Княжна Мстиславская

Глава 12

Разбрызгивая грязную воду из луж, пронёсся Бельский на своём аргамаке по Варварке. За ним свита из пяти дворян, все в красных кафтанах, на боку сабли немецкой ковки с волчками битыми. Вышедший из своего дома английский купец едва успел посторониться, чуть не сшибли торгового человека.

- К Годунову опять поехал, - сказал сам себе купец. - Эх, знать бы, что они удумают.

А Бельский, чуть пригнувшись, влетел в открытые ворота усадьбы Годунова, осадил коня и спрыгнул на землю, только полы чёрного кафтана взметнулись, как вороньи крылья. Хмуро глянул Богдан на холопа, что бросился коня принимать, и не спрашивая ничего, забухал сапогами по каменному крыльцу, оставляя грязные следы на мраморе.

Пятеро свитских дворян спешились, отдали коней прибежавшим конюхам и начали прохаживаться у крыльца, ожидая хозяина. Холоп бросился было затворять ворота, как с улицы донёсся конский топот и во двор - не так лихо, как Бельский, но также уверенно - заехали четверо. Дворяне узнали в них казаков, оставшихся в Москве от посольства Ивана Кольца.

Старший у них, разноглазый есаул, кинув поводья товарищу, соскочил прямо на крыльцо и было хотел зайти в дом. Остановил его ключник, доглядавший за порядком во дворе.

- Стой, нельзя! - тихо, но внушительно сказал он. - Бельский у боярина. А про тебя знают. Жди, позовут.

Дворяне посматривали на казаков, оглядывая добротную богатую одежду, татарские сабли и пистолеты. Казаки поглядывали на дворян, оценивая их. Арефий хотел было что-то сказать, но взглянув на серьёзное лицо Егора, воздержался от шуток.

- Неладно что-то на Москве, - Бельский уселся на широкую лавку, саблю отстегнул, рядом положил. - Княжата, земщина голову поднимают. Мне донесли, смерды бегут с земель, якобы опричнина разорила.

Годунов махнул рукой и сморщился.

- Не наше дело, - сел он рядом с Богданом. - Вчера не повидались с тобой, а дела важные. Царь мне утром сказал, что у Архангельского монастыря на Беломорье город начнёт строить. У англичан все привилегии отнимет.

Бельский удивлённо посмотрел на Бориса.

- Вчера даже не спросил об английской невесте, - кивнул Годунов. - Видать, не думает больше о ней. Разрешил бухарцам торговать в Астрахани. Сейчас в Архангельском краю купцы пойдут не только английские, но и французы, датчане, брабантцы и другие. Пока со шведами мир, с Баторием мир, видно и торговля поднимется.

- А что с иезуитами царь думает? - спросил Бельский.

В ответ Годунов молча развёл руками и встал. Подошёл к раскрытому окну, выглянул.

- Казаки подъехали, - обернулся он к Богдану. - Что этот колдун хочет мне сказать? Да, надо ему деньги отдать.

- Тысячу рублей? - усмехнулся Бельский.

- Царь велел сто рублей дать, - Годунов вытащил кожаный кошель из сундука: - Сам знаешь, для него каждая копейка как родная.

Крикнул позвать казака. Тот быстро поднялся в горницу, звякая шпорами золотыми. Бельский хмуро покосился на них, ляшская выдумка, но, неплохо бы и самому такие. На войне, в бою сгодится .

- Вот тебе царская милость за твоё дело, - Годунов отдал кошель Егору. - Денег поменьше, чем сперва сказали, ну, казна бедная сейчас, а дел много, не взыщи.

Егор без улыбки принял кошель, чуть склонил голову.

- Благодарю царя нашего батюшку, - сказал он. - И без денег бы помог, наше дело служить государю.

Годунов и Бельский молча смотрели на него, ожидая. Но услышали не то, что думали.

- Зерно-то куда везти? - спросил Егор. - Я много купил. Как первозимок встанет, на санях в Москву доставят.

- Пускай везут, - кивнул Годунов. - Не пропадёт. А что сказать хотел, чего тайного, что Богдану Яковлевичу не открылся?

Егор подвесил кошель на пояс, исподлобья взглянул на Годунова. Тот спокоен, никакой беды не чует. А Бельский всегда как пружина. У Егора мелькнула мысль - надо было Лютому сказать, кто его тёщу зарубил. Вот бы тогда опричник по сторонам оглядывался до самой гробовой доски. Успеется, ротмистр осенью обещался в Москву приехать, тогда и обсудим, как с Бельским поступить. До весны не дожить опричному чёрту.

Сделав шаг вперёд, Егор склонился к Годунову.

- Разбойничий атаман Кудеяр велел передать, что Шуйские хотят жену у царевича Фёдора поменять, - только и успел он сказать, как Борис взвился и залепил ему рот ладонью.

Тяжело дыша, боярин потёр грудь, отошёл к индийскому столику на выгнутых ножках, взял там чарку толстого стекла, отпил из неё. Выдохнул. Развернулся. Глаза уже спокойные, чуть прищурился.

- Всё сказал? - Егору говорит. Тот кивнул.

- Иди отсюда, и никому о том, что тут говорили, не вздумай слова молвить! - Годунов глянул на Бельского, потом снова на казака.

- Вы где квартируете? - спросил.

- На Скородуме две соседские избы заняли с конюшней да сараями, - ответил Егор. - Это ещё Кольцо весной позаботился. Хочет там сибирских гостей селить. А пока мы живём.

- Там и будьте, - Борис повёл головой, будто тесно стало в тугом воротнике. - Если кто спросит чего, говорите, что на службе у меня. Всё, иди.

Позвякивая золотыми шпорами, Егор вышел. Вскоре Богдан с Годуновым услыхали, как казаки вынеслись на лошадях со двора и поскакали по Варварке.

Борис посмотрел на Бельского, устало сел на скамью и воткнув в столик локоть, опустил на руку голову. Вся Москва знала, но никто никогда не говорил вслух, боясь быстрой и лютой казни, об атамане Кудеяре. Был разбойник старшим братом царя Ивана Васильевича и прав на корону имел побольше всех.

- Тут надо подумать, кого они вместо Ирины хотят, - проронил Годунов. - А потом уже и дело делать.

Бельский встал, прицепил саблю к поясу, подошёл ближе, похлопал Бориса по плечу.

- Говорил я, земщина голову подымает, не верил ты мне, - сказал он. - А Ирину им не отдадим. Поеду я, чего тут говорить.

Годунов приподнялся, кивнул только и осел на лавку. Едва Богдан вышел, как он растянулся на лавке и закрыл глаза. Если Шуйские Ирину от Фёдора уберут, то всем Годуновым несдобровать. Кого же они хотят в жёны царевичу? Ох, хитры князья Шуйские, да мы тоже не промах.

Бельский ехал не торопясь, задумавшись. Все около трона колотятся, толкутся, один он в стороне. А ведь если Иван Васильевич богу душу отдаст, то Фёдор будет царём, а это сила Годуновых. Но у царевича здоровье слабое, как и бы и сам за отцом то не ушёл вскорости. А царевич Дмитрий? Богдан не заметил, как его аргамак хивинской породы остановился посреди улицы.

«На Дмитрия никто не глядит сейчас, а ведь он в царском распорядке пока на втором месте после Фёдора, - подумал Богдан. - Пора, наверное, и мне подумать, как поближе к трону царя встать. Сейчас неплохо, а что завтра будет? Вот и съезжу я к Нагим, покалякать о разном, да и царевича Дмитрия приветить. Не помешает».

Очнувшись от мыслей, опричник дёрнул повод и ударил коня по бокам каблуками сапог - пошёл! С места в карьер взял аргамак и полетел лёгкой птицей по грязным московским улицам. За Бельским, не отставая, неслись дворяне, пригнувшись к гривам своих коней.

Пятая глава. Кирила

Утром Егор проснулся на рассвете. В горнице он спал один: казаки, поставив его своим есаулом, ночевали отдельно. Да и употреблять пиво с вином при Егоре они начали стесняться. Хотя у каждого из них была своя очень интересная судьба, но жизнь их товарища поцарапала и жёсткие казачьи сердца. Яша Бусый всё поминал, как Егор, мальцом ещё, смог зимой с двумя малышами из Москвы до Ковно добраться. Арефий с Ефимом только вздыхали, переживая, и чтоб не очень расстраиваться, каждый день, кроме постных, брали по жбану веселящих напитков.

Сегодня же, в Духов день, Егор велел не пьянствовать и девок к себе не таскать. Решил коней промять, а то, пока встречи с Годуновым ждали, из Москвы не трогались. Вчера Егор за два рубля купил шахматы - китайскую игру, давно хотелось. Арефий знал, как в них играть, научил и казаков. Весь вечер стучали фигурками по деревянной клетчатой доске. И Ефим потихоньку стал брать над всеми верх. Видать, больше всех понимал в азиатском развлечении.

- Вот, так и воевать надо, не спеша, обдумать, да прикинуть, как враг поступит, - приговаривал он, рубая пешек и туров. - Глядишь, и Нарву бы не отдали два года назад.

Сам Ефим Пятница еле ушёл тогда от наёмников Понца де ла Гарди. Увидел, что там вытворяют немцы, французы и прочее отребье под шведскими знамёнами, и бывший беглый холоп, ставший в Нарве уважаемым плотником, потерявший там семью, дал слово отомстить. И в казаки потому подался, чтоб воинское дело отучить как следует, с хитрецой, да ухватками бродяжьих воинов.

Из Москвы выехали не торопясь, миновали рогатки на околице, Арефий свистнул в два пальца стрельцам, узнав среди них того, что весной помогал на Ивановой горке за две копейки. Тот помахал рукой в ответ.

После Троицы погода ушла на вёдро, небо чистое, ярко-синее, будто промытое недавними дождями, солнце жарит как в пустыне азиатской. Поля подсохли, казаки пустили коней в карьер по опушкам. Проехав Донской монастырь, перекрестились на золотые маковки церквей.

Решил Егор до полудня поездить, потом перекусить, что в торбы положили, отдохнуть, да обратно ехать. Была у казака мысль, как с Ириной повидаться, хотел обдумать неспешно, подальше от чужого народа.

Вдруг Яша, выскочивший вперёд, осадил коня и вскинул руку вверх. Все тут же остановились. А Бусый слетел с седла, закинул поводья на луку и крадучись, шмыгнул в кусты придорожные. Казаки знали, что делать. Егор с Ефимом коней Арефию оставили, его очередь коноводить, а сами опушкой, хоронясь, двинулись за Яшей. Коня у него быстро к дереву поставили, а сами в лес.

Шагнули без шума и треска шагов с десяток, наткнулись на спину Яши. Тот ссутулился, за кустом рябиновым притаился. Рябина ещё цвела, запах от неё такой вонючий шёл, что даже Ефим Пятница поморщился.

Увидели казаки поляну большую, с другого её краю мужик-оборванец ветки сухие кладёт, на костерок собирает.

- Это Скоба, юродивый московский, - зашептал Яша, чуть обернувшись. - Я его рано утром заметил, на восходе ещё, когда бабёнку с Белагорода домой провожал. Он ковылял возле купецких рядов.

Прищурился Егор, они вёрст восемь от города отмахали, так то на лошадях. А как Скоба тут раньше их очутился? Или юродивый в сапогах-скороходах пробежался, что в индийских странах делают, или, скорее всего, на лошади сюда приехал. Казаки-то крюк давали, вдоль Москва-реки ехали, потом к Донскому монастырю поднялись. Да и ехали не шибко быстро, в карьер всего пару раз коней пускали.

Интересно, что юродивый тоже с утра убрался из Москвы, да не просто так, а на лошади. А по городу ходит калекой, да ещё цепи иногда таскает на себе. Непростой Скоба, ох, непростой.

Юродивый высекал искры, и наконец, пошёл дымок, занялись ветки. Над костерком повесил Скоба котелок - и воды где-то успел набрать, мелькнула у Егора мысль - расстелил на молодой травке тряпицу, выложил туда что-то из торбочки.

- Давайте за Арефием, - тихонько сказал Егор казакам. - Надо коней с глаз убрать. Кто с ними останется?

Ефим хлопнул себя рукой по груди, Егор кивнул.

Казаки ушли. Скоба помешивал в котелке, даже до края поляны дотянулся аромат. Курицу, что ли, юродивый варит?

Подошёл вскоре Арефий, сказал вполголоса, что Яша с Ефимом остался. Они на прогалине наткнулись на ручеёк, возле него отабориться решили, тоже костерок запалили.

Пройдя меж деревьев, Егор с Арефием внезапно появились перед юродивым. Тот услышал рядом шуршание травы, поднял голову и улыбка застыла на лице.

- А ведь ты ждёшь кого-то, дружка своего, или дружков, - Егор заглянул в котелок. Там варился цыплёнок. - Какую траву наложил сюда, пахнет больно уж приятно? Душица что ли?

- Нет, лебанихи немного кинул, - хрипло сказал Скоба и мотнул головой. - Тут её до лешего нынче наросло.

Арефий обошёл костерок - на тряпице початый каравай, две луковки, кусок большой сероватого сала, с прилипшей крупной солью. Тут же фляга из тыковки.

- Что же ты, святой человек, а в постный день сало таскаешь, курёнка варишь? - закачал головой Арефий, соболезнуя греху Скобы. - Ай-я-яй! Духов день ведь нынче!

У юродивого поползла вниз нижняя губа, оскалились жёлтые неровные зубы. По подбородку слюна потекла.

- Кто по лесу ходит без молитвы, тому грехов за неделю не отмолить, - забормотал Скоба.

Он поджал ноги под себя, обхватился руками и начал плести скороговорки, посыпались слова из него непонятные: «Арпетцай, конгарай, трава жёлтая, банрали, подали».

Усмехнулся Егор, Арефий засмеялся.

- Грех мой государь на себя возьмёт, - отчётливо сказал юродивый. - Ваш грех при вас останется!

- Ты нас не бойся, Скоба, - присел рядом на корточках Арефий. - Вот видишь, как мы тебя на чистую воду-то вывели. Испугался ты, что день постный, и начал чепуху плести. А нынче скоромное можно. Не знал ты, а ещё юродивый, люди тебе кланяются.

Обломив веточку березы, Егор прикусил её, хотел попробовать на вкус, сок ещё остался или нет. Посмотрел на юродивого, тот начал потряхивать плечами, видно, вот-вот в падучую свалится.

- Скажи нам, Скоба, кого ждёшь тут? - Арефий вытащил засапожный нож и потыкал цыплёнка, твёрдый ещё: - А падать и слюнями брызгать не надо. Мы же не хабалки московские, какие чудесам верят. Казаки только сабле да зеленому вину верят, и то не каждый день. Иногда и пистолету с ружьём доверяют.

И тут крикнул кто-то, рядом совсем. Казаки и Скоба повернули головы. На поляну вышел Ефим Пятница, рядом с ним шагал мужик самого разбойного вида. Серый зипун, штаны серые, чоботы, шапка овечьей шерсти с ломаной верхушкой. Борода пегая до груди, волосы, в кружок, видать, стрижены, над ушами не болтаются. За плечами мешок, в руке посох, гладкий, давно его носит мужик.

- Заметил его, по опушке шагал, - сказал Ефим. - Я за ним, а он на дымок и прямо к нашему костру и вышел. Сказал, что Скобу ищет, я говорю, провожу, он рядом.

Мужик, высокий, в плечах широкий, чуть Егору уступает ростом, но видно, что крепок, хотя и лет ему под сорок уже. Он хмуро поглядел на съёжившегося юродивого, потом на казаков.

- Пошто божьего человека обижаете? - угрюмо спросил мужик и обхватил посох обеими руками.

- Да мы болтаем, как курёнка варить, чтоб всем хватило, - Арефий поднялся, чуть отошёл в сторонку.

- Если покушать хотите, то угостит вас Скоба, - кинул быстрый взгляд из-под лохматых бровей мужик. - А если бесчинствовать надумали, то и вовсе зря.

Вдруг он уставился на Егора. А тот всё присматривался к мужику, на кого-то он был здорово похож, но вспомнить не мог казак, на кого?

- Ты купец Калашников? - неожиданно спросил мужик и внезапно улыбнулся. - Охо-хо, грехи наши тяжкие, дай господь злата и не говори, что богато.

У Егора ослабли коленки.

- Кирила, это ты? - спросил он.

- Здравствуй, брат, - Кирила Парамонович, средний брат купцов Калашников, облапил Егора и крепко сжал.

Казаки стояли с открытыми ртами, даже Скоба забыл придуряться и выпучил глаза.

Закричала ночная птица, жалобно проскрипела где-то рядом. Дмитрий Шуйский зевнул, быстро перекрестил раскрытый рот - чтоб дьявол не заскочил - и помотал головой.

- Долго ещё сидеть-то будем? - спросил он. - Спать уж охота.

- На том свете выспишься, - хмуро буркнул Василий Шуйский. Он взял со стола себеряный стаканчик, покрутил пальцами и поставил обратно.

Сегодня все пятеро братьев князей Шуйских собрались в родовой усадьбе у Николиной церкви. Решали, как им быть, когда царь Иван помрёт.

- Он уже ходить не может много, на носилках его таскают, в животе огонь, спину рвёт что-то, - рассказывал Василий, много бывавший при дворе.

- Так нечего ждать, - вполголоса сказал Андрей, самый отчаянный из братьев, лихой рубака и один из первых воевод московских. - Делаем, как весной решили. Только кого мы Фёдору в жёны дадим?

Младшие князья - Дмитрий с Иваном плечами пожали, они и не думали об этом. Дворцовые тайны да интриги мало их волновали. Дмитрий любил девок, а Ваня охоту с кречетами.

- Что вы башками машете? Лишние что ли, так снесут их быстро, коли думать не будете. - угрюмо просипел Александр, средний брат. Ему хоть и было всего двадцать четыре года, но в царском дворце был Санька не на последнем месте. Повидал много чего, знал, что лучше самому удачу выдирать из чужих рук, чем ждать, пока принесёт кто-нибудь. Да и то, поделиться могли только отравой или ударом ножа.

- Надо уже ясно решить, на кого мы Ирину годуновскую сменяем, - откашлялся Василий. Он никому, даже братьям, не говорил о своих мечтаниях. После царя Ивана на престол шли сыновья его - Фёдор, потом царевич Дмитрий, затем Мария Ливонская со своим выводком. Но. Если они вдруг исчезнут, помрут или в монастырь уйдут, то, кроме Шуйских, на шапку Мономаха, претендовать некому. А там первый он - Василий.

Есть старые княжеские роды: Мстиславские, Голицыны, Воротынские, Оболенские, другие. Но с Шуйскими, потомками святого Александра Невского, сравниться пока не могут. И сейчас Василий план свой придумал, но такой, что в глубинах его только сам разбирался. И никому много не рассказывал.

Он видел себя на царском престоле, но путь туда страшный, кровавый и опасный. Тут, кроме родни самой близкой, никто не поможет. Вот и собрались они с братьями подумать, да решить.

- Помните, я весной сказал, что на Москве смута настанет, если Фёдор без детей помрёт? - оглядел Василий братьев. - И подумали мы, что жену ему другую надо?

Князья засопели, закивали лохматыми башками.

- Так кого мы Фёдору в жёны дадим? - спросил Василий. - Тут дело такое, что если девку ему подбирать из старого рода, то с ними союзничать придётся. Из московских служилых не стоит. Нам с князьями якшаться надо, а не с дворней, вроде Годунова или Салтыковых.

- И думать нечего, - поднялся с лавки и потянулся, раскинув руки, Андрей. - Кроме Мстиславских, и брать некого. Только у них девки на выданье. У остальных князей только парни одни или старухи вдовые. Да и сами они царского роду.

- Вот и порешили, - Василий тоже встал. - Я со стариком Мстиславским обговорю. А вы, никому не слова.

Андрей с Александром кивнули, а Дмитрий с Ваней пожали плечами.

Когда все разошлись спать, Василий помолился, стоя на коленях в углу. Встал, глянул в окно. На светлеющем небе рисовался абрис маковок Никольской церкви. В саду несмело зачирикали птахи. На Москву катился рассвет.

Он лёг на кровать, на спину, закинул руки за голову. Конечно, мысль хороша, Мстиславскую Ирину за царевича Фёдора выдать, а Ирину годуновскую в монастырь. Да только никак не выйдет так сделать. Фёдор казнит за это всех, любит жену очень. Но попробовать надо. Потому что после такого покушения Фёдор в свою Ирину вцепится, как лев берберский. И пусть себе дальше и живут, детей то у них не будет. Вот если не делать этого, то Фёдору могут в голову ума вложить кто-нибудь, и он начнёт жену новую искать, а этого допускать нельзя. Вдруг детей нарожают. А царевича Дмитрия можно не опасаться. С детьми много чего случается, не все до бороды и усов доживают. Мария Ливонская далеко, про неё можно и не думать.

Осталось только решить, кто нападёт на Ирину, жену царевича Фёдора. От Кудеяра должен человек прийти, может, разбойников попросить? Надо всё обдумать хорошенько, да и начинать. Чего ждать-то?

Василий зевнул, и проваливаясь в лёгкий сон, подумал, что надо будет уберечь свой род, и заодно Мстиславским помочь. Они, видя, как Шуйские стараются их к престолу двинуть, добра не забудут. А про то, что сам Василий на трон метит, им знать не положено. Ну, провалится попытка с Ириной Мстиславской, сошлют её в монастырь, наверно, однако, это их дружбе не помешает.

Эхе-хе, тяжкую ношу, Васька, ты на себя взвалил. Как бы не надорваться. Хотя, царский престол стоит дороже погубленной судьбы княжны Мстиславской. Это так. Пятый десяток уже пошёл, пора и к трону, тем более вполне это вероятно.