Княжна Мстиславская

Глава 19

Мужики покивали, взяли деньги и ушли. Да им вовсе неинтересно, что тут и кто тут говорит и делает.

Егор попросил своих казаков баню затопить, да повечерять сготовить.

- Мы тут с Кирилой с этим рукоприкладником поговорим, - он тяжело вздохнул. - Дело семейное, простите уж. Сам не знаю, что и будет.

Посмотрев на серьёзные лица казаков, он добавил: - Пойдёте со мной из Москвы, если скоро надо будет?

Браты только кивнули, давно уж согласны они в Литву уйти. Только с любовью своей пусть есаул разберётся.

Алябьева завели в избу, усадили на лавку под образа. Кирила спохватился, запалил пару свечек перед иконами. Рыжий при этом умудрился пнуть его так, что тот едва не пол не свалился.

- Смотри, не балуй! - прикрикнул на того Кирила. - Не посмотрю, что родня, так и врежу по башке-то плешивой.

В избу зашёл Ефим, принёс жбан с квасом, только что купил у соседей. Глянул тяжело на рыжего, и негромко попросил Егора, что, когда резать начнут чёрта лысого, его позвали. И улыбнулся.

- Я тебя сам зарежу! - оскалился Костянтин. - Убирайся к шутам, отродье лесное!

Сморщившись, Егор мотнул головой Ефиму, дескать, уйди пока. Тот вытащил засапожный нож и цыкая зубом, не торопясь вышел. А нож свой остренный в руках покручивал.

- Какая я тебе родня?! - исподлобья глянул на Кирилу Алябьев. - Ну-ка, развяжи меня, я вас тут быстро по стенкам размотаю, что и кишков не соберёте.

Неспешно Егор налил квас в берестяные кружки, выпили они с Кирилой прохладной кислятины, икнули несколько раз. Потом есаул подошёл к Алябьеву и остерегаясь, чтоб тот не пнул его, остановился и упёр руки в бока. Рядом встал Кирила.

- Ты Костянтин Дмитриевич Алябьев? - спросил средний Калашников. - Отец твой погиб под Казанью, мать в горячке сгинула?

- Да, - подозрительно глядя на братьев, ответил рыжий.

- Была у тебя сестра Алёна Дмитриевна и младший брат Максим? - сразу после вопроса закусил нижнюю губу Егор

- Были, - глаза Алябьева забегали по лицам казаков. - Вы знаете что-то о них?

- За кого замуж сестра твоя вышла?

- Я тогда в Нарву с моря пришёл, передали, что за московского купца, - Костянтин прикрыл глаза, вспоминая: - Калашников, Степан Парамонович. Сам не смог я приехать к сестре на свадьбу, дела царские были. Прислал только подарок, серьги золотые с яхонтами алыми да лазоревыми. Хотел всё приехать, да не смог. Потом слухи пришли, что мужа у сестры царь казнил за провинность, а сама она умерла.

Егор вытащил нож, разрезал верёвки на Алябьеве, кивнул, чтоб тот шёл к столу. Налил и ему квасу. Растирая затёкшие руки, и глядя насторожённо, рыжий залпом выпил кружку, только поморщился от кислого. Молчал, глядел то на Кирилу, то на Егора.

- Серьги эти сейчас у племянницы твоей Марины, что в Ковно живёт, - сказал Егор. - Замуж вышла недавно она за виленского ротмистра Лютого.

Костянтин начал икать. Ему плеснули квасу, тот отодвинул кружку и прямо из жбана напился.

- Лютого давно знаю, - наконец отдышавшись, выдохнул Алябьев. - И недавно в Риге видал. Так он мне родня?

Он взялся за голову и закрыл глаза. Зарычал и начал сопеть. Потом негромко и хрипло захохотал. Полезла дурь из мужика. Наконец выдохнул Алябьев и уже весело посмотрел на Кирилу с Егором.

- А вы откуда знаете про племянницу? - спросил он. - Брат мой Максимка, живой?

- Он у Лютого живёт, - ответил Егор. - На тебя, на дикого, да лысого, совсем не похож. И не рыжий.

Снова захохотал Алябьев, но уже во весь голос.

- Это он в мать, - вытирая под носом мокроту, пояснил. - Я в отца, а они с Алёной в мать. А где Алёна?

- Муж её, Степан Парамонович, казнён был, - вполголоса заговорил Кирила. - Нас три брата было. Степан, я, и вот Егор, младший. А казнили его за то, что любимого царского опричника в кулачном бою насмерть пришиб.

Приподнял голову Костянтин, слушал внимательно, аж рот приоткрылся.

- Ночью, после казни, ворвались к нам в дом опричники, - продолжил Кирила. - Зарубили Алёну.

Сжал берестяную кружку так Алябьев, что та лентами чёрно-белыми распалась.

- Меня в свалке оглоушили, не помню как и вытащили, - сказал Кирила. - А племянницу твою и брата вот он вытащил, и из Москвы той же ночью увёз.

Костянтин поглядел на Егора и заплакал. Слёзы покатились по лицу и пропадали в бороде, оставляя светлые следы на испачканных щёках.

- А кто зарубил Алёну? - вытерев слёзы, и откашлявшись, спросил он.

- Бельский Богдан, - Кирила мрачно усмехнулся. - Егор его ключами по башке так ударил, что тот без памяти валялся.

- Бельский?! - вскочил Костянтин. - Знаю и его. Сейчас резать пойду тварь эту.

Он метнулся по горнице, потом оказался рядом с Кирилой

- Дай саблю!

- Подожди, - Егор крепко взял Костянтина за руку. - Присядь. Тут вот какое дело есть. А Бельскому жить недолго. Но сначала покумекать надо.

Восьмая глава. Ирина

Новостей от переговорщиков так и не было. Царь ждал вестей от них, постоянно справляясь у Щелкалова. Тот каждое утро и вечер присылал к нему гонцов. Вот и сейчас обтрёпанный приказной с поклоном доложил, что известий не поступало.

- Ладно, иди, - велел Иван Васильевич и заложив руки за спину, начал прохаживаться по горнице. Остановился, глянув на шахматы, стоявшие на столике в углу.

- Эй там! Гаврилка! – крикнул он.

Слуга появился через пару мгновений.

- Позови ко мне Биркина, - приказал царь.

Родион прибежал весь запыхавшийся. С утра являясь на службу во дворец, он коротал время за игрой в шахматы с такими же царедворцами. Это занятие ему надоело хуже горькой редьки, а чем ещё заниматься в ожидании царского веления? Сейчас он играл с Годуновым, и позиция была выигрышной, но пришлось мчаться на вызов.

Несколько вечеров подряд Биркин общался с Василием Шуйским, для всех они решали вопросы покупки земель. Уже давно Родион собирался взять себе пару деревенек возле Рязани. Про это знали все, и знали также, что у Шуйских там есть имения.

Однако, на самом деле, они обсуждали, как поменять жену у царевича Фёдора. Шуйский убеждал Биркина, что от этого выиграют все. И Московское царство тоже.

- Заодно и Годунова от трона отодвинем, - говорил князь Родиону. – А то больно много власти себе забрал. А царевич Фёдор души в нём не чает, родственник же, да такой приятный.

После первого же разговора Биркин вдруг осознал, что и на самом деле, если Фёдор станет царём, то его Годунов со своей многочисленной роднёй просто уберёт в сторону. И хорошо, если не сошлёт в глухомань какую. Надо соглашаться с Шуйским. А тот попросил намекнуть царю, что внуков ему надо.

- Садись за стол, - мотнул головой в сторону шахмат Иван Васильевич. – Давай-ка сыграем.

Несмотря на то, что шахматы признавались в то время запретной игрой, и ей даже приписывали дьявольское происхождение, на Москве забавляться фигурами любили. Биркин слыл одним из сильнейших игроков. Но он был очень благочестив и потому по вечерам отмаливал свой грех. А утром при дворе всё повторялось.

Выигрывать у царя было очень опасно, у того портилось настроение. Но и уступать Ивану Васильевичу тоже не стоило. Почуяв поддавки, он свирепел. И потому играть с ним брались немногие. Биркин и стал весьма умелым шахматистом, потому что научился проигрывать царю с великим искусством.

Партия шла не торопясь. Царь атаковал на левом фланге, одновременно подставляя коня под удар в центре. Наморщив лоб, Биркин гадал, нарочно ему отдают фигуру, или соперник зевнул? Если у царя замысел есть, то надо брать. Если же не заметил, то и Родиону не стоит замечать. Продумав всю позицию, Биркин решил, что это неспроста. Царь отдаёт ему коня нарочно, чтоб вытащить ладью, а потом атакует по свободной диагонали.

- Возьму я коня, пожалуй, - со вздохом сказал Биркин. – Упустил ты, Иван Васильевич, фигуру.

Он улыбнулся, но тут же царь, явно ожидавший такого хода, сразу ринулся вперёд и начал угрожать королю противника.

- Ох ты! – аж подпрыгнул Родион. - Как подловил меня!

Позиция была опасной, но не проигрышной. Неожиданно для царя Биркин начал развивать пешечную атаку, чем ввёл соперника в размышления. Но всё-таки Иван Васильевич был грамотным игроком и вскоре уверенно, при незаметной помощи Родиона, довёл игру до победы.

- Давай ещё одну! – велел раззадоренный царь. – Расставляй фигуры!

Началась вторая партия.

- У Фёдора Ивановича-то как дела с женой? – вдруг спросил Биркин. – Народ на Москве волнуется, переживает, где мол, внуки-то царские?

Иван Васильевич поморщился. Хоть и любил он Ирину, жену сына, бывшую в девичестве Годуновой, но дело нешуточное, наследственное. Так что хмурился царь, так как родить не могла царевна никак.

- Сам переживаю, - хмыкнул государь. – Что делать и не знаю прямо.

Оглядев позицию, Биркин двинул слона на две клетки вперёд.

- Может, Фёдору, как и тебе, ещё раз жениться? – задал он роковой вопрос и замер. Можно было и к палачу сейчас угодить за вмешательство в дела царской семьи.

Царь опустил голову, потом тяжко выдохнул.

- Пускай Фёдор сам решает, - сказал он. – Я его любой выбор поддержу. Эх, жизнь!

И он, мгновенно окутанный думами о сыне, выставил под удар ладью. Биркин среагировал быстро, ударив по ней конём, стоявшим в засаде. «Это я сейчас Годунова снёс!» - возликовал Родион. – «Всё, пусть Шуйские не боятся! Царь не станет вмешиваться в дела Фёдора!»

Три партии они сыграли, в двух победил Иван Васильевич, последняя окончилась вничью. Царь встал, потянулся и крикнул Гаврилку, велев натопить мыльню, спину надо было прогреть перед сном.

Кланяясь, Биркин ушёл.

Вечером у него был Василий Шуйский. Внимательно слушая пересказ разговора с царём, он мелко кивал головой, как потрясывал.

- Спасибо, Родион Петрович, - сказал князь на прощание. – Будем царство Московское вместе из беды выручать. Наша прибыль тут небольшая, только Годуновых убрать, а самое важное – царскую семью уберечь. Сотни лет Рюриковичи правят, и нельзя, чтоб их род на престоле великокняжеском прервался.

Распрощавшись с Шуйским, Биркин улыбнулся, глядя вслед возку, тащившемуся по грязной улице. Он подумал, что сейчас-то присмотренные рязанские деревеньки уж точно ему достанутся.

Приехав домой, Василий Шуйский приказал подать ему романейского вина. Налив тёмно-красного вина в стеклянный стакан, князь залпом его выпил. Настроение было чудесным. Царь не против, хотя и не знает, что своими словами подтолкнул такую громаду событий, что аукнется ещё не раз и два.

- Пусть думают, что бабы виноваты, - усмехаясь про себя, размышлял Василий. – Фёдор дурак, дураком и помрёт. А кроме меня, Рюриковичей к престолу ближе нет. Царевну в монастырь, Годунова прочь с его роднёй. Фёдор долго не проживёт, а потом кого выбирать в цари? Дмитрий от Марии Нагой рождён незаконно, митрополит его не признает, да и я позабочусь об этом. А новая царская родня Мстиславские слабы, чтоб с Шуйскими тягаться. Вот и наше время приходит. Сейчас надо только обдумать, как царевну Ирину утащить, да новую жену Фёдору представить так, будто он сам этого пожелал. Государь мешать не будет. А больше нам ничего не помеха. Господи, помоги мне царём стать!

Скоро уж Спасовские деды настанут, день Максима-исповедника, а Егор всё никак не встретится с Ириной. К Юсуфу Мстиславские ездить перестали, старый князь запретил, дескать, пусть купцы во дворец товар возят на разгляд да покуп. За ягодами тоже не ходят, и в своём саду всего хватает.

Только раз, в Успенском соборе, углядел есаул свою княжку, та ему только кивнула и то, сразу княгиня головой завертела. Казаки тоже думать устали, как помочь. Костянтин, хотя и жил в Кремле, при дворе государевом, почти каждый день приходил в гости. Ездить верхом он не любил, не мог после моря свыкнуться с сухопутной жизнью. Всё расспрашивал Егора о Марине да Максиме, Кирилу про Алёну. Успокоился, уж не был такой дерзкий да задиристый. Разузнав, что гложет есаула, сразу предложил украсть Ирину Мстиславскую лихим налётом.

- Я же так Марию Ливонскую, царицу Риги, так утащил, - как-то, подвыпив крепких медов, расхвастался он. - Мне и хоть и велено молчать, но с роднёй таиться не стану. Приехал к ней, она бедновато жила. Две дочери, сынок, года два ему ему. Сразу говорю, поехали в Москву, царь ждёт тебя, родня ведь.

- А Мария? - раскрыл рот Яша Бусый. Арефий быстро сунул ему туда соломинку. Яша хлопнул губами и погрозил кулаком товарищу.

- Она сразу согласилась, - Костянтин подвинул к себе тяжёлую, резаную из дуба кружку, и отхлебнул меда: - Ох, крепок! Так вот. Она слуг отпустила, их всего трое, король Степан приставил бездельников каких-то. Те ушли в кабак пьянствовать. А со мной десяток был. Одежду да сундуки на телеги сгрузили, Марию с детьми в возок закрытый и так и ушли. Подорожную никто не посмотрел, а границы ещё и нет. Всё делят поляки со шведами московские земли. Так мы и проехали. Две недели ушло у меня. Давай, украдём твою зазнобу!

Хмуро поглядел на него Егор и отвернулся. Время идёт, вдруг жениха для его Ирине нашлют. Может, и правда, ворваться во дворец Мстиславских, да украсть княжну. А может, это ей самой не понравится. Нет, так нельзя.

- А где Мария Ливонская сейчас квартирует? - спросил Ефим Пятница.

- Её к Мстиславским определили пока что, - вдруг что-то заурчало в животе Костянтина. Справившись с этим и посмеявшись, он продолжил: - У них дом, где вы раньше жили, - Костянтин глянул на Кирилу: - Там её поселили, а осенью царь посулил её в дворец отдельный перевезти.

- Пойду верхом покатаюсь, - поднялся Егор. - Может, что и придумаю.

- А мы с тобой! - поднялся было Костянтин, но не послушались его ноги и он обрушился обратно на скамью. Казаки захохотали, сами тоже уже изрядно меда попили. Костянтин посмеялся со всеми и принялся рассказывать, как по указу царя Ивана Васильевича грабил корабли на море Немецком. Это всем нравилось. Вот казаки и сами разбойничали на Волге, да и не только, а морской грабёж был им в диковинку. Перебивая Алябьева, они начали вспоминать, как баловались да чем промышляли.

В ярко-синем кафтане, шитом серебряной канителью, штаны персидского шёлка, и шапка с куницей в оторочку. На боку сабля за поясом, конь в яблоках. Так Егор прогуляться по Москве вышел.

Едет не торопясь, только кресты машет на церковные маковки, не забывая шапку снимать. На сапогах шпоры золотые, давно на них мазурики соседские зарятся. Но казаки пообломали им всякое желание месяц назад, поймали, ещё до отъезда в Новгород двоих в своём дворе, отлупили и предупредили, что если поймают, то на кол вздёрнут. Те забоялись, у казаков слово не залежится.

Возле Разбойного приказа Егор пустил коня лёгкой рясью, обгоняя неуклюжую карету. Вдруг из оконца его окликнули. Глянул есаул, а там Борис Годунов.

- Ты куда? По царскому делу едешь? - спросил боярин.

- Коня промять выехал.

- Тогда поехали со мной, - велел Годунов. - Сейчас к Марии Ливонской, а потом в Разбойный приказ. Допрос надо снять полный с вашего пленника, что на Москва-реке захватили. Поможешь мне с ним поговорить. Что-то мутно изъясняется немецкий рыцарь.

Егор спорить не стал. Вскоре подъехали они к бывшему дому купцов Калашниковых, въехали во двор. Годунов выскочил из кареты и есаулу рукой махнул, иди, дескать, за мной.

- Поглядишь хоть на царицу Ливонскую, - негромко сказал он и вдруг нахмурил лоб. В глубине огромного двора, у стены стоял возок, запряжённый парой белых лошадей.

- Это кто тут? - удивился боярин. - Пойдём, узнаем.

Егор шагал по знакомым с детства комнатам и не узнавал их. Всё изменилось, поменялось. Вот и горница. Здесь сидит у окошка красивая барыня с мальчиком на руках, а рядом.. Дыхание вдруг спёрло у Егора. Рядом Ирина Мстиславская!

- Здравствуй, государыня! - поклонился Марии Годунов. Спохватившись, склонил голову и есаул. Ирина, увидев его, прикрыла личико платочком, как и положено незамужней девушке.

Мария стрельнула глазками по казаку и княжне.

- Ирина, покажи красавцу, как светлые ярки в садике распустились, - пропела она. - А то у нас с боярином разговор скучный будет, вам, молодым, неинтересно.

Мальчик, сидевший у неё на коленях, соскочил на пол и подбежал к Егору, схватившись за саблю.

- Дай мне, - чисто сказал он.

- Пошли во двор, там дам, - Егор взял мальчонку на руки и они вышли.

За спиной послышался громкий голос Марии, она что-то выговаривала Годунову.

- Ты как здесь? - вполголоса спросил есаул, посматривая по сторонам.

- Я к Марии в гости езжу, маменька велела, - княжна взяла его за руку. - Как я скучаю по тебе, Егорушка.

- А мне Димитрием зовут, - пропыхтел мальчик, обхватив Егора одной ручкой за шею. - Я царём буду, мне мама говорила.

- Хорошо, - улыбнулся Егор.

В садике они встали около распустившихся цветов, есаул дал Димитрию саблю - тот удержать не смог, сел на землю, положил её рядом и начал ворочать по земле.

- Часто бываешь тут? - спросил Егор. - Уезжать нам надо. Чую недоброе что-то будет скоро. Поедешь со мной?

- Поеду, - княжна сорвала цветок и воткнула его за оторочь шапки любимого. В окошке показалась Мария. Заметив, что сделала Ирина, она улыбнулась и продолжила разговор с Годуновым, не давая тому даже взглянуть в окошко.

- Я как сюда поеду, на окошко горницы своей с вечера платок развешу, полосатый, - сказала княжна. - Так и жди меня тут. Это дней через пять будет. Отсюда и уедем, Егорушка.

- Эй, казак, где ты?! - послышался голос Годунова. - Поехали!

Оставив мальчика Ирине, Егор быстро пошёл. Оглянулся и только саблю поправил, при боярине не стоит ничего показывать.

Пока ехали до Разбойного приказа, каждый из них думал об Ирине Мстиславской. Егор размышлял, как убежать с ней из дома своего бывшего, а Годунов рассчитывал, как похитить княжну отсюда.

- Из дворца Мстиславских не вытащить, так отсюда заберу, - решил он. - Ишь, невеста царевича. Ничего не выйдет у Шуйских, ничего.