Книга Песен

Ты неизбежна, словно риф в реке,

Ты повергаешь всех во прах;

Вожжа небес в твоей руке,

Власть пустоты — в губах;

И раз увидевший тебя, уж не поднимется с колен,

Ты утонченна, словно Пруст, и грациозна, как олень;

Но будет день — и ты забудешь, что значит "трах",

Я не хотел бы быть тобой в тот день.

Люблю смотреть, как ты вершишь свой суд

Верхом на цинковом ведре;

Твои враги бегут,

Ты Бонапарт в своем дворе;

Возможно, ты их просветишь, укажешь им — где ночь, где день,

Возможно, ты их пощадишь, когда казнить их будет лень,

Но будет день — и нищий с паперти протянет тебе пятак,

Я не хотел бы быть тобой в тот день.

Слепые снайперы поют твой гимн,

Пока ты спишь под их стволом;

Нечеловечески проста

Твоя звезда Шалом.

Твои орлы всегда зорки, пока едят с твоей руки;

Твои колодцы глубоки,

Карманы широки;

Но будет день — и дети спросят тебя:

"Что значит слово "дом"?

Я не хотел бы быть тобой в тот день.

Здесь темно, словно в шахте, но ушли все, кто мог что-то рыть;

И когда ты выходишь, ты видишь, что это не смыть.

И ты хотел бы быть вежливым, только оборвана нить;

Да и что тебе делать здесь, если здесь нечего пить.

И ты гложешь лекарства, как будто твердый коньяк;

И врачи, как один, утверждают, то это — голяк.

И директор твоей конторы, наверно, маньяк:

Он зовет в кабинет, а потом говорит тебе: "ляг".

Ты слыхал, что отсутствие ветра — хорошая весть.

И ты плывешь, как Ермак, но вокруг тебя ржавая жесть.

И ты как мальчик с пальцем, но дыр в той плотине не счесть;

Но отчего ты кричишь, когда мы зовем тебя есть?

И в бронетанковом вальсе, в прозрачной дымке берез,

И твой ангел-хранитель — он тоже не слишком тверез;

И вы плывете вдвоем, шалея от запаха роз,

Но никто не ответит, потому что не задан вопрос.

А что вино — полумера, так это ты вычислил сам,

И, поистершись в постелях, с осторожностью смотришь на дам

И в суете — как священник, забывший с похмелья, где храм,

Ты бываешь то там, то здесь; но ты не здесь и не там.

И вот ты кидаешься в круг, хотя ты не веришь в их приз;

И ты смотришь в небо, но видишь нависший карниз.

И, считая время колодцем, ты падаешь вниз;

Но если там есть сцена, то что ты споешь им на бис?

Зачем меня ты надинамил;

Неужли ты забыл о том,

Как мы с тобой в помойной яме

Одним делились косяком?

Зачем меня ты кинул круто,

Зачем порушил мой ништяк?

Теперь в пещере абсолюта

Не пашет мой постылый квак.

Зачем разбил двойную Заппу,

Какую, правда, не скажу;

Зачем украл мой шуз из драпа?

Его мне сдал месье Эржу.

Зачем ломы вонзил мне в спину

И крюк воткнул в мой рыжий ус,

Зачем залил мне в уши глину

И тем разрушил наш союз?

И был день первый, и птицы взлетали из рук твоих;

И ветер пах грецким орехом,

Но не смел тронуть губ твоих,

И полдень длился почти что тринадцатый час;

И ты сказал слово, и мне показалось,

Что слово было живым;

И поодаль в тени

Она улыбалась, как детям, глядя на нас;

И после тени домов ложились под ноги, узнав тебя,

И хозяйки домов зажигали свечи, зазвав тебя;

И, как иголку в компасе, тебя била дрожь от их глаз;

И они ложились под твой прицел,

Не зная, что видишь в них ты,

Но готовые ждать,

Чтобы почувствовать слово еще один раз.

Те, кто любят тебя, молчат — теперь ты стал лучше их,

И твои мертвецы ждут внизу,

Но едва ли ты впустишь их;

И жонглеры на площади считают каждый твой час;

Но никто из них не скажет тебе

Того, что ты хочешь знать:

Как сделать так,

Чтобы она улыбалась еще один раз?

Я вырос в дыму подкурки,

Мне стулом была игла.

На "птичках" играл я в жмурки

И в прятки с police играл.

Детство прошло в Сайгоне,

Я жил, никого не любя.

Была моя жизнь в обломе,

Пока я не встретил тебя

Будь для меня как банка,

Замени мне косяк.

Мне будет с тобою сладко,

Мне будет с тобой ништяк.

Я знаю одно местечко,

Где можно продать травы.

Куплю я тебе колечко,

И с тобой обвенчаемся мы.

Продам я иглу и колеса,

На свадьбу куплю тебе шуз.

Мы скинем по тену с носа,

Чтоб счастлив был наш союз.

Будь для меня как банка,

Замени мне косяк.

Мне будет с тобою сладко,

Мне будет с тобой ништяк.

Пограничный Господь стучится мне в дверь,

Звеня бороды своей льдом.

Он пьет мой портвейн и смеется,

Так сделал бы я;

А потом, словно дьявол с серебряным ртом,

Он диктует строку за строкой,

И когда мне становится страшно писать,

Говорит, что строка моя;

Он похож на меня, как две капли воды,

Нас путают, глядя в лицо.

Разве только на мне есть кольцо,

А он без колец,

И обычно я — ни то и ни се,

Но порой я кажусь святым;

А он выглядит чертом, хотя он Господь,

Но нас ждет один конец;

Так как есть две земли, и у них никогда

Не бывало общих границ,

И узнавший путь

Кому-то обязан молчать.

Так что в лучших книгах всегда нет имен,

А в лучших картинах — лиц,

Чтобы сельские леди и джентельмены

Продолжали свой утренний чай.

Та, кого я считаю своей женой —

Дай ей, Господи, лучших дней,

Для нее он страшнее чумы,

Таков уж наш брак.

Но ее сестра за зеркальным стеклом

С него не спускает глаз,

И я знаю, что если бы я был не здесь,

Дело было б совсем не так;

Ах, я знаю, что было бы, будь он как я,

Но я человек, у меня есть семья,

А он — Господь, он глядит сквозь нее,

И он глядит сквозь меня;

Так как есть две земли, и у них никогда

Не бывало общих границ,

И узнавший путь

Кому-то обязан молчать.

Так что в лучших книгах всегда нет имен,

А в лучших картинах — лиц,

Чтобы сельские леди и джентльмены

Продолжали свой утренний чай.

Трачу свое время;

Трачу свой последний день.

Но что мне делать еще,

Ведь я люблю тебя;

Твой ангел седлает слепых коней

У твоего крыльца,

И ради него ты готова на все,

Но ты не помнишь его лица.

А он так юн и прекрасен собой,

Что это похоже на сон;

И ваши цепи как колокола,

Но сладок их звон.

Трачу свое время;

Трачу свой последний день.

Но что мне делать еще,

Ведь я люблю тебя;

А мальчики в коже ловят свой кайф,

И девочки смотрят им вслед,

И странные птицы над ними кружат,

Названья которым нет.

И я надеюсь, что этот пожар

Выжжет твой дом дотла,

И на прощанье я подставлю лицо

Куску твоего стекла.

Трачу свое время;

Трачу свой последний день.

Но что мне делать еще,

Ведь я люблю тебя.

Мне хотелось бы видеть тебя;

Видеть тебя.

По старинному праву котов при дворе

Мне хотелось бы видеть тебя.

У кого-то есть право забыть про тебя,

У кого-то есть право не пить за тебя.

Но, прости, я не верю в такие права;

Мне хотелось бы видеть тебя.

Я бы мог написать тебе новую роль,

Но для этого мне слишком мил твой король.

И потом — я люблю быть котом;

Но мне хотелось бы видеть тебя.

Я смотрю на гравюры старинных дворцов;

Королева, Вы опустили лицо,

Но я надеюсь, Вы смотрите на короля…

А мне хотелось бы видеть тебя.

Но мне хотелось бы видеть тебя;

Видеть тебя.

По старинному праву котов при дворе

Мне хотелось бы видеть тебя.

У Дядюшки Томпсона два крыла,

Но Дядюшка Томпсон не птица,

И ежели мы встретим его в пути,

Должно быть, придется напиться.

В руках у него огнедышащий змей,

А рядом пасутся коровы,

И ежели мы не умрем прямо вот сейчас,

То выпьем и будем здоровы.

Я стоял и смотрел, как ветер рвет

Венки с твоей головы.

А один из нас сделал рыцарский жест —

Пой песню, пой…

Теперь он стал золотом в списках святых,

Он твой новый последний герой.

Говорили, что следующим должен быть я —

Прости меня, это будет кто-то другой.

Незнакомка с Татьяной торгуют собой

В тени твоего креста,

Благодаря за право на труд;

А ты пой песню, пой…

Твой певец исчез в глубине твоих руд,

Резная клетка пуста.

Говорили, что я в претендентах на трон —

Прости меня, там будет кто-то другой.

В небесах из картона летят огни,

Унося наших девушек прочь.

Анубис манит тебя левой рукой,

А ты пой, не умолкай…

Обожженный матрос с берегов Ориона

Принят сыном полка.

Ты считала, что это был я

Той ночью —

Прости меня, но это был кто-то другой.

Но когда семь звезд над твоей головой

Встанут багряным серпом,

И пьяный охотник спустит собак

На просторы твоей пустоты,

Я вспомню всех, кто красивей тебя,

Умнее тебя, лучше тебя;

Но кто из них шел по битым стеклам

Так же грациозно, как ты?

Скоро Юрьев день, и все больше свечей

У заброшенных царских врат.

Но жги их, не жги, они не спасут —

Лучше пой песню, пой.

Вчера пионеры из монастыря

Принесли мне повестку в суд,

И сказали, что я буду в списке судей —

Прости меня, там будет кто-то другой.

От угнанных в рабство я узнал про твой свет.

От синеглазых волков — про все твои чудеса.

В белом кружеве, на зеленой траве,

Заблудилась моя душа;

Заблудились мои глаза.

С берегов Боттичелли белым снегом в огонь,

С лебединых кораблей ласточкой — в тень.

Скоро Юрьев день,

И мы отправимся вверх —

Вверх по теченью.