Клодет Сорель

КЛОДЕТ СОРЕЛЬ, ЕКАТЕРИНБУРГ, 1918

Родители у Андрея оказались очень милыми людьми. Мать, конечно, сначала к ней относилась с опаской, но Клодет её прекрасно понимала. Представила на секунду, что это ее сын пропадал долгие годы на войне, а потом вдруг взял, да и появился, и не один, а с дамочкой весьма вольного вида. Но ничего, разобрались. Клодет после Самары все время вспоминала собственную мать, и теперь старалась, чтобы Елизавета Андреевна не сильно сокрушалась о выборе сына.

А отец, Александр Михайлович, вообще оказался такой душка! Даже кокетничал с ней, такой забавный! Вообще, они, конечно, были милые старики. Сколько им лет, интересно? Пятьдесят, наверное. Вот и трясутся над своим Андрюшенькой единственным. Как из него вырос суровый и сильный офицер — непонятно.

А Андрей-то — такой мамин сын, оказывается! Предупредительный, милый, вежливый. Ну, по сравнению с ней вообще все кажутся хорошими детьми, но он — это что-то.

Она, как ни странно, не задумывалась, влюблена ли в Зеленина, и вообще, что их связывает и что будет дальше. Просто шла за ним, и все. Это оказалось так увлекательно — ни о чем не думать, ни о чем не заботиться… Нет, она заботилась, конечно, но не женской сварливой заботой, которую так ненавидят мужчины, а просто следила, чтобы он по возможности не задумывался о быте. И это было нетрудно, потому что чист и опрятен он был всегда, а еде особого значения не придавал: есть — хорошо, нет — потерпим. Это его фронт приучил.

Но уж тут-то, у мамы с папой, можно было не беспокоиться. Елизавета Андреевна была женщиной старой закалки, поэтому обед подавался на белоснежной скатерти, салфетки были продеты в начищенные серебряные кольца, основное блюдо — черный хлеб — обязательно в соломенной корзинке, а главный деликатес — ржавая селедка — в фаянсовой селедочнице.

Александр Михайлович доставал маленький хрустальный графинчик, в котором болтался мутный, отвратительно пахнувший самогон, наливал его в граненые рюмочки, и они с Андреем выпивали по одной перед обедом, как в старые добрые времена. А если Елизавета Андреевна не видела, то и по второй.

Единственным неудобством во всем этом было то, что ей изо всех сил приходилось сдерживать себя по ночам и не орать мартовской кошкой — неудобно перед его родителями. Странно, собственной матери совершенно не стеснялась, а тут — портила себе все удовольствие. Впрочем, не так уж и портила, конечно, в этом была даже некоторая пикантность, просто иногда хотелось перестать себя контролировать, начать носиться по комнатам домика голой и визжать, когда узорчатый ремень все же добирался до ее горящих бедер. А если бы это еще можно было бы сделать днем! Но — чем-то всегда приходится поступаться. Переживем, ничего страшного.

Верховной властью на этот раз объявила себя некая Директория, обосновавшаяся в Уфе. И опять, уже в который раз, создавалось очередное временное правительство «впредь до созыва Всероссийского Учредительного Собрания». Зеленин старался воздерживаться от крепких выражений, обсуждая с отцом политическую ситуацию и серьезно подумывал пробираться к югу, в Добрармию, но вновь оказаться на территории, контролируемой Советами ему никак не улыбалось, так что приходилось довольствоваться тем, что есть.

Новые власти предложили ему должность начальника штаба в полку резервной бригады. Грамотные офицеры с опытом были на вес золота, катастрофически не хватало штабистов.

— Парадокс, — постукивая по крышке стола пальцами, делился с отцом Андрей. — Во время войны этих штабных было как собак нерезаных, и все их тихо ненавидели. Считали бездельниками, тыловыми крысами, которые только и умеют, как сами себя награждать, да по паркету шаркать. Теперь оказалось, что армия без них задыхается, а грамотных офицеров, умеющих планировать операции хотя бы на низовом уровне — просто нет. Вот куда они все делись? К красным ушли? Что-то не верится.

Когда стало известно, что верховным главнокомандующим всеми вооруженными силами России назначен генерал-лейтенант Болдырев, Андрей воодушевился:

— Это же мой бывший командующий армией! Помнишь, тот, о котором я тебе рассказывал? Ну, как же — он еще отказался идти на поклон к прапорщику красных! Вот ему — верю.

Вновь назначенный начальник штаба кинулся искать старого знакомца поручика Темникова, чтобы переманить к себе. И нашел! Красная армия генерального штаба полковника Иоакима Вацетиса[17] выдавила Народную Армию генерального штаба полковника Владимира Каппеля в Уфу. Вместе с ней прибыл и поступил в распоряжение вновь образованной Армии Директории командир кавалерийского полка штаб-ротмистр Темников.

К октябрю он и Юлия приехали в Екатеринбург, разместившись у родителей Зеленина. «И стали они все вместе жить-поживать, да добра наживать», — думала Клодет, наблюдая за тем, как тихий дом горного инженера превращается в шумный «теремок». «С маркитантками!» — язвительно добавляла она про себя.

В городе судачили о бесследно исчезнувшей венценосной семье. Андрей презирал местное социалистическое правительство еще и за ту неторопливость, с которой оно расследовало это дело.

— Нет, вы только подумайте! — возмущался штабс-капитан Зеленин. — С момента занятия города прошло уже более трех месяцев, а воз и ныне там! За три месяца хоть какие-то выводы можно было сделать? Следы найти, свидетелей опросить.

— Они же, вроде, опрашивают, — осторожно возражал Александр Михайлович.

— Так, как они опрашивают, мы и через сто лет всей правды не узнаем!

— Слушай, Андрей, следствие ведут профессионалы. — Вступал в разговор Роман. — Мы с тобой привыкли шашкой махать, да батальоны в атаку водить, а тут совсем другой подход нужен, аккуратный, вдумчивый.

И они выпивали по рюмке своего жуткого самогона, после чего в доме долго воняло сивухой.

— Ты только представь, — продолжал Роман, прожевывая корочку черного хлеба, обильно сдобренную крупной солью. — А если большевикам удалось вывезти Семью? Если они сейчас где-то прячут и государя с государыней, и наследника, и великих княжон? Если торопить следствие, пытаться любой ценой раскрыть дело в кратчайшие сроки, спугнем ведь гадов. Возьмут, да и постреляют всех. Может такое быть?

— А ты считаешь, что они живы?

— Ну, не знаю, — тянул Темников. — А вдруг живы?

— Насколько я знаю, следствие отталкивается от самого худшего варианта. Вполне может быть, что большевики расстреляли и царя, и царицу. Зная немного этих негодяев — допускаю.

— Но ведь цесаревича же не расстреляли, правда? И великих княжон — нет.

— Почему ты так думаешь?

— Да сам посуди, вот ты бы смог выстрелить в четырнадцатилетнего больного мальчика?

Андрей вспомнил неведомого ему Митю Теплова из Самары, которого настоятельно требовал убить такой же четырнадцатилетний мальчик.

— Я бы не смог, это понятно.

— А в девушек — смог бы?

— Но ведь они — не я. Они как раз, думаю, способны.

— Да брось! — Роман покосился на графинчик, Александр Михайлович моментально понял намек. — Кем надо быть, чтобы убивать детей?

— Ой, я тебя умоляю! Можно подумать, что мы все — ангелы, и никто с нашей стороны детей не убивает! К несчастью, убивают, друг Роман. В этой нашей сегодняшней дрязге нет никого, кто бы не замарал рук.

— Знаете, Роман, я глубоко уважаю вашу гуманистическую позицию, — начал Александр Михайлович после очередной стопки. — Но должен заметить, что большевики в деле убийства детей вовсе не первооткрыватели. Знаете, с чего началось царствование дома Романовых?

— С избрания Михаила[18]?

— Это само собой. Но в принципе оно началось с того, что повесили трехлетнего сына Марины Мнишек[19]. Трехлетнего ребенка, господа! Вот и скажите теперь: кем надо быть, чтобы повесить ребенка?

— Большевиком, — пробормотал Роман.

— А вот и нет, уважаемый господин офицер! Вы думаете, наши предки были большими зверями, чем мы с вами? Ничего подобного. Для того чтобы совершить самое ужасное преступление, вполне достаточно быть убежденным в собственной безусловной правоте и истово верить, что история тебя оправдает.

— И что, оправдала?

— А вы как думаете? Все помнят про Ивана Сусанина, ценой жизни спасшего шестнадцатилетнего царя, а то, что юный Михаил распорядился повесить трехлетнего ребенка, стараются не упоминать. Тем более, что повесили его на глазах у матери, моментально сошедшей с ума. Марина Мнишек династию после этого прокляла. И, судя по всему, проклятие это сбывается.

— Опять они выпивают, — заворчала Елизавета Андреевна, входя в комнату. — Юлия, хоть бы вы на них повлияли, ведь каждый же день стали пьянствовать!

«Почему она обращается к Юле, а не ко мне? Наверное, та ей нравится больше. Это понятно, Юленька наша такая порядочная, такая домовитая! Конечно, ей хотелось бы, чтобы с ее сыном была она, а не я. А вот ничего у вас не выйдет, Елизавета Андреевна!», — злорадно подумала Клодет.

— И правда, Роман! — Юля сделала большие глаза. — Остановитесь.

— Любимая, — весело прокричал штаб-ротмистр. — Имеем полное право! Среди чудесных людей, на своей территории, да за приятной умственной беседой, как же не выпить, матушка моя?!

И они разлили по третьей.

— Так что безумной Мариной всей жизни династии Романовых было отмерено от смуты до смуты, от Михаила до Михаила[20], от Ипатьевского монастыря до Ипатьевского дома.

— Ну, папа, еще неизвестно, что там произошло, в доме-то Ипатьева, — вступил Андрей.

— Зато, согласись, все эти аналогии звучат хорошо! — парировал Александр Михайлович. — Ну, пусть следователи ищут, может и правда кто спасся. Хотя я в это поверить затрудняюсь. Убийство Семьи, как я уже сказал, для большевиков — и не только! — вопрос целесообразности. Если бы они решили, что для пользы дела в данный момент нужно убить детей, поверьте, никто не стал бы мучиться рефлексией. Поэтому следствие должно отталкиваться не от эмоций — «смогли — не смогли», а исключительно от фактов.

— Ну, а чисто гипотетически кто-то из Семьи мог спастись?

— Знаете, если бы и так, я бы ему не завидовал, — печально сказал Александр Михайлович и предложил:

— Еще по одной?

— С удовольствием. После третьей напиток уже не так и противен, знаете ли. Почему же не стали бы завидовать, Александр Михайлович?

— Потому что если это не наследник и не Государь, то они никому не нужны и даже наоборот, всем мешают. Будем здоровы!

— Ваше здоровье! Это почему же мешают?

— А вы порассуждайте логически, молодые люди. Представьте, что сейчас появляется претендент на трон. Учредительное собрание в виде бесконечных Комитетов и Директорий у нас уже есть, каждый атаман в каждой станице мнит себя императором всероссийским, не сегодня — завтра кто-то обязательно объявит себя Главой России, придумав какой-нибудь громкий титул, а тут появляется еще и претендент на престол. Вы представляете, что за смута начнется? Такая катавасия, что нынешняя покажется детской игрой!

— Да уж, — многозначительно произнес Роман. — Андрей, ты как?

— Наливай! — махнул тот рукой. «Господи, он же сейчас напьется! Даже интересно!» — весело подумала Клодет.

— Итак, папа, ты утверждаешь, что объявись кто-то из венценосцев, начнется борьба за трон?

— Безусловно. Большевики, естественно, постараются сделать все возможное, чтобы довершить начатое и убить выжившего. Или выжившую. Ну, а господа социалисты из временного правительства — что они, по-вашему, с ней сделают? Напомню, эти господа — это те же, кто в свое время посадил Семью под арест в Царском, а затем переправил в Тобольск, подальше от глаза людского. Им нужна какая-то княжна? Единственные, кому нужен хоть кто-то из Романовых — это яростные монархисты. Кого они могут сегодня поднять на борьбу во имя самодержавия? Много ли народу пойдет за них класть головы? Уверяю, что вы и батальона не наберете. Ведь теперь стало понятно, что и без царя тоже можно жить, даже еще лучше, потому что все позволено, никаких границ, никаких моральных ограничений, никакой совести.

— Но ведь представители рода Романовых — законные претенденты на царствование в России!

— Законные?! — яростно вскричал Александр Михайлович. — Побойтесь Бога! Законные. Да на Руси испокон веку законных правителей не было! Знаете ли вы, молодой человек, кто отец Ивана Грозного?

— Грозный был Иван Васильевич… Великий князь Василий?

— Ну, хоть что-то из гимназического курса отечественной истории помните. Ваше здоровье!

И они выпили еще по одной, закусив все тем же черным горелым хлебом, который макали в постное масло и присыпали крупной каменистой солью.

— Неплохо, правда, господа?

Елизавета Андреевна демонстративно вышла из комнаты.

— Сердится, — прокомментировал Александр Михайлович. — Это ничего, мама отходчивая, ты же знаешь, Андрей. На чем мы остановились?

— На отце Ивана Грозного, — подсказала Клодет.

— Благодарю. Так вот, отцом официально считается великий князь Василий Третий. Но есть тут одна закавыка: у Василия до этого 20 лет не было детей. Настолько не было, что он свою любимую жену Соломонию Сабурову сослал в монастырь, где она взяла, да и благополучно родила, представляете? Стоило ей обнаружить, что кроме старого князя есть и другие мужчины, как она немедленно забрюхатела, причем в весьма почтенном возрасте. А? Каков поворот?

— Да как же она в монастыре — и обнаружила других мужчин?

— Нравы-то раньше немного другие были. А потом — было бы желание, вы же знаете женщин! Но на этом история не кончается. Князь Василий женился во второй раз, на литовской княжне Елене Глинской. И опять нет детей. Представляете? Естественно, тогдашний мужчина и в мыслях не имел, что причина бесплодия может заключаться в нем. И вот через четыре года — обратите внимание, господа! Четыре года здоровая восемнадцатилетняя девица не беременеет — так вот, через четыре года после замужества Елена рожает, наконец, наследника. Радостный царь почивает в бозе, после чего безутешная вдова практически открыто живет с любовником, Иваном Федоровичем Овчина Телепневым-Оболенским. Вот его-то не без оснований считают истинным отцом Иоанна IV Васильевича. Такие Рюриковичи, династия, понимаешь. Еще по одной?

— С удовольствием, Александр Михайлович. А вот скажите, почему вы считаете, что раз Иван Грозный мог быть от кого-то со стороны, то и у Романовых нет законного права на престол?

— Ну, право-то у них есть, а вот с законностью — проблема. Я к чему рассказал историю с Грозным? К тому, что альковные приключения — это обычная история, неотъемлемая часть дворцовой жизни. Скажем, прапрадед нашего Николая Александровича — Павел Петрович — он чей сын?

— Петра III? — неуверенно предположил драгунский штаб-ротмистр.

— Может быть. А может и графа Салтыкова. Во всяком случае, этот вариант гораздо более реален, чем истинное отцовство Петра, у которого — как, кстати, и у его французского коллеги и современника! — были некоторые проблемы с выполнением супружеских обязанностей. А у цесаревны матушки Екатерины как раз наоборот, была весьма немалая потребность в постельных утехах. Тут-то и подворачивается граф Салтыков. И вот — будьте любезны, 9 лет у наследника цесаревича не было детей, а потом в одночасье как пошли один за другим! Известный факт: когда император Павел спросил, не сын ли он графа Салтыкова и получил уклончивый ответ, то задумчиво произнес: «Слава Богу, значит, во мне есть русская кровь!». Представляете, господа монархисты? А мы говорим о каких-то законных правах Романовых. Рюриковичи адюльтером закончились, им же и Романовы окончили царствование более ста лет назад. Никаких законных прав у этого сброда, непонятно откуда взявшегося, нет.

— Надо выпить! — грустно отреагировал Темников. Остальные молча согласились. И когда все дружно крякнули после очередного приема жидкости, спросил:

— Ну и за что мы тогда воюем?

— А Бог его знает! — Александр Михайлович посмотрел на пустой графинчик и вздохнул. — Есть у меня там еще небольшой запас, но, боюсь, Елизавета Андреевна нам пути к нему перекроет.

А и в самом деле, думала Клодет. За что они воюют? Большевики борются за свои советы, анархисты — против всякой власти, социалисты — за свое учредительное собрание, а мы? Почему монархист Андрей помогает социалистам Директории? Предположим, мы победим — дальше что? Республика как во Франции? Вряд ли в России возможна такая республика. Конституционная монархия как в Англии? Если уж в России есть монарх, то он самодержец, по-другому не бывает. Так что же будет?

Она прижималась к Андрею, устраиваясь поудобнее на его руке, и потихоньку засыпала, несмотря на ужасный запах перегара, стоявший в комнате. Единственный выход — уехать из этой страны к чертовой матери, пусть не в оскверненный войной Париж, Бог с ним, хотя бы в Мадрид, в Каир, в Йоханнесбург, наконец! Где это, кстати?

А, неважно.

В ноябре вернувшийся из Америки адмирал Колчак разогнал Директорию, арестовал временное правительство, перебравшееся к тому времени в Омск, и объявил себя Верховным правителем России. Сбывались предсказания горного инженера Зеленина.

Андрей, узнав о новой ситуации, отозвался крайне сдержанно:

— Не знаю, милая, не знаю. Конечно, он предпочтительней, чем эти пустомели, но одному Богу известно, чем вся эта история может закончиться. Верховный правитель вполне может оказаться диктатором. С одной стороны, безусловно, нужна сильная жесткая рука, с другой — как бы с водой не выплеснуть и ребенка. Династия Колчаков меня совершенно не устраивает. А другого выхода я не вижу. Не похож он на человека, который жизнь положит на возврат трона Романовым. Да и где они, Романовы? Будут ли теперь так же активно работать по их розыску, или отец прав, и они всем только мешают?

Тем не менее, в армии он остался, муштруя новобранцев и приходя в ужас от того, с кем приходится иметь дело в нынешней армии.

— У меня на фронте башибузуки были лучше этих головотяпов. Как можно из них сделать солдат — ума не приложу! А Верховный при этом чересчур сильно шомполами увлекся, пристрастился мужичков пороть, на мой взгляд, это порочный путь. Так сиволапые наши могут и к большевикам переметнуться, что-то они не торопятся за бравого адмирала голову класть.

Он все чаще задумывался, но на расспросы только мотал головой — мол, неважно, просто так задумался, ничего особенного.

И вот тут-то, собственно, и началась вся эта история.

В ноябре 1918 Екатеринбургская группа Сибирской армии разгромила 3 армию красных и двинулась на запад. Зеленин получил резерв под свое командование и пока оставался в Екатеринбурге, ожидая развития событий. Готовился к выступлению и штаб-ротмистр Темников, прикомандированный к сводному корпусу Каппеля, ставшего в колчаковской армии генерал-майором.

Приближалось Рождество, и кто его знает, сколько им осталось быть вместе. Роман и Андрей отправились за елкой, а Клодет и Юлия решили приготовить праздничный ужин, взялись хлопотать. Сбегали к рынку, поменяли что-то из вещей на продукты. Гулять так гулять. Из Клодет хозяйка была еще та, зато Юлия прямо летала по кухне. И когда успела научиться? Видно, от матери понабралась. Елизавета Андреевна ей налюбоваться не могла, и Клодет опять приревновала немножко. Конечно, она бы хотела, чтобы это с Юлией у Андрея был роман, а не с ней. Прямо видно было. Да и не скрывала этого Елизавета Андреевна. «Зато я красивей, и наверняка лучше в постели!» — бесшабашно подумала Клодет. И тут же ей стало стыдно: Юля же сестра ей, как можно? «Тогда я моложе!» — сказала гадкая девчонка внутри ее. Ага, на целый год. И если мне еще только будет 20, то Юле в 1919 стукнет целый 21! Третий десяток пойдет. Нет, это решительно невозможно! Какая ты, Клавдия Серафимовна, все-таки негодяйка!

Внутреннюю битву с хорошей Клодет и плохой Клавдией прервал сильный стук в дверь. Елизавета Андреевна вздрогнула, крикнула:

— Клодет, откройте, пожалуйста!

«Ага, как открыть незнамо кому, так Клодет, а как готовить на стол, так Юленька!», — но пошла на непрекращающийся нервический стук.

В прихожую, запустив клубы морозного пара, ввалились их мужья, неся что-то, завернутое в бараний тулуп. Клодет сначала не поняла, что там такое, но потом разглядела безвольно свисающие женские ноги. Откуда-то изнутри, из укутанной в драгунский башлык головы, доносился легкий стон. «Господи, это же они какую-то женщину притащили!» — подумала Клодет, еще не зная, как к этому факту относиться.

— Мама! Горячей воды! Быстро! — закричал Андрей, проталкиваясь в комнату прямо в сапогах, натоптал на коврики, на пол, бережно неся тулуп с грузом. — Клодет, снегу принеси с улицы. Да не в ладоши, в таз! Быстро!

Она решила устроить скандал потом, а пока ринулась на двор, стараясь выбрать, где почище. А вслед неслось:

— Юля, самовар! Быстро!

Роман и Андрей бережно уложили женщину на диван, развернули тулуп, стащили башлык. Клодет притащила таз со снегом, присела у дивана и стала растирать белые ступни, украдкой рассматривая незваную гостью. Вообще-то, если честно — хорошенькая. Была бы, если бы не страшные шрамы на верхней части груди, да уродливая вмятина на голове, убегающая под волосы. Совершенно без одежды, вся внутренняя сторона бедер покрыта ссадинами и кровоподтеками, разбита губа. В общем, мужья притащили какую-то голую крестьянку, видимо, подарок к Новому Году. Интересно только — кому?

Елизавета Андреевна внесла огромный таз, в который вылили два ведра теплой воды («Не горячей, мама, теплой, с нее же кожа сойдет!»). Усадили женщину, которая пока так и не пришла в себя, только стонала, Юля стояла со стаканом чая, потерянная какая-то, не знала, что делать. «Интересно, у меня такое же лицо?» — мельком подумала Клодет.

Первая суматоха прошла, все занялись делом. Елизавета Андреевна выгнала мужчин из комнаты («Не на что вам тут смотреть, обойдетесь!»), осторожно обмывала ссадины, Клодет ей помогала, а Юля все пыталась влить женщине ложечкой чай.

Наконец та подняла веки. «Ого! — подумала Клодет. — Вот это глазищи!» Серые, огромные, да и оказалось, что никакая это не женщина, совсем еще девушка, только сильно истерзанная.

— Как вы себя чувствуете? — спросила Елизавета Андреевна.

Девушка помотала головой, мол, вроде ничего себе. А может и нет — не поймешь.

— Барышни, что же вы стоите? Принесите ей одежду какую-нибудь!

«Барышни» ринулись в свои комнаты, притащили белье, блузки, юбки, чулки, теплую шаль. Туфли ей подошли юлины — нога у гостьи была побольше, чем у Клодет.

— Молодые люди, — не предвещающим ничего хорошего голосом позвала Елизавета Андреевна. Вошли молодые люди во главе с Александром Михайловичем.

— А теперь потрудитесь объяснить, кто эта дама? — и Елизавета Андреевна повела рукой в сторону девушки, которая мелкими глотками пила теплый чай, расположившись с ногами на диване. В чай Александр Михайлович щедро плеснул заветной жидкости.

Андрей и Роман переглянулись. Потом Роман сделал шаг вперед, вытянул из нагрудного кармана френча небольшой мешочек и высыпал на стол горку прозрачных камешков. Клодет и Юлия переглянулись. Елизавета Андреевна охнула. Девушка на диване что-то простонала, сжалась, втянула голову.

— Это?… — Елизавета Андреевна вопросительно посмотрела на сына.

— Бриллианты, мама. Бриллианты царской семьи.

— Ты хочешь сказать, что это…

— Судя по всему, перед вами Ее Императорское Высочество Великая Княжна Мария Николаевна Романова, третья дочь Государя Императора Николая Александровича.