лицом противоположного пола, особенно в те моменты, когда это лицо находилось в моём шатре. Но я пока даже намёков никаких не делал. Кто знает, как тут принято в этом средневековье? Тем более Милена была княжной. У этих свои нравы. Не хотелось невзначай поссориться из-за моего непонимания местных обычаев.
— Ты расслабься, — улыбнулась Милена, увидев, как я напряжён.
— Да-да, делай, что должна, — ответил я довольно сухо и устремил взгляд в небо, пытаясь перевести мысли на что-то другое.
Боль отступала, стало невероятно легко и свободно.
— Ну вот и всё, — Милена поднялась. — Эх, если бы я была настоящей целительницей, ты бы уже выздоровел. А так…
— Ты всё равно молодец, — похвалил я её, застёгивая пуговицы своей свиты. — И у тебя ещё всё впереди. Станешь самой лучшей целительницей.
— Главное, береги себя, — на щеках княжны разлился румянец. — Может, тебе лучше лечь?
— Ну что за великий князь, который лежит всю дорогу? — я поднялся на ноги. Ощущения были совсем другие. Боль прошла, остался лишь небольшой дискомфорт. — Всё в порядке.
— Хорошо, что ты решил остаться, — вдруг сказала княжна, и на её лбу прорезалась морщинка серьёзности. — Считаю, ты правильно поступил. Я бы не хотела погибнуть на чужбине.
— Мы не погибнем на чужбине, — успокоил я её. — У меня вообще нет планов погибать ближайшие лет пятьдесят. И тебе не советую. Наоборот, собираюсь однажды поквитаться с мятежником и вернуть владения отца.
Милена с улыбкой посмотрела на меня, стараясь понять, шучу я или говорю всерьёз:
— Я бы тоже очень хотела отомстить за своего отца, как и ты. Но всё в руках богов. Ладно, пойду, пожалуй. Ах да, тебе ещё настойку надо дать. Лана! — крикнула она своей служанке, что возилась возле телеги. — Отвар принеси. И кружку!
— Бегу, бегу, госпожа! — крикнула Лана, и вскоре она с бурдюком и кружкой появилась возле нас.
Это была пышная, светловолосая деваха, задорная и смешливая, с открытой, простодушной улыбкой. Лана не являлась ни ученицей, ни аристократкой — обычная служанка. Тем не менее, она постоянно помогала Милене, в том числе в изготовлении снадобий. Других помощников у княжны просто не было.
Я выпил снадобье и поморщился, Лана заулыбалась:
— Горько, зато силы даёт. Великий князь должен быть здоров и полон сил.
— Лана, пошли, — строго одёрнула её Милена, которой почему-то не нравилось, когда служанка начинала со мной болтать. — Язык много распускаешь.
— Ой. Прости, госпожа, бегу уже, — опомнилась Лана и последовала за княжной.
Заметив Дарью, что стояла возле двух своих лошадей, пьющих из бадьи, я подошёл к ней.
— Как дела? — спросил я.
— Великолепно. Славная битва была. Жаль только, что не удалось убить всех остальных, — в её прищуренных глазах мелькнул яростный огонёк.
Дарья мне тоже по-своему нравилась. Резкие, но правильные черты лица, приподнятый уголок губ, выражающий презрение к врагу, пронзительный, холодный взгляд. Настоящая воительница. Виски девушки были выбриты, а волосы сплетались в короткую косичку, идущую от самого затылка. Подобная мода была совсем не женской. Многие дружинники щеголяли косичками как на голове, так и на бороде, и выбритыми висками. Заломленный на бок колпак с отворотами, расшитый, в отличие от мужских, бисером и жемчугом, придавал девушке ещё более залихватский вид.
Дарья была одной из двух женщин в нашем отряде. Вторая дружинница, Горислава, была гораздо старше. Она являлась женой Олега. Дарья вроде как в отношениях никаких не состояла. По крайней мере, я про это ничего не знал.
— Ты славно потрудилась, — похвалил я её. — Получается, ты у нас — единственная, кто может бороться со змеелётами. Поэтому будь готова снова вступить в бой. Если на нас опять нападут, вся надежда только на тебя и твоих птиц.
— О да! — хищно оскалилась Дарья. — Птички хорошо делают свою работу. Не волнуйся, Святослав, я готова надрать задницы этим узкоглазым летунам. Пусть только сунутся. Можешь на меня положиться.
Время ещё позволяло, и я попросил Всеслава Игоревича показать дальнобойные чары. Мы отправились с ним искать подходящее место.
— Знаешь, не стал при всех говорить, — произнёс Всеслав Игоревич, когда мы пробирались сквозь кусты на склоне прибрежного холма, — но то, что случилось с Ратибором… он, конечно, сам виноват, но и тебе не стоит горячиться. Если дружина подумает, что с тобой их жизнь в опасности, разбежится.
— Вот именно, он сам виноват, — сказал я. — А ты потворствовал ему вместо того, чтобы занять мою сторону и осадить его.
Тысяцкий вздохнул:
— И всё же распри раздувать не стоит между своими. Мы тут все — одна семья. Все братья друг другу, все пили из одной чаши. Разве нет?
— Учту, — коротко ответил я, показывая, что разговор окончен.
— Ну, дело твоё. Не хочешь слушать, не надо.
Мы добрались, наконец, до лужайки на склоне.
— Энергию сосредотачивай не в руках, а на расстоянии от себя, — объяснил Всеслав Игоревич. — Выбираешь точку и направляешь туда силу. Потоки так же через руки идут. Насколько потоки сильны, настолько далеко и создашь чары.
Всеслав Игоревич сделал силовые жесты руками, направив энергию в небо. Над макушкой ближайшей сосны появилось вначале сияние, потом — три крупных камня. Они поднимались всё выше и выше, вращаясь вокруг невидимой оси. Ещё несколько жестов, и камней стало пять, затем семь, затем и вовсе десять. Удары ладонью по воздуху зашвыривали булыжники вдаль. Они летели с большой скоростью и падали у подножья холма.
— Ух, — Всеслав Игоревич встряхнул руками, как бы освобождаясь от излишков энергии. — Вот так надо. Сила тут нужна. Коли сила есть, можно научиться, если тренироваться долго.
— Неплохо у тебя получается, — отметил я. — Значит, ты тоже летающих можешь сбивать?
— А что ж не мочь? Могу.
Это было хорошо. У нас оказалось два человека, кто мог защищать отряд от нападения с воздуха.
Я попробовал повторить этот приём. Чему-то подобному меня действительно учили — движения выглядели знакомо. Выбрал место метрах в десяти над собой, вытянул ладонь, направил третью энергию. Образовался маленький фиолетовый сгусток, казавшийся отсюда чёрной точкой. Левой рукой я стал дистанционно удерживать его, а движениями правой руки посылать новые импульсы, напитывая силой.
Точка начала расти, превращаясь в дымчатый шар. Я посылал и посылал энергию, а шар рос и рос. Он стал размером с голову, потом больше в два, три, четыре раза… Энергия моя всё не заканчивалась, а тёмно-фиолетовое пятно в небе продолжало увеличиваться. Мне показалось, что поток столь силён, что скоро он выйдет из-под контроля и его будет не остановить. Тут же прервал его. Дымка рассыпалась тёмными брызгами по округе и исчезла, не достигнув земли.
— А мощи-то у тебя поприбавилось, — оценил Всеслав Игоревич. — Серьёзно поприбавилось. Кто бы мог подумать! Силён, силён, нечего сказать. Теперь бы тебя научить управлять всем этим. Только вот кто учить-то будет? Нет здесь никого, кто такими чарами владеет.
Мне с самого начала хотелось понять, почему мои чары так сильно отличаются от других, но кого бы ни спрашивал, никто не знал. А странный ритуал, который надо мной проводили в пещере, и вовсе выглядел загадкой. Но про него я пока даже не пытался узнавать. Казалось, есть в этом какая-то тайна, и просто так мне её не раскроют. Возможно, Всеслав Игоревич был в курсе. Сейчас мы с ним остались наедине — удобный случай, чтобы потребовать ответы.
Но едва я собрался завести об этом речь, как тысяцкий указал вдаль, на дорогу, что вела на Караузяк. По ней к переправе быстро двигались две точки — два всадника.
Стало не до разговоров. Это могли быть наши разведчики. Что-то случилось, если они так торопились к нам.
Когда мы с Всеславом Игоревичем подошли к переправе, тут царило оживление. Действительно, вернулись разведчики.
— Впереди змеелёты, — сообщил один из них. — Их много. Нас обстреляли. Там все сёла сгоревшие, а Змеелёты повсюду. Мы не смогли добраться до крепости, поскакали обратно.
— Далеко они? — спросил я.
— Нам вёрст пять оставалось до города. Но их было слишком много.
Все дружинники, как один, устремили на меня взгляды, как бы спрашивая, что делать дальше. Мне бы и самум спросить, да не у кого. В любом случае, поворачивать назад было глупо. Обратного пути для нас нет, других дорог — тоже. Оставалось лишь двигаться вперёд.
— Значит, будем прорываться с боем, — сказал я громко, чтобы все слышали. — В Караузяк надо попасть во что бы то ни стало. Других вариантов нет. Надевайте на лошадей броню.