Царь, не торопясь, расхаживал по горнице, опустив голову. В голове вертелись обрывки мыслей, предположений, догадок. Ну, ничего сейчас уже не сделать. Нужен мир со Швецией, без него тяжко Москве придётся. Послы уже неделю сидели в шатрах на берегу речки Плюсса, ожидая противную сторону. Шведы не торопились с прибытием, видать, обговаривали со своим худородным королём условия переговоров, или пробирались по грязным, затопленным после прошедших ливней дорогам.
Очень хорошо, что с поляками удалось замириться, подумал царь. Сейчас руки немного развязались. И шведы поутихли после того, как об славную крепость Орешек зубы пообломали. Сейчас носятся их наёмники под Новгородом, грабят кого попало, но и на них управу найдём.
Крымчаки опять появились, под Серпуховым их видали. Ну, если западные границы уберечь перемириями, то и с этими разбойниками покончить можно будет. Сейчас главное дело, как Фёдора оставить на престоле. Эх, Ирина у него, любимая невестка, родить никак не может. Ну как тут быть!? Вроде поддержка от иезуитов есть, и ничего они не требуют. Да как бы не обманули. Иезуиты народ подлый. Всю Польшу и Литву под себя подмяли. Лишь бы Фёдору помогли удержаться на престоле.
Подойдя к окну, царь посмотрел, как бегают по двору слуги, кто-то вышел из-за угла, боярин какой-то. Присмотревшись, Иван Васильевич узнал Годунова. Да, сегодня велел ему быть. Надо о Машке Ливонской переговорить. Вдовеет баба в Риге, а ведь у неё две дочки и сын малый. А кровь у Марии царская. Если кто захочет Фёдора убрать, то через неё начнут орудовать. Вот об этом разговор с Годуновым и будет.
- Садись, Борис, - царь мотнул головой в сторону скамьи у стола. Боярин присел, осторожно локтем подвинув шахматную доску с неоконченной партией. Видать, с Биркиным опять играл. Бросив взгляд на партию, Годунов, опытный игрок, сразу заметил преимущество белых фигур. Наверное, Биркин выигрывал, вот и отправил его куда-нибудь царь, не дав докончить игру.
- Думал, как Марию из Риги вытащить? – спросил Иван Васильевич, подходя ближе и пристально глядя на боярина. Тот вскочил.
- Сиди, сиди, - царь положил ему руку на плечо. – Рассказывай.
- Ищу людей, кто бы мог справиться с таким делом, - кашлянув, сказал Годунов. – Тайное занятие, абы кого не пошлёшь. Тут казак этот, что Курбского извёл, пригодился бы. Но уехал из Москвы он.
- Этот разноглазый по моему делу уехал, - царь отошёл к окошку. – Вместе с Шерефединовым. Дьяк мне грамоту из Рузы прислал. Кто-то навёл на них шведских наёмников. Да банда Кудеяра помогла, отбились они от шведов. А казак шибко помог, даже в плен командира у наёмников взяли. Сюда везут его. Эх, как узнали, что лодьи в Новгород посылаю?! Измена опять.
Годунов молчал. Царю везде мерещилось предательство и он был готов всех изничтожить. Но к старости угомонился, а то бы опять на виселицах закачались изменники.
- Он не скоро вернётся, а дело не ждёт! – ударил царь ладонью по стене и сморщился от боли в спине. – Ох, пресвятая дева, опять вступило.
Успокоившись, Иван Васильевич подошёл к Годунову.
- Вчера ко мне Карстен Роде приходил, - сказал он вполголоса. – Я ему грамоту давал много лет назад, чтоб мог суда шведские и прочие на Немецком море грабить. Поймали его как-то и в крепость посадили, чтоб не убёг. А он убежал. Шустрый, хоть и старый, мой погодок.
Боярин сморщил лоб. Кто-то болтал вчера, что видел этого Роде, якобы знаменитый морской грабитель, в Москву приехал. И вовсе он не Роде, имя даже наше. Забыл, как его называли.
- Так вот, - царь склонился к Годунову. – Я ему велел к тебе прийти сегодня вечером. Дашь ему денег и скажешь немедленно ехать в Ригу, Марию Ливонскую сюда доставить. Пусть пообещает, что здесь как царица жить будет. Мы же родня с ней. Ближе меня у неё никого нет.
Он перекрестился, глядя на образа святых в углу. Перед ними ровно горела лампадная лампа. Годунов подумал, что Мария сейчас мать, и для неё кроме детей, никого роднее нет. А царь пусть думает, как думает.
- А детей у неё куда? – спросил Годунов.
- Сюда же, - царь перекосился и сморщился от боли в спине. Отдышавшись, добавил: - И когда только Магнус успел ей двух девок и парня заделать? Он же весь синий от пьянства был, недоумок ливонский.
- А Карстен Роде не станет упираться? – начал подниматься Годунов. – Он, говорят, буйный да упрямый.
- Ты ему скажи, что коли не управится, то пусть деньги мне возвращает, - усмехнулся Иван Васильевич. - Этот бандит мне пятьсот тысяч ефимков должен. Ворюга! Пусть ватагу себе набирает, да через три дня чтоб духу на Москве не было. К Ермолаеву дню, скажи, жду его. За пару недель справится. Он отчаянный. А не привезёт Машку, я его в Соловки законопачу до конца дней или датскому королю отдам, или откуда он там сбежал, из какого-то мокрого острога. Иди, Борис.
Не оглядываясь, Годунов вышел из горницы. Не даёт ему передохнуть царь, то одно поручение даёт, то другое. А у него сейчас голова совсем другим занята. Вчера Бельский рассказал, что совсем точно известно, кто сестру его Ирину украсть от царевича Фёдора хочет. Паскудные Шуйские. И скорее всего, дочку Мстиславских за него сосватают. Ага, даже остановился Годунов на узкой лестнице. Если Марию этот Роде привезёт, то к Мстиславским её на постой и определить. У них домов много, дочек много. Будет с кем поболтать ливонской царице. И при этом девок княжеских можно под присмотром держать. Не самому конечно, Мстиславский заподозрит ещё чего. Да, надо будет обдумать, как поступить.
Иван Васильевич проводил Годунова тяжёлым взглядом. Хоть этот не подведёт, крепко привязан своей сестрой к царскому роду. Тут же забыв об этом деле, он начал думать о перемирии со шведами. Конечно, ничего им уступать нельзя. Главное, чтоб война остановилась. В Швеции тоже не всё гладко идёт. Худородный Юхан еле справляется. Народ, дворяне, купцы недовольны войной, подати большие, дохода нет. Так что дьяк Петелин должен уломать их послов на перемирие. Хитёр он и упрям. Мир будет, Марию привезут, с иезуитами вроде тоже всё слаживается. Только бы с крымчаками ещё разобраться, и вовсе хорошо всё будет.
Царь кликнул Гаврилку, велел обед подавать. День нынче постный, так что кашку с грибочками покушаем сегодня.
Ещё на подходе к Кремлю кормщик с последней ладьи углядел огромные сизые тучи. Они наползали на Москву с севера, перед ними неслась серая колыхавшаяся полоса.
- Ох, и ударит сейчас! – вскочил Гойда. Тучи беспрестанно сыпали молниями, и до каравана, возвращавшегося из Новгорода, уже доносились удары грома.
Жадный Шерефединов, благополучно сдав царскую библиотеку монахам, подрядился отвезти в Москву тридцать с лишним тюков английского сукна, да льна с Белоозера. Сейчас дьяк орал на казаков и своих холопов, требуя, чтоб те закрыли груз смолёными рогожами от дождя.
- Нанёс чёрт грозу, - поглядывая на небо, бормотал Шерефединов. Он загодя велел Онисиму отправить вперёд Митрошку. Тот верхом, на взятой взаймы в селе кобыле, ускакал в Москву, чтоб тут готовились быстро принять груз. Уехал Митрошка ещё вчера и вот, не доходя до Кремля пары вёрст, дьяк увидел стоящие у берега телеги. Сам Митрошка стоял на одной из них и махал руками.
- Давай к берегу! – зарычал Шерефединов кормщику. Казаки хотели уж наплевать на выгрузку, им за это ни копейки не даст жадный дьяк, но и мокнуть не очень хотелось. Быстро, минут за двадцать вместе с холопами Шерефединова, они перекидали тюки на телеги, закинули их сверху рогожами и принялись сами орать на кормщиков, требуя плыть дальше.
Тучи уже были совсем близко. Дьяк ощупал каждую телегу, проверил, не зальёт ли вода тюки. Потом скакнул на ладью и велел трогаться.
Ливень настиг караван у самого Кремля, только успели схватиться чалками за вбитые на берегу столбы на правом берегу. Кормщики скидали своё добро в дощатые будки на лодьях и залезли туда сами. А казаки бросились бежать к навесам, под которыми весной сушилась рыба, а сейчас прятались от дождя пара мужиков. Шерефединов, ругаясь страшными словами, велел тащить себя туда же.
Ветер кружил ливнем, холодные тугие струи залетали под навесы со всех сторон. Но постепенно всё утихомиривалось. Тучи уползали дальше, метнув напоследок молниями по кремлёвским башням. Одна ударила точно в верхушку Портомойной башни, при этом так шарахнул гром, что поневоле все закрыли головы руками. От верхушки башни отлетели кирпичи, показался дымок, но вскоре его смыло дождём.
Выжимая мокрые штаны и рубахи, казаки посматривали на небо. Всем уже хотелось вернуться в свою избу, Ермаков двор, напариться как следует в бане, да и отведать сбитня на меду.
- Смотрите! – вдруг крикнул Гойда, тыча пальцем на реку. Вода в ней поднималась прямо на глазах. Мощный ливень всё ещё давал о себе знать. Качавшиеся у берегу лодьи их каравана, расшивы, лодки – поднимались. Течение усилилось, вода уже дошла до середины чальных столбов. Лодку, лежавшую вверх дном шагах в десяти от берега, смыло как щепку. На лодьях и расшивах показались кормщики. Все держали в руках топоры, спокойно поглядывая на бурлящую воду. Если она поднимется ещё, то суда могут накрениться в сторону держащих их верёвок. Лучше уж чалки обрубить, чем тут потонуть. Да и попавшую в такую беду ладью разобьёт течением о другие, мотает то очень сильно.
- Вот лихие мужики, - Яша Бусый замер, стоя голышом, забыл и про штаны, что держал в руках.
Но рубить чалки не пришлось, вода начала быстро уходить. Дождь окончился и Шерефединов снова заорал на своих, требуя коня или телегу, чтоб убраться домой. Путешествие и ему надоело. Одно хорошо, заработал на деньгах, что бурлакам положены, да ещё и товар привёз с Новгорода. Без прибыли царский дьяк и шагу не сделает.
Тучи пронеслись и по Москве ударила солнечная жара. Воздух стал тёплым и влажным, казаки, никого не стесняясь, раскинули свои лопотины на дощатых навесах - пусть сохнут. Ефим Пятница, ступая босиком и почёсывая разные свои места, добрёл до берега. Дождь прошёл, сейчас надо на левый берег переправиться, у Кремля высадиться, да и топать домой.
Ладью на такое дело не возьмёшь, тяжеловата, расшива тоже. Да и недосуг кормщикам, надо осмотреться, судно в порядок привести. Нужно договариваться с лодочниками. Они как раз повылазили откуда-то, как дождь кончился. Хохотали над рябым мужиком, у него, оказывается, лодку течением унесло. Тот чесал затылок, искал верёвку, собрался идти искать свою посудину.
Но Ефим не успел ни с кем переговорить, на берег выскочил Онисим в сырых штанах, но с саблей на перевязи - никогда не расстаётся с оружием бывалый воин.
- Четыре лодки сразу беру, расчёт на том берегу, цена за перевоз полуторная, - громко сказал он. И занял Онисим все лодки.
Пока грузили дьяка, пока его холопы сами залезли, у казаков вся одежда уж высохла.
- Подождём, - сказал Егор. - До вечера далеко.
- А мне тут ночевать придётся, - появился вдруг Митрошка и пояснил: - Дьяк велел сторожить вещи его на ладье. Завтра посулил кого-то прислать за ними. А вы по своим делам пошли? С вами бы махнуть куда.
- Надолго в кабалу срядился у дьяка? - спросил Яша Бусый.
- До весны как раз, на Зелёного Егория срок выходит, - Митрошка усмехнулся. - Три года воевал, потом два года у дьяка в боевых холопах, пахать землю до седых волос уже совсем не хочется. Возьмёте меня к себе?
- Доживём до весны, видно будет, - сказал Гойда. - Увидимся ещё.
Лодочники вернулись, похохатывая. Злющий дьяк хотел своим гребцам палкой заехать, что не туда начали приставать, а те вёслами дёрнули, царский слуга и бухнулся в реку.
- Деньги-то наперёд взяли! - ржали лодочники. - А слуги вытащили, да и мелко там, по колено!
Переправившись через Москва-реку, казаки поднялись к стенам Кремля и по тропке зашагали к себе, через рынок у Фроловских ворот, мимо приказов и усадеб боярских да княжеских.
На рынке торговцев нет, их дождём всех смыло, только щепки в лужах плавают, валяются рыбьи кости, да поджимая лапы, чтоб не замочить, медленно топает через площадь чёрно-белая кошка.
- Гроза-то последняя уж была, наверно, - сказал Яша Бусый, поглядывая на ярко-синее небо. – Скоро Яблочный Спас, на зиму поворот наступит.
Егор шёл задумавшись. Обдумывал, как с княжной Ириной бежать. Тут с кондачка не выйдет, не так надо, как когда-то зимой улепётывал с детьми из Москвы. Бог помог в тот раз, а нынче на себя больше стоит рассчитывать. «Завтра же отправлю Яшу с Ефимом, пусть заводных лошадей приготовят, чтоб менять их по пути, - решил есаул. – Мы с Арефием и Кирилой отсюда стриганём, Ирину в охапку и давай бог ноги».
Из-за домов показалась деревянная маковка церкви святого мученика Никиты, что в Китай-городе не так давно построили. Доски на обшиве ещё потемнеть не успели. Егор поднял голову и перекрестился, глядя на храм.
«Придём на двор, поедим, поспим, да и за дело, - подумал он. - Из Москвы уходить надо, а то царские повеления выполнять, головы не сносить. Больно уж тут всё хитро накручено».
Егор вспомнил, как Шерефединов о чём-то долго разговаривал с игуменом Духова монастыря в Новгороде, где оставили ящики с книгами, потом целый день провёл с епископом Александром. Мутные дела какие-то велись. Из обрывков разговоров, что услышал Егор в Новгороде и по дороге туда и обратно, от купцов и прочих, было ясно, что народ уже ждёт потрясений. Двадцатилетняя война с шведами и поляками кончилась, поэтому все полагали, что царь снова начнёт всех давить. Ему деньги нужны, чтоб снова к войне готовиться, а то почти все земли новгородские отдавать собираются шведам. Полякам московские вотчины передали уже. Англичане лезут, как тараканы во все щели. В Новгороде в кабаке разговорились с купцом местным. Говорил, что англичане хвастались, что царь московский у них в кулаке. Якобы бежать к ним хочет и на королеве ихней жениться. За это всем английским купцам право дадут беспошлинно торговать от Белого Моря до Каспия и от Чёрмного моря до Немецкого.
- А ну стой! – крикнул кому-то Арефий. Казаки оглянулись. Сзади катилась телега, выстланная соломой, соловый битюг легко тащил её по мокрой земле.
- Пять копеек дам, довезёшь куда надо? – Арефий прыгнул к возчику. Тот глянул на казаков и молча ткнул кнутовищем за спину, дескать, залезайте.
На улице пусто, только от церкви святого мученика Никиты кто-то шагает навстречу. Егор подождал, когда казаки залезут на телегу и только ухватился рукой за боковина стана, как его дёрнули назад.
Перед есаулом стоял тот самый лысый мужик с рыжей бородой, - из Рузы.
- Вот ты и попался, - сказал он и замахнувшись, от души кинул здоровенный кулак в лицо Егору. И казак бы точно взлетел на воздух, так как был прижат к телеге, и даже руки поднять не успевал. Но быстрее среагировал Арефий, узнавший рыжего при подходе. Он крутнулся на телеге, толкнув в сторону зазевавшегося Яшу и двумя ногами ударил в грудь задиру из Рузы. Рыжий как раз летел всем корпусом вперёд, поворачиваясь на правой ноге и сильнейший толчок, пришедшийся в левую часть груди, закрутил его раньше срока.
Алябьева кинуло спиной на телегу, а тут и Егор с Кирилой опомнились и схватили его за обе руки, заведя ему за спину. Арефий после своего броска слетел с телеги, Яша схватился было за нож, но есаул крикнул ему верёвку дать.
В два чиха скрутили Карстена Роде, спеленали и ноги и руки, в рот сунули пучок соломы и бросили на телегу.
- За него ещё пять копеек, - равнодушно сказал возчик и поколупался в носу.
- Заплачу, - кивнул Егор. – Поехали.
Рыжий хотел ещё подёргаться, что-то яростно хотел кричать, но жёсткая солома не дала вырваться злым воплям. А чтоб не скакал, казаки сели на него. Так и доехали до Ермакова двора на Скородуме.
Рассчитавшись с возчиком, Егор с казаками увёл злющего Костянтина Алябьева в свою избу. Тот разжевал солому, выплюнул её и начал такие слова говорить, за которые запросто можно от тиуна десяток плетей заполучить.
Два мужика, нанятых присматривать за хозяйством, пока казаки ходили в Новгород, аж рты пооткрывали, слушая, как здоровенный лысый дядя с рыжей бородой сулит ужасные кары.
- Надо бы запомнить, - хмыкнул один из мужиков. - Парой таких слов и пришибить можно.
- Ага, - отозвался другой. - Я запомнил несколько.
Яша Бусый и Арефий проверили, всё ли в порядке, после, отдав мужикам деньги, отпустили их.
- Вы уж никому не говорите, что тут видали, - засмеялся Арефий, отсчитывая нажитое. - А что слушали, тем более. Мы тут сами разберёмся.