Мои спутники воззрились на меня полными недоумения глазами, когда я заученным движением сыпанул щепотку зелья под нижнее веко. Хотя, возможно, это просто игра лунного света придавала их лицам такое ошалелое выражение. Но я уже настроился действовать и меня чужая реакция не заботила.
После приступа нестерпимого зуда, который я героически вынес, настал момент долгожданного просветления. Мозг заработал на повышенных оборотах, мысли ускорились, память стала практически совершенной и даже зрение обострилось. Воображение ярчайшими мазками принялось рисовать в моем разуме картины прошлого. Ночь сменилась погожим днем. И я словно наяву перенесся в тот самый день, когда умирал Сарьенский конный полк.
Моя верная Мурашка несла меня навстречу трем фигурам в масках и дорогих доспехах. Чуть позади во весь опор скакали мои соратники. Я услышал голоса ильгельда нор Вердара и магистра Элдрика. Но всё моё внимание было сосредоточено на алавийских колдунах, которые… Да чтоб Ваэрис мои карманы вывернул! Теперь, просматривая этот эпизод под воздействием Ясности во второй раз, я по совокупности сотен мелких деталей определил, что это те же самые желтоглазые, которые присутствовали на приёме у патриарха! Как правитель их представил? Члены Великого Совета и кардиналы Высшего Капитулата? Выходит, убивать нас пришла политическая верхушка альвэ? Или, точнее будет сказать, сильнейшие чародеи соседнего континента. Ведь темноликие выстроили магократическое государство, где уровень персонального могущества напрямую коррелирует с высотой занимаемого поста. И так уж вышло, что все ключевые должности в Капитулате отданы двухсотлетним колдунам.
Я осознал кристально ясно, что у Сарьенского полка не было даже тени шанса вырваться из западни. И эта мысль подняла в моей душе настоящую бурю гнева. Проклятые алавийцы ответят за всё. Как и подлый Леоран гран Блейсин, впустивший их на южные окраины человеческих земель. И сейчас я сделаю первый шаг к отмщению!
Мои пальцы запорхали в воздухе, будто над клавиатурой невидимого рояля. В темноте зажигались десятки светящихся проекций, которые подвисали, складываясь в сложные узоры и конструкты. Я уже разбирал это невероятно громоздкое плетение, когда впервые попробовал Ясность. А в дальнейшем даже проигрывал на металлофоне, заучивая наиболее трудные его отрывки. Все основные узлы многогранного заклинания были разобраны мной практически досконально. Одна его часть вызывала управляемый взрыв, а другая каменные шипы, которые добивали выживших. И я сейчас взялся за вторую, модифицируя её прямо по ходу пьесы.
О том, что творение чар пошло не по плану я понял, когда тело налилось свинцовой тяжестью. Сперва я попытался отмахнуться от неё и продолжить плести магическую симфонию. Но потом меня окатило таким приступом головокружения, что аж желудок к горлу подпрыгнул. И тут разогнанное редчайшим зельем сознание само подкинуло мне ответ. Диссонатия. Впереди меня ждало еще около трети колдовской мелодии, а я уже истощил свой резерв.
Да что за дерьмо?!! Почему сейчас⁈
— Лиас! Помогайте! — прохрипел я, из последних сил удерживая сложное кружево из истинных слогов от распада.
Все семеро милитариев проявили чудеса сообразительности и разом подскочили ко мне. Их перстни засияли, прогоняя через тела хозяев сырую энергию. И я немедля зачерпнул её, вплетая в контуры неоконченного заклинания. Стало значительно легче. Пусть головокружение не отпускало, но его пока удавалось с лихвой компенсировать феноменальной концентрацией, дарованной Ясностью. И тут мне явилось еще одно небольшое откровение. Сейчас, когда диссонатия лишила меня возможности полноценно творить магию и вынудила пользоваться заёмной силой, я вдруг уловил один маленький нюанс. Та энергия, что наполняет истинные ступени, не течет внутри наших тел. Она разлита по всему миру. А озарённые — это лишь ходячие биотрансформаторы, которые преобразовывают её в физические явления. И уровень милитария, в первую очередь, определяется не количеством перстней на его пальцах. Они лишь инструмент, который словно линза концентрирует ментальное усилие и облегчает создание чар. А тем, сколько сырой энергии он способен через себя пропустить. Если я всё правильно понял, то это качество подвержено развитию. Тренировкам, если угодно, как, например, мышцы. Но каков предел этого роста? Может ли он быть бесконечным? Вот это мы и узнаем…
Плетение алавийцев, а точнее одна только его часть, оказалась неимоверно энергоёмкой. Она насухо выжала сначала меня. Потом один за другим стали отваливаться магистры первых ступеней. Диссонатия срубала их в прямом смысле. Нор Эльдихсен бессильно опустился на траву пятым, потеряв сознание. Остались только Лиас и его бывший подчиненный из Корпуса. Однако последний ненадолго перестоял экселенса Неста. Буквально через полминуты он тоже лишился чувств. И вся тяжесть легла на наши с экс-Вердаром плечи.
— Дав-в-вай! Ещ-щ-щще чуть-чуть! — сквозь стиснутые зубы прохрипел я.
— Я уже на пределе, Риз, — надтреснутым голосом отозвался изгнанник. — В глазах плывёт…
— Нет-нет, Лиас, держись! — приказал я, перебарывая собственное натужное дыхание. — Я почти закончил…
— Не могу… ноги… уже… не держ…
Милитарий не успел договорить. Его зрачки закатились под веки, и он с тихим шуршанием упал в высокую траву. Прямо на остальных собратьев.
Ясность еще действовала, но единственное, что я мог благодаря ей сделать, это задержать распад незавершенного конструкта. Но вот выжать хотя бы каплю энергии для его заполнения — увы. А ведь осталось совсем немного! Фактически последний такт! Просто ничтожный объем по сравнению с тем, что уже сделано…
Нет, это провал. Полнейший. Причем, вляпался я там, где абсолютно не ждал подвоха. Мне-то казалось, что я выдающийся маг, плюющий на законы этого мира. Но вот снова судьба мне наносит очередную пощечину. Болезненную и отрезвляющую. Видимо, я настолько дурак, что даже на собственных ошибках учиться не могу. Безнадёжный и неисправимый. И чего только Ваэрис во мне разглядел?
С другой стороны, кто знал, что плетение темноликих окажется таким архисложным? Его целиком творили одновременно три алавийских кардинала. Но восемь человеческих магистров не осилили даже жалкий отрывок. А кто виноват? Ну я, конечно же. Снова посчитал, будто взлетел так высоко, что местные законы на меня не распространяются. Возомнил себя великим операрием. А в реальности оказалось, что я играл ва-банк, наивно полагая, будто делаю обычную ставку.
После таких мощных откатов мы с магистрами будем не опасней котят. И это рядом с кьеррами и их тварями, которые наверняка горят желанием поквитаться со мной за всё хорошее… Ох, Сашок, ну что ты за дебил, а?
От злости на самого себя захотелось зарычать. Чувствуя себя придавленным бетонной плитой, я со стоном продолжил прогонять через себя энергию. «Сунд», «ним», «адай», потом малый конструкт из «ун» двух октав. Четыре быстрых «ним» и вертикальный конструкт из доминантных ступеней… готово! А теперь вернулись в тонику, и…
О боги…
Я сделал это. У меня получилось. Я завершил заклинание не то что на последнем издыхании, а значительно дальше. На крохотный шажок, но всё же заступил за границы своих возможностей. Совершив акт неподдельного насилия над собой, я с иступлённым криком выдавил через себя последние крохи магической энергии. Они подобно микроскопическим пылинкам в песочных часах заполнили собой плетение, и оно ярко полыхнуло, переходя в стадию активации. Руки мои опали бессильными плетьми, и я грохнулся на колени. Диссонатия кувалдой вдарила по затылку, но я упрямо заставил себя держать спину. Зрение, затуманенное цветными пляшущими мушками, постепенно вернулось ко мне. И я увидел плоды своих титанических трудов.
У восточной стены Фаренхолда, по которой тысячи асшатари пытались бестолково карабкаться наверх, растрескалась земля. Утробный гул затмил все другие звуки. Крики раненых, стоны умирающих, лязг металла, визги отродий. Абсолютно всё утонуло в нем. А затем из почвы вырвалась первая пара каменных столпов. Они выстрелили вверх, за долю секунды вырастая до самого края снесенного взрывами парапета. За ними появилась вторая. Совсем рядом, практически впритык. Но она оказалась уже на полметра ниже. Потом третья, четвертая, пятая, шестая… каждая последующая пара была несколько меньше предыдущей. И таким образом у меня получилось создать полноценную лестницу, по которой горбатые солдаты улья радостно побежали вырезать оставшихся защитников.
Я смотрел, как темная масса тварей переливается внутрь города. Как они заполоняют стены, снося молдегаров и Дев войны, яростно топчут факелы. Фаренхолд стал медленно погружаться во тьму. А создания Абиссалии уже вовсю прыгали на крыши построек. Наводняли улицы и вламывались в дома.
Ну вот и всё. Судьба захватчиков и несчастных жителей предрешена. Воины улья не пощадят никого. Молодец, Сашок, можешь собой гордиться. Надеюсь, этот подвиг не помешает тебе засыпать по ночам.
Где-то справа раздались по-кошачьи тихие шаги. Это Насшафа спрыгнула со своего хвостатого уродца и подошла ко мне.
— Ты невероятен, Риз-з… мой народ никогда не зах-хватывал городов.
— Всё когда-то случается впервые. Особенно, если ты открыт для нового, — сипло буркнул я.
— Тебе плохо? Можеш-шь встать? — отчего-то забеспокоилась альбиноска.
— Всё нормально, — постарался я придать голосу уверенность, — просто вымотался. Дай немного передохнуть.
— Прош-шу тебя, поторопись! — нервно выдохнула абиссалийка. — Ташек наверняка скоро придет!
— Твой брат? — иронично вскинул я бровь. — Ну и что с того? Почему меня это должно заботить?
Красноглазая демоница закусила губу и шумно задышала носом. В любой другой момент меня бы сильно насторожило такое поведение. Но не в нынешнем состоянии. Сейчас я был опустошен не только морально, но и физически. Мне было совершенно безразлично, что там задумали эти бледномордые нелюди…
— Риз-з, вс-с-стафать! Твоя нуж-ж-жно быть с-с-сильно! — от волнения у Насшафы прорезался такой акцент, что я едва мог понимать её. — Таш-ш-шек идти с-с-сюда! Я видеть!
Но я не шелохнулся, а только лишь что-то неразборчиво пробормотал. Даже сам не понял, что именно. Откровенно говоря, меня поражало, как я вообще умудряюсь держать веки открытыми. Какой уж там встать?
А братец абиссалийки действительно бодро шествовал в нашу сторону, избегая приближаться к кострам, догорающим вокруг крепостных стен. Уже и я мог различить в темноте его силуэт. Увидав меня, сидящего на коленях, да еще и в окружении бесчувственных магистров, он, кажется, улыбнулся.
— Насшафа, ахан шиса хесс вишин? — изрек он на шипящем кьеррском диалекте.
Альбиноска что-то холодно ему ответила, но для меня её речь прозвучала бессмысленной тарабарщиной.
— Вреш-ш-шь, сестрица! — видимо, персонально для меня перешел на человеческий язык Ташек. — Я виж-ж-жу, ш-што с ними! Отец-с-с говорил, с магами так быф-ф-фает. Пос-с-сле долгой волш-шбы они не в с-силах даж-же поднять рук. С-с-смотри, он ж-же совс-сем без-з-защитен!
В качестве подтверждения, абиссалиец подошел ко мне и отвесил хлёсткую пощечину. В черепе зазвенело, рот наполнился металлическим привкусом крови и вроде бы где-то в душе шевельнулось нечто похожее на злость. Однако сил от этого у меня не прибивалось ни на гран. Тело напрочь отказывалось подчиняться приказам разума. И уже то, что я не опрокинулся, было настоящим чудом.
— Насш-ш-шафа, с-с-сделай это с-с-сама! — развернулся к сестре кьерр. — Я рас-с-скажу отц-с-су, и он прос-с-стит тебя! Ты вернеш-ш-шься под родные с-с-своды, в наш-ш прекрас-с-сный дом! Х-хоть ты и привела беду в улей, но с-сегодня вс-сё обернулос-сь к лучш-шему. У нас-с так много добыч-чи, что нес-сти её придется даже с-солдатам и разведчикам! Отец-с будет доволен…
— Но я не х-хотеть этого… — опустила лицо альбиноска.
— Ш-ш-што⁈ Ты смееш-ш-шь противиться воле наш-шего владыки⁈ — округлил красные глаза брат. — Он приказ-зал убить полукровку с-с-сразу же! При первой возмож-ж-жности! Отомс-с-стить за то гнусное святотатс-с-ство, что он соверш-ш-шил!
— Я з-знаю, Ташек! — оскалила зубы Насшафа. — Но мне тяж-жело решиться!
— Это плохо, моя с-с-сестра, но не беда! — хмыкнул кьерр. — Хочеш-шь, я сам убью твоего слаф-фа? А отц-су с-с-скажем, что это твой клинок перерез-з-зал ему глотку. Ради тебя, я готов с-с-солгать даже наш-ш-шему владыке.
Абиссалийка промолчала, а потом и вовсе отвела взгляд. И её братец воспринял это как согласие. В бледной ладони альбиноса тускло сверкнул короткий клинок, отражая мертвенный лунный свет. Но я бесстрастно следил за всем происходящим, как зритель в кинозале. Будто бы меня оно не касалось. Страх? Ха. Ха. Ха. Я слишком истощен даже для этого. Та часть мозга, которая за него отвечает, уже отключилась. Пожалуй, только благодаря продолжающемуся действию Ясности мне удается воспринимать окружающую реальность.
Ташек грубо ухватил меня за волосы и запрокинул голову, оголяя шею. Сталь холодом поцеловала кожу чуть повыше кадыка. Всего одно движение, и меня уже ничто не спасёт. Даже если я найду в себе силы сотворить «Божественный перст», он лишь продлит мою агонию. Да ну и пусть. Надоело. Я… слишком… устал…
И вот на моё лицо брызнуло что-то горячее. По вкусу и запаху — кровь. Неужели моя? Знатный, должно быть, фонтан ударил из моей распоротой глотки. Но почему я ничего не ощущаю? Я ж захлёбываться должен…
Лениво распахнув веки, я застал странную картину. Ташек всё так же стоял надо мной. Его лицо окаменело от напряжения, а челюсти сильно сжались. Рядом с ним замерла сестра. А на меня периодически капало что-то тёплое.
— Нас… шафа? — прерывисто выдохнул кьерр. — Ш-што… ты… ах-х-х…
Не договорив, он пошатнулся, словно пьяный. И только сейчас, опустив взгляд, я заметил, что из груди у абиссалийца торчит рукоятка ножа. А сжимает её узкая ладошка Насшафы.
— Прос-сти, Ташек… но Риз-з мой шаас, — тихо проговорила она.
Братец в последний раз посмотрел стремительно стекленеющими глазами на свою родственницу. После чего испустил дух. Клинок альбиноски с хирургической точностью нашел его сердце. Поэтому смерть пришла быстро.
Проводив равнодушным взором падающее тело кьерра, я даже отыскал в себе силы усмехнуться. Нет, ну я просто каким-то дьявольским везением овеян. Вот бы мне за карточным столом в прошлой жизни так фортуна улыбалась. Неужели Ваэриса за это надо благодарить?
Насшафа тем временем извлекла свой нож из убитого сородича, тщательно обтёрла его, тяжко вздохнула и… практически неслышно разрыдалась. Она опустилась на колени прямо передо мной, закрывая ладонями лицо. Абиссалийка глотала слёзы, не позволяя издавать себе громких звуков. Но плечи её содрогались так сильно, что казалось будто альбиноску колотит лихорадка.
— Почему ты плачешь? — шепотом спросил я.
— Я… я… я предала с-с-свою… с-с-семью… Риз… — поведала нелюдь в перерывах между всхлипываниями. — М… м… мне нет боль-ш-ше дороги наз-з-зад… Я из… из-з… из-згой! Я долж-жна была убить тебя. Ис-скупить вину перед ульем. Так приказал отец-с-с… Но вмес-с-сто этого…
Она шумно всхлипнула и ненадолго замолкла, борясь с собой.
— У меня больш-ше нет дома. Мне некуда идти. Пустош-ш-шь станет моей могилой… — закончила свою речь Насшафа.
Я честно задумался над услышанным. Меня порадовало, что от абиссалийки не прозвучало ни единого упрёка или обвинения в мой адрес. Она приняла своё решение сама. И ответственность готова была нести за него единолично. Не знаю, как у кьерров, а в человеческом обществе это весьма ценное качество. И далеко не самое распространенное. Что ж, видимо, судьба у меня такая, собирать вокруг себя отщепенцев…
— Если тебе некуда возвращаться, пойдем со мной? — предложил я. — Наши города огромны, и жизнь в них зачастую не замирает даже ночью. Одинокая красноглазая красотка без труда растворится в темноте переулков. И заскучать тебе там будет некогда.
Насшафа от моих слов замерла, перестала плакать, но ладоней от лица не отняла. Возможно, она сейчас думала, что неправильно поняла неродной для неё язык. Но я, чтобы развеять все сомнения, с титаническим усилием поднял непослушные руки, взял альбиноску за запястья и развёл их в стороны. Вернее, это она позволила их развести. Потому что сам бы такое вряд ли смог осуществить в своем нынешнем состоянии.
Наши глаза встретились. Её кроваво-красные и мои янтарно-желтые. Зрительный контакт лучше всяческих доводов помог убедить абиссалийку, что я не шучу.
— Поч… чему, Риз-з? — одними губами произнесла она. — Зач-чем это тебе? Я думала, что была для тебя лиш-шь тюремщ-щиком.
— Я только что уничтожил целый город своих соплеменников, — грустно молвил я. — Тысячи душ ушли из этого мира по моей воле. Должен же я совершить хоть одно доброе дело сегодня?
— Нет… прос-с-сти! Я не с-смогу! Ж-ж-жить среди людей это слиш-ш-шком… — отрицательно замотала головой белокожая демоница и попыталась отстраниться.
Однако я удержал её. Хотя нет. Она вновь позволила мне это сделать.
— Я же освоился в твоем улье, Насшафа. Чем ты хуже меня?
— Но… я… мне… ш-ш-ша!
Нелюдь не сумела выдумать аргументов и зло зашипела на саму себя. А я, преодолевая сопротивление непослушной плоти, протянул ладонь и погладил её по белоснежной щеке. И, пожалуй, впервые за всё время сделал это искренне.
— Не бойся, — ласково прошептал я. — У тебя получится. Я научу тебя всему.
Абиссалийка вжалась в мою руку, словно потерявшийся котёнок. И я кожей ощутил влагу её пролитых слёз. Кажется, она действительно готова на всё, ради своего шаас…